Часть III ЭВОЛЮЦИЯ ПСИХИКИ. 8 страница

Н.Н.Ладыгина-Котс детально изучала у шимпанзе про­цесс подготовки и даже изготовления орудия, необходи­мого для решения технически несложной задачи — выталкивания приманки из узкой трубки. На глазах у шим­панзе в трубку закладывалась приманка таким образом, что ее нельзя было достать просто пальцами. Одновременно с трубкой животному давались различные предметы, пригодные для выталкивания прикорма после некоторой их «доработки» (рис. 45). Подопытная обезьяна вполне (хотя и не всегда немедленно) справлялась со всеми этими за­дачами.

Рис. 45. Экспериментальное изучение орудийной деятельности у шимпанзе (опыты Ладыгиной-Котс). Некоторые предметы, предъявленные обезьяне (ветка, палка, обмотанная веревкой, изогнутая и спиралевидно закрученная проволока, проволочная сетка, кусок плетеной корзины)

В этих опытах также четко выступает двухфазность интеллектуального действия: приготовление орудия — пер­вая, подготовительная фаза, доставание приманки с по­мощью орудия — вторая фаза. Первая фаза вне связи со следующей фазой лишена какого бы то ни было биоло­гического смысла. Вторая фаза — фаза осуществления дея­тельности — в целом направлена на удовлетворение определенной биологической потребности животного (в описанных опытах — пищевой).

По Леонтьеву, первая, подготовительная фаза побуж­дается не самим предметом (например, палкой), на который она направлена, а объективным отношением палки к приманке. Реакция на это отношение и есть подготовка второй фазы, фазы осуществления, которая направлена на объект («цель»), побуждающий всю деятельность жи­вотного. Вторая фаза включает, таким образом, в себя оп­ределенную операцию, закрепляемую в виде навыка.

Большое значение как один из критериев интеллек­туального поведения имеет и то обстоятельство, что при решении задачи животное пользуется не одним стерео­типно выполняемым способом, а пробует разные способы, которые являются результатом ранее накопленного опыта. Следовательно, вместо проб различных движений, как это имеет место при неинтеллектуальных действиях, при ин­теллектуальном поведении имеют место пробы различных операций, что позволяет решить одну и ту же задачу раз­личными способами. Перенос и пробы различных опера­ций при решении сложной задачи находят у обезьян свое выражение, в частности, в том, что они практически ни­когда не пользуются орудиями совершенно одинаковым образом.

Таким образом, при интеллектуальном поведении мы имеем дело с переносом операции, причем этот перенос не требует, чтобы новая задача была непосредственно сход­ной с прежней. Операция, как отмечает Леонтьев, перестает быть неподвижно связанной с деятельностью, отвечаю­щей определенной задаче. И здесь мы можем проследить преемственность от сложных навыков.

Поскольку интеллектуальное поведение животных характеризуется отражением не просто предметных ком­понентов среды, а отношений между ними, здесь осуще­ствляется и перенос операции не только по принципу сходства вещей (например, преград), с которыми была связана данная операция, но и по принципу сходства от­ношений, связей вещей, которым она отвечает.

Формы мышления.

На основе многолетних экспери­ментальных исследований Ладыгина-Котс пришла к выводу, что мышление животных имеет всегда конкретный чувственно-двигательный характер, что это мышление в действии, причем эти действия являются всегда предметно-отнесенными. Такое мышле­ние в действиях, по Ладыгиной-Котс, представляет собой практический анализ и синтез, который при орудийной деятельности осуществляется в ходе непосредственного об­ращения с объектами, в ходе их обследования, обработки и применения. Но при этом не исключаются, а, наоборот, играют большую роль те обобщенные зрительные пред­ставления, о которых шла речь выше.

В соответствии с этим Ладыгина-Котс считает воз­можным выделить две различные по сложности и глубине формы мышления (правда, только у человекообразных обе­зьян).

Первая форма характеризуется установлением связей раздражителей (предметов или явлений), непосредствен­но воспринимаемых животным в ходе его деятельности. Это анализ и синтез в наглядно обозреваемой ситуации. При­мером может служить выбор обезьяной предметов, при­годных для употребления в качестве орудия, с учетом их величины, плотности, формы и т.д.

Вторая форма характеризуется установлением связей между непосредственно воспринимаемыми раздражителями и представлениями (зрительными следами). Так, в описан­ных опытах, в которых шимпанзе приходилось выталки­вать лакомство из трубы с помощью орудия, мыслительные операции такого типа проявлялись в изготовлении ору­дия, например в распутывании клубка проволоки и ее выпрямлении. Особенно убедительным доказательством существования этой высшей формы мышления является опыт, при котором обезьяне вместе с трубой давалась до­щечка значительно более широкая, чем диаметр трубы. Шимпанзе оказался в состоянии совершенно самостоятель­но отчленять от доски узкие лучины и использовать их в качестве орудия для выталкивания приманки из трубы.

Подобное поведение обезьяны можно здесь объяснить только тем, что у нее в ходе предыдущей деятельности сформировалось обобщенное зрительное представление о предмете типа палки (но только в ситуации данной задачи). Решающая роль предшествующего опыта в формиро­вании подобных зрительных представлений достаточно четко выступает в этой же серии экспериментов. Ведь еще до решения описанной задачи обезьяна накапливала опыт по «доработке» весьма различных предметов, среди кото­рых были и фигурные дощечки (рис. 46), превращение которых в пригодные для решения задачи орудия было для шимпанзе делом не более трудным, чем обламывание бо­ковых побегов ветки (рис. 45). Вместе с тем изготовление орудия из такой фигурной дощечки требует отщепления части ее в продольном направлении. Подобные действия и накапливаемый при этом опыт и подготовили обезьяну к решению задачи с широкой дощечкой, которая ей дава­лась в одном из следующих экспериментов.

Рис. 46. Фигурные доски с расширениями на концах или в середине, пред­лагавшиеся шимпанзе в опытах Ладыгиной-Котс

На основе установления связи обобщенного зритель­ного представления о необ­ходимом предмете (типа палки) с непосредственным восприятием второго пред­мета (трубы), также данно­го в конкретной ситуации опыта, обезьяна сумела выч­ленить (по воображаемой линии!) часть из целого -лучину из доски, причем таким образом, что она ока­залась пригодной служить орудием для выталкивания приманки.

Таким образом, шим­панзе в состоянии мысленно разлагать целые объекты на детали, равно как и сложные фигуры - на их составные части. Как уже указывалось, ведущую роль в поведении, и в частности в интеллектуальных действиях обезьян играют их руки, тактильно-кинестетическая чувствительность руки. И.П.Павлов гово­рил поэтому с полным основанием о «ручном мышлении» обезьян. Сочетание тактильно-кинестетической чув­ствительности со зрением дает обезьяне большие преиму­щества для установления пространственно-временных связей для практического анализа и синтеза. Именно это существенное расширение и углубление сенсорной сферы легло у обезьян в основу того, что И.П.Павлов обозначил как «улавливание постоянной связи между вещами» (или «нормальной связи вещей»)⁷.

Биологическая ограниченность интеллекта животных.

Наряду со всем этим надо четко представить себе биологическую ограниченность интеллектуального поведения обезьян. Как и все другие формы поведения, оно всецело определяется обра­зом жизни и чисто биологическими закономерностями, рамки которых не может перешагнуть даже самая умная обезьяна. Так, например, шимпанзе на воле каждый вечер устраивают себе искусно переплетенные спальные гнезда из ветвей и листьев, но, по свидетельству английской ис­следовательницы поведения обезьян Дж. ван Лавик-Гудолл, они никогда не сооружают навесов и остаются совершен­но беззащитными под проливным тропическим дождем.

Очень редко обезьяны пользуются на воле и орудиями. Правда, имеются отдельные наблюдения об орудийных действиях шимпанзе при добывании пищи или нападении. Но, как и другие человекообразные обезьяны, шимпанзе вполне обходятся в повседневной жизни без орудий. С дру­гой стороны, другие позвоночные (каланы, галапагосские дятловые вьюрки и др.) систематически пользуются пред­метами в качестве орудий. Уже это указывает на то, что орудийные действия сами по себе не обязательно являют­ся критериями высокоразвитой психической деятельнос­ти животных.

Биологическую ограниченность интеллекта антропои­дов вскрывает и анализ экспериментальных данных. Так,

⁷ Павловские среды. Т. III. С. 262.

Ладыгина-Котс показала, что зрительные образы, пред­ставления человекообразных обезьян являются значитель­но более слабыми, чем у человека, и всегда связаны с компонентами окружающей обстановки (ситуационная связанность представлений).

Эта ограниченность интеллектуального поведения неоднократно проявлялась в опытах Ладыгиной-Котс, когда шимпанзе допускал «нелепые» ошибки при употреблении предметов, предоставленных ему для выталкивания приманки из трубы. Так, например, он пытался втолкнуть в трубу ку­сок фанеры вопреки явному несоответствию ее ширины и принимался обгрызать его лишь после ряда таких неудач­ных попыток. Подчас неадекватность действий обусловли­валась преобладанием деструктивного манипулирования (рис. 47). Кроме того, была проведена специальная серия опытов, в которых обезьяне давалась труба, закрытая с одного конца, и крючок. Если приманка, заложенная в такую трубу, была прикреплена к нити, шимпанзе легко вытягивал ее оттуда. Несмотря на это обезьяна не сумела адекватно применить крючок и, более того, чаще всего отламывала загнутую его часть как мешавший элемент. Ладыгина-Котс писала по этому поводу, что «шимпанзе оказался неспособным перейти от шаблонного привыч­ного приема выталкивания приманки прямым, гладким единичным орудием к использованию приема притягива­ния к себе крюком», и усматривала в этом «недостаточ­ную пластичность психики шимпанзе, ограниченность его мышления»⁸.

Шимпанзе, по Ладыгиной-Котс, «не в состоянии схва­тить сразу существенные особенности в новой ситуации и установить новые связи на основе осмысливания непосред­ственно воспринимаемых отношений между предметами»⁹.

Этот вывод Ладыгиной-Котс подтверждается экс­периментами и других исследователей. Так, шимпанзе по­казал ситуационную связанность своих представлений и

⁸ Ладыгина-Котс Н.Н. Конструктивная и орудийная деятельность высших обезьян (шимпанзе). М., 1959. С. 247.

⁹ Там же.

Рис. 47. Предметы, предлагавшиеся шимпанзе, при использовании которых обнаруживалась ограниченность интеллектуального поведения этой обезьяны: палочки пригодны для выталкивания приманки из трубы только в связанном виде, обезьяна же развязала их и пыталась применить поодиночке; крестовидно соединенные планки надо было соединить вместе, сдвинутые же под углом -распрямить до прямой, как это показано на нижней части рисунка. Вместо этого шимпанзе прежде всего разъединил планки и пытался применить их по отдельности (опыты Ладыгиной-Котс)

неспособность охватить существенное изменение в прежней ситуации в следующем опыте: шимпанзе предлагается с помощью палки подкатывать яблоко к клетке вокруг не­высокой стенки. После овладения обезьяной этим навы­ком убирается часть стенки непосредственно перед клеткой, в результате чего было бы удобнее непосредственно притя­гивать яблоко палкой. Тем не менее обезьяна продолжает выполнять прежнее сложное, трудное действие, отталкивая яблоко от себя и обводя его вокруг стенки (опыт Э.Г.Вацуро, рис. 48).

Даже самые сложные проявления интеллекта обезьян представляют со­бой в конце концов не что иное, как применение в новых условиях филоге­нетически выработанного способа действия. Ведь давно уже подмечалось сходство притягивания приманки с помощью палки с притягиванием плода, растущего на вет­ке. Войтонис и Ладыгина-Котс указывали на то, что раз­витая способность обезьян к практическому анализу связана с особенностями их питания; высокоразвитые сенсомоторные функции руки, их сочетание со зрением и как след­ствие отличительные познавательные способности обезьян Фабри объясняет функциональными особенностями их хватательных способностей (см. гл. 3) и т.д. Эта биологи­ческая обусловленность всей психической деятельности обезьян, включая и антропоидов, и является причиной отмеченной ограниченности их интеллектуальных способ­ностей, причиной их неспособности к установлению мыс­ленной связи между одними лишь представлениями и их комбинированием в образы. Неспособность же мысленно оперировать одними лишь представлениями с неизбежно­стью приводит к неспособности понимать результаты сво­их действий, понимать истинные причинно-следственные связи. Это возможно лишь с помощью понятий, которые у обезьян, как и у всех других животных, по указанным при­чинам всецело отсутствуют.

Рис. 48. Опыт Вацуро, вскрывающий ограниченность и качественное своеобразие интеллекта человекообразных обезьян. Пояснения см в тексте.

В заключение приходится признать, что проблема ин­теллекта животных еще совершенно недостаточно изучена. По существу до сих пор проведены обстоятельные экспе­риментальные исследования только над обезьянами, преимущественно высшими, в то время как о возможности интеллектуальных действий у других позвоночных еще почти нет доказательных экспериментальных данных. Вме­сте с тем, как уже говорилось, сомнительно, чтобы ин­теллект был присущ только приматам.