Заря эпохи Постмодерна

История XX в. — это также ряд событий, последовательно разво­дящих модернизацию мира и экспансию христианской культуры, ле­жащую в ее основе, усиливающих их взаимное отчуждение. Христи­анская цивилизация, становясь глобальной, вмещала и объединяла все более многочисленные, разнообразные культурные и религиоз­ные меньшинства. При этом она испытывала растущие неудобства, декларируя собственную исключительность, и даже затруднялась порой просто подтвердить свою идентичность. В сущности, сколь странным это утверждение ни покажется, христианское общество (стремясь поддержать необходимый баланс между обществом духов­ным и гражданским, целями метафизическими и политическими) подверглось более чем парадоксальной культурной агрессии именно вследствие своего доминирующего положения.

В ходе нарастающей прагматизации общественного сознания про­исходило постепенное перерождение секуляризации западного сооб­щества в фактическую дехристианизацию его социальной ткани, что неизбежно влекло за собой коррозию и распад начал двухтысячелетней цивилизации. Кроме того, становится очевидным расхождение основополагающих для западного социума векторов политической демократизации и экономической либерализации, особенно замет­ное на глобальных просторах. Модернизация явно утрачивает при­сущую ей ранее симфонию культуры и цивилизации.

Феномен Модерна (уже претерпев серьезную трансформацию внутри североатлантического ареала) был по-своему воспринят и пе­реплавлен в недрах неотрадиционных, восточных обществ, в ряде случаев полностью отринувших его культурные корни и историче­ские замыслы, но вполне воспринявших внешнюю оболочку совре­менности, ее поступательный цивилизационный импульс. Иначе го­воря, духовный кризис современной цивилизации проявился в рас­щеплении процессов модернизации и вестернизации на обширных пространствах Третьего мира. В результате во второй половине XX в. традиционная периферия европоцентричного универсума породила ответную цивилизационную волну, реализовав повторную встречу, а затем и синтез поднимающегося из вод истории Нового Востока с секулярным Западом, утрачивающим свой привычный культурный го­ризонт.

Роли основных персонажей исторической драмы как бы перевер­нулись: теперь, кажется, Запад защищает сословность, а жернова Востока распространяют гомогенность. Культура христианской Ойкумены, все более смещаясь в сторону вполне земных, материаль­ных, человеческих, слишком человеческих ценностей, столкнулась с рационализмом и практичностью неотрадиционного мира, успешно оседлавшего к этому времени блуждающую по планете волну утили­тарности и прагматизма. Первые плоды глобализации имеют в итоге странный синтетический привкус, а порожденные ею конструкции, являясь универсальной инфраструктурой, подчас напоминают ме-галоманичную ирригационную систему, чьи каналы, в частности, обеспечивают растекание по планете уплощенной информации и суррогата новой массовой культуры. В результате распространение идеалов свободы и демократии нередко подменяется экспансией эн­тропийных, понижающихся стандартов в различных сферах жизни, затрагивая при этом не только духовные и культурные, но и социаль­но-экономические реалии. Такие, например, как предприниматель­ская этика, качество товаров массового спроса, множащиеся формы новой бедности и т. п.

Рожденная на финише второго тысячелетия неравновесная, эк­лектичная и в значительной мере космополитичная конструкция глобального сообщества есть, таким образом, продукт постмодернизационных усилий и совместного творчества всех актуальных персонажей современного мира. Происходит плавная смена мирового этноса. Культурно-исторический геном эпохи социального Постмодерна утверждает на планете собственный исторический ландшафт, поли­тико-правовые и социально-экономические реалии которого заметно отличны от институтов общества Модерна. Постмодернизацйонный синтез, объединяющий на новой основе мировой Север с мировым Югом, выводит прежние «большие смыслы» — в виде развернутых политических или идеологических конструкций — за пределы современного исторического контекста. Несостоявшееся социальное единение планеты на практике замещается ее хозяйственной унификацией. А место мирового правительства, действующего на основе объеди­нения наций, фактически занимает безликая или прямо анонимная экономическая власть.

Сегодня в лоне глобального сообщества происходит вызревание вполне определенного мироустройства — наднационального неоэко­номического континуума, объединяющего на основе универсального языка прагматики светские и посттрадиционные культуры различ­ных регионов планеты.

Наконец, все более заметны признаки демодернизации отдельных частей человеческого сообщества, пробуждения комплексных про­цессов социальной и культурной инверсии, ставящих под сомнение сам принцип нового мирового порядка, формируя обратную истори­ческую перспективу постглобализма — подвижный и зыбкий контур новой мировой анархии. Так, мы наблюдаем разнообразные, хотя и не всегда внятные, признаки социальной деконструкции и культур­ной энтропии в рамках мирового Севера. Под внешне цивилизованной оболочкой здесь в ряде случаев утверждаются паразитарные ме­ханизмы, противоречащие самому духу эпохи Нового времени, рож­дая соответствующие масштабные стратегии и технологии, напри­мер в валютно-финансовой сфере.

Параллельно механизмы цивилизационной коррупции, в сущно­сти, той же природы, шаг за шагом разъедают упорядоченный соци­альный контекст как в кризисных районах посткоммунистического мира, так и мирового Юга. В результате на планете возникает не­простой феномен Глубокого Юга, объединяющий в единое целое и трансрегиональную неокриминальную индустрию, и «трофейную экономику» новых независимых государств, и тревожные признаки прямого очагового распада цивилизации, множащегося феномена не­состоявшихся государств. <...>

Демодернизация не является магистральным направлением со­циального развития, но она, пожалуй, уже и не просто аморфная сумма разрозненных явлений преимущественно маргинального ха­рактера. Скорее всего, это многозначительный дополнительный век­тор формирующегося мира. В данной тенденции чувствуется, одна­ко, энергичный импульс, прослеживается нарастающая вероятность наступления некоего момента истины цивилизации, ее критического пикового переживания (особенно в случае масштабных социальных, финансово-экономических или экологических потрясений). И не ис­ключено — поворота истории — утверждения на планете неоархаич­ной культуры, уже сейчас, подобно метастазам, в полускрытых фор­мах пронизывающей плоть современного общества, фактически ли­шенного собственной значимой социальной перспективы.

Столкновение всех этих могучих волн порождает в итоге единый синтетический коллаж Нового мира.

В. Л. Цымбурский