Артаксеркс и позднейшие события 8 страница

Едва вступив на трон, Ксеркс усмиряет Египет и начи­нает энергично готовиться к войне с греками, к участию в которой были привлечены жители всех сатрапий. Пер­сидский флот состоял более чем из тысячи судов, из ко­торых только Финикия и Палестина выставили около трехсот. Полагают, что персидская армия насчитывала примерно сто тысяч человек.

Обратим внимание на несколько мелких, но очень важных деталей, сообщаемых Геродотом об этом по­ходе.

При Ксерксе, который лично возглавил свои войска, находилась колесница, посвященная Зевсу (Ахурамазде), что-то вроде походного алтаря. Обращаясь с речью к сол­датам, царь взывает к персидским богам (VII, 53), и этот факт находит себе далее достаточно ясное подтверждение. Перед походом царь совершает на рассвете молебствие лучам восходящего солнца, т.е. Митре (VII, 54). Но и это не все: он также совершает ритуальное возлияние из зо­лотой чаши на берегу моря, бросая потом сосуд в море в жертву морскому богу (VII, 54).

Результаты войны с греками хорошо известны: персид­ская армия и флот были разгромлены, а сам царь, бросив остатки своих войск на произвол судьбы, бежал в Персию, где он, по свидетельству Геродота, погрузился в любовные дела, частичным описанием которых заканчивается девя­тая и последняя книга греческого автора.

Логично было бы допустить, что неудачная война дол­жна была бы пошатнуть престиж персов в Ахеменидском государстве, а также вызвать недовольство царем среди самих персов, которого они, естественно, должны были бы считать главным виновником поражения.

Но, может быть, наши предположения необоснованны: страна оправилась от потрясения, персидская знать не собиралась ликвидировать царя-неудачника, а сам царь, свалив неудачи на иранских богов, решил провести рели­гиозную реформу?

Вскоре после 479 г., т.е. после разгрома персидской армии и флота, на жизнь царя организуется покушение, которое заканчивается неудачей (Книга Эсфири, 2, с. 21—23). Хотя в тексте Библии говорится только о двух евнухах, замышлявших убить царя по личной злобе, но невероятно, чтобы они рискнули пойти на такое дело, не имея за собой поддержки. Но затем происходит еще одно значительное событие: царь приказывает казнить своего главного советника и первого сановника в стране — Ама­на, который не совершил вроде бы никаких преступле­ний. Единственная его вина, согласно Библии, состояла в том, что он был антисемит. При этом и раскрытие загово­ра, и казнь Амана осуществляются с помощью Мардохея, который становится первым доверенным лицом при Ксерксе. Происходит нечто совсем невероятное: царь, не доверяя персам, передает бразды правления в руки чуже­земца.

Достоверность сведений о покровительственном отно­шении иранских царей к евреям и их религии, сообщае­мых Книгой Эсфири, подтверждается данными археологии. В 1904 г. в Элсфантине было обнаружено существование в Египте персидского времени иудейских колоний. Благодаря систематическим раскопкам немецких архео­логов было также найдено много арамейских папирусов, датированных годами правления Ксеркса, Артаксеркса I, Дария II.

Из этих документов следует, что иудеи делились на "знамена" — отряды, во главе которых стояли персидские офицеры. Иудеи владели домами, вели денежные дела и даже служили: один из них называет себя персидским чиновником в крепости. В Элефантинс на Царской улице ими был выстроен храм Яхве, из-за которого возник серь­езный конфликт между иудеями и египтянами. Храм Яхве был ненавистен египетским жрецам, так как евреи при­носили в жертву овец, которые в Элефантинс были свя­щенными животными, причем бог Хнум, покровитель это­го города, имел символом овна. Очевидно, персидское пра­вительство сильно покровительствовало евреям даже вне Палестины и, в угоду им, заставляло египетское духовен­ство терпеть у самых ворот своих храмов святотатство и поругание своей религии со стороны инородцев.

Когда персидская власть зашаталась, жрецы не замед­лили разгромить ненавистный им храм. Иудеи отправили жалобу персидским властям, требуя компенсации за на­несенный ущерб и казни своих врагов. В конце концов персидские власти разрешили евреям отстроить храм, приносить в нем жертвы и совершать ритуалы, но не всесожжения и не кровавые жертвы, очевидно, чтобы не раздражать жрецов.

Среди деловых писем и документов, обнаруженных в Элефантине, обращает на себя внимание послание "К Иедонии и его товарищам, иудейскому войску", передаю­щее царский приказ, чтобы иудеи в Египте "от 15 до 21 Нисана были чисты и благоговейны, не работали" и не ели опресноки, т.е., другими словами, по высочайшему пове­лению Ахеменида напоминается о праздновании еврей­ской пасхи (!) [72, II, с. 222—225].

В Книге Эсфири сохранился текст царского указа, и котором, очевидно, говорится о тех же самых событиях, что и в персепольской надписи, и в тибетском тексте:

"И сказал царь Артаксеркс (Асуэр, т.е. Ксеркс [50, I'. 42. прим. 2] — Б.К.) царице Эсфири и Мардохею иудеянину: "Вот, я дом Амана отдал Эсфири, и его самого повесили на дереве за то, что он налагал руку свою на иудеев; напишите и вы о иудеях, что вам угодно, от имени царя, и скрепите царским перстнем; ибо письма, написанного от имени царя и скрепленного перстнем царским, нельзя изменить".

И позваны были тогда царские писцы в третий месяц, т.е. в месяц Сиван, в двадцать третий день его, и написано все было так, как приказал Мардохей, к иудеям и к сатрапам, и областеначальникам, и пра­вителям областей от Индии до Эфиопии, ста двадцати семи областей, в каждую область письменами их и па языке их. И написал он от имени царя Артаксеркса (читай Ксеркса), и скрепил царским перстнем, и по­слал письма через гонцов на конях, на дромадерах и мулах царских о том, что царь позволяет иудеям, находящимся во всяком городе, собраться и стать на защиту жизни своей, истребить, убить и погубить всех сильных в народе и в области, которые во вражде с ними, детей и жен, и имение их разграбить в один день по всем областям царя Артаксеркса (читай Ксер­кса), в тринадцатый день двенадцатого месяца, т.е. месяца Адара, Список с сего указа отдать в каждую область как закон, объявленный для всех народов, чтобы иудеи готовы были к тому дню мстить врагам своим. Гонцы, поехавшие верхом на быстрых конях царских, погнали скоро и поспешно, с царским пове­лением. Объявлен был указ и в Сузах, престольном городе" (8. 714).

Для сравнения приведем перевод персепольского текста:

"Говорит Ксеркс, царь: когда я стал царем, среди тех стран, что перечислены выше, (была такая), которая восстала. Затем Ахурамазда помог мне. По воле Ахурамазды эту страну я разбил и поставил на место. И среди этих стран (была такая), где прежде поклоня­лись дэвам. По воле Ахурамазды я разрушил капище дэвов и я приказал: "Дэвам да не поклоняются". Там, где поклонялись дэвам, я стал поклоняться святым Ахурамазде и Арте. И было и другое, что делалось неправедно, это я исправил" [51, с. 98].

А.А. Фрейман и В.В. Струве, следуя за Э. Герцфельдом переводят во множественном числе "страны такие, кото­рые восстали", так же, как во множественном числе даны и страны, в которых почитались дэвы [51, с. 376].

Стоит указать на то, что в тибетском тексте говорится о том, что истребление жрецов произошло неожиданно и осуществилось в один день, т.е. как об этом говорится в Книге Эсфири.

Теперь попробуем сопоставить те данные, которые имеются в нашем распоряжении.

В тибетском тексте и в Библии говорится о казнях, но в первом источнике — о казнях жрецов, а во втором — об уничтожении "всех сильных, которые во вражде с ни­ми". В персепольской надписи вполне определенно речь идет об уничтожении святилищ местных божеств — дэвов. В первых двух источниках приводятся огромные цифры казненных, которые, если даже не понимать их буквально, свидетельствуют о том, что казни носили массо­вый характер.

М.М. Дьяконов по поводу надписи Ксеркса пишет сле­дующее: "Таким образом, эти меры, направленные, оче­видно, против сепаратизма родовой и жреческой аристократии отдельных племен и сводившиеся к уничтожению культа родовых божеств, имели не столько религиозно-реформаторский, сколько политический характер. Из всей последующей истории Ахеменидской державы видно, что реформы Ксерска не привели к созданию единой государ­ственной, монотеистической религии" [51, с. 98].

Все это так, но следует добавить, что его действия носили также и вынужденный характер, так как только таким путем и с помощью таких средств Ксеркс мог рас­считывать на то, чтобы укрепить свое положение в стране и удержаться у власти. Другого выхода у него не было: на его пути встали жрецы и родовая знать. Дальнейший ход событий показывает, что он получил отсрочку до 465 г., когда он и его старший сын были убиты заговор­щиками.

Распростронение маздаизма на западе в V—I вв. до н.э.

Интенсивное распространение традиционного маздаиз­ма на запад и восток началось, как мы полагаем, со вре­мени знаменитого указа Ксеркса, запрещающего покло­нение дэвам и последовавшими затем репрессиями по от­ношению к жрецам. В этот период вряд ли уже существовало разделение маздаизма на две традиции — мидийскую и персидскую, так как те немногие различия, кото­рые раньше существовали между ними, должны были сте­реться от неизбежного взаимного влияния и общей участи: и двух потоках маздаизма на запад и восток, которые шли из разных районов Ирана, мы наблюдаем одни и те же общие черты.

Вавилон был первым этапом на пути распространения традиционного маздаизма. Впоследствии именно здесь, в самом центре Малой Азии, формировалось мировоззрение учителя Мани, усвоившего иранский дуализм в одной из местных философских школ.

Далее, маги утвердились во множестве в Армении, где местные религиозные культы мало-помалу исчезали под напором иранской религии [81, с. 11 —12]. В Армении маздаизм соединялся с местными верованиями и семит­скими элементами, вывезенными в свое время из Сирии. Митра был одним из главных богов, и, как на западе, одни в нем видели духа огня, а другие отождествляли его с солнцем.

Затем маздаизм постепенно занял доминирующее по­ложение во всей Малой Азии, где, в Каппадокии, его наблюдал и описал Страбон (63 г. до н.э. — 19 г. н.э.): "Персидские обычаи такие же, как и мидийские и многие другие, относительно которых написано разное. Я должен рассказать о том, что является важным. Персы не соору­жают изображения и алтари и совершают жертвы на вы­соком месте, рассматривая небо в качестве Зевса. Они почитают также Солнце, которое они называют Митрой, Луной, Афродитой, Огнем, Землей, Ветром и Водой. Они совершают жертвоприношение в чистом месте после по­святительной молитвы. Жертвенное животное украшено венком. Маг, который совершает над ней ритуал, режет животное на части, а они берут свою долю и уходят, не оставляя никакой доли богам. Они говорят, что божеству нужна душа жертвы, и ничего больше. Но они, согласно некоторым, кладут сальник в огонь.

Они делают различие между огнем и водой в способах жертвоприношения. Для огня они кладут сухие поленья без коры, добавляют жир сверху и зажигают снизу, выли­вая на него масло. Не дуют в него, но обмахивают его. Того, кто дунет в него или положит мертвое тело, или испражнится, они убивают. Для воды, когда они приходят к озеру, реке или ручью, они выкапывают яму и убивают над ней жертву, заботясь о том, чтобы в воду, около которой они находятся, не брызнула кровь, так как они могут се тем самым осквернить. Затем, разложив по порядку куски мяса на миртовых или лавровых ветках, маги касаются их пучком прутьев и поют гимн, совершая воз­лияние маслом, смешанным с молоком и медом, но не и огонь или воду, а на землю. Они поют песни очень долго, держа при этом пучок из тонких тамарисковых прутьев.

В Каппадокии, где племя магов очень многочисленно, их называют служителями огня, много святилищ персид­ских богов. Они не убивают ножом, но наносят удар жер­твенному животному поленом или пестом. Там есть также храмы огня, особого рода сооружения, в центре которых находится алтарь, на котором много золы, и маги охраня­ют огонь, чтобы он никогда не погас. Они входят к нему днем и поют перед огнем около часа, держа пучки пруть­ев. На них надеты войлочные головные уборы, которые спускаются вниз по обеим сторонам для того, чтобы за­крывать губы. Те же самые обычаи существуют в святи­лищах Анаитис и Омануса. Они также имеют тайные сооружения и изображения Омануса, которого носят в процессиях. Все это я видел сам, но предыдущие детали и последующие описаны в книгах по истории. Они хоронят умершего, покрыв его тело воском. Магов они не хоронят, а оставляют их на растерзание птицам" (XV.3. 13—15, 20) [77, с. 51—53].

Ритуальное возлияние из молока, масла, меда было составной частью древних вавилонских обрядов, так же, как и пучки тамариска, которые тоже применялись в ва­вилонских жертвоприношениях [77, с. 57].

В Малой Азии с ростом влияния эллинизма, начавше­гося со времени Александра Македонского, начинается приведение в гармонию варварских местных верований с греческими. Небо маздаистов населяется теми же обита­телями, что и Олимп: Ахурамазда, высшее бытие (царь бытия), отождествляется с Зевсом, Веретрагна с Герак­лом, Анахита становится Артемидой. Митра ассоциирует­ся с Гелиосом, но его иранское имя никогда не замещается в богослужениях другим, никогда не переводится в отли­чие от имен других богов во время мистерий.

Хорошим примером местного синкретизма ирано-эллинских культов может служить надпись Антиоха I, царя Коммагены, жившего во времена Страбона. Божества, пе­речисленные в этой надписи, носят двойные имена, под которыми они почитались в его владениях: Зевс — Оромаз. Митра — Аполлон, Геракл — Артагнес [77, с. 58— 59].

Общины магов просуществовали в Малой Азии вплоть до V в. н.э., причем они назывались поселениями магов.

Иранские божества долгое время не находили себе многочисленных поклонников в странах эллинских и эллинизированных. Только в конце I в. до н.э. Митра заставляет говорить о себе в Риме, и с этого времени начинается распространение его культа по Римской империи. Культ Митры первоначально получает широкое распрост­ранение среди солдат, которым он импонировал тем, что в нем обожествлялась сила, мужество, доблесть и верность долгу, тогда как главный герой — Митра, "непобедимо! солнце" — рассматривался ими как символ победы.

В эпоху Римской империи во всех странах Восточной и Западной Европы. Северной Африки и Ближнего Вос­тока, повсюду, где были военные лагеря римских легионеров, сооружались святилища, в которых центральное место занимал барельеф или статуя, изображающая Митру, который убивает ритуальным кинжалом быка — пер вое жертвенное животное, созданное Ормуздом.

Митра, окруженный маздаистским пантеоном, во вре­мя своей миграции на запад был, с точки зрения верующего, главным героем религии, которой он дал свое имя, — митраизм, но верховным богом он не был. Во главе иерархии богов и происхождения вещей помещалось Бес­конечное Бремя (Зерван Акарана), которое называли Кроном, или Сатурном. Далее шла супружеская пара — Небо и Земля, т.е. Юпитер и Юнона (Ормузд и Спента-Армаити). Богиня Анаитис ассимилировалась с Венерой и Кибелой [81, с. 106—111]. Почитался Плутон (Ариман), он изображался в виде чудовища с головой льва и телом человека, которое обвивает змея [128, с. 237—238].

В митраизме, под которым мы понимаем западное на­правление маздаизма, обожествлялись четыре простых элемента: огонь, вода, земля и воздух. В митраистском искусстве часто встречается аллегорическая группа, в ко­торой лев представляет огонь, кратер — воду, а змея — землю. Но это обожествление не было западным нововве­дением, так как-то же самое мы находим и в древних бонских книгах, в которых в той или иной степени изла­гается иранская религиозная традиция.

Одна из основных идей, полученных на западе из Ира­на, состояла в том, что в принципе все народы верят в одних и тех же богов. Их имена могут звучать по-разному на разных языках, но сущность их является одной и той же, хотя некоторые детали могут и не совпадать.

Плутарх излагает эту концепцию следующим обра­зом: "Нет разных богов у различных народов. Нет богов чужеземных и греческих, нет богов севера и юга. Как солнце, луна, небо, земля и море равно принадлежат всем людям, только называются у разных народов различно, точно так же и единый, всем руководящий разум, единое, руководящее всем провидение имеет у разных народом различное наименование и различно почитается" (De Iside et Osirid., 67).

Любое божество может быть достойным поклонения, даже если оно связано с темным миром, противополож­ным небу. Единственным условием принятия этого боже­ства является только то, чтобы оно не было врагом рели­гии, представленной главными богами. Только этим и можно объяснить посвящения, адресованные богу Ариману (deo Arimanio, т.е. Плутону), которое оставил нам митраизм [77, с. 74].

Во всех религиях классической древности есть одна сторона, когда-то весьма очевидная и, может быть, наи­более важная для общины верующих, и которая сейчас ускользает от нас почти полностью, это — богослужение. Священные книги, содержащие молитвы или гимны, ри­туалы посвящений в таинство — все это исчезло бесслед­но. По мнению Кюмона, на греческий язык в эпоху Александра Македонского переводились древние иранские гаты, составленные в честь маздаистских богов [81, с. 154-155], но сказать об этих гимнах что-либо определенное пока не представляется возможным.

"Дно этой религии, ее нижнее и первоначальное русло, являлось верованиями иранцев, из которых она берет свое начало. На этот маздаистский субстрат в Вавилоне накладывается толстый осадок семитских учений, а затем и Малой Азии на него наслаиваются местные верования. Наконец, густая растительность эллинистических идей бурно растет на этой плодородной почве и скрывает частично, вплоть до наших исследований, свою истинную природу" [81, с. 27].

Митраизм до сих пор не принадлежит к числу хорошо изученных религий. Многие важные детали исчезли для нас, видимо, бесследно, и судить о некоторых сторонах этой религии приходится в самых общих чертах. Извест­но, что существовали митраистские мистерии, в которых разыгрывались какие-то сцены актерами с масками жи­вотных и птиц: льва, вороны и т.д. Об этом можно судить по некоторым барельефам, сохранившим отдельные сцены этих мистерий.

Поэтому пока что трудно судить о том, имеется ли связь между митраистскими и тибетскими бонскими мис­териями с теми же самыми масками. Последние, я свою очередь, перешли по наследству в тибетский буддизм, в котором они сохранялись вплоть до недавнего времени.

Митраизм на западе уже в первые века нашей эры стал постепенно уступать свое место молодой и самой сильной религии — христианству. Митраизм не мог ничего проти­вопоставить новым идеям, всколыхнувшим народные мас­сы: признание ценности каждой отдельной личности, не­зависимо от се положения в обществе, а также мир и спасение для всех.

Отчаянную и бесплодную попытку спасти культ язы­ческих богов предпринял в V в. н.э. римский император Юлиан, увлеченный античными идеями и красотой древ­ности, но вскоре после его смерти все его проекты и мечты были навсегда похоронены.

Зороастризм

Со времени Ксеркса начинается переломный момент и истории маздаизма. Археологические исследования по­следних лет, проводившиеся в Средней Азии, позволяют говорить о том, что в первом тысячелетии до нашей эры происходят резкие сдвиги в области идеологии. Это уда­ется проследить по предметам искусства, которые, вон никнув в эпоху энеолита и бронзы, внезапно исчезают и начале первого тысячелетия. Новые резкие изменения происходят как раз в середине того же самого тысячеле­тия, когда внезапно появляются новые предметы искусства, терракотовые статуэтки людей и животных, которые и по технике выполнения, и по художественной трактовке не имеют ничего общего с тем, что когда-то было в этом районе [61, с. 159].

Вместе с тем в середине первого тысячелетия до нашем эры в самой Персиде начинает получать распространение монотеистическое направление маздаизма, связанное I именем Заратуштры, синкретизм на основе древних иранских обрядов и представлений и иудейского монотеизма.

Впервые на Западе имя Заратуштры упоминается Пла­тоном (IV в. до н.э.), которому также принадлежит утверждение о существовании у персов 12-тысячелетнего цикла, первая половина которого была отмечена появлением Заратуштры, тогда как в конце второй появился сам Пла­тон как воплощение и преемник этого иранского учителя.

Утверждение Платона о глубокой древности Заратуш­тры, хотя и было отчасти основано на подлинной иранской традиции, все же нельзя принимать всерьез. Если Платон использовал легенду об Атлантиде для развития своих философских и политических идей об идеальном государ­стве, что представляется теперь совершенно очевидным, то и предание о Заратуштре он использовал в необходи­мом для себя духе. Тем не менее, многие из последующих ученых вплоть до наших дней склонны были принимать его собственную интерпретацию легенд и преданий за подлинную древнюю традицию, которую он якобы сохранил.

Согласно античной традиции, первым греком и евро­пейцем, познакомившимся с учением магов, был Пифагор (ум. в начале V в. до н.э.). В своих путешествиях он специально посетил Вавилон, где занимался изучением философии. Там же он познакомился с учителем Заратуштрой, с которым неоднократно встречался и беседовал [76, I, с. 30].

Согласно вычислениям, проделанным сирийским писа­телем Григорием Бар-Гебреем (Абулфарадж, родился в 1226 г. н.э.), Заратуштра процветал во времена Камбиза (вторая половина VI в. до н.э.), а так как Пифагор умер к начале V в. до н.э., то, следовательно, они жили в одну эпоху, и совсем не исключено, что могли встречаться [76, с. 32].

Пифагор, как можно судить, действительно усвоил иранский дуализм и некоторые религиозные принципы магов, весьма вероятно, зороастрийского толка. Во всяком случае ясно, что пифагоризм никак нельзя вывести из античной традиции философии. Согласно Пифагору, бог является единственным принципом всего бытия, он — свет небесный, отец всего сущего. Он создает все и всем руководит. Он — разум, жизнь и движение всего бытия. Причина зла лежит в материи, тогда как бог является благом.

В книге, приписываемой Оригену, толкующей о фило­софских направлениях, говорится о том же самом следу­ющее: "Пифагор принял от Заратуштры, что есть дна принципа у всех вещей: один — мать, другой — отец; отец — это свет, а мать — это мрак. От света исходит тепло..., жизнь, а от мрака — холод..." [76, с. 32—33] и т.д.

Аналогичные сведения об учении Пифагора можно найти у его учеников (Эмпедокл), что подтверждает подлинность античной традиции о знакомстве Пифагора I маздаизмом, которое он мог получить только личным путем. Но та же самая традиция утверждает, что Платон получил сведения о Заратуштре и его учении непосредст­венно от учеников Пифагора, к которым он даже предпри­нял далекое путешествие именно с целью изучения маз­даизма [76, с. 313]. А от кого еще он мог получить эти сведения, да еще в искаженном виде?

У зороастрийцев действительно существовало представление о двенадцати тысячелетнем цикле [32, с. 39 |, которое легло в основу рассуждений Платона о давности жизни иранского учителя. Согласно этому представле­нию, Ахурамазда определил срок существования земного мира в двенадцать тысяч лет. Последние три тысячи лет составляют эпоху Заратуштры, который родился в самом начале этого последнего цикла. Очевидна связь этих представлений с высказыванием Платона, но не менее очевидно, что они даются у него в искаженном виде.

С античной традицией о времени жизни Заратуштры вполне согласуется зороастрийская традиция. В сочитании "Арда Вираф" говорится, что пока не прошло трехсот лет от времени жизни Заратуштры до Александра Маке­донского (IV в. до н.э.), то религия была в чистоте [111, с. 141]. Указанные триста лет, очевидно, число круглое и приблизительное, но все же оно ближе к истине, чем фантастические двенадцать тысяч лет, упоминаемые Пла­тоном.

Зороастрийскую традицию о времени жизни иранского пророка излагает Фирдоуси (935—1020) в "Шахнамэ", Его поэма восходит к несохранившейся прозаической вер­сии "Книги царей", основанной, в свою очередь, на ка­ком-то пехлевийском источнике. Согласно Фирдоуси, Заратуштра появляется в царствование Гоштаспа (VI в. до н.э.), внук которого отождествляется с Артаксерксом Дол­горуким (464—425) и поставлен в генеалогическую связь с последним Ахеменидом — Дарием, убитым Александром Македонским [58, с. 34, 44—45].

Давность античных сведений об иранской религии не­сомненна, а так как сохранившаяся иранская традиция относит время жизни Заратуштры, независимо от антич­ной, к той же самой эпохе, к первым ахеменидам (Кам-биз, Дарий, Ксеркс), то отсюда следует, что Заратуштра жил не ранее VI в. и не позднее V в. до н.э., что подтвер­ждается историческими фактами, а также данными исто­рии маздаизма.

Теперь обратим внимание на некоторые стороны зоро­астризма. Современные исследователи, хотя и очень осто­рожно, склоняются к тому, что Заратуштра проповедовал идею единого бога и отрицал все прочие божества иран­цев, объявив их демонами (дэвами). Во всяком случае, эта тенденция явственно проступает в "Гатах", древнейшей части "Авесты" [50, с. 387 ].

По этому поводу И.М. Дьяконов пишет следующее: "Несомненно, что в числе безымянно проклинаемых "Гатами" дэвов имелись и некоторые из божеств, впоследст­вии вошедших в пантеон зороастризма. Мало того, "Гаты" проклинают даже поименно некоторых почитаемых геро­ев индоиранской мифологии (например, Йему) впоследст­вии пользовавшихся у зороастрийцев большим почитани­ем" [50, с. 387].

Мне кажется, что есть основания считать, что попу­лярнейшее и одно из центральных божеств иранцев — Митра — тоже был отнесен Заратуштрой к категории демонов. Если это так, и, учитывая то, что по значению и по месту Митра был вторым после Ахурамазды в тради­ционной иранской религии, то тогда можно было бы под­твердить предположение, что сам Заратуштра склонялся к монотеизму или даже полностью стоял на его позициях. Более того, в этом случае можно было бы установить связь его учения с так называемой "реформой" Ксеркса, так как только во времена этого царя Митра мог оказаться в числе злых духов — дэвов. Разумеется, при этом мы исходим из того, что Заратуштра имел какое-то отношение к "Аве­сте".

Согласно древним маздаистским мифам, Митра впер­вые попробовал свои силы против Бога Солнца. Так как он, Митра, проявил в этой битве свое превосходство, то Солнце преподнесло и водрузило на его голову зубчатую корону, излучающую свет, и заключило с ним союз. Затем Митра победил быка — первое жертвенное животное, созданное Небесным Богом, и заточил его в пещеру. Но бык вырвался из пещеры на свободу и ринулся в бой против Митры. В этот самый момент солнце отправило ворону в качестве вестника с посланием, в котором содержалось согласие на убийство быка. Только тогда Митра заколол его, принеся таким образом в жертву самое первое в мире животное — первого в мире быка [81, с. 133—136].

Но, согласно "Авесте", самый первый в мире бык, со­зданный Премудрым Господом, был убит никем иным, как Ариманом, с помощью злого духа (Vendidad, farg. XXI, 1) [115, I, с. 397]. Это вполне согласуется с общим отрицательным отношением Заратуштры к кровавым жертвам. Во всяком случае очевидно, что они осуждаются в "Гатах" [50, с. 397].

Я придаю столь большое значение сюжету "Митра уби­вает быка" потому, что заклание быка было основным ритуалом как в западном, так и в восточном маздаизме. О важности этого ритуала свидетельствует митраистское искусство. Во всех почти митреумах, святилищах Митры, центральное место занимал барельеф или статуя Митры, держащего ритуальный трехгранный кинжал, который он вонзает в горло жертвенного быка.

Вопрос о том, является ли монотеизм учения, припи­сываемого Заратуштре, его собственным изобретением — не тема для дискуссии. Понятие единого бога не принад­лежит к числу таких открытий, которые совершаются от­дельными людьми, а является результатом сложного и многотысячелетнего развития идей, возникших на Ближ­нем Востоке. По мнению Велльгаузена и Масперо, культ единого бога у евреев окончательно восторжествовал только в конце VII в. до н.э. в правление царя Иосии (640— 609), когда было составлено Второзаконие, вошедшее в состав книг Моисея [37, с. 28—30; 60, с. 485—490].

Первоначальный зороастризм, как и иудейская рели­гия, не являлись, строго говоря, полностью монотеистиче­скими религиями, так как они не отрицали существования чужих, отвергаемых ими богов, но признавали их только за демонов или чертей. При этом Иегова был у евреев их личным национальным богом, тогда как Ахурамазда стал у зороастрийцев богом для избранных, для арийцев, что опять же роднит обе эти религии.

Поскольку у всех без исключения индоевропейцев ни­когда не наблюдалось стремления к единобожию, в си­лу целого ряда исторических причин, то поэтому можно говорить только о влиянии иудаизма на учение Заратуштры.

С этим предположением вполне согласуются факты из Ветхого Завета о массовом распространении иудаизма сре­ди народов Персидской державы во времена Ксеркса.

Утверждение о том, что "многие из народов страны сделались иудеями" (Книга Эсфири, 8. 17) заслуживает доверия. Подобные обращения — явление совершенно не­обычное, так как иудейская религия в принципе не прозелитическая и всегда отличалась исключительной нетерпимостью и к другим религиям, и к другим народам.