Милость в свете права на жизнь

Понятия "милость" и "пощада" Библия превращает в принцип поведения всех, наделенных властью выносить вердикты. Ведь самим Господом Соломону открыто не только то, что Господь милостив, но и то, что милость вытекает из самого факта господства: "То самое, что Ты господствуешь над всеми, располагает Тебя щадить всех" (Прем. 12. 16). Следовательно, существует и обратная связь: милость — условие власти, обязательное тем более для земных властителей: "Милость и истина охраняют царя, и милостью он поддерживает престол свой" (Пр. 20. 28).

Предвосхищая особый разговор о милости в главе о судебной власти, все же здесь отметим, что вообще слово "милость" в библейском тексте очень часто соседствует со словом "суд" и с понятием, являющимся непосредственным смыслом и призванием суда — "истина" (особенно наглядно это в Псалмах): "Он любит правду и суд; милости Господней полна земля" (Пс. 32. 5); "Милость и истина сретятся" (Пс. 84. 11); "Милость и истина предходят пред лицем Твоим" (Пс. 88. 15); "Милость и суд буду петь" (Пс. 100. 1). Это сращение понятий с еще большей определенностью подтверждается в Евангелии, в словах Христа, подчеркнувшего "важнейшее в законе: суд, милость и веру" (Матф. 23. 23). А главное, что в этой триаде первенство — за милостью: "Милость превозноситсянад судом" (Иак. 2. 13).

Следовательно то, что понятие "милость" поставлено во главу угла, — не отличительная черта Нового Завета: именно это утверждалось и в Ветхом Завете. Особо важное значение получает это

понятие при решениях, соприкасающихся с правом человека на жизнь. В этом плане чрезвычайно важно отрицание тех состояний человека, которые могут способствовать отстранению милости, подавлению в нем того божественного свойства, которое отражено в обозначении Бога словом "Всемилостивый". Такими душевными состояниями являются чувство мести и гнев. Поэтому еще в Левите сказано: "Не мсти" (Аев. 19. 18). Господь осуждает гнев в людях: "Самое движение гнева есть падение для человека" (Сир. 1. 22). Эта мысль переходит в Новый Завет: "Гнев человека не творит правды Божи-ей" (Иак. 1. 20). Но переходит не просто так, а связываясь с заповедью как одна из гарантий ее исполнения: "Вы слышали, что сказано древним: не убивай, кто же убьет, подлежит суду. А Я говорю вам, что всякий, гневающийся на брата своего напрасно, подлежит суду" (Матф. 5. 21—22). Гнев входит в ряд смертных грехов как раз по этим трем причинам: он "не творит правды Божией", он есть "падение для человека", и он же подвергает сомнению действенность заповеди "не убий" и следовательно, гарантированность права человека на жизнь. Господь, призывающий людей к воздержанию от гнева, в Свою очередь, всегда прислушивается к мольбе о том же, к чему Он Сам призывает людей. И Сам Господь вкладывает в уста пророка Иеремии текст обращения к Нему, предваряемый словами "Слушайте слово, которое Господь говорит вам" (Иер. 10. 1): "Наказывай меня, Господи, но по правде, не во гневе Твоем, чтобы не умалить меня" (Иер. 10. 24). Обратим внимание: Господь подсказывает человеку, что суд во гневе — недопустим не только потому, что потенциально опасен для права на жизнь, но и потому, что он оскорбителен для достоинства человека ("чтобы не умалить меня"), ибо права, в том числе право на жизнь, генетически связаны с достоинством. И то, и другое более всего уязвимы, когда судия, тем более земной человек, судит во гневе. И подобному судье Господь являет пример: "Как поступлю с тобою, Ефрем? [...] Повернулось во Мне сердце Мое, возгорелась вся жалость Моя! Не сделаю по ярости гнева Моего, не истреблю Ефрема, ибо Я — Бог, а не человек" (Осия 11. 8—9).

И мудрые правители видели являемый им Божий пример, как видел Соломон, обратившийся к Господу словами: "Ты наказываешь

с таким снисхождением и пощадою, давая им время и побуждение освободиться от зла" (Прем. 12. 20). С этим вполне согласуются слова Господа: "Я милости хочу, а не жертвы" (Осия 6. 6), — слова, на которые ссылается и Христос, рекомендуя людям: "Пойдите, научитесь, что значит: милости хочу, а не жертвы" (Матф. 9. 13). Не случайно, что в этих словах Христа раскрыт смысл слов родоначальника мессианской семьи Давида — и как раз в псалме, пророчествующем о Мессии: "Научитесь, судьи земли!" (Пс. 2. 10). И в ветхозаветных пророчествах, и в евангельском учении Господь требует милости и от земных судей, от которых во многом зависит — реально ли декларируемое и сегодня право человека на жизнь.

ГЛАВА ВТОРАЯ Свобода личности

Свобода и послушание

аголовок, вынесенный в начало главы, может вызвать недоумение у многих, и вот по каким соображениям.

Все учение христианства построено на идее послушания. Выражение "непослушание" во всем тексте Библии является детерминацией осуждения. Как в Ветхом, так и в Новом Заветах сплошь и рядом синонимом слова "человек" оказывается слово "раб". Это зачастую приводит к весьма популярной мысли о том, что Библия утверждает не свободу, а порабощение.

Есть два источника, порождающие и питающие атеизм на протяжении веков: так называемый "научный" и "этический". Первый основывается на неприятии "чуда", не укладывающегося в обычные человеческие представления о многом, в том числе о происхождении мира и человека: отсюда — попытки определить и объяснить явления и реалии в рамках этих эмпирических представлений (например, эволюция обезьяны в человека). Но в плане рассмотрения проблемы свободы, являющейся скорее категорией этического порядка, для нас здесь важнее второй, "этический" источник. Он базируется на вышеприведенном понимании Библии как утверждения несвободы и порождает богоборчество как якобы стремление к реабилитации свободы. Посему первое в мире государство воинствующего атеизма — Советское государство — свое богоборчество начало не с разрушения церквей, а с подготовки этого разрушения. В контексте этой подготовки отметим хотя бы заклинание "мы не ра-бы, ра-бы не мы", обязательно произносимое по складам и заучиваемое наи-

зусть детьми и взрослыми, обучающимися грамоте в первые годы большевистского переворота. Не удивительно ли, что это усердие не то что не избавило страну от несвободы, но как раз ввергло ее в тотальное насилие. Случилось же это по причине, квалифицируемой нами ранее как источник общественных катаклизмов, — по причине попытки построения свободы на основах, отличных от Божьего замысла свободы.

Чтобы вникнуть и понять этот замысел, тем более при наличии в нем требования послушания, отметим основное. В Библии утверждается не просто послушание, а послушание Богу, гласу Божьему. Далее: в Библии слово "раб" становится синонимом слова "человек" лишь в словосочетании "раб Божий". Возможно, у многих возникнет недоуменный вопрос: "Ну и что?" Вопрос этот основан на принципиальном недопонимании категории "Бог", на уравнивании Бога с человеком — на представлениях о Боге, не идущих дальше примитивных картинок с изображением Бога в облике бородатого старца.

Следовательно, прежде чем говорить о библейской концепции свободы, следует постичь смысл выражения "раб Божий": чьим же "рабом" представляется человек в этом словосочетании?

Не углубляясь в богословские объяснения понятия "Бог", обратим внимание вот на что. Помимо того, что Бог является Создателем мира и человека (уже только это обстоятельство оправдывает требование повиновения, ибо никого ведь не смущает послушание детей родителям), в контексте интересующей нас проблемы важно подчеркнуть совершенно тривиальную мысль: Бог нематериален. Сколь часто люди, пытаясь приспособить мысль о существовании Бога к своим эмпирически-материальным представлениям, отождествляют Вездесущего с материальной природой. В философском смысле подобное понимание становится основой пантеизма: всё есть Бог. Намного приемлемей определение, согласно которому "Бог есть абсолютная субстанция"¹. Но будучи абсолютной субстанцией, нематериальной абсолютной идеей, Бог является началом, упорядочивающим первоначальный хаос. Н. Бердяев справедливо отмечал: "Свобода, осознанная исключительно формально, без цели и содержания, есть ничто, пустота, небытие. Свобода в грехопадении и была такой

Гегель Г. Философия религии. В 2 т. Т. 1. М., 1975. С. 274.

отрицательной, формальной свободой, пустотой, небытием"¹. Добавим, что подобной бесцельной и бессодержательной является свобода абсолютная, каковым был первоначальный хаос, из которого, согласно Соломону, был создан мир. Слова из Книги Премудрости Соломона о том, что мир был создан из "необразного вещества" (Прем. 11. 18; в некоторых переводах — "безобразного"), могут означать, что ограничением абсолютной свободы хаоса Бог создал осмысленный мир²; по аналогии с этим, ограничением абсолютной свободы человека Бог дал ему осмысленную свободу. Отход от Бога —■ это постоянное и губительное стремление возврата к первоначальной бессмыслице свободы хаоса — через свободу грехопадения и падения вообще. Так что свобода от Бога есть свобода в грехопадении. Так именно следует понимать известные слова Ф. Достоевского: "Если Бога нет, то всё дозволено". Эти причинно-следственные отношения, естественно, предполагают и обратную связь: если Бог есть, то границы дозволенного сужаются, и ограничений должно быть тем больше, чем глубже грехопадение. Акт творения был одновременно внесением в хаос порядка, закона: "И отделил Бог свет от тьмы" (Быт. 1. 4); "И отделил воду, которая под твердью, от воды, которая над твердью. И стало так. И назвал Бог твердь небом" (Быт. 1. 7—8); "И сказал Бог: да соберется вода, которая под небом, в одно место, и да явится суша. [...] И назвал Бог сушу землею, а собрание вод назвал морями" (Быт. 1. 9); "да будут светила на тверди небесной [...] для отделения дня от ночи [...]; и поставил их Бог на тверди небесной, чтобы светить на землю, и управлять днем и ночью, и отделять свет от тьмы" (Быт. 1. 14—18). Так что, если внимательно приглядеться к описанию актов творения, все они включают дефиницию явления с последующим определением его места и функции: это и есть законодательная деятельность. Таким образом, Бог — учредитель закона в самом широком смысле. Уже актом творения Он заложил в мир и закон всемирного тяготения, и законы механики, и закон Архимеда, и закон Паскаля.

¹ Бердяев Н. Смысл творчества. Опыт оправдания человека // Собр. соч. В 3 т. Т. 2. Париж, 1991. С. 180.

² О кажущемся противоречии слов Соломона с тем, что Бог создал мир из ничего —

ниже.

Бог учреждает "закон" для каждого сотворенного Им явления, следовательно, и для последнего из Своих созданий — человека. Но так как при прочих актах творения этот "закон" является лишь определением функций, не зависящих от самого явления, то он не является правовой категорией, между тем как относительно человека, наделенного свободной волей, определение как функций, так и ограничений в его действиях обретает правовое содержание. Таким образом Бог есть учредитель как физических законов, не соотносимых с категориями права, так и учредитель законов общества. Слова апостола о том, что "Закон свят" (Рим. 7. 12) и "Закон духовен" (Рим. 7. 14) являются главными аргументами того, что "закон имеет власть" (Рим. 7. 1). Значит, власть закона — от Духа его и от святости, то есть от его божественных свойств. Следовательно, быть в послушании закону — это значит, быть в послушании Духу и святости, то есть Богу; и наоборот, послушание и покорность Богу означает не что иное, как подчинение закону — постулат, который уже никого не смущает.

Свобода и запреты

Каким же образом законы Божьего замысла обеспечивают свободу? Для ответа на этот вопрос обратимся сначала к современному праву: как в сегодняшних наиболее общих представлениях выглядят условия, гарантирующие свободу личности?

Один из азов современного права гласит: дозволено всё, что не запрещено. Перечисление прав никогда не может быть исчерпывающим, потому не может гарантировать свободу человека. Эта правовая доктрина впервые получила законодательную формулировку спустя 4 года после принятия Конституции США — в 1791 г., в IX поправке: "Перечисление в Конституции определенных прав не должно толковаться как отрицание или умаление других прав, сохраняемых народом". Впоследствии подобные формулировки появились и в конституциях других стран, а принцип дозволенности всего, что не запрещено, был провозглашен и в международных документах, регламентирующих права человека, в первую очередь, во Всемирной декларации прав человека: "При осуществлении своих прав и свобод каждый человек должен подвергаться только таким ограничениям,

какие установлены законом исключительно с целью обеспечения должного признания и уважения прав и свобод других и удовлетворения справедливых требований морали, общественного порядка и общего благосостояния в демократическом обществе" (ст. 29). Следует однозначно признать, что именно в этой установке дозволенности всего незапрещенного и заключена правовая основа свободы.

Человечество могло избежать долгих блужданий и намного раньше прийти к мысли о благотворности и созидательном начале этого принципа, если бы внимательней присмотрелось к принципам построения законодательства Самим Богом — к принципам божественного права, которые можно видеть в Библии.

В формулировке первого закона, вымышленного не человеком, а данного ему Богом, был заложен как раз этот принцип. Господь уже в этом законе рая подчеркнул не что иное, как запрет: "От дерева познания добра и зла, не ешь"(Быт. 2. 17). Широта свободы человека была поистине безгранична: все остальное он волен был делать, ибо именно ему, сотворенному "по образу Божию" (Быт. 1. 27), было определено Богом: "Владычествуйте над рыбами морскими (и над зверями), и над птицами небесными (и над всяким скотом, и над всею землею)" (Быт. 1. 28). Представление этого запрета как лишение права человека на познание вообще, на познание в сегодняшнем смысле этого слова принципиально неверно. Божье творение само по себе было добром, и это подтверждается Богом после каждого акта творения: "И увидел Бог, что это хорошо" (Быт. 1. 8, 10, 12, 18, 21, 25). Возможности и право познания всего доброго, то есть исходящего от Бога, Господь Сам предоставил человеку, поместив его в раю и даже представляя ему каждую из сотворенных Им реалий, чтобы человек узнал их и дал им названия — это и было актом познания. От запрещенного же древа, таким образом, могло быть лишь познание того, что осталось за пределами Божьего замысла, — познание зла. А главное, что "познание" в библейской фразеологии не означает лишь узнавания, обретения знаний. Оно означает усвоение, превращение в свое, обладание, соединение, единение: именно в этом смысле и используется далее слово "познал" ("Адам познал Еву" — Быт. 4. 1 и др.), которое становится синонимом слова "прилепился", используемого в Библии лишь в двух контекстах: в контексте супружеских отношений ("Человек [...] при-

лепится к жене своей, и будут одна плоть" — Быт. 2. 24 и др.) и в значении единения с Богом ("Прилепитесь к Господу Богу Вашему" — И. Нав. 23. 28 и др.). Запрет есть с древа познания добра и зла означал, таким образом, запрет на единение со злом. И впрямь, что же познали Адам и Ева, ослушавшись Бога? Вот обещание змея, соблазнившего их на вкушение запретного плода: "Откроются глаза ваши, и вы будете как боги, знающие добро и зло" (Быт. 3. 5). А вот реальный результат: "И открылись глаза у них обоих, и узнали они, что наги" (Быт. 3. 7). То есть трактовка запрета на вкушение плода как запрета на познание есть трактовка змея (дьявола). Реальным же результатом оказалось лишь то, что нагота человека, бывшая знаком его детской чистоты и невинности, после "познания", то есть единения со злом, стала печатью греховности, нуждающейся в прикрытии: "И сшили себе смоковные листья, и сделали себе опоясания" (Быт. 3. 7). Человек на самом деле познал лишь грех, который есть синоним зла. Закон "не ешь" тем самым оказывался запретом на зло, и вне этого запрета Бог нисколько не довлел над человеком, предоставив ему свободу действий и наделив его свободной волей. Господь, разумеется, мог бы вместо человека сотворить робота, запрограммированного на безусловное и неукоснительное добро и праведность, но это не входило в Его планы. Ценность подобного существа была бы близка к нулю, ибо ценно для Бога не навязанное добро, а свободный его выбор. Собственно, свобода выбора была одним из важнейших составляющих образа и подобия Божия в человеке. "Свобода в человеке и есть Образ Божий. Христианство не ограничивает свободу, но освобождает человека от детерминизма падшего мира"¹. Автор этих слов, протоиерей Иоанн Мейендорф, ссылаясь на Григория Нисского, утверждает, что "грехопадение человека состояло именно в том, что человек подпал под власть космического детерминизма, тогда как изначала, когда он участвовал в божественной жизни, когда сохранял в себе образ и подобие Божие, он былподлинно свободен"². Конечно, Господь уже при сотворении человека знал о перипетиях исторического пути человечества и об ожидающей его вековечной внутренней борьбе

¹ Мейендорф Иоанн. Указ. соч. С. 49.

² Там же. С. 66.

между добром и злом. Господь знал, что существо это должно непрерывно воспитываться и направляться Им, Господом, во имя правильного выбора, что Он и делает в течение всех последующих библейских событий. Ведь абсурдно предположение, что Господь сотворил человека, не зная во всей полноте, кого он сотворил, и лишь потом увидел все "минусы", заложенные в этом создании. Не случайно Господь, дающий высокую оценку результату каждого акта Своего творения ("И увидел Бог, что это хорошо"), единственно после создания человека воздержался от подобной оценки. Бог предвидел, что человек недолго удержится в первозданной чистоте, являющейся единственным условием пребывания в раю. Этим, в частности, можно объяснить, что еще задолго до грехопадения и изгнания из рая Бог завещал Адаму и Еве обладать вовсе не раем, а просто землею: "Наполняйте землю, и обладайте ею"(Быт. 1.28)¹. Богу был угоден не просто человек, а человек свободный. Потому право и возможность своей свободной волей определять свои действия и поступки были предоставлены человеку в подчеркнутой безмерности дозволенного. Символический запрет на вкушение с древа, будучи единственным запретом, явился, с одной стороны, законодательной гарантией свободы человека, с другой — подсказкой, отеческим пожеланием, назиданием о том, что выбору надлежит быть в русле путей, предначертанных не кем-то, а Создателем. Мудрость Господа в том, что предоставленную Им свободу Он сформулировал не как вседозволенность, а как запрет, как единственное ограничение. Но ведь и в современном понимании закон есть ограничение: никого ведь не смущает и не настораживает сегодня то, что категория независимости зачастую формулируется через категорию подчиненности: "подчиняется только закону" (это относится к любому субъекту права — от личности до властных структур, например, суда). Подобно этому, и Божий запрет был не просто запретом, не капризом, а фиксацией основополагающего принципа свободы. Дарование человеку жизни и закона, определившего его свободу, было одновременным актом, если не одним и тем же (ср. с приведенными

¹ На эту деталь еще в V в. обратил внимание архимандрит Егише, более известный как автор исторической работы "О Вардане и армянской войне". См.: Егише. Толкование к творению (на древнеарм. яз.). Приложение к кн.: Хачикян Л. "Толкование к творению" Егише. Ереван, 1992. С. 24.

выше библейскими словами, согласно которым, закон — "это жизнь ваша" — Втор. 32. 47).

В Едеме допущение почти безграничной свободы человека было обусловлено его совершенством. Грехопадение человека состояло в двух преступлениях: в непослушании (вкушение запретного) и во лжи самооправдания. Ведь Бог не свершил суда, не выслушав обвиняемых. При "расследовании", проведенном Богом в Едеме, и Адам, и Ева не пожелали видеть грех в себе и в свое оправдание указали на нечто вне себя. "И сказал (Бог): [...] не ел ли ты от дерева, с которого Я запретил тебе есть? Адам сказал: жена, которую Ты мне дал, она дала мне от дерева, и я ел. И сказал Господь Бог жене: что ты это сделала? Жена сказала: змей обольстил меня, и я ела" (Быт. 3. 11—13). Так, уже в едемском саду появились два греха: непослушание и ложь. Для устранения их и возникла необходимость соответствующих ограничений свободы. Возвращение к первоначальной свободе как богоданной ценности могло произойти лишь после коррекции человеческого существа именно по этим двум параметрам.

Коррекция свободы человека по первому из названных параметров исходила из того, что непослушание Богу оказалось послушанием змею, отождествляемому с дьяволом (о том же факте в Книге премудрости Соломона сказано: "Но завистью диавола вошла в мир смерть" — Прем. 2. 24). В свою очередь, вкушение от древа познания добра и зла оказалось не познанием вообще, а познанием зла, ибо исходило от змея (дьявола).

Совершенный человек, каким сотворил его Бог, не нуждался в более поздних законах. Позже заповеди были даны ему в меру той необходимости, которая появилась вследствие возникновения общества грешных людей, познавших зло и для своего же блага нуждающихся в установлении правил человеческого общежития. Эти правила и были даны Богом людям через Моисея в едином законодательстве, вобравшем в свою основную часть десять заповедей. Приведем эти заповеди.

1. "Не будету тебя других богов" (Исх. 20. 3);

2. "Не делайсебе кумира [...] не поклоняйсяим и не служиим" (Исх. 20. 4—-5);

3. "Не произносиимени Господа, Бога твоего, напрасно" (Исх. 20.7);

¹ 4. "День седьмый — суббота Господу, Богу твоему: не делай воный никакого дела ни ты, ни сын твой, ни дочь твоя, ни раб твой, йи рабыня твоя, [...] ни пришлец" (Исх. 20. 10);

5. "Почитай отца твоего и мать твою" (Исх. 20. 12);

6. "Не убивай"(Исх. 20. 13);

7. "Не прелюбодействуй"(Исх. 20. 14);

8. "Не кради"(Исх. 20. 15);

9. "Не произносиложного свидетельства" (Исх. 20. 16);

10. "Не желайдома ближнего твоего; не желайжены ближнего твоего, (ни поля его), ни раба его, ни рабыни его, ни вола его, ни осла его, (ни всякого скота его), ничего, что у ближнего твоего" (Исх. 20. 17).

Заметим: кроме пятой заповеди, где речь не о действиях, а лишь о нравственно-этических ценностях ("почитай отца твоего и мать твою"), во всех остальных случаях, обозначающих уже конкретные действия, Господь подчеркивает только запреты: человек свободен делать все, что здесь не перечислено. Правовая доктрина, согласно которой дозволено все, что не запрещено, лежит как в основе первого закона ("не ешь"), так и этого законодательства. Быть рабом Божьим и быть в послушании Богу оказывается на самом деле требованием руководствоваться принципом, заложенным в этом законодательстве.

Коррекция свободы человека по первому из названных выше параметров явилась прерогативой первой заповеди: "Не будет у тебя других богов". Эта заповедь — основа всех прочих, из нее вытекают все остальные правила, ибо все прочие грехи — порождение богоотступничества и поклонения другим богам (языческим божествам ли, идолам или фетишизированным реалиям вроде золота, денег, должности, власти и проч.).

Но в плане постижения того, в каком случае повиновение становится на самом деле свободой и в каком — рабством, интереснее всего вторая заповедь. Приведем ее целиком в части "диспозиции": "Не делай себе кумира и никакого изображения того, что на небе вверху, и что на земле внизу и что в воде ниже земли; не поклоняйся им и не служи им" (Исх. 20. 4—5). Трактовка этой заповеди лишь как недозволения поклоняться другим божествам полностью обессмысливает ее, так как в этом случае она оказывается излишним повторением первой, а Бог не говорит ничего такого, в чем нет

нужды. Посему здесь должен быть и иной смысл. Богу, несомненно, известно, что других богов, кроме Него, вообще не существует ни на небе, ни на земле, ни в воде, и значит, они не могут бьггь изображены. Безусловно, Он запрещает изображение всяких явлений и предметов, если при этом искажается их суть и они превращаются в кумиров и в божества, т. е. в нечто, порабощающее человека. Но не только о них речь. Ведь и Сам Бог — на небе ("Отче наш, иже еси на небеси"), да и на земле, и в воде — Он, ибо Он — Вездесущий. И следовательно, в этой заповеди Бог фактически говорит человеку: и Меня не делай кумиром, не делай и Моего изображения и не поклоняйся ему¹. Лучшее подтверждение подобной интерпретации этой заповеди читаем во Второзаконии. Господь, говоря о Своей встрече и разговоре с Моисеем, когда к горе Синай был собран и народ, предупреждает: "Твердо держите в душах ваших, что вы не видели никакого образа в тот день, когда говорил к вам Господь на (горе) Хориве² из среды огня, дабы не развратились и не сделали себе изваяний, изображений" (Втор. 4. 15—16). Потому что изображение — всегда материализация, а Бог — нематериален. Потому что быть служителем кумира, который не может существовать вне материализованных представлений, и есть быть рабом. Здесь следует сделать одну существенную оговорку. Запрет этот относится лишь к Богу-Отцу. Иконопись — изображение Христа — не подпадает под этот запрет по единственной причине, а именно: Христос явился людям "воплощенным", "вочеловеченным", божественная и человеческая Его сущность предстали людям воедино. Потому выражение "раб Христов" ни разу не использовано в четвероевангелии, пока Христос во плоти, при Его земной жизни. Выражение "раб Христов" появляется только после Его вознесения. Тем самым Бог отстаивает содержание свободы в выражении "раб Божий", в котором Он соответствует своей нематериальной сути (абсолютной субстанции). Это выражение обретает смысл порабощения только тогда, когда Бог представляется, изображается в виде бородатого ли старца или идолов, поклонение и служение которым есть рабство. Запрет

¹ Подобное понимание этой заповеди допускается и в официальной православной версии. Ср. толкование, приведенное в: Толковая Библия. Т. 1. С. 165.

² Хорив — отрог горы Синай. В Библии в ряде случаев горе Синай дается это название.

поклоняться и служить им, таким образом, есть запрет рабства. При соблюдении первых двух заповедей всё встает на свои места, обретая иной смысл. Понятие "раб Божий" становится синонимом понятия свободного и праведного человека и противопоставляется понятию раба человеческого, то есть раба греха. С этой антитезой постоянно встречаемся в посланиях апостолов: "Вы, бывши прежде рабами греха, [...] стали рабами праведности" (Рим. 6. 17—18); "Когда вы были рабами греха, тогда были свободны от праведности" (Рим. 6. 20); "Вы освободились от греха и стали рабами Богу" (Рим. 6. 22). В аналогичном плане следует понимать и слова апостола Павла о себе: "Если бы я и поныне угождал людям, то не был бы рабом Христовым" (Гал. 1. 10). Но эти понятия противополагаются и в словах, непосредственно произносимых Богом. Когда Господь сказал народу Израиля еще при их рабстве в Египте: "Я Господь, и выведу вас из-под ига Египтян, и избавлю вас от рабства" (Исх. 6. 6), — Он говорил о чем-то намного более всеохватном, чем освобождение от египетского ига. Он говорил о том, что переведет их из статуса рабов человеческих в статус рабов Божьих, то есть свободных. В своем законодательстве Господь еще отчетливей противопоставляет эти понятия: "Когда обеднеет у тебя брат твой и продан будет тебе, то не налагай на него работы рабской; он должен быть у тебя как наемник, как поселенец. [...] Потому что они — Мои рабы [...]; не должно продавать их, как продают рабов" (Левит 25. 39—42). Противопоставление этих понятий и подчеркивание содержания свободы и счастья в словосочетании "раб Божий" отчетливо выражены и в следующих словах Господа: "Так говорит Господь Бог: вот, рабы Мои будут есть, а вы будете голодать; рабы Мои будут пить, а вы будете томиться жаждою; рабы Мои будут веселиться, а вы будете в стыде; рабы Мои будут петь от сердечной радости, а вы будете кричать от сердечной скорби и рыдать от сокрушения духа. И [...] убьет тебя Господь Бог, а рабов Своих назовет иным именем" (Исайя 65. 13—15).