Развитие идеи личности в российской психологии 29 страница

Другим аргументом в пользу этой точки зрения явля­ется признание того факта, что личность преступника не обладает никакими специфическими (преступными) свой­ствами, которые были бы характерны только лицам, осуж­денным за совершение преступлений, кроме одной фор­мальной характеристики, а именно — вступление в силу обвинительного приговора. В силу этого необходимость спе­циального изучения личности преступника отпадает как бы сама собой. Тем не менее, остается вопрос, почему в одних и тех же обстоятельствах одни люди совершают преступ­ления, а другие — нет. И, наконец, последний довод при­верженцев этой точки зрения заключается в том, что дале­ко не всех, осужденных за совершение преступлений, мож­но назвать преступными личностями. В криминологии тра­диционно, еще начиная с Э. Ферри [19], выделяется особая категория лиц, совершивших преступления случайно, в силу обстоятельств и особенностей ситуации. В настоящее время для большинства и юристов, и психологов является уже аксиомой положение А.Р Ратинова о том, что «ника­кие внешние обстоятельства не могут являться определя­ющими причинами противоправного поведения, если они не положены одновременно и как личностные моменты ак­тивности человека, т. е. если они не стали внутренними де­

терминантами человеческой деятельности» [17, с. 28]. Для тех случаев, в которых мало что зависит от самого чело­века, в Уголовном кодексе РФ специально оговариваются обстоятельства, исключающие преступность деяния (неви­новное причинение вреда, крайняя необходимость, необ­ходимая оборона и пр.).

Учитывая то, что содержание понятия «личность пре­ступника» во многом определяется предметом и задачами той или иной науки, необходимо различать юридическое и психологическое понятия «личность преступника».

В правовой науке проблема «личности преступника» рас­сматривается с разных сторон, в зависимости от того значе­ния, которое имеет это понятие для различных юридичес­ких дисциплин. Так, уголовно-правовое значение категории «личность преступника» определяется необходимостью реа­лизации принципа справедливости, который гласит: «Нака­зание и иные меры уголовно-правового характера, приме­няемые к лицу, совершившему преступление, должны быть справедливыми, т. е. соответствовать характеру и степени общественной опасности преступления, обстоятельствам его совершения и личности виновного» (ч. 1 ст. 6 УК РФ). Уголов­но-процессуальное значение этой категории связано с тем, что по ч. 3 ст. 73 УПК РФ установление обстоятельств, ха­рактеризующих личность обвиняемого, является обязатель­ным, подлежащим доказыванию по любому уголовному делу.

Предметом психологии являются факты, закономерно­сти и механизмы внутреннего мира личности и ее поведе­ния, что и определяет специфику психолого-правового подхода к изучению личности преступника. Более того, за двухсотлетний период своего развития юридическая пси­хология превратилась в сложную системную отрасль науч­ного психологического знания, которая включает в себя уже Целый ряд сложившихся автономных отраслей, обладаю­щих собственным предметом, категориальным аппаратом и специфическими методами исследования. В этом плане даже

в рамках разных отраслей юридической психологии поня­тие «личность преступника» приобретает своеобразное со­держание и требует самостоятельного анализа.

Личность преступника в криминальной психологии

Проблема «личности преступника» является первосте­пенно значимой среди всего круга проблем, относящихся к предмету криминальной психологии. Тем не менее, в насто­ящее время криминально-психологическое понятие «лич­ность преступника» по своему содержанию в значительной степени совпадает с соответствующей криминологической категорией, разрабатываемой в контексте внутренних при­чин и субъективных детерминант преступного поведения. Более того, в ряде учебников по юридической психологии [5] в соответствующих главах речь идет о криминологичес­ком понятии «личность преступника».

Надо заметить, что криминологическая категория «лич­ность преступника» построена на мощных заимствованиях из теории психологической науки, что вполне естественно и правомерно. Среди наук, изучающих человека, именно психологии, вскрывающей закономерности нормального и аномального развития, формирования и деформации лич­ности, регуляторные механизмы просоциального и откло­няющегося поведения, принадлежит ведущая объяснитель­ная роль. В то же время в криминологии категории, раз­работанные в рамках общей, социальной, педагогической, медицинской и других отраслей психологии, и данные, вполне надежные в тех пределах и с теми ограничениями, которые предусмотрены условиями и задачами этих исследований, зачастую в неизменном виде распространяются на специфи­ческие ситуации правовой жизни, на совершенно иные ус­ловия психической деятельности людей. Такой механичес­кий перенос на криминологическую почву психологических данных, почерпнутых из разных источников, принадлежа­щих разным психологическим школам, теориям и концепци­

ям, совершаемый без должного переосмысления и провер­ки, чреват эклектизмом и некорректными выводами.

Недостаточная разработанность категории «личность преступника» связана и со слабостью методологических и теоретических основ криминальной психологии. Эта пробле­матика долгое время разрабатывалась юристами, в силу чего традиционный подход криминальной психологии к изу­чению механизмов индивидуального преступного поведе­ния в значительной степени определяется влиянием кри­минологических и уголовно-правовых воззрений. В них все непосредственные причины преступлений подразделяются на две большие группы: внешние (условия внешней, прежде всего, социальной, среды) и внутренние (психические про­цессы и личностные особенности субъекта преступления). Согласно этой концептуальной схеме, индивидуальное пре­ступное поведение является результатом взаимодействия стабильных личностных образований (потребностей, ценно­стей, интеориоризованных норм и пр.), характеризующих антиобщественную направленность субъекта, и криминоген­ной ситуации (конкретной жизненной ситуации, которая в силу своего содержания способствует совершению преступ­ления). Надо иметь в виду, что содержание понятия «лич­ность преступника» не совпадает с содержанием общепсихо­логической категории «личность», не есть личность челове­ка в целом, личность, как таковая. Это скорее некоторый обобщенный комплекс характеристик, выделенных по кри­терию детерминации преступного поведения.

Все вышеизложенное позволяет дать определение лич­ности преступника. Личность преступника — динамическая, относительно устойчивая система индивидуально-психологи­ческих (психофизиологических, психологических и социаль­но-психологических) свойств, признаков, связей, отношений, характеризующих лицо, виновно нарушающее уголовный за­кон, и прямо или косвенно определяющих проявление про­тивоправного поведения.

Структура личности преступника

Образующая личность преступника совокупность сис­тема индивидуально-психологических свойств складывает­ся до преступления как субъективное условие его совер­шения, которое реализуется в конкретной ситуации. При­чем личность преступника не может рассматриваться как нечто неизменное, зафиксированное в период совершения преступления. Периоды расследования преступления, за­держания преступника, его предварительного заключения, участия в судебном разбирательстве, отбытия им наказа­ния и иные следующие за преступлением события отража­ются на личности преступника, изменяя в той или иной форме многие ее черты.

Методологическая сложность изучения проблемы лич­ности преступника определяется тем, что в момент совер­шения преступления личность преступника недоступна на­учному изучению. Поэтому основное направление крими­нально-психологического исследования — изучение генезиса личности преступника, процесса ее становления. В крими­нологии предполагается, что личность преступника отли­чается от законопослушной личности своей общественной опасностью.

Факт совершения преступления является основанием для качественно новой социальной оценки личности — как личности преступника. Общественная опасность действий, которая составляет их главное социальное качество, озна­чает, что они причиняют вред или создают реальную воз­можность причинения вреда объектам уголовно-правовой охраны — общественным отношениям, интересам (благам) конкретной личности, общества или государства. По сути дела, общественная опасность личности есть прогноз веро­ятности проявления ею общественно опасного поведения.

Таким образом, понятие личности преступника приме­нимо лишь к тому, кто проявил свою общественную опас­ность в совершении конкретного преступления. Однако в силу

того, что «общественная опасность» личности как присваи­ваемое ей социальное качество имеет внешнее происхож­дение, она не является собственно психологической харак­теристикой, а выступает как некая интегральная оценка со­четания и соотношения присущих личности свойств в плане влияния на вероятность асоциального и антисоциального поведения. Вопрос же о том, чем психологически отлича­ются общественно опасные личности, остается открытым. Правовое понятие «личность преступника» включает пси­хологические, демографические, социологические, право­вые, возрастные и иные признаки. С точки зрения психоло­гии, социальные характеристики человека рассматривают­ся лишь в плане их влияния на формирование и особенности проявления их внутренних, личностных характеристик.

В настоящее время в криминальной психологии доми­нирует компонентный подход к изучению личности преступ­ника, ориентированный на изучение роли отдельных лич­ностных характеристик и свойств в генезе преступного по­ведения. Так, изучена роль в этиологии преступного пове­дения таких качеств, как агрессивность [8], жестокость [16], ригидность [10], тревожность [3] и др. Количество таких на­учных работ достигло критической массы, позволяющей сделать вывод о неперспективности этого подхода к изуче­нию личности преступника и о необходимости поиска прин­ципиально новых средств исследования ее механизмов. Надо заметить, что, в рамках такого подхода криминальная пси­хология остается на уровне описания своего предмета. Лич­ность как некоторая психическая реальность фактически исчезает из поля зрения исследователей, превращаясь в неструктурированную совокупность отдельных качеств. Но­вые исследования в этом ключе будут только добавлять все новые и новые свойства личности, играющие роль в формировании индивидуального преступного поведения, причем этот список никогда не будет исчерпан.

За последние 15 лет рядом авторов предприняты по­пытки выделить некоторый комплекс индивидуально-пси­

хологических свойств личности как непосредственную де­терминанту индивидуального преступного поведения [9, 12]. Тем не менее, и в этом случае личность рассматривается как некоторые достаточно статичные условия, определяю­щие направление и эффективность ее деятельности. В ука­занной теоретической конструкции утрачивается основная характеристика психического, его процессуальность [18].

В настоящее время накоплен достаточно большой эм­пирический материал, позволяющий наметить новые под­ходы и перспективы дальнейших исследований. Основным принципом криминально-психологического исследования должно стать сопоставление личностной структуры субъекта со способом ее реального функционирования, что предпо­лагает необходимость системного анализа личности преступ­ника. Этот подход представляется перспективным как в пла­не теоретико-экспериментального научного познания, так и при разработке практических мероприятий по профи­лактике преступности.

Идеи системного подхода в психологии не новы. Прин­ципы системного подхода в психологии были сформулиро­ваны Б.Ф. Ломовым [14] и получили развитие в отечествен­ной психологии в целом ряде концепций общетеоретичес­кого плана, реализующих этот подход применительно к личности и деятельности (Б.Г. Ананьев, В.А. Барабанщиков, А.В. Брушлинский, Л.Г. Дикая, А.Н. Леонтьев, А.Р. Лурия, B.C. Мерлин, В.Д. Шадриков и др.).

В рамках изучения проблемы личности такие исследо­вания проводятся с позиций процессуально-динамического подхода, который активно разрабатывается в общей пси­хологии [1, 4]. Надо сказать, что такого рода исследования имеются и в юридической психологии применительно к про­блеме изучения личности преступника и криминальных форм поведения. Ряд работ посвящен исследованию деформаций жизненного пути личности и формированию представлений о смысле жизни [2, 3, 17]. Однако специальных научных исследований в этом плане явно еще недостаточно. Как уже

отмечалось выше, личность преступника определяется в контексте ее поведения. Это личность человека, совершив­шего умышленно или по неосторожности предусмотрен­ное Уголовным кодексом РФ общественно опасное деяние. В силу чего «криминальное», или, шире, «девиантное по­ведение» является ключевым понятием, отправной точкой в анализе «личности преступника» как категории криминаль­ной психологии.

Девиантное и преступное поведение

Под девиантным (от лат. deviatio — уклонение) поведе­нием понимаются: в разных случаях либо конкретный по­ступок, действия конкретного человека, не соответствую­щие официально установленным или фактически сложив­шимся в данном обществе нормам (стандартам, шаблонам); либо социальное явление, выраженное в массовых формах человеческой деятельности, не соответствующих тем же требованиям. В первом значении девиантное поведение пре­имущественно предмет психологии, педагогики, психиат­рии. Во втором значении — предмет социологии и социаль­ной психологии.

Исходным для понимания отклонений служит понятие «норма». Социальная норма определяет исторически сло­жившийся в конкретном обществе предел, меру, интервал допустимого (дозволенного или обязательного) поведения, деятельности людей, социальных групп, социальных орга­низаций. Девиантное поведение для криминологии — это, прежде всего, преступное поведение. Это понятие, являясь центральным для криминологии, вместе с тем наименее ясно и четко определено. Ряд профессионально ориентированных определений преступления (юридическое, политическое, со­циологическое, психологическое), приводимые Ф. Шмалле-гером [27], могут быть использованы как отправные точки для различных направлений анализа преступного (и, шире, девиантного) поведения. Как пишет Я.И. Гилинский [7], пове­дение определяется как преступное на основе двух разно­

порядковых критериев: а) общественной опасности, реаль­ного вреда, б) предусмотренности уголовным законом. К первому критерию обратимся несколько позже. Второй же, как справедливо отмечали многие исследователи, не­избежно делает преступное поведение релятивным, кон­венциональным понятием в силу существенных различий между деяниями, которые признавались преступными в разных государствах и в разное время. Этот тезис положен в основу конструктивистского направления в современной криминологии. В контексте представлений конструктивист­ских концепций девиантность рассматривается как различ­ные виды социальных конструктов, которые возникли в ре­зультате реагирования общества на нежелательные виды поведения человека или группы лиц [6]. Так, например, Н. Hess и S. Scheerer [23] полагают, что преступность пред­ставляет собой не онтологический феномен, а социальный и языковый конструкт, поскольку определяется соответству­ющими социальными институтами, которые устанавливают правовые нормы и приписывают поступкам и действиям лю­дей определенные социальные значения. Здесь, разумеется, неоправданно игнорируется несомненная бытийная обуслов­ленность (хотя и не жесткая, однозначная детерминирован­ность) социальных конструктов как средств самозащиты об­щества от реально наносимого ущерба. Вместе с тем, такая точка зрения — еще один аргумент в пользу того, что даже в криминологическом контексте не следует ограничиваться исследованием лишь того поведения, которое подпадает под статьи Уголовного кодекса в последней редакции.

Методологически неверных тенденций, аналогичных вышеописанной, не избежала также и юридическая психо­логия. Наиболее отчетливо это обнаруживается в трактов­ке вопросов, относящихся к проблеме личности преступ­ника. Так, в психологической теории долгое время делался упор на изучении процессуальной стороны психической де­ятельности, на ее механизмах, а содержательная сторона, сущностная, считалась непсихологической и входила в пред­

мет изучения философии, этики и других наук. Надо заме­тить, что еще в последней четверти прошлого века А.Р Ра­тинов указывал на научную и методологическую несостоя­тельность такого «процессуального редукционизма» [17]. Сейчас уже является общепризнанным, что психологичес­кие механизмы невозможно понять без глубокого исследо­вания содержательно-предметной стороны деятельности, недопустимо противопоставлять форму протекания психи­ческих процессов их содержанию. Более того, можно ут­верждать, что центр психолого-правовых исследований заметно сместился в сторону изучения содержательных, ценностно-смысловых образований, определяющих вероят­ность проявления девиантного, прежде всего, преступного поведения (ниже покажем, что такое смещение при игно­рировании процессуального и эволюционного аспектов, в свою очередь, дает повод для критики).

В криминологии эта иллюзия еще не преодолена. Ил­люзия тождества личности преступника и социального нор-мотипа питает также заблуждение о полной произвольно­сти законов. Предполагается, что коль скоро уголовно-пра­вовой запрет устанавливается или отменяется волевым актом государства, то и личность преступника возникает и устраняется только этим актом, независимо от свойств субъекта. При таком взгляде игнорируется не только соци­альная обусловленность правовых норм и их функция по охране общественных отношений, но и активность субъек­та, тот факт, что преступление всегда является выраже­нием определенной позиции личности по отношению к сис­теме правоохраняемых ценностей. Примером может слу­жить «экстремистская» теория стигматизации [20], согласно которой ничто не является преступным, но общество оп­ределяет некоторые поступки как преступные и клеймит их. Человек становится преступником первоначально лишь потому, что его поведение признано преступным в резуль­тате стигматизации, осуществленной системой уголовной юстиции.

Мы полагаем, что такому подходу, по существу, ли­шающему понятия девиантного, делинквентного, преступ­ного поведения собственного содержания, следует проти­вопоставить конструктивные представления об онтологи­чески обоснованном выделении признаков девиантного поведения. Глобальным признаком негативного девиантно­го поведения является его деструктивность по отношению к коренным жизненным целям самого субъекта, его бли­жайшего окружения, общества в целом. В качестве таких целей можно рассматривать само существование, сохра­нение целостности, прогрессивное гармоничное развитие, удовлетворение потребностей, самореализацию и т.п. Если поведение субъекта объективно препятствует достижению этих целей, оно девиантно независимо от того, осуждает­ся или одобряется действующими в настоящий момент пра­вовыми, этическими, эстетическими нормами. Требование исключить из определяющих признаков девиантного пове­дения его несоответствие принятым в данный период соци­альным нормам целесообразно хотя бы потому, что нормы являются не непосредственным выражением объективных индивидуальных, групповых или общественных нужд, а лишь их отражением, полнота и адекватность которого всегда ограничены набором привходящих обстоятельств (полити­ческой и экономической конъюнктурой, неполнотой знаний, культурными, религиозными и прочими ограничениями и т.п.). Этим требованием предлагаемый подход отли- чается от также базирующейся на признаке деструктивности ти­пологии девиантного поведения Ц.П. Короленко и Т.А. Дон­ских [11], где нарушение норм — один из определяющих критериев. На этом же критерии основана трактовка пре­ступного поведения в подавляющем большинстве ныне из­вестных подходов к объяснению его происхождения и при­чин. В целом ряде таких подходов делается акцент на внеш­ней, социальной детерминации криминального поведения, и, в силу этого, они могут быть названы социологическими. Однако и среди них можно выделить те, где не игнориру­

ется индивидуально своеобразный характер поведенческо­го отклика отдельного субъекта на внешние воздействия. Достаточно полный обзор относящихся сюда теорий, уже ставших классическими, представлен В. Фоксом [20]. Здесь представляют интерес группировка этих теорий на оси «си-туационизм — диспозиционизм». Ситуационизм признает главенствующую роль внешних воздействий в формирова­нии поведенческих особенностей, а диспозиционизм припи­сывает индивиду основную ответственность за выбор пове­денческих стереотипов [15, с. 34].

В криминологии первой чисто социологической теори­ей считается теория дифференцированной связи Э. Сатер­ленда [29], в центре внимания которой стоят вопросы час­тоты, интенсивности и значимости социальных отношений, а не свойства и особенности личности или характеристики окружения. Это теория преступного поведения, в основе которой лежат принципы оперантного научения. Централь­ная идея теории в том, что преступному поведению обуча­ются, общаясь и взаимодействуя в референтных малых группах. Из ряда положений теории, сформулированных автором и его последователями, выделим наиболее важ­ные в настоящем контексте. Во-первых, научение преступ­ному поведению включает не только усвоение приемов со­вершения преступлений, но и специфическую направлен­ность мотивов, устремлений, рационализации и установок. Во-вторых, эта специфическая направленность формиру­ется на основе субъективных оценок правовых норм, а так­же реально существующих и эффективно действующих факторов подкрепления. Лицо становится делинквентом в результате преобладания у него оценок, благоприятству­ющих нарушению закона.

Согласно социологической теории субкультур, разви­тие личности человека происходит, прежде всего, под вли­янием ценностей и норм его ближайшего окружения, а не Ценностей культуры в целом. Надо заметить, что основные концепции в этом направлении сформировались еще в се­

редине прошлого столетия, однако до сих пор не утрати­ли своей актуальности. Термин «субкультура» служит для обозначения специфически трансформированных культур­ных образцов, характерных для членов определенной соци­альной среды. Исследователи, которые придерживаются этой точки зрения, говоря о субкультуре, несомненно, под­черкивают тем самым культурную специфику групп, вхо­дящих в состав широких социальных структур. Делинквен-тная субкультура чаще развивается в низших социально-экономических слоях общества. В современном обществе существует множество делинквентных, преступных и де-виантных субкультур, что во многих случаях вызывает ос­трый нормативный конфликт. Новые наборы ценностей де­лают правонарушения и преступления допустимыми, хотя законодатель или кто-либо другой признал их «незаконны­ми». Эти ценности развиваются и периодически подкрепля­ются, но в основном все это вариации на старую тему. Де-линквентная субкультура развивается постольку, посколь­ку существует проблема приспособления, с которой стал­киваются члены общества, принадлежащие к низшим сло­ям, а также конфликт между ценностями, ориентирующи­ми на социальный успех, и социальной структурой, огра­ничивающей возможность его достижения.

Развитием теории субкультур в социально-психологи­ческом направлении является теория референтной группы. Так, М. Шериф [28] считает, что нормы и ценности рефе­рентной группы становятся для человека «основными ори­ентирами», в соответствии с которыми он определяет само­го себя и организует свою жизнь. Т. Ньюкомб [25] различает позитивную референтную группу, в которую человек хочет быть принятым, и негативную референтную группу, чле­ном которой человек быть не хочет, или которой он проти­востоит. В криминологии негативной референтной группой может быть свободное общество, отвергнувшее преступ­ника и подвергнувшее его изоляции в тюрьме. Отвергая в свою очередь тех, кто его отверг, такой человек может

стать кандидатом в прокриминальную референтную группу. Позитивная референтная группа может защитить индиви­да от давления, оказываемого негативной референтной груп­пой. Как член референтной группы, человек стремится ус­воить существующие в ней установки и модели поведения и следует им. Психологичность данного подхода обнаружи­вается уже в индивидуальном, субъективном характере самого определения «референтное™» группы.

В центре внимания других психологически ориентиро­ванных социологических теорий преступного поведения — аномии, и близких к ней — отчуждения и идентификации — стоят вопросы конгруэнтности (совпадения) мировоззрения индивида и существующей в обществе системы социальных ценностей. Аномия как состояние дезорганизации личнос­ти, возникающее в результате ее дезориентации, являет­ся следствием либо социальной ситуации, в которой имеет место конфликт норм и личность сталкивается с противо­речивыми требованиями, либо их отсутствие. Обычно ано­мия проявляется в тревожности, дезориентации личности и социальной изоляции. Часто встречающееся чувство бес­цельного существования, неспособности и бессилия фор­мируют сознание собственной незначительности и боязнь стать жертвой. Ощущению собственной ничтожности сопут­ствует ослабление чувства ответственности, но горечь и зависть возникают по отношению к тем, кто находится в более благоприятных условиях. Для того чтобы как-то из­менить обстоятельства и ситуацию, ищут простых и быст­рых решений, начиная употреблением алкоголя и наркоти­ков и заканчивая совершением преступления.

Еще более психологичной «диспозиционистской» явля­ется концепция нейтрализации, согласно которой человек способен освободиться от привитой ему с детства морали, чтобы оправдать свое делинквентное поведение. Г. Сайке и Д. Матза [30] выделяют пять типичных способов субъектив­ной нейтрализации норм морали: отрицание ответственно­сти, отрицание вреда, отрицание наличия жертвы, осуж­

дение осуждающих, ссылка на высшие соображения. По существу, здесь авторы рассматривают механизмы пси­хологической защиты криминальной личности. Для нас здесь важен вывод о том, что система ценностей делинквента не всегда и не во всем противостоит господствующему соци­альному порядку, однако в зависимости от обстоятельств делинквент может реинтерпретировать как нормы поведе­ния, которые он, в общем, признает, так и смысл соверша­емых им делинквентных поступков. При этом оправдания противоправного поведения, которые представляются дос­таточно убедительными для делинквентов, не являются та­ковыми для системы юстиции и для общества в целом. В этом процессе нейтрализацию морально подкрепляет эрозия норм. Эрозия норм и нейтрализация — результат ослабления са­морегулирования, что облегчает индивиду участие в деви-антном и преступном поведении. Согласно концепции нейт­рализации, дело не в том, что делинквенты имеют свой на­бор норм, а в том, что они придерживаются обычных норм, используя их для оправдания отклоняющегося поведения. Нормы просто «размыты». Эта точка зрения отличается от теории субкультур, включающих ценности, отличающиеся от ценностей, господствующих в обществе.

Согласно примыкающей к этой точке зрения концеп­ции «дрейфа», человек не делает выбор между делинквен-тным и законопослушным поведением, а «дрейфует» где-то между этими двумя противоположными точками, прибегая для оправдания своей делинквентности к ссылке на смягча­ющие обстоятельства. Делинквент расширяет круг смягча­ющих обстоятельств, с тем, чтобы включить сюда свою соб­ственную ситуацию и оправдать свое делинквентное пове­дение. «Дрейф» делает возможным нейтрализация, поскольку это процесс освобождения делинквента от моральных уз, накладываемых законом.

Удачной попыткой объединения ситуационного и дис-позиционного подходов является теория регулирования У.К. Реклесса [26]. В основе этой теории лежат представле­

ния о внешних и внутренних импульсах, пооуждающих к делинквентному, либо к законопослушному поведению. Если внутренние и внешние импульсы побуждают к делинквент­ному поведению, то результатом и будет делинквентное поведение. Внешнее и внутреннее регулирование, по-ви­димому, является главным опосредующим звеном между давлением, которое оказывает на индивида окружающая действительность, и его внутренними побуждениями. Внеш­нее регулирование представляет собой сложный механизм, действующий в непосредственном социальном окружении индивида и удерживающий его в рамках социальных норм. Внутреннее регулирование включает в себя контроль над побуждениями, мотивами, свободой самовыражения, а так­же над такими чувствами, как фрустрация, нетерпеливость, разочарование, возмущение, враждебность, унижение. Оно требует способности противостоять внешним и внутренним импульсам, успешно разрешать конфликты, удерживать­ся от соблазнов и стойко переносить неприятности. Внут­реннее регулирование приобретает особое значение в мо­бильном, меняющемся обществе, поскольку порождаемое им отчуждение людей затрудняет им участие в жизни груп­пы и выбивает их из привычной колеи.

Аналогичную теорию предложил в 1945 г. А. Били [21], который выделил: а) личностные факторы, ослабляющие самоконтроль, и б) социальные факторы, ослабляющие со­циальный контроль. Теория регулирования предлагается как теория, наилучшим образом объясняющая многие прояв­ления любого поведения, в том числе и делинквентности и преступности. Внутреннее и внешнее регулирование мо­жет быть вскрыто путем анализа отдельных случаев. Дей­ствие внутренних и внешних факторов поддается наблюде­нию. Теория регулирования — одна из немногих теорий, в которой микрокосм (конкретные случаи) отражает эле­менты макрокосма (общие положения).