Артаксеркс и позднейшие события 7 страница

"Люди, сражающиеся (в битвах), идут к миру и не сражаются; люди злобствующие идут к миру и не злобствуют. Люди, которые имеют сжигание огнем, теперь идут (становятся) к не сжиганию" [16, X].

Шенраб появляется на земле по воле богов, учение которых он должен распространить среди людей. Шенраб не бог, а человек, хотя и является воплощением, или эманацией, света. Его постоянные титулы — жрец и учи­тель, и он — только один из множества учителей, появ­лявшихся в разные времена и проповедовавших одно и то же учение, учение великих богов о свете и добре, а также о необходимости вести борьбу против демона и злых ду­хов.

Первое и необходимое условие для каждого человека— это принятие бонской религии:

"Тот, кто накопил заслуги прежде, получает чистое тело человека и рождается в этом мире, в атом месте хорошем. Встретившись с юндрун-боном (свастика-бон), с хорошей судьбой, не уйдет пустым из Драго­ценной страны. Если сам себя не будет обманывать, то счастье, вера большая может появиться. Тот, кто не отбрасывал, а собирал эти слова учителя и изучал то, что собрано, другое место (ад) не получит" [10, с. 34].

В области бонской этики мы находим тс же самые идеи, которые присущи почти всякой религии; нужно стремить­ся делать добро и правильно, праведно вести себя, удаля­ясь от зла, плохих и грязных поступков и пороков. Каждый человек должен прежде всего избегать следующих четырех основных грехов: "убивать, осуществлять нечистое, грязное, воровать, врать" [10, с. 30]. Тому, кто не будет избегать всего этого, угрожает в будущем ад или же другое столь же неприятное наказание. Также осуждаются страсть, гнев, зависть и глупость.

В тибетском буддизме самыми главными пороками считаются страсть, гнев и глупость, но особенно интересно то, что их символизируют петух, змея и свинья. Змея как символ одного из главных пороков вряд ли могла появиться в Тибете из Индии, где она почти повсеместно почита­лись как священное животное. Совсем другое дело Иран, в котором она считалась творением злого духа Аримана и подлежала уничтожению, причем такие действия ставились в заслугу и считались благими.

В бонской религии, согласно "Зермигу" и другим сочинениям, осуждается употребление в пищу мяса и крови, так как в них заключена душа живого существа.

Для сравнения укажем, что и пророк Моисей запрещал употреблять в пищу кровь по тем же самым соображени­ем:

"Ибо душа всякого тела есть кровь его, она душа его; поэтому я сказал сынам израилевым: не ешьте крови ни из какого тела, потому что душа всякого тела есть кровь его; всякий, кто будет есть ее, да истребится". (Левит, XVII, 14).

Шенраб также запрещал употреблять всякие одурманивающие напитки (ср. Левит, X, 9).

Мы не располагаем никакими фактами, которые ука­зывали бы на то, что такие запреты когда-либо имели место в Тибете среди небуддийского населения.

Таким образом, на основе изложенного выше можно сделать следующие выводы. Главные боги Шенраба — это Ахурамазда, Митра и Астарта (Анахита), наряду с кото­рыми существует множество других более мелких бо­жеств. Поэтому у нас есть основание назвать эту религию традиционным маздаизмом, так как, во-первых, в ней центральное и главное место занимает царь бытия Аху­рамазда и, во-вторых, поскольку эта религия связана с традиционными древними культами самых разных бо­гов.

Одна из основных концепций этой религии заключа­лась в том, что все народы на земле верят в одних и тех же богов, хотя и называют их по-разному. Данные исто­рии и археологии подтверждают, что эта концепция дей­ствительно существовала во времена Кира II и что все первые Ахемениды вплоть до Ксеркса следовали ей без укоснительно. Отсюда следует вывод об универсальности традиционного маздаизма и претензии его на то, чтобы быть всемирной религией: все необходимые предпосылки для этого в нем уже были. И действительно, маздаизм стал всемирной религией, оказав огромное влияние на многие и самые разные народы Евразии.

Глава 3

ОЧЕРК ИСТОРИК МАЗДАИЗМА:

МАЗДАИЗМ, МИТРАИЗМ И БОН

Дэвы и Асуры

В древнейших индийских преданиях о происхождении богов, сохранившихся в составе древних и средневековых тибетских сочинений, говорится, что первые боги на земле появились из лучей света и поэтому назывались "боги ясных лучей света" ('od gsal-gyi lha) [5, с. 2; 112, с. 4].

Они считались предками первых людей, под которыми имелись в виду древние индийцы, или, как мы можем утверждать, индоевропейцы, поскольку представления о богах, возникших из лучей света, появились у них на заре их существования еще до того, как они впервые проникли на территорию Ирана, Индии, Балкан.

Если оставить в стороне небесные светила, как солнце, луну или явления природы, как заря, гром, огонь и т.д., которые под своими именами обожествлялись в древней Индии и древней Греции, то мы не найдем ни одного обще индоевропейского названия божеств: вед. Индра не имеет соответствий вне индоиранских языков, а греч. Аполлон не имеет соответствий вне греческого.

В то же время слово бог сохранилось во многих языках: санкр. devah (ав. daevo, демон), лит. devas, др.- исл. tivar, боги, др.- ирл. dia, лат. dues (род.п. diui). Но это название нельзя отделять от названия дня, светлого неба, которое часто обожествлялось: санскр. dyauh, небо, день, гр.Zeus, лат. Iupater, (=умбр. Iupates, гр. ZeuПатер, О, небо-отец!; отец-небо противопоставляется матери-земле, вед. mata prthivi), лат. Iouis (род.п.) и dies день, др.-н.-нем. Zio, арм. день [62, с. 400—401].

В индоиранской религии было две основные идеи: 1) в природе существует закон и 2) в природе существует борь­ба. Бог, который установил законы в природе — это Не­бесный бог. Он является величайшим из богов, так как нет ничего над ним и помимо него. Он называется, по своей сущности, Varana, то есть Всеохватывающее небо, а по своим основным атрибутам — Асура, Господь (Вла­дыка).

В принципе любой бог индоиранской религии мог на­зываться асура (владыка, господин), или дэва. Главный асура, небесный бог, имел конкретное имя Варана, кото­рое стало его обычным именем в Индии (Варуна), но было утрачено в Иране, где оно сохранялось только как имя материального неба, а затем мифического района (Варе­на). Хотя высший асура, небесный бог, и был главным божеством, но он не был единственным. Около него были Солнце, Ветер, Молния, Гром, Молитва, Жертвоприно­шение. В индоиранской религии небесный асура часто выступает в сопровождении Митры, бога небесного света, вместе с которым он разделяет господство над миром.

Дальнейшее развитие культа небесного бога в Индии и Иране шло разными путями. В Индии, став богом Оке­ана, он уступил место Индре, "царю богов", над которым, и свою очередь, стал возвышаться мистический царь, Мо­литва, или Брахман [115, I, с. LIХ]. Далее, индоиранские племена в процессе своего продвижения по территории Индии, которое началось за полторы-две тысячи лет до нашей эры, сталкивались с местными народами и с их богами. Постепенное объединение, смешивание с некото­рыми из местных народов и война с другими, нашла свое отражение в древней индийской мифологии. Во-первых, возникла потребность как-то обозначать богов враждеб­ных племен. Из двух слов, имевших значение бог — дэва и асура, второе как раз и стало обозначать чужих, враж­дебных богов.

Смешивание арийцев с местным населением неизбеж­но приводило к изменениям в сфере религиозных культов, принятию в свою среду чужих богов, в первую очередь Шивы и Вишну, которые, соответственно, становились дэвами. Возвышение тех или иных богов среди отдельных групп древних индийцев, вероятно, имело связь с преоб­ладанием арийского элемента в составе этих групп над местным или же наоборот. В древней Индии мы не наблю­даем возвышения какого-то единого и главного бога, об­щего для всех групп: одни были шиваистами, другие вишнуистами. Почитались также и древние арийские боги — Брахма и Индра.

Слово асура в понимании самих брахманов не имело значения демон, как ошибочно полагал Дармстетер, кото­рый писал: "Слово асура, которое в "Авесте" означает Владыка и является именем высшего бога, имеет значение демон в брахманской литературе" [115, I, с. LХХХ]. Оно всегда понималось как чужой бог или отверженный бог, что отразилось в тибетском переводе этого слова с сан­скрита. Индийские пандиты совместно с тибетцами всегда переводили слово асура на тибетский язык как lha ma yin, что буквально значит не есть бог, не есть дэва, тогда как тибетское lha всегда точно соответствует слову дэва.

В индийской мифологии асуры являются смертельны­ми врагами дэвов, не уступающими по силе последним. Мы не находим в мифологии полного торжества и победы одних над другими: постоянно на небе происходят битвы между ними, иногда дэвы берут верх над асурами и теснят их, иногда бывает и наоборот. Битвы асуров с дэвами отражают в мифологической форме реальные события, когда-то имевшие место, а именно — борьбу древних арийцев с местными индийскими племенами, причем в индийской мифологии достаточно ясно говорится о том, что эта борьба возникла из-за права на суще­ствование.

Приводим эту историю в том виде, в каком она сохра­нилась в тибетском переводе XI века с санскритского ори­гинала. Оригинал представляет собой комментарий на гимн Будде, автором которого был Шанкара, живший в самом начале нашей эры или незадолго до нее. Сначала он был, как и его брат Мудгарагомин, брахманом-шиваистом, но впоследствии принял буддизм и в своем гимне дал блестящую научную критику брахманизма. Хотя ком­ментарий в том виде, в каком он до нас дошел, был запи­сан в Индии около VII в. н.э., но отражает в значительной степени устную традицию, которая передавалась из поко­ления в поколение на протяжении многих столетий.

"Поэтому из-за страсти и гнева и появились эти два названия: дэвы (lha) и асуры (lha ma yin). Это было после того, как взбивали молочный океан, когда они стали иметь отношение к нектару, а другие не стали иметь к нему отношения[51]. Об этом я слыхал следу­ющее. Брахма отдал приказ, и по одну сторону (оке­ана) собрались дэвы, а по другую — асуры. Вишну держал гору Мандара за вершину. Царь драконов Норгья (Nо-rgya) взбивал (молоко горой), а снизу (гора) поддерживалась спиной черепахи. Молочный океан взбили. Затем, когда (из океана) появилось жуткое ядовитое существо по имени Нагпо-цегпа (Nag-po-brtsegs-pa), то Вишну его проглотил и по­терял сознание. Он упал на землю и молча так находился. Шива вытащил это из него и положил себе в горло. От этого его шея стала голубой. Затем, когда появилась Полная Луна, то ее взял Шива и положил себе на голову. Потом появилась богиня по имени Славная (Dral-mo). Она сама взяла Вишну и объединилась (с ним). После этого появился (бог) Длинная лошадиная шея (rTa-mgrin-rings), дерево Ионду (shing Yong-'du) и так далее. Они, Индра и другие боги унесли все необходимое.

Затем появилась очень красивая женщина. Когда се спросили, кто она, ответила: "Меня зовут Сома[52]. Когда меня выпьют, то появится безумие, будут падать без чувств, появится гордыня и прочие ме­таморфозы (rnam-par'-gyur-ba)", Асуры испуга­лись, не выпили и стали называться асурами. Дэвы выпили и стали называться дэвами. Когда появился нектар, то им наполнили восемь огромных сосудов, которые были унесены асурами.

Боги очень опечалились, и тогда Вишну превратил­ся в очень красивую и статную женщину. Когда он туда пошел, то Индра, став невидимым, находился на небе. В то время асуры подумали, что она явля­ется их женщиной, и поставили ее охранять нектар, а сами пошли купаться, как об этом говорится в одном религиозном трактате: "Тот, кто не вымылся и будет оставаться грязным, тот, кто не вымылся — не будет есть".

Так вот, они ушли купаться. В это время Вишну и Индра украли нектар и унесли его в дом Индры. Они (асуры) выкупались, вернулись и, не увидев нектара, стали усиленно его искать. Узнали, что его унесли дэвы, и подумали: "Дэвы - это тс, кто ходят наверху, истинно (точно), что они не асуры".

В то время, когда дэвы собрались, чтобы насладить­ся нектаром, (асура) Раху (Sgra-can-dzin) превра­тился в дэва и туда вошел, его увидело Солнце, которое сказало Вишну: "Это Раху!" Тот боевым диском отрубил ему голову. Но так как он вкусил немного нектара, лизнув его, то его голова сущест­вует и поныне, а все его остальное тело погибло" [21, с. 201—202].

В другом сочинении, в котором излагаются древнеин­дийские представления о мире, мы находим такое объяс­нение животным, людям, богам и асурам:

''Те, которые ходят согнувшись, — животные. А те, у которых разум (тиб. yid, санкр. manas), больше — люди. "Небоги" (асуры) в основном похожи на богов по телу и богатству или немного ниже. Так как они не почитаются, то поэтому — "небоги", т.е. асуры. Тс же, которые родились от Брамы и бла­женствуют, которых следует почитать, — боги, т.е. дэвы" [25, с. 106].

Вопрос о сущности дэвов и асуров важен для понима­ния, в частности, того, каким образом в Иране, в зороастрийской религии, дэвы из богов стали демонами.

Мне особенно хотелось бы подчеркнуть то обстоятель­ство, что по своему происхождению и асуры, и дэвы были богами, и различие между ними заключалось только в том, что в Индии отверженных, чужих богов стали назы­вать асурами, а в Иране — дэвами.

Сходным образом обстоит дело с богами и титанами в греческой мифологии: сначала происходила борьба между ними за право господства над этим миром, было торжество титанов и последующее их поражение и низвержение в Тартар, а в конечном счете — примирение с олимпийца­ми.

На протяжении всей известной нам древнейшей исто­рии греческого народа титаны были мифологическими су­ществами и никогда не были объектом поклонения. В то же время, поскольку имена титанов не поддаются этимо­логизации и не находят себе параллелей в индоевропей­ских языках, то отсюда следует неизбежный вывод о том, что титаны — это боги автохтонных народов, с которыми столкнулись греки при своем продвижении по Балканско­му полуострову (устное сообщение А.И. Зайцева). Этот древнейший период истории греческого народа нашел свое отражение в мифологии, в битве за власть и за право на жизнь, которая велась между титанами и олимпийскими богами.

Иранская религия при первых Ахеменидах и религиозная реформа Ксеркса

Для всех индоевропейских религий без исключения всегда был свойственен, во-первых, политеизм, а во-вто­рых, полное отсутствие всякой тенденции к монотеизму. "Нигде лексики индоевропейских языков не расходятся так разительно, как в терминах, касающихся религии, вероятно, потому, что у каждого племени были свои особые культы; нигде мы не встречаем столь мало достовер­ных сближений, а потому индоевропейская лингвистика может дать сравнительной мифологии мало надежных данных" [62, с. 401]. Если можно привести немало при­меров в пользу политеизма и полного отсутствия в древ­нем Иране стремления к единобожию, то нет никаких достоверных данных о противоположной тенденции вплоть до воцарения на престоле Ксеркса (486—465), ко­торый, как уже указывалось, в своей внутренней полити­ке целиком полагался на иудеев.

Можно предполагать, что в древнем Иране были две основные маздаистские традиции, одна из которых имела отношение к Мидии, а другая — к Персиде. Обе они развивались самостоятельно вплоть до объединения Ки­ром II (550 г. до н.э.) обеих этих областей в единое государство. При этом я понимаю под маздаизмом любые иранские культы с центральной фигурой Ахурамазды, а под каждой религиозной традицией — ничто иное, как совокупность местных верований, обрядов и культов.

В качестве общей характеристики маздаизма приведем описание его, сделанное Геродотом в V в. до н.э., т.е. в то время, когда уже не могло быть двух изолированных друг от друга религиозных традиций маздаизма. Очевидно, что Геродот пытался говорить о религии персов вообще, а не о каком-то отдельном направлении се.

"О нравах и обычаях персов я знаю следующее: ста­вить кумиры, сооружать храмы и алтари у них не дозво­ляется; тех, кто поступает противно их установлениям, они называют глупцами, потому мне кажется, что не представляют себе богов человекоподобными, как делают эллины.

У них в обычае приносить Зевсу жертвы на высочай­ших горах, причем Зевсом они называют весь свод небес­ный. Приносят жертвы они также солнцу, луне, земле, огню, воде и ветрам. Этим одним божествам приносят они жертвы искони; кроме того, от ассириян и арабов заимст­вовали почитание Урании. Ассирияне называют Афродиту Мшшттою, арабы — Алилат, персы — Митрою. Жертвоп­риношение названным божествам совершается у персов следующим образом: для совершения жертвы они не воз­двигают алтарей и не возжигают огня; не делают возлия­ний, не играют на флейте, не употребляют ни венков, ни ячменя. Кто желает принести жертву какому-нибудь бо­жеству, тот, украсив себя тиарой, наичаще миртовой вет­кой, отводит животное на чистое место и там молится божеству. Молиться только за себя совершающий жертву не вправе. Он молится о благополучии всех персов и царя, а в число всех персов входит и он сам.

Затем он разрезает на части жертвенное животное, варит мясо, подстилает самую мягкую траву, наичаще трилистник, и на нее кладет все мясо; потом присутству­ющий маг пост священную песню, каковою служит у них повествование о происхождении богов. Совершать жертву без мага у персов не в обычае. Спустя немного жертвова­тель уносит с собою мясо и употребляет по своему усмот­рению" [43, I, 131 — 132].

И.М. Дьяконов в своей "Истории Мидии" показал, что мидийский маздаизм начал распространяться в Мидии почти одновременно с созданием могущественной Мидийской державы в VII в. до н.э. Это учение распространялось через жрецов-проповедников из восточно-мидийского иранского племени магов на иранском языке. Оно при­влекло к себе массы населения проповедью, направленной против знати и местного жречества. Хотя это учение было в Мидии официальным уже в начале VI в., но не все его придерживались и не все предписания обрядов и установ­ления соблюдались даже его приверженцами [50, с. 402].

Мидийская религиозная традиция, проводниками ко­торой были маги, не могла при первых ахеменидах слиш­ком разительно противоречить персидской традиции, не говоря уже об антагонизме между ними. Если противоре­чия между ними и были, то скорее политического харак­тера, а не религиозного.

Согласно греческим авторам, Кир II ввел в Персии мидийское жречество (Ксенофонт, Киропедия, VIII, I, 23), сам, как говорят, был воспитан магами, а в своей религиозной политике отличался веротерпимостью ко всем религиозным культам. Вероятно, со времени Кира также и персидские жрецы получают возможность проповедовать в Мидии, во всяком случае со времени покорения Мидии две маздаистские традиции, несомненно, вступают в контакт и оказывают взаимное влияние одна на другую.

Тибетская бонская литература свидетельствует как о свободе вероисповедания в Персиде, так и о признании персами любых богов, при этом главные боги чужих ре­лигий отождествляются с иранскими по сходным призна­кам и атрибутам.

Но в источниках другого происхождения говорится о том же самом:

"Так говорит Кир, царь персидский: все царства земли дал мне Господь, Бог небесный; и он повелел мне построить Ему дом в Иерусалиме, что в Иудее. Кто есть из вас — из всего народа Его, да будет Господь, Бог его, с ним, и пусть он идет туда" (2 Парал. 36. 23).

Этот указ, согласно Ездре, подтверждает Дарий:

"Чтобы они (евреи) приносили жертву, приятную Богу небесному, и молились о жизни царя и сыно­вей его..." (6. 10).

Политика покровительственного отношения к чужим религиям проводилась Киром и по отношению к Вавилону. В надписях на кирпичах, обнаруженных в Вавилоне, Кир выступает и почитателем вавилонских богов, и украсителем Эсагилы и Эзиды. Сохранившийся подлинный манифест Кира на так называемом кировом цилиндре гласит:

"Я — Кир, царь мира, великий царь, царь Вавилона, царь Сумира и Аккада, царь четырех стран, сын Камбиза, великого царя, царя города Аншана, внук Кира, великого царя, царя города Аншана, потомок Теиспа. великого царя, царя города Аншана, отрасль вечного царства, которого династия любезна Белу и Набу, которого владычество приятно их сердцу.

Когда я мирно вошел в Вавилон и при ликованиях и веселии во дворце царей занял царское жилище, Мардук, великий владыка, склонил ко мне благородное сердце жителей Вавилона за то, что я ежедневно по­мышлял о его почитании. Мои многочисленные вой­ска мирно вступили в Вавилон. Во весь Сумир и Ак­кад я не допустил врага. Забота о внутренних делах Вавилона и обо всех его святилищах тронули меня, и жители Вавилона нашли исполнение своих желаний, и бесчестное иго было с них снято.

Я отвратил разрушение их жилищ и устранил их падение. Моим благословенным деяниям возрадовал­ся Мардук, великий владыка, и благословил меня, Кира, царя, чтящего его, и Камбиза, моего сына, и все мое войско милостью, когда мы искренно и радо­стно величали его возвышенное божество. Все цари, сидящие во дворцах всех стран света, от Верхнего моря до Нижнего... и в шатрах живущие цари Запада, все вместе принесли свою тяжелую дань и целовали в Вавилоне мои ноги.

От... до Ассура и Суз: Агаде, Эшнунак, Замбан, Ме-турну, Дери, вместе с областью земли Гутиев, города по ту сторону Тигра, основанного с древних дней, богов, живущих в них, вернул я на их места и дал им обитать там навеки. Всех их жителей собрал я и вос­становил их жилища. И богам Сумира и Аккада, ко­торых Набонид, к гневу владыки богов, перенес в Вавилон, дал я, по повелению Мардука, великого вла­дыки, невредимо принять обитание в их чертогах "Ве­селия сердца".

Все боги, возвращенные мною в свои города, да мо­лятся ежедневно перед Белом и Набу о долготе дней моих, замолвят за меня милостивое слово и скажут Мардуку, моему владыке: "Да будет Киру, царю, чтущему тебя, и Камбизу, его сыну..." [72, с. 166].

В тексте этого манифеста под Мардуком имеется в виду Ахурамазда. Мне хотелось бы особенно подчеркнуть то, что в тексте этого документа, как и в тексте из Библии, отражена религиозная политика Кира, имеющая отноше­ние к религии, которой он придерживался. В противном случае пришлось бы допустить, что он лицемерил, обра­щаясь с молитвой к Мардуку, а также с уважением к Небесному Господу (Яхве), в которых он на самом деле не верил. Вся его деятельность говорит об обратном.

Присоединение Вавилона к Персидскому государству имело исключительно важное значение для дальнейшего формирования маздаизма. С этого самого момента науч­ная и систематическая теология халдеев стала все интен­сивнее проникать в первоначальный маздаизм. Легенды этих двух народов сблизились, их божества идентифици­ровались, а семитическая астрология, плод их долгих на­учных наблюдений, стала доминировать над натуралисти­ческими мифами иранцев.

Заслуживает внимание сообщение бонского источника "Праздник узрения...", которое было приведено выше, о том, что "учение заклинаний" стало распространяться в Иране спустя некоторое время после Шенраба, т.е. после присоединения Вавилона к Персидской державе. Данные истории и тибетских источников взаимно дополняют друг друга.

Но, может быть, главное, что пришло в маздаизм из Вавилона — это вера в фатализм, идея, что роковая судьба связана с движением небесных звезд. Отсюда с неиз­бежностью возрастает роль астрологии, которая приобре­тает впоследствии в Тибете столь важное значение, что становится важнейшей частью жизни тибетского обще­ства. До сих пор названия дней недели, которые употреб­ляются только при гадании, сохраняют свое вавилонское значение: день Солнца (воскресенье), день Луны (поне­дельник), день Марса (вторник), Меркурия (среда), Юпи­тера (четверг), Венеры (пятница) и день Сатурна (суббо­та).

Из Вавилона берет свое начало и масса всяких суеве­рий: вера в дурной глаз, в различные заговоры и т.п. Помимо этого, некоторые из древнейших вавилонских символов широко проникли как далеко на запад, так и на восток. Изображение скорпиона можно видеть не только на митраистских изображениях, сохранившихся в Запад­ной Европе, но и на древних тибетских. Сохранилось ред­кое изображение Падмасамбхавы (VIII в. н.э.), проповед­ника буддизма, пытавшегося примирить бон с буддизмом, сжимающего левой рукой скорпиона [56, т. II, вып. I, с. 106—107 (изображение № 4)].

После гибели Кира II на престол в "529 г. вступил его сын Камбиз, который продолжил политику своего отца по укреплению государства и расширению его территории.

Наличие в Персидском государстве двух религиозных традиций создавало потенциальную возможность для дворцовых интриг. Каждая из них претендовала на то, чтобы занять господствующее положение в стране. Есте­ственно, что соперник царя мог рассчитывать на симпатии представителей той религиозной традиции, которая не пользовалась покровительством самого царя.

Родственные отношения между царем и претендентом на его трон в подобных ситуациях не являются помехой для антагонизма: в IX в. н.э. в Тибете принц Дарма при поддержке бонских жрецов перешагнул через труп своего родного брата Ралпачана, который целиком полагался на буддистов.

Уже в 522 г. Бардия, брат Камбиза, при поддержке мидийских жрецов провозгласил себя

царем[53]. Узнав об этом, Камбиз, находившийся тогда в Египте, бросился поспешно в Иран, но по дороге погиб от несчастного случая. По словам Геродота, перед своей смертью Камбии сказал персам следующее:

"Именем царских богов я требую от всех вас, в осо­бенности от присутствующих здесь ахеменидов, не допустить, чтобы власть перешла к мидянам" [43. III, 65].

Далее Геродот сообщает, что Бардия за семь месяцев своего царствования сделал много доброго всем своим под­данным, так что когда он погиб, то все в Азии жалели его, за исключением самих персов (III, 67).

Группа персов, принадлежащих к знатнейшим персид­ским родам, в числе которых был и будущий царь Да­рий I, совершила новый переворот, убив Бардию.

О последовавших затем событиях Геродот рассказыва­ет следующее:

"Таким образом маги были убиты, и головы им от­рублены; раненые персы оставлены в замке как по причине обессиления их, так и для охраны замка; остальные пять персов с головами магов в руках выбежали вон с криком и шумом, созвали прочих персов, объяснили им все происшедшее и показали голо­вы; после этого они убивали всякого мага, попадав­шегося им на глаза.

Узнав о том, что делали вельможи и как обманывали их маги, персы нашли нужным действовать таким же образом: обнажили мечи и убивали каждого встреч­ного мага. Если бы не наступившая ночь, персы пе­ребили бы всех магов до единого. День этот для пер­сов—важнейший государственный праздник; в этот день они совершают великолепное торжество, имену­емое у персов избавлением от магов. Ни один маг не смеет показаться на улице, и потому они проводят весь этот день по своим домам" (III, 79).

Далее тот же автор сообщает, что восстание против магов улеглось только через пять дней (III, 80).

То обстоятельство, что восстание против магов имело не только политическое значение, но и религиозное, под­тверждается Бехистунской надписью Дария, в которой говорится о восстановлении святилищ, разрушенных при предыдущем режиме. Борьба происходила, несомненно, по преимуществу между двумя группировками знати. Од­на из них была связана с местными культами, а другая — с мидийской религиозной традицией [51, с. 89]. Дарий смог победить, так как он привлек на свою сторону на­род—войско, центральным ядром которого были персы.

Дарий I, став царем, сумел подавить многочисленные восстания, вспыхнувшие по всей Персидской державе, и восстановил государство в границах, установленных его предшественниками. Затем он предпринял ряд необходи­мых экономических и административных мер: ввел еди­ную монетную систему, твердую систему управления, и основе которой лежало разделение государства на сатра­пии, и некоторые другие.

Политика Кира и Дария в завоеванных странах пока­зывает, что они в своих отношениях с этими странами руководствовались теми идеологическими принципами, которые сформировались в Персиде: в покоренных стра­нах они проходили вес церемонии коронации, принимали местные царские титулы и, главное, поклонялись мест­ным божествам, что с точки зрения зороастризма было совершенно недопустимо.

В 486 г. до н.э. Дарий умирает, и царем становится его сын Ксеркс. В 1935 г. в Персеполе была обнаружена над­пись этого царя, из которой впервые стало известно о какой-то проводившейся им религиозной реформе.

Но сначала вспомним два важных эпизода из биогра­фии Ксеркса: полный разгром греками гигантской персид­ской армии и флота и убийство царя и его старшего сына в 465 г. заговорщиками-царедворцами. Не были ли эти три события, а именно — поражение от греков, религиоз­ная реформа и убийство царя — тесно связанными звень­ями одной цепи? Стоит только представить себе всю грандиозность затеянного Ксерксом похода против Эллады, чтобы понять, какой жуткой катастрофой вес это оберну­лось для персов.