Синтез философии и науки, ориентированный на будущее.

Немецкого мыслителя Готфрида Вильгельма Лейбница (1646-1716) можно считать пограничной фигурой. Конечно, он творил в то же время, что и Ньютон, и внёс существенный вклад в научную революцию XVII в. Но если брать его философию, то она даёт основание для включения Лейбница в век Просвещения. Его основные книги – «Монадология» и «Новые опыты о человеческом разумении» принадлежат не только этому периоду, но и несут философско-научную перспективу.

Философские идеи не стареют и их востребованность для науки периодически меняется. Почти все философы Нового времени были настроены весьма критически по отношению к учению Аристотеля. Бэкон считал его одним из «идолов театра», Декарт подверг его разумность сомнению. На этом фоне Лейбниц сохранил мудрое отношение к философской традиции. Он был убежден в том, что никакой прогресс науки не может повлиять на вершинные достижения философской мысли, ибо они образуют «вечную философию». В неё входят и основные идеи Стагирита. В отличие от метафизики физика и другие науки непрерывно развиваются. Их потребности в универсальных идеях меняются и отсюда проистекает смена философских приоритетов: то, что на одном этапе необходимо, на другом теряет свою значимость. Однако на последующих этапах истории науки отставленные в сторону метафизические доктрины снова обретают познавательную ценность. Попеременное привлечение в конкретные исследования – закон жизни вечной философии.

Аристотелевское учение о целевых причинах и концепция субстанциальных форм способны быть противоядием против механицизма. «Всё в мире является машиной» - этот тезис стал ядром механистического мировоззрения. Оно возникло на особом стыке философии и науки. Решающий вклад внёс Декарт своим метафизическим учением о протяженной материи, лишенной всякой жизни. Свой взнос в механицизм внёсла теоретическая механика. С появлением такой фундаментальной теории у учёных и мыслителей возник искус применять её ко всему и вся. Заслуга Лейбница состоит в том, что он первым понял опасность нового способа мысли. Загонять реальность в механическую клетку, значит, существенно обеднять её разнообразное содержание.

Позитивным противовесом механицизма Лейбниц считал аристотелевскую метафизику. В ней он особо выделил идею целевых причин, которая позволяет учесть своеобразие живых существ и отличить их от косных вещей. Удивительно гармоничное строение животных и их поведение можно объяснить только целесообразностью, а не механическим строением. Другая ценность метафизики Стагирита – доктрина субстанциальных форм. Конечно, средневековые схоласты её скомпрометировали своим чрезмерным употреблением в решении частных задач физики. Но совсем отказываться от неё нельзя. На уровне философского анализа первоначал бытия идею субстанции ничем другим заменить нельзя.

К такому выводу подводит и наука. Декарт полагал, что пространства как субстанции достаточно для характеристики природы и в его физике речь идет о сохранении «мертвой силы» (количества движения). Но на самом деле постоянной остается «живая сила» (кинетическая энергия). Стало быть, наука в виде физики обязывает философов признать субстанциями непространственные, силовые и деятельные начала. Пространственные же характеристики существуют в качестве внешних проявлений активности субстанциальных форм.

Монады как нематериальные и деятельные субстанции. Свое учение о монадах Лейбниц построил на идейном пересечении метафизики Аристотеля, собственного понимания физики и психологической теории сознания. Такой богатый синтез подходов дал сложную и оригинальную концепцию.

В самом первом приближении монада (греч. monas – единица) родственна платоновскому эйдосу, демокритовскому атому и аристотелевской форме в том, что она выступает одним из многих сущностных начал бытия. В этом плане монада проста и неделима, т.е. она не имеет структурных частей. Вместе с тем, она отличается исключительным богатством свойств, это такое единичное, которому присущи многие немеханические характеристики. Лейбниц проводил аналогию с геометрической точкой, где пересекается много линий и образуется обилие углов.

В отличие от пассивного атома монады обладают собственной активностью. Лейбниц назвал их «центрами сил». Здесь чувствуется влияние физического представления о «живой силе», как первом варианте понятия энергии. Но физическая энергия далеко не исчерпывает репертуар деятельности монад. Их активность представлена восприятиями и представлениями. Такими свойствами монады похожи на человеческие души и по сути дела они - души, несущие в себе психические способности разных уровней. Вот почему их нельзя назвать материальными, ибо даже самые низшие монады демонстрируют бессознательное восприятие, где лишь отсутствует сознательный контроль. В качестве иллюстрации Лейбниц берет такие человеческие состояния, где мы не отдаем себе отчета в том, что с нами происходит: сновидения, обмороки, бездумная фиксация постоянных внешних явлений, к которым мы привыкаем и на них не реагируем («фоновые восприятия»).

Каждая монада воспринимает все другие и разная степень восприятий образует иерархию монад во главе с Богом. Лейбниц представил монады своеобразными микрокосмами. Богатство их содержания всецело определяется качеством восприятия и представления. Как живое зеркало каждая монада по-разному отражает другие монады без исключения. Такой универсальный охват делает все монады, представляющими в отдельности всю вселенную. Такое состояние выражает присутствие всего во всем, наличие прошлого и будущего в любом миге настоящего.

Все монады несут в себе индивидуальность, которая отличает их друг от друга. Лейбниц здесь проводит аналогию с вещами, где нет двух одинаковых камней, листов и других тел. Подобную неповторимость и оригинальность демонстрируют монады. Их многообразие определяется разными уровнями восприятия и представления. На низшей ступени находятся монады с полностью бессознательными восприятиями, затем следуют субстанции, где восприятие сопряжено с душой и памятью. Еще выше расположены монады с представлениями и рассудочным духом. На вершине иерархии пребывает монада абсолютного разума и всеведения, т. е. Бог.

Бог существует как вечная и первичная монада. Все остальные монады сотворены им для бессмертной жизни. Из божественной монады непрерывно истекают излучения в виде «первоматерии», суть которой сводится к темным и смутным восприятиям. Соединение излученной материи с монадами дало многообразие тел и существ. Телесные свойства – протяженность, масса, твердость – выступают внешними проявлениями тёмных восприятий, вошедших в связь с монадами. Любое скопление монад организуется в тело как индивидуальную систему одной верховной монадой. В организме животного всё определяет душа, у человека доминирует духовная монада. Вот почему в любом уголке материальной природы царит жизнь и вселенная подобна саду с цветущими растениями или пруду, полному водорослей, лягушек и рыб.

Всё связано со всем предустановленной гармонией. На монады Лейбниц наложил весьма строгий запрет – они не участвуют в механических взаимодействиях. Монады не способны материально влиять друг на друга и все они замкнуты в самих себе (у них нет ни «окон», ни «дверей»). И всё же речь идет не об абсолютной изоляции, монады способны на взаимные отношения на основе «предустановленной гармонии». Когда Бог творил монады, то он внес в них единый план взаимосогласования. В силу такого замысла собственная природа каждой монады ориентирована на такую деятельность, которая заранее соответствует особенностям активности всех остальных. Представим, что мастер часовых дел сконструировал двои маятниковые часы так, что они, существуя раздельно, демонстрируют синхронность своего хода и всегда показывают одинаковое время. Если заменить часовщика Богом, то его синхронизация монад и будет предустановленной гармонией.

Наш мир самый лучший из всех возможных миров.Лейбниц разработал и четко сформулировал онтологический принцип достаточного основания: «ничто не происходит без достаточного основания». Это означает, что каким бы случайным и ничтожным не казалось нам некое явление, у него всегда найдутся глубинные причины, делающие его определенным звеном в бесконечной цепи событий. Такое устройство мира сопряжено с законом непрерывности – «природа не делает скачков». Мы нередко фиксируем противоположности, резко отделенные друг от друга. Однако скрупулезный анализ устанавливает множество промежуточных звеньев, заполняющих «провал» обыденного восприятия. Так, переходы от малого к большему и обратно совершаются через средние величины, быстрое движение через мириады уменьшающихся скоростей лишь, в конце концов, становится покоем. В природе нет абсолютного рождения и окончательной смерти, а есть прирост и развитие, снижение и регресс.

Воображение нам подсказывает, что многие явления реальности могли бы быть другими. Наш мир в целом – это реализация одной возможности из бесконечного ряда. «Почему есть такое бытие?» Достаточным основанием совокупного бытия Лейбниц признал Бога. В силу своих совершенств он мог избрать только наилучший вариант. Существование нашего мира есть самое убедительное доказательство бытия Бога.

Внешние объекты дают человеку истины факта, а разум содержит врожденные задатки идей, требующие развития. В своей теории познания Лейбниц различал «истины разума» и «истины факта». В последних образы фиксируют случайные положения дел во внешней для разума реальности. Если физики наблюдают колебания маятника и описывают их словами, то здесь будут фигурировать суждения о движениях с разными амплитудами и различными периодами колебаний. Никакой необходимости тут не существует, ибо для фактов нельзя найти должное разумное основание. Другое дело – «истины разума», у которых такие основания существуют в виде законов логики. Здесь суждения утверждают то, противоположность чего логически немыслима. Такое знание отличается логической необходимостью и всеобщностью, оно совместимо с разумом Бога. Возьмем утверждение: «Живая сила движущегося тела прямо пропорциональна его массе и квадрату скорости». Данная формула выражает сугубо необходимую связь.

Если англичанин Дж. Локк (XVII в.) уподоблял познающий разум «чистой доске», а Декарт верил во врожденные идеи, то Лейбниц избрал третий путь. Он исходил из того, что ничто не входит в сознание извне и наша душа не получает посланий через какое-то подобие дверей и окон. Все идейные формы изначально находятся в разуме, но они врожденны нам подобно наклонностям и предрасположениям. Потенциально душа знает «истины разума», однако эти естественные зародышевые формы требуют культурного развития, которое и предоставляется школьным образованием.

Монадология перспектива для современной и будущей науки. Лейбниц явил собой некий образец сочетания философии и науки. Его вклад в естествознание значителен: независимо от Ньютона он открыл исчисление бесконечно малых, заложил основы логического обоснования математики, первым дал формулу кинетической энергии. И все же по преимуществу Лейбниц был больше философ, чем ученый. Своей монадологией он первым дал основательную критику механицизма. Его идеи опередили время и оказались востребованными более поздней наукой. Концепция предустановленной гармонии пришлась к месту в биологических исследованиях. Идея несилового взаимодействия стала актуальной в квантовой физике. Образ множества возможных миров повлиял на современную космологию (гипотеза «ветвящихся миров»). Такое обилие перспектив мог выдвинуть только гений.

Задания.

1. Какой смысл вкладывал Г. Галилей в термин «двойственная истина»?

2. В чем Галилей видел единство и различие мысленного и реального экспериментов?

3. Какое понимание содержалось у И. Ньютона в выражении «пространство есть чувствилище Бога»?

4. Дайте истолкование ньютоновского принципа «гипотез я не измышляю»?

5. Почему философия Лейбница оказалась созвучной современной науке?