Предмет философии и ее место в современной культуре 23 страница

Xолистический подход основанный на понимании целого как не-множественного, помогает более адекватно исследовать особенности мира бесконеч­ного, его отличия от мира конечных вещей.

Еще Кантором было установлено, что в традиционном смысле понятие части и целого неприменимо к бесконечным множествам, так как часть в них эквивален­тна (равномощна) целому. Однако это очень важное утверждение Кантора - к бесконечности нельзя подходить с мерками конечного - и его методологическое значение пока недостаточно оценены. Возможно, подобная недооценка связана с тем, что в сознании ученых и сегодня преобладает «атомистическое», чисто мно­жественное понимание мира. Отказ же от абсолютизации такого понимания и принятие предположения о принципиальной неразложимости мира на актуально-множественные структуры, по-видимому, позволит найти пути к адекватному пониманию сущности бесконечного и выработать методологию его познания.

10.4. Пространственно-временная структура бытия

Пространство и время - философские категории, посредством которых обозначаются формы бытия вещей и явлений.

Пространство - категория, выражающая сосуществование объектов, их расположение относительно друг друга, событие. Время - катего­рия, выражающая длительность протекающих процессов, последо­вательность смены состояний в ходе изменения и развития систем.

Определение хотя бы в самом первом приближении масштабов в пространстве и ритмики смены во времени природных и социальных систем как процедура пред­ставления фундаментальных параметров бытия является необходимым условием не только процесса постижения мира человеком, но и осознание им самого себя.

В истории философии и науки сформировалось две концепции простран­ства и времени - субстанциональная и реляционная.

Согласно субстанциональной концепции пространство и время существует независимо от природы, от объектов. Такое понимание пространства и времени сформировалось в классической механике Ньютона. Реляционная концепция про­странства и времени утверждает, что все пространственные и временные характе­ристики являются отношениями, природа которых определяется характером вза­имодействия объектов. Значительный вклад в разработку этой концепции внесла общая и специальная теория относительности А. Эйнштейна^{199/ [30]}. В ее рамках было доказано изменение пространственных характеристик объектов в зависимости от массы (искривление пространства вблизи объектов, обладающих огромными мас­сами) и зависимость временных характеристик от скорости перемещения объек­тов (ускорение времени при движении со скоростями близкими к скорости света).

В начале XX в. физика выявила глубокую связь между пространством и вре­менем. Оказалось, что время есть четвертое измерение мира, а пространственно-временной срез нашей Метагалактики характеризуется формулой 3+1 (три про­странственных измерения и одно временное). Эта фундаментальная характеристи­ка определила материальное строение Метагалактики. Современная наука считает, что могут существовать миры с другими пространственно-временными параметра­ми. Ученые предполагают, что при рождении нашей Метагалактики существовало десятимерное пространство - время. Четыре измерения (формула 3+1) стали фор­мами бытия материи на макроскопическом уровне, а шесть - определяют структуру микромира, размеры которого меньше 10^-33 см. Очевидно, что эта структура не имеет аналогов в макромире, в котором живет человек. Четырехмерное простран­ство-время органически связано с материей и движением макромира.

В последние десятилетия ХХ в. была высказана гипотеза о том, что свой­ства пространства и времени отличаются своеобразием для каждого структур­ного уровня бытия: биологическим процессам присуще биологическое простран­ство и время, социальным - социальное пространство и время.

Так, особенности биологического пространства-времени проявляются уже на уров­не белковых молекул в форме асимметрии (нарушения полного соответствия и рас­положения частей целого относительно какого-то центра) «левого» и «правого» в группировках атомов. Живые центры образуются только из тех молекул, в которых имеется «левосторонняя» группировка. В неживой природе нет различия между «пра­вым» и «левым». Камню все равно где лежать: слева или справа. Растение же четко различает эти свойства пространства, что особенно видно на вьющихся растениях, завивающих «спирали-усики» только справа налево. Имеет свою специфику и вре­менная организация живого. Растения меняют длительность протекания в них био­логических и химических процессов в зависимости от времени суток, погоды и т. д.

Особенности проявления пространственно-временной структуры характер­ны и для человека как биологического существа. Ему свойственно, например, интуитивное чувство времени. В нас как бы встроены «биологические часы». И здесь нет ничего сверхъестественного, если учесть, что человек - закономерный итог развития галактики, а потому может «чувствовать» ее ритмы. Медики от­крыли, что наши внутренние органы работают с разной степенью интенсивнос­ти в разное время суток^{200/ [31]}.

Свою специфику имеет пространство и время жизни общества. Человече­ство, в отличие от животных, сразу же начало формировать особую простран­ственную сферу своей жизнедеятельности; изготовлять орудия труда, строить жилища и целые поселения, создавать пастбища, одомашнивать диких зверей и т. д. Рядом с неосвоенной природой появилась «вторая», «очеловеченная» при­рода. Если в неживой и биологической формах материи пространство включает только связи предметов, то в социальное пространство входит и отношение че­ловека к предметам, к месту своего обитания. Например, понятие «Родина» ха­рактеризует не только определенную территорию, место рождения и жизни че­ловека, но и его отношение к этому месту: человек испытывает чувство любви к ландшафту (это могут быть лес, горы, море, океан, поля) и тоскует, если по ка­кой-то причине вынужден жить в другом месте.

Социальное время - форма бытия общества, выражающая длительность ис­торических процессов, их смену, возникающую в ходе деятельности людей. Со­циальное время характеризуется не только неравномерностью протекания, но и многоуровневой структурой. В ней можно выделить время, определяющее исто­рию происхождения рода человеческого, время образования наций и народно­стей, время развития и смены целых эпох и формаций, а также время индивиду­ального бытия человека^{201/ [32]}.

Социальные процессы имеют разную длительность. Родоплеменные обще­ства и первые цивилизации древнего мира уходят корнями в толщу веков, со­ставляющую несколько десятков тысяч лет. Средневековое общество просуще­ствовало около 1400 лет, а современный способ жизни длится всего около 300 лет. Смена этапов развития общества характеризуется ускорением темпов соци­альных изменений, что нашло свое отражение в понимании времени. Древние цивилизации воспринимали время как повторяющийся цикл, в котором особой ценностью обладало прошлое, хранящее необходимые для жизни навыки и зна­ния. Осознание необратимости временного движения в античности стало осно­ванием конституирования социального времени в качестве ценности: «Самое драгоценное - время» (Антифонт).

С появлением христианства временной цикл развернулся в линию, вектор которой был направлен в будущее. В христианской культуре линейная времен­ная схема приобретает характер жесткой эсхатологической асимметрии, допол­няющейся аксиологической асимметрией временности (мига) земного существо­вания и временной бесконечности «жизни вечной».

Специфическое восприятие времени сформировалось индустриальной ци­вилизацией. Погоня за прибылью требовала постоянной интенсификации тру­да, уплотнения событий и процессов, протекающих в единицу времени. Неслу­чайно именно в эту эпоху была изобретена секундная стрелка, как свидетель­ство ускорения ритма жизни. Начался «бег времени», превышающий уровень биологического ритма человеческого тела и происходящих в нем физиологичес­ких процессов. Ускорение ритма социальной жизни продолжается, что негатив­но сказывается на здоровье людей. В современной философии акцент понима­ния социального времени все больше смещается с его трактовки как воплощен­ного в календаре объективного параметра социальных процессов на интерпретацию темпоральности человеческого существования (Хайдеггер).

В рамках постнеклассической науки происходит своеобразное «переотк­рытие времени» на основе исследования нелинейных систем. Особенно активно и плодотворно идею «конструктивной роли времени», его «вхождения « во все области и сферы специально-научного познания развивает И. Пригожин. Он утверждает, что время проникло не только в биологию, геологию и социальные науки, но и на те два уровня организации бытия, из которых его традиционно исключали: макроскопический и космический. Не только жизнь, но и Вселенная в целом имеет историю, и это обстоятельство влечет за собой важные следствия.

10.5. Проблема детерминизма в современной науке и философии

Детерминизм - учение о всеобщей закономерной связи и взаимообусловлен ности всех явлений. В философии детерминистические концепции описыва­ются с помощью категорий причина и следствие, необходимость и случайность, возможность и действительность. Идеи детерминизма появляются уже в ан­тичной философии (Демокрит). Дальнейшее развитие и обоснование детерми­низм получает в естествознании и философии Нового времени (Бэкон, Декарт, Ньютон, Лаплас, Спиноза и др.).

10.5.1. Концепция лапласовского детерминизма и ее ограниченность для построения современной картины мира

Классическая философия и наука представляла все процессы происходя­щие в мире как обратимые во времени, предсказуемы и ретросказуемы на нео­граниченные промежутки времени. Наиболее отчетливо такое представление о детерминизме было сформулировано известным французским физиком и мате­матиком Пьером Лапласом (1749 - 1827) в работах «Опыт философии теории вероятностей» и «Аналитическая теория вероятности» и получило название лапласовского детерминизма. Значение координат и импульсов всех частиц во Все­ленной в данный момент времени, с его точки зрения, совершенно однозначно опре­деляет ее состояние в любой прошедший или будущий момент. Случайному как объективному явлению места нет²⁰². Только ограниченность наших познаватель­ных способностей заставляет рассматривать отдельные события как случайные. Исключая случайность из категориального аппарата теории, Лаплас абсолюти­зировал необходимость как единственно возможное основание фундаменталь­ных теорий типа классической механики^{203/ [33]}.

В соответствии с уровнем развития естествознания этого времени детерми­низм находит свое выражение в такой форме всеобщей связи и взаимной обус­ловленности, которая описывается динамическими закономерностями. Динами­ческие закономерности - выражают строго однозначную обусловленность изме­нений одних элементов другими, при которой данное состояние системы однозначно определяет ее последующее состояние, и описывают их абсолютно точно в форме связи вполне определенных физических величин. В ситуациях, подпадающих под представления лапласовского детерминизма и классической

²⁰² Лаплас допускал существование объективной случайности только в эмпирическом материале, признавал эвристическую ценность вероятностных методов исследования. Но он считал, что теория должна исключать из своих построений случайность.

механики, траектория любого объекта (эволюция любой ситуации) однозначно определяется начальными условиями. В силу этого знание начальных условий дает возможность точно предсказать дальнейшее развитие системы (законы Нью­тона, электродинамика Максвелла, механика сплошных сред и т.п.). В механис­тической детерминистической концепции предполагалось, что для поведения каждой частицы, каждого элемента имеется только одна с необходимостью осу­ществляющаяся возможность. Понятый таким образом детерминизм ведет к фатализму, принимает мистический характер и фактически смыкается с верой в божественное предопределение.

Представление о закономерностях особого типа, в которых связи между величинами, входящими в теорию, неоднозначны, впервые ввел Максвелл в 1859 г. при рассмотрении систем, состоящих из огромного множества частиц. Он сформулировал статистический закон распределения молекул по импуль­сам, введя понятие вероятности наступления события. На этой основе начала развиваться статистическая механика (Больцман, Гиббс), а наука во второй половине XIX в. приступила к изучению статистических закономерностей. Статистические закономерности выражают такие связи, когда данное состояние системы определяет все ее последующие состояния не однозначно, а лишь с оп­ределенной вероятностью, являющейся объективной мерой возможности реа­лизации заложенных в прошлом тенденций изменения^{204/ [34]}.

Картина мира, рисуемая классическим разумом, - это мир, жестко связан­ный причинно-следственными связями. Причем причинные цепи имеют линей­ный характер, а следствие если и не тождественно причине, то, по крайней мере, пропорционально ей. По причинным цепям ход развития может быть просчи­тан неограниченно в прошлое и будущее. Процессы, происходящие в мире, пред­ставлялись как обратимые во времени, предсказуемые и ретросказуемые на бес­конечно большие промежутки времени; случайность исключалась как нечто внешнее и несущественное; эволюция рассматривалась как процесс, лишенный отклонений, возвратов, побочных линий.

Механистический детерминизм не улавливает сложную диалектическую природу причинной связи. В процессе анализа различных объектов обнаружи­вается, что такая связь не всегда может трактоваться как непосредственная и однозначная. Подобная трактовка возможна лишь в случае искусственной изо­ляции объектов от условий, в которых происходит их функционирование.

10.5.2. Возможности и границы вероятностной картины мира

Осознание ограниченности причинного типа объяснений на рубеже XIX -XX вв. привело к формированию философского и естественнонаучного индетер­минизма. Индетерминизм полностью или частично отрицает существование при­чинно-следственных связей и возможность их детерминистического объяснения.

Однако развитие науки и философии в XX в. показало необходимость не отказываться от принципа детерминизма, а его дальнейшего развития.

Картина мира классической науки выглядит с современной точки зрения, по остроумному замечанию известного бельгийского ученого, лауреата Нобе­левской премии И. Пригожина, почти как «карикатура на эволюцию». Мы жи­вем в принципиально нестационарном универсуме, выражаясь образным язы­ком известного английского астрофизика Дж. Джинса, в «великолепной, оше­ломляющей и странной Вселенной».

Существенный вклад в разработку новых представлений о детерминизме внесла квантовая механика - установление В. Гейзенбергом (1927 г.) соотноше­ния неопределенностей, согласно которому в микромире невозможно одновре­менно точно знать импульс и координаты в силу противоречивой корпускулярно-волновой природы микрообъектов: чем меньше неопределенность коорди­наты частицы, тем больше неопределенность ее импульса и наоборот. Осознание этого приводит к формированию вероятностной картины мира, для которой характерно введение статистических закономерностей как существенной харак­теристики физических, биологических, социальных процессов.

Современная наука фиксирует открытость систем, возможность реализа­ции множества тенденций развития, заложенных в прошлых состояниях систем; возникновение в процессе развития возможностей и тенденций качественно но­вых состояний. Т.е. всякий достаточно сложный процесс развития подчиняется статистическим закономерностям, т.к. динамические закономерности являются лишь приблизительным выражением отдельных этапов этого процесса^{205/ [35]}. Раз­личие динамических и статистических закономерностей относительно, т.к. вся­кая динамическая закономерность представляет собой статистическую законо­мерность с вероятностью осуществления близкой или равной единицей. С рас­ширением пространственно-временных интервалов развития связь между предшествующими и последующими состояниями системы все в большей степе­ни подчиняется законам вероятностной детерминации.

До появления квантовой механики считалось, что поведение индивидуаль­ных объектов всегда подчиняется динамическим закономерностям, а поведение совокупности объектов - статистическим. Переход к исследованию квантово-механических явлений, живой клетки (мутагенеза, например) показал недоста­точность старых представлений.

И если в молекулярно-кинетической теории газов статистичность вытека­ет из массовости элементов, составляющих систему (включает понятие вероят­ности распределения материальных точек по скоростям), то вероятностный ха­рактер поведения отдельных микрообъектов обусловлен внутренним единством таких противоположных сторон как корпускула и волна. Согласно статисти­ческой интерпретации квантовой теории для каждой частицы существует ряд возможностей, из которых одна реализуется случайным образом (случайным в том смысле, что поведение частицы нельзя однозначно вывести из закона), для реализации именно этой, а не иной возможности может быть заранее вычисле­на вероятность.

В последние годы новый импульс для обсуждений проблемы детерминизма придала проблема математического моделирования диссипативных систем. Это системы, в которых пренебрежительно малые, неразличимые для нас и не учи­тываемые флуктуации приводят к резкому изменению траектории (эволюции) системы.

Проблематика нестабильности, исследуемая современной наукой, привела к переосмыслению проблемы детерминизма, соотношению необходимости и

случайности, ибо выявила, по мнению Пригожина и Стенгерс, необходимость четкого различения физического и математического смыслов. Процесс может иметь вполне детерминистскую математическую модель; но, чтобы понятие де­терминизма имело при этом еще и физический смысл, необходимо определить начальные условия. В ряде случаев это невозможно сделать с требующейся точностью^{206/ [36]}.

Классическим примером являются метеорологические ситуации. Недаром тут говорят об «эффекте бабочки», взмах крыла которой может привести к непред­сказуемым и весьма значительным последствиям^{207/ [37]}. Однако и относительно та­ких систем можно делать какие-то предсказания, ибо, несмотря на непредсказу­емость флуктуаций (случайных незначительных изменений начальных условий), набор возможных траекторий (путей эволюции системы) ограничен (например, погодными условиями, которые могут наблюдаться в данном сезоне в данном ре­гионе). Случайные флуктуации непредсказуемым образом меняют траектории систем, однако сами траектории тяготеют к определенным типам - «аттрак­торам» - и вследствие этого переводят систему, нестабильную относительно мельчайших изменений начальных условий, в новое стабильное состояние (Приго-жин выражает это словами о том, что из флуктуаций, «шумов» рождается новый порядок).

Однако Рене Том, известный современный математик, автор теории катас­троф, видит эту же познавательную ситуацию в ином аспекте. Сами флуктуа­ции относятся, по его мнению, к «невыразимому», т. е. неподдающемуся описа­нию. Они не создают новый порядок, а лишь подталкивают систему к тому или иному априори предсказуемому типу порядка. Изучение субстрата эволюцио­нирующей системы, как постоянно подчеркивает Том, позволяет предвидеть все возможные типы траекторий. Поэтому и в ситуациях, которые имеет ввиду При-гожин, говоря о становлении порядка из хаоса, все в основе своей детерминиро­вано. Мир, заявляет Том, остается Космосом, а не Xаосом.

Спор о детерминизме, начатый Рене Томом, связан с выразительными возможно­стями современных математических теорий. Его позиция в самом кратком и общем виде состоит в том, что современная наука есть наука математизированная, и потому вопрос о ее выразительных возможностях неразрывно связан с вопросом о выразительных возможностях математических теорий. Последние же, по самой своей сути, являются детерминистскими: все, что описано на языке математики - это уже детерминированное. «Случайное», «непредвиденное» и т. п. суть, считает Том, чисто негативные понятия, обозначающие то, для чего не нашлось места в нашем формализме, что осталось невыразимым в нем. Том по­стоянно подчеркивает, что понятия случайного и детерминированного имеют смысл только относительно известного формализма, т. е. описания событий на языке математизированных теорий. «Неполноправный» статус статистических описаний

Рене Том связывает с их меньшим математическим совершенством, по­нять которое может, однако, лишь человек с развитым математическим мышлением^{208/ [38]}. Отсюда вытекает, что детерминистские теории обладают научным совершенством, так как допускаемая ими математическая онтология проще. Поэтому научная рациональность диктует стремление переходить от статис­тических описаний к детерминистским. А отказ от такого стремления, призна­ние несводимости и принципиальной значимости случая, заявления о «новой на­уке», базирующейся на таковом признании - все это, как утверждает Том, есть не что иное, как отступничество от науки и идеалов научной рациональности. Для него «случайное» есть чисто негативным понятием, обозначающим то, что мы не поняли и не смогли описать. Поэтому настоящий ученый не должен оста­навливаться на признании случайности явления, а искать его скрытые причины.

Возражая Тому, Пригожин напомнил, что идее «скрытых параметров» по­чти сто лет. Ее выдвинул Гельмгольц для обоснования второго принципа тер­модинамики, но уже Пуанкаре показал слабости подобной идеи. Ситуация в современной квантовой механике еще более затруднительна для защитника идеи «скрытых параметров».

Развитие научных исследований в этой сфере показало, что противопос­тавление детерминированного и случайного является ложной проблемой. Дан­ные понятия взаимодополнительны и связаны со стабильностью или нестабиль­ностью аттракторов, управляющих эволюцией диссипативной системы. Детер­минизм и признание случайного вовсе не исключают, но, напротив, прекрасно дополняют друг друга. «Я убежден, - пишет Пригожин, - что нам равно необхо­димы и детерминистские и вероятностные схемы для описания невероятно слож­ных явлений, с которыми столкнулась наука последних десятилетий»^{209/ [39]}. Для за­щиты своей позиции Пригожин обращается также к аргументации онтологи­ческого и мировоззренческого плана. В детерминистских законах классической механики время обратимо; прошлое и будущее играют тут одинаковую роль. Но мы, напоминает Пригожин, живем в эволюционирующем мире, мире нео­братимых процессов. Как же описать эту необратимость, составляющую фун­даментальную черту человеческого опыта? Необратимость появляется на тео­ретическом уровне при переходе к статистическим описаниям.

В отличие от классической науки, стремившейся сводить все к простому и предсказуемому, современная наука работает с непредсказуе­мым, неопределенным, неточным и сложным, широко использует вероятностные методы и признает важную роль случайного и непредс­казуемого. В ближайшем будущем, по-видимому, науку ожидает расширение и переосмысление многих классических понятий^{210/ [40]}.

Таким образом, развитие науки в течение последних ста лет привело к тому, что представления о детерминизме становятся все более сложными и гибкими, уче­ные осознают ограниченность классического физического детерминизма, стремят­ся

снять противопоставление необходимости и случайности. Детерминизм лапласовского толка, исключающий случайность, непредсказуемость, неопределен­ность, бифуркации (как в прошлом, так и в будущем) сейчас уже оказывается недостаточным для понимания сложных саморазвивающихся объектов современ­ной науки. Новая объяснительная парадигма в науке опирается не только на поня­тие необходимости, организованности, порядка, но и случайности, беспорядка, хаоса. Признание конструктивной роли случая - выражение не ограниченности познания, а его способности заглядывать за пределы известных форм познания. В поле реального человеческого опыта присутствуют детерминации и непредсказу­емое, порядок и беспорядок одновременно. Это мы видим в явлениях микро- и мак­ромиров, в астрофизике, биологии, экологии, антропологии, истории.

10.6. Телеологические концепции в современной науке. Антропный принцип и его философские истолкования

Одной из разновидностей детерминации является целевая детерминация (teleos - цель); принцип «конечных причин» (саша fiimUs), согласно которому иде­ально постулируемая цель, конечный результат, оказывает объективное воздей­ствие на ход процесса, принимает различные формы в различных телеологичес­ких концепциях.

Впервые представление о целевой детерминации вводит Аристотель. Со­гласно ему, каждый предмет природы имеет внутреннюю актуальную бесконеч­ную по содержанию цель, целевую причину, которая является источником «стрем­лений», реализующихся в процессе развития предмета, движения от низших сту­пеней природы к высшим (имманентная телеология).

Идеи имманентной телеологии в Новое время разрабатывали Лейбниц в учении о предустановленной гармонии, Шеллинг в учении о мировой душе. Объективный идеализм, Гегель, неотомизм, неовитализм, неофинализм и т.п. фи­лософские концепции исходят из наличия в мире объективных внечеловеческих целей и целесообразности. Чаще всего таким целеполагающим началом считал­ся Абсолютный дух, Мировой разум, Бог, которые находятся вне мира и вносят цели в сотворенную для человека природу.

Наука утверждает естественный характер целесообразности. Она исхо­дит из того, что не части определяют целесообразную организацию целого, а целое в процессе своего развития создает целесообразную приспособленность строения частей. Так, например, дарвинизм объясняет органическую целесо­образность как приспособление организма к условиям его существования; кибернетика - действием обратной связи. В современной науке сформировал­ся целевой подход, суть которого заключается в том, что научное исследова­ние обращается к конечной стадии, результату процесса как его цели, от­правляясь от которой аналитически устанавливаются причины по их след­ствию.

Особое внимание, которое современная наука уделяет целевой детермина­ции обусловлено рядом новых открытий в физике, космологии. В связи с этим в науке возникла своеобразная «телеологическая проблема». Она состоит в необ­ходимости объяснить чрезвычайно высокую и тонкую взаимосогласованность ряда фундаментальных свойств и характеристик нашей Вселенной. Оказывается, что изменение некоторых из этих свойств (даже на сотые доли процента) при сохра­нении

всех остальных связей и параметров неизменными привело бы к катаст­рофическим последствиям для всего мирового целого^{221/ [41]}. При чем многие свой­ства нашей Вселенной не только обеспечивают стабильность и качественное многообразие природы, но и чрезвычайно благоприятны для существования жизни и разума.

На основании этого в 70-е годы ХХ в. был сформулирован антропный прин­цип, устанавливающий зависимость существования человека от физических па­раметров Вселенной. Физические расчеты показывают, что если бы изменилась хотя бы одна из имеющихся фундаментальных постоянных, то стало бы невоз­можным существование тех или иных физических объектов - ядер, атомов и т.п. Например, если уменьшить массу протона на 30%, то в нашем мире отсутство­вали бы любые атомы, кроме атома водорода. Осмысление этих зависимостей и привело к формулировке антропного принципа американским специалистом по теории гравитации Б. Картером, согласно которому Вселенная обладает таки­ми свойствами, что в ней на определенном этапе с необходимостью могла воз­никнуть жизнь и сознание (наблюдатель). Т.е. Вселенная обладает свойствами, которые мы наблюдаем, по той причине, что они определяют саму возможность существования познающего субъекта (наблюдателя). На основе такого предпо­ложения можно вычислить некоторые соотношения физических констант (мас­су протона и электрона, заряд электрона, гравитационную постоянную, скорость света в вакууме и т.п.).

Антропный принцип известен в различных формулировках и разногласия и споры вокруг него во многом связаны с двусмысленностью употребляемых понятий. Так, Дж. Барроу и Ф. Типлер в их совместной книге, которая столь же дискуссион­ная, сколь и популярна: «Антропный космологический принцип» (1986), начинают со «слабого антропного принципа», который определяется следующим образом: «Наблюдаемое значение всех физических и космологических величин не случайно, но продиктовано требованием обеспечить существование областей, где могла бы возникнуть жизнь на углеродной основе, а также требованием, чтобы возраст Вселенной был достаточно велик, так чтобы это событие уже произошло. «Силь­ная» версия формулировки антропного принципа в этой работе такова: «Вселен­ная должна обладать такими свойствами, которые на определенном этапе ее истории позволяют жизни развиться».

Антропный космологический принцип несет определенную философскую нагрузку - вызывает различные мировоззренческие интерпретации - материа­листическую и идеалистическую^{212/ [42]}. В мировоззренческим плане антропный прин­цип воплощает в себе идею взаимосвязи человека и универсума, высказанную еще в античности. Её развивали и разрабатывали философы и естествоиспыта­тели на протяжении многих веков: Протагор, Анаксимандр - в античную эпоху, Дж. Бруно - в эпоху Возрождения, К. Циолковский, Тейяр де Шарден, Ф. Крик,