Дневник Эмили Бронте 3 страница. – Берти, Вики и гувернантки здесь нет!

– Берти, Вики и гувернантки здесь нет!

Принц‑консорт призывает служителей и возглавляет поиски в замке и садах, но нас нигде не находят. Королева обыскивает мою комнату и обнаруживает, что моей мантильи нет. И сделать она может только один страшный вывод.

Однако что произошло затем, я знаю. Мне позднее рассказал мистер Слейд. Он и лорд Анвин приехали к замку в карете, предназначенной отвезти мистера Слейда и меня на железнодорожную станцию. Лорд Анвин намеревался проводить нас, чтобы самолично убедиться в нашем отъезде. Королева и принц‑консорт кинулись наружу, чтобы встретить их.

– Мисс Бронте похитила Берти и Вики! – объявила королева в гневе, исполненном отчаяния.

– Не может быть! – сказал мистер Слейд.

– Ее и детей нигде нет, – возразил принц‑консорт. – Что еще нам остается предположить?

– Это все вы! – обрушила свой гнев королева на мистера Слейда и лорда Анвина. – Если бы вы не уговорили меня согласиться на возмутительный план допустить сюда мисс Бронте, этого не случилось бы!

Она разразилась истерическими рыданиями, принц‑консорт попытался ее успокоить, а лорд Анвин поспешил сказать:

– Это придумал мистер Слейд.

– Мисс Бронте – женщина твердых нравственных устоев, – сказал мистер Слейд. – Она никогда бы не причинила зла детям.

Я знаю, он был до крайности взбешен попыткой лорда Анвина переложить всю вину на него, но даже еще больше тревожился за меня. Взвешивал ли он, не удалось ли Куану все‑таки принудить меня к похищению?

– Я никогда не доверял мисс Бронте, – сказал лорд Анвин. – И теперь она показала себя закоренелой преступницей.

– Ну мне, черт возьми, все равно, кто из вас виноват! – закричала королева. – Приказываю вам вернуть моих детей! И отыщите мисс Бронте, чтобы я могла повесить ее за государственную измену!

Лорд Анвин повернулся к мистеру Слейду:

– Вам лучше поторопиться.

– Вчера вы меня уволили, – напомнил ему мистер Слейд.

– Вы восстановлены, – злобно огрызнулся лорд Анвин.

Что до событий, происходивших еще более далеко, о них я узнала из другого источника. В свой рассказ я вставляю страницы письма Брэнуэлла Фрэнсису Гранди, механику, с которым он познакомился, когда служил на железной дороге Лидс – Манчестер, письма, которое он так и не отправил.

Мой дорогой Фрэнсис!

После нашей последней встречи мне довелось пережить нечто поразительное, невероятное. Я колеблюсь писать об этом из опасения, что ты мне не поверишь.

Как ты знаешь, я пребывал в чрезвычайно скверном состоянии. День за днем я становился все слабее и угнетеннее. Мне необходимо было выпить спиртного и опиума, чтобы не погрузиться в чернейшее отчаяние. Когда их благословенное успокоительное действие проходило, начинались озноб, тремор, тошнота, страшная головная боль и невыносимые телесные муки. И что хуже всего, меня терзали сожаления о том, кем я мог бы стать – великим художником, писателем, героем моей собственной жизненной повести, – но не стал. Таково было мое состояние 10‑го, кажется, сентября, когда я остался без капли того и другого спасительного средства. Почти обезумев от желания найти облегчение, я обыскал спальню, и – о! – удача улыбнулась мне, последнему негодяю. Я нашел деньги в ящике отца!

Я поспешил в деревню и купил флакон опиума, который положил в карман. Затем я доплелся до «Черного быка», гостиницы. Там проводили боксерский матч. Два деревенских парня молотили друг друга кулаками. Зрители орали, хохотали, осушали свои кружки и швыряли монеты. Они дружески меня встретили, и вскоре вино уже огнем разливалось по моим жилам. Я чувствовал себя точно догоревшая свеча, когда фитилек вспыхивает и угасает в лужице воска. Голова у меня шла кругом. О последовавших часах я ничего не помню, пока не проснулся в комнате наверху. Вошла служанка и сказала мне, что я проспал весь день и пора идти домой.

Испытывая головокружение и тошноту, я, шатаясь, побрел по деревне. Была глухая ночь, улицы были безлюдны. В черном небе блестели звезды, будто злые глаза. С трудом поднявшись на холм, я повалился на дверь нашего дома. Она была заперта. Я забарабанил по ней, крича, чтобы кто‑нибудь меня впустил. Ее открыл дюжий детина, которого я никогда прежде не видел.

– Кто ты? – спросил незнакомец.

Удивленный, встревоженный, я сказал:

– Я Брэнуэлл Бронте. Я живу здесь. Что вы делаете в моем доме?

Он втащил меня внутрь, захлопнул дверь и задвинул засов. Я рухнул на колени. Меня поразил ужас. Хотя мои чувства все еще были одурманены вином, я понял, что произошло что‑то неладное.

– Где мой отец и сестры? – сказал я. – Что вы с ними сделали?

В прихожей появились еще двое мужчин. Я заморгал, не зная, настоящие ли они или мое зрение умножило фигуру первого. Он сказал:

– Это сын. Я не мог оставить его снаружи, иначе он поднял бы шум и перебудил деревню. Что нам с ним делать?

Второй сказал:

– Запрем его с остальными.

Третий открыл дверь подвала. Они подтащили меня к лестнице. Как я кричал и боролся! С детства я боялся этого подвала; я не мог избавиться от убеждения, что там прячутся гоблины. Но я был слишком немощен, чтобы сопротивляться им. И, спотыкаясь, слетел в черный провал. Дверь захлопнули и заперли. Холодные миазмы могилы сомкнулись надо мной.

– Выпустите меня! – завопил я в ужасе. – Прошу вас!

Я попытался вскарабкаться вверх по ступенькам, но меня била такая дрожь, что все мои усилия оказались тщетными. Всхлипывая, я свернулся клубочком на полу. И услышал шепоты и шорох движений.

– Нет! – закричал я, уверенный, что гоблины вот‑вот утащат меня в ад. – Убирайтесь прочь!

– Брэнуэлл, это ты? – спросил голос поблизости.

– Не трогайте меня! – умолял я.

Холодные пальцы коснулись моей щеки. Я вопил и извивался, пока существо, которое я принял за гоблина, не сказало:

– Это я, Энн.

Теперь я узнал ее голос и бормотание Эмили и моего отца. Меня охватило такое облегчение, что я заплакал. Мы обнялись в темноте.

– Что случилось? – спросил я Энн. – Почему эти люди заперли нас тут?

Энн поведала мне фантастическую историю об убийствах, о Шарлотте и шпионе министерства иностранных дел; и о королеве, и погоне за сумасшедшим злодеем. Большую часть я не понял и вообще не поверил. Но факт оставался фактом: мы были заперты в подвале как пленники незнакомцев.

– Что нам делать? – спросил я.

Отец сказал:

– Уповать, что Господь спасет нас.

Энн сжала мою руку.

– К нам придут на помощь, – сказала она.

Меня внезапно одолела тошнота. Мой желудок сжимался и тужился, будто дикий зверь внутри меня пытался вырваться наружу. Меня выворачивало снова и снова, а тремор усугублял прочие страдания. О, какая боль! Какая смертная агония!

– О смерть, возьми меня сейчас! – молил я. – Освободи меня от этих мук!

Энн гладила меня по лбу, говорила слова утешения.

Эмили сказала:

– Хватит! Ты только вредишь нам всем!

С таким презрением и ненавистью говорила она! Это поразило меня в самое сердце. Я зарыдал. Но Эмили не считалась с моими чувствами. Она сказала:

– Будь ты мужчиной, ты не позволил бы этим людям бросить тебя в подвал. Ты вступил бы с ними в борьбу и спас нас. По меньшей мере ты мог бы сбегать за помощью!

Она бранила меня, обвиняла, что я слаб и жалок, эгоистичен, глуп. Я знал, что она права. Какой горький стыд я испытывал! Каким никчемным братом и сыном я был!

– Ты никому не нужен, включая себя самого, – сказала Эмили с жестокостью, которая испепелила мой дух. – Почему бы тебе и не умереть.

Но хотя я молил о конце моих горестей и унижения, во мне вспыхнуло обратное желание, почти столь же сильное. Беспощадные слова Эмили пробудили во мне давно забытую потребность жить. Эта часть меня требовала встать и доказать ей, что ее упреки не заслужены, отогнать тень смерти, надвигающуюся на меня. Я понял, что получаю шанс искупить причиненное мною зло и, прежде чем умру, хоть в малой степени показать героизм, которого жаждал всю жизнь. Тошноте и тремору вопреки некая сила окрепла, будто стальное сухожилие. Это была сила моей воли, которую я считал давно утраченной.

– Я спасу нас всех, – объявил я.

Но мой голос был слаб, как и мое тело. Энн и папа промолчали. А Эмили издала презрительный смешок и сказала:

– И как же ты это сделаешь?

Неритмичный скрип разорвал паутину сна, опутавшую меня. Я ощутила твердость сиденья, на котором лежала, покачивание и тошноту. Голова у меня раскалывалась, язык в пересохшем рту будто оброс шерстью. Грубая толстая ткань покрывала мое затекшее ноющее тело. Надо мной было ночное небо, полное звезд, и они кружили вокруг полной луны, будто фонари на карусели. Холодный живительный бриз обдувал мое лицо; я вдохнула запах океана. В памяти у меня все было стерто. Не столько боясь, сколько недоумевая, я села, и мир закачался; желудок ходил ходуном внутри меня. Я увидела, что нахожусь в лодке, утлом суденышке без каюты. Неподалеку от меня сидел мужчина и работал веслами. Они плескались в океане, окружавшем нас со всех сторон. Черные волны мерцали отражениями луны и звезд. На одно жуткое мгновение мне почудилось, будто я умерла и мужчина этот – Харон, перевозящий меня через реку Стикс. Затем я его узнала. Это был Ник, безмолвный слуга Куана.

– Добрый вечер, мисс Бронте, – раздался голос Хитчмена.

Я повернулась и увидела, что он сидит в лодке позади меня.

Призрачные отсветы океана играли на его лице, освещая обычную сардоническую улыбку.

Во мне всколыхнулся ужас.

– Где дети?

– Рядом с вами, – сказал Хитчмен.

Теперь я осознала теплые, прижатые ко мне тельца. Вики и Берти лежали под тем же одеялом, что и я. В лунном свете их личики казались очень бледными. Веки девочки подрагивали. Берти всхлипывал. Я почувствовала, что они зашевелились.

– Как долго я спала? – спросила я, стараясь говорить спокойно и скрыть страх, чтобы не пробудить подозрений Хитчмена.

– Достаточно долго, – услышала я в ответ.

У меня оборвалось сердце. Выходило, что я проспала весь день. Теперь королева уже должна была знать, что дети и я исчезли, и мистер Слейд должен был начать розыски, однако никто нас не спас.

– Где мы? – спросила я.

– В Северном море, – сказал Хитчмен.

Я посмотрела назад мимо гребущего Ника, пока наша лодка скользила по воде. На отдаленном берегу мерцали огоньки. Моя надежда, что мистер Слейд выручит меня, истончилась еще более.

– Куда мы направляемся? – сказала я.

– На встречу с Куаном.

Впереди замаячил темный силуэт парохода, стоящего на якоре. Я заключила, что это судно, украденное Куаном у торговцев опиумом, которое доставило его в Англию. На палубе горели фонари. Скелеты мачт поддерживали изношенные непогодой паруса на снастях, казавшихся паутиной гигантского паука. Внушительные изогнутые рулевые рубки создавали ощущение скрытой силы. Высокая труба пронзала небеса. Ник подвел нашу лодку к борту, с которого свисала веревочная лестница.

– Лезьте, мисс Бронте! – скомандовал Хитчмен.

Все еще обессиленная опиумом, испытывая тошноту и трепеща от страха, я вскарабкалась по лестнице. Корпус корабля был весь в шрамах от долгих плаваний, весь в ракушках, водорослях и дырах, просверленных червями. Двое китайских матросов втащили меня на борт. Их узкие враждебные глаза смотрели на меня в упор; за поясами у них были пистолеты и кинжалы. На палубе оказалось еще много китайцев. У меня возникло ощущение, будто я попала в чужую страну. Меня снедало отчаяние: я знала, что мистеру Слейду никогда меня здесь не найти.

Хитчмен, Ник и матросы втащили на палубу Вики и Берти, а затем и лодку. Хитчмен сказал:

– Идемте, мисс Бронте. Я покажу вам, где вы будете жить во время нашего путешествия в Китай.

Китай! Меня пронзил ужас. Я и вообразить не могла, что дело дойдет до подобного! Хитчмен и Ник снесли детей по лестничке под палубу. Моя ответственность за Вики и Берти перевешивала страх за саму себя. Я никак не могла допустить, чтобы с детьми произошло что‑либо дурное. Я последовала за ними в узкий проход, где пахло угольным дымом, дегтем и рыбой вдобавок к тем запахам, которые испускают тела людей, живущих скученно и в тесноте. Мы вошли в крохотную каморку с четырьмя нарами, прибитыми к стенам, умывальником и круглым окошком.

– Займитесь детьми, – сказал Хитчмен, укладывая их с помощью Ника на нижние нары. Они теперь беспокойно шевелились и позевывали. – Добейтесь, чтобы они вели себя тихо. Ник принесет вам еду и воду. Все остальное, что вам требуется, вы найдете в ящиках под нарами.

Они ушли. Я раскутала Вики и Берти. Во сне они обмочились, и рубашечки на них были мокры насквозь. В ящике я нашла детскую одежду и кое‑что для себя куда лучшего качества, чем то, что я обычно носила. Куан прекрасно нас обеспечил. Но это только расстроило меня, а не утешило. Последнее подтверждение, что я действительно отправляюсь в долгое путешествие. Ник принес хлеб, сыр, холодное мясо и кувшин воды. Я обтерла детей и одела их.

– Мисс Бронте, – пробормотала Вики, – где мы?

Я почувствовала страшную жалость к ней и вину, даже еще более страшную.

– На корабле.

– Что мы тут делаем? – Вики села, протирая глаза. – Я плохо себя чувствую. Куда мы плывем?

У меня не хватило духа ответить ей.

– Где мама? – требовательно спросил Берти. Я попыталась надеть на него башмачки, но он меня брыкнул. – Уходи! Я хочу к маме!

– Мне очень жаль, но вашей мамы здесь нет. – Не представляя, как мне удастся сладить с ним, я прибегла к прямой лжи: – Будьте пай‑мальчиком, и вы скоро ее увидите.

Берти принялся плакать и вопить:

– Мама! Папа!

Когда я попыталась успокоить его, он толкнул меня и завопил еще громче. Вики сидела на своих нарах чинная, как всегда, но подбородок у нее дрожал.

– Вам, наверное, хочется есть и пить, – сказала я в попытке отвлечь детей от их горечи.

Вики выпила немного воды, но от еды отказалась.

– Нет, благодарю вас, мисс Бронте, – сказала она вежливо. – Не думаю, что я могу есть.

Берти сказал:

– Я иду искать маму! – и выскочил за дверь.

Он пробежал по коридору, но перед лестницей стоял Ник. Он схватил Берти, который визжал и брыкался, отнес его в нашу каморку и свалил на нары. Берти лежал и вопил. Ник одарил меня взглядом, предупреждавшим не выпускать Берти за дверь, и ушел. От покачивания судна у меня забурлило в животе. Мне хотелось утишить мою тошноту и ужас рвотой, заплакать от отчаяния. Но ради детей я обязана была держать себя в руках. Только я могла спасти их от Куана. Я села рядом с Вики и взяла ее холодную ручонку в свои ладони.

– Вы умеете хранить тайны? – шепнула я.

Она посмотрела на меня со всей серьезностью, потом кивнула.

– Нас похитили плохие люди, – зашептала я. – Обещаю, я верну вас и Берти вашим маме и папе. (Дай Господи, как‑нибудь, но верну!) Но нужно ваше обещание помогать мне. Вы дадите его?

Я не могла объяснить ребенку жуткие подробности того, что могло последовать, но Вики, казалось, сразу поняла, что мы в опасности и должны держаться друг друга. Она сказала:

– Да, мисс Бронте. Что вы хотите, чтобы я делала?

– Вы не должны сердить этих людей, – сказала я. – Если возникнет возможность спастись, вы должны делать то, что я скажу. – Она серьезно кивнула. – И если вы способны успокоить вашего брата, пожалуйста, займитесь этим прямо сейчас.

Вики спрыгнула со своих нар и обратилась к Берти:

– Как тебе не стыдно, принц Альберт Эдуард! Так ли подобает вести себя будущему королю Англии? Замолчи! – Она дала подзатыльник рыдающему мальчику. – Прояви же храбрость!

Говорила она сейчас совершенно, как ее мать. Берти прекратил истерику и надулся. Я поблагодарила Вики взглядом облегчения, и она ответила милостивым кивком.

В дверях возник Хитчмен.

– Мистер Куан хотел бы увидеть вас, – сказал он мне.

Детей он запер в каюте. Дурные предчувствия нахлынули на меня, пока мы поднимались на палубу. Куан стоял, глядя на восток в море. Он сбросил свою европейскую одежду и был в куртке, широких штанах, шапочке и туфлях мандарина. Выглядел он законченным чужестранцем и даже более зловещим, чем прежде.

– Вновь приветствую вас, мисс Бронте, – сказал он, сделал знак Хитчмену оставить нас и подал мне руку.

Китайские моряки располагались поблизости, вооруженные и начеку. Я протянула Куану руку, которую он прижал к губам. Я подавила дрожь отвращения. Хотя я все еще могла сочувствовать его делу, сам Куан был воплощением дьявола. Я избегала смотреть ему в глаза, опасаясь, что в моих он прочтет мои мысли.

– Тысяча благодарностей за доставку ко мне королевских детей, – сказал Куан. – Вы действовали неподражаемо.

Вопреки своей широкой сети осведомителей и почти всеведению он словно бы не знал, что я выдала капитана Иннеса и что тот убит. Ничто в его манере держаться не указывало, что он подозревает меня в сообщничестве с его врагами. Я безмолвно возблагодарила Бога.

– Служить вам было для меня удовольствием, – сказала я, стремясь укрепить его доверие, чтобы легче было найти способ спастись.

– Сожалею, что должен был взять вашу семью в заложники, – сказал Куан. – Всего лишь необходимая предосторожность. Прежде чем мы отплывем в Китай, я пошлю распоряжение моим людям освободить их. Надеюсь, я не причинил им особых неудобств.

Говорил он так, будто захват моей семьи был пустяком, на который я и внимания не обращу. Я проглотила гнев и сказала:

– Когда мы отплываем?

– Завтра, – сказал он, – когда приедут остальные мои люди. Они доставят золото, необходимое нам для плавания вокруг света и осуществления моих планов в Китае.

Я было воспряла духом, подумав, что получу отсрочку, затем до меня дошло, что мне остался лишь день, чтобы спасти детей. Но как, если мы на судне так далеко от берега? Если бы только мистеру Слейду удалось найти нас!

Куан спросил:

– Как дети?

– Немного потрясены, – ответила я, – но физически никак не пострадали.

– Прекрасно, – сказал Куан. – Они мне нужны живые. Ваш долг следить, чтобы они оставались здоровы.

Теперь стало ясно, чего еще он хотел от меня. Плавание в Китай могло потребовать целого года – в зависимости от волнения морей, ветров и прочих превратностей, подстерегающих путешественников. А моряки Куана никак не годились на роль нянек.

– Когда мы прибудем в Китай, я предъявлю ультиматум, – продолжал Куан. – Либо британцы покинут мою страну, либо дети их королевы умрут. Тайный арсенал оружия, которое я отправлял моим помощникам в Кантоне на протяжении многих лет, ждет меня там. На золото, которое сейчас везут сюда мои люди, я создам армию. Я навсегда изгоню чужеземцев из Китая и восстановлю его честь.

Как ни был хитер его план, разделить его убежденность в успехе я не могла. Капитулирует ли перед ним королева, потому что он взял в заложники ее детей? Более вероятно, что она пошлет армию спасти их и сокрушить его.

– Император наградит меня как героя, – сказал Куан. В его глазах одно видение триумфальной славы сменяло другое, и я поняла, что он уже более не гений, создавший в прошлом столько поразительных ловушек. Жажда мести и власти довела его почти до безумия. – Я вновь обрету положение высокопоставленного чиновника. Вы будете жить в моем поместье, где у вас будет все, что вашей душе угодно.

Но я предвидела, что Куану и его стране предстоят новая война и даже еще горшие поражение и унижение. Что тогда произойдет с Вики и Берти? Убьет ли их Куан, когда они утратят свою полезность? Погибнут ли они в дни войны между Англией и Китаем? Какая жуткая судьба ожидает меня, если мы не спасемся?

К нам с Куаном присоединились Хитчмен и Тин‑нань.

– А вот, мисс Бронте, и ваш бывший ученик, – сказал Куан.

Тин‑нань одарил меня злобным взглядом. Он не более меня был рад возобновить наше знакомство.

– Когда Китай будет очищен от чужеземного влияния и мир восстановится, мой сын начнет заниматься, чтобы сдать экзамен для поступления на государственную службу, – сказал Куан. – Заниматься он должен будет очень усердно, чтобы получить образование, которого был лишен, потому что мы находились за границей. – Он предостерегающе взглянул на Тин‑наня. – Ты должен учиться самодисциплине, а не предаваться лени, как успел привыкнуть.

Тин‑нань облокотился на перила, его рот искривился в презрительной усмешке.

– В чем дело? – сказал Хитчмен, раздраженный злобной угрюмостью молодого человека. – Ты же так хотел вернуться в Китай. Разве ты не рад, что наконец поплывешь туда?

– Мы не плыть в Китай, – сказал Тин‑нань. – Я никогда не буду дома.

– Недовольство стало для тебя привычкой, – попрекнул его Куан. – Предпочитаешь жаловаться, а не ценить свою удачу.

Тин‑нань отпрянул от борта и злобно посмотрел на Куана.

– Ты думаешь, ты знаешь все. Но ты не такой умный, как ты думаешь. – На его лице появилась ядовитая улыбка. – Ты дурак думать, что можешь забрать детей в Китай и выгнать англичан. – Он ударил себя кулаком в грудь. – Я знаю лучше.

Выражение лица Хитчмена было уничижительным, однако уверенность Тин‑наня заставила меня усомниться, что он просто дразнит отца.

Глаза молодого человека наполнились злокозненностью.

– Ты ей доверяешь! – Он ткнул пальцем в меня. – Ты думаешь, она тебе помогать. Но она плохая. Она тебя обманывать.

Хитчмен и Куан повернулись ко мне. Подозрение, которое я часто наблюдала в глазах Хитчмена, теперь отразилось и в глазах Куана. В расстройстве я поглядела на Тин‑наня, и он ухмыльнулся. Мы с ним знали, что он говорит правду, но как он меня разоблачил?

– Объясни, – приказал Куан сыну.

– Ночь, когда я убежал, – сказал Тин‑нань. – Я прятаться снаружи дома. Я вижу, как она выходит, пока ты, Ник и Хитчмен искать меня. Она бежит. Я позади нее.

Теперь я вспомнила мое ощущение, что за мной следят. Это Тин‑нань шпионил за мной! Ужас поразил меня до мозга костей.

– Она идет к дому в деревне. Там она встречать мужчину. Она рассказать ему про тебя все. – Тин‑нань торжествующе посмотрел на отца. – Она не работает на тебя, она работает на него. Она пробует ему помочь поймать тебя.

Он видел меня с мистером Слейдом и подслушивал у открытого окна! Теперь торжествующая улыбка Тин‑наня относилась и ко мне. Он сказал, что отплатит мне за то, что я отказалась спрятать его от Куана. И теперь выполнил свою угрозу.

– Это правда, мисс Бронте? – грозно спросил Куан.

– Нет! – вскричала я со всей убедительностью, какую была способна изобразить. – Я не понимаю, о чем говорит Тин‑нань.

Но я инстинктивно попятилась от него и уже больше не могла прятать мой ужас. Взгляд Куана пронзил меня насквозь и добрался до истины. В его глазах заклубились тучи бешенства.

– Кто этот мужчина? – Его голос понизился до пугающего шипения.

– Не было никакого мужчины, – запинаясь, пробормотала я. – Никогда я…

Хитчмен схватил меня за плечи.

– Кто он?

Его пальцы жестко впились в мою плоть. Лицо его было так близко к моему, что я видела острые очертания его зубов и ощущала его дыхание, пропитанное адской серой. Я съежилась.

– Отвечай мне! – Хитчмен с силой ударил меня по щеке.

Моя голова откинулась. Боль завибрировала в черепе. В ушах звенело, фонари на палубе рассыпались в яркие осколки. Я еще никогда не испытывала удара такой взвешенной, рассчитанной беспощадности. Он был столь же сокрушительно интимным, как и болезненным. Он низвел меня до ничтожной, жалкой твари. Как я желала настаивать на моей невиновности и убедить Куана, что его сын лжет! Но моя трусливость требовала подчиниться Хитчмену и избежать нового удара.

– Его имя Джон Слейд, – сказала я, преисполняясь стыда. – Он агент министерства иностранных дел.

– Шпион Короны, – пояснил Хитчмен Куану тоном, полным омерзения, и сжал меня еще крепче. – Я предостерегал вас против мисс Бронте. Сам я никогда ей до конца не доверял. Но я даже не подозревал о таких ее опасных связях. – Он посмотрел на меня с изумлением. – Ну‑ну, скромная маленькая гувернантка оказывается шпионкой шпиона.

Бешенство в глазах Куана стало убийственным. Его губы сжались, ноздри раздулись. Китайская команда у него за спиной жадно ожидала, как он покарает меня. Тин‑нань с детской радостью ухмылялся моей беде. В своей мстительности он даже не думал о том, что поставил под угрозу собственное возвращение в Китай, не сообщив про меня отцу раньше.

– Когда вы и этот агент Слейд объединились против меня, мисс Бронте? – спросил Куан.

Я заколебалась, но Хитчмен снова занес надо мною кулак. Трепеща, я выпалила:

– После того, как ваш подручный украл книгу Изабели Уайт из моего дома и чуть было не убил моего брата.

– Человек, выдававший себя за вашего кузена, сопровождал вас в Бельгию, – сказал Куан. – На самом деле он был мистером Слейдом?

– Да, – сказала я.

Кулак Хитчмена продолжал нависать надо мной.

– И он же сопровождал вас в Балморалский замок? – спросил Куан. – Вы рассказали ему о моем намерении похитить детей?

Совсем ослабев от ужаса и стыда, я кивнула. Куан внезапно нагнулся ко мне. Паника сжала мое сердце – я подумала, что он намерен вырвать его. Моя спина была прижата к поручням. Хитчмен не давал мне пошевелиться. Но пальцы Куана только коснулись моей щеки почти с нежной лаской.

– Мисс Бронте, я крайне в вас разочаровался, – сказал он. Голос его упрекал меня, но мягко, взгляд был почти дружеским. – Ваш обман непростителен. Сожалею, что вы не сможете насладиться теми благами, которые я предлагал вам. Вместо этого вы пожнете кару за то, что предали не только меня, но и мое дело. Из‑за вас пострадает и ваша семья. Своих людей я пошлю казнить их, а не освободить.

– Пожалуйста, не причиняйте им зла, – забормотала я, сама не понимая, что за лепет срывается с моих губ. Так жаждала я спасти мою семью, себя и детей, что сказала бы что угодно. – Я сожалею о своем поступке, я получила нужный урок. Обещаю, с этой минуты я буду верна вам. Смилуйтесь! – молила я.

– Довольно лжи, мисс Бронте, – сказал Хитчмен с презрением.

Он сомкнул руки на моем горле. Я царапала их, тщетно пытаясь оторвать от себя.

– Помогите! – закричала я.

Мой голос разнесся над пустынным океаном. Тин‑нань захихикал, моряки неподвижно ждали. Мое воображение нарисовало плиты с именами моей матери и моих сестер Марии и Элизабет в хоуортской церкви. Никогда я не упокоюсь рядом с ними. Никогда папа, Эмили, Энн, Брэнуэлл или мистер Слейд не узнают о моей судьбе. После того как Хитчмен задушит меня, я просто исчезну под волнами.

Но тут Куан сказал:

– Погоди.

Хитчмен остановился, хотя его руки все еще сжимали мое горло.

– Мы не можем оставить ее в живых, – сказал он. – Она могла погубить вас. Она попытается снова.

– Здесь она мне не опасна, – сказал Куан. – Сбежать она не может. И не может связаться со своими сообщниками.

Это промедление обнадежило меня. Я затаила дыхание и молча молилась о спасении.

– Больше нам не для чего ее использовать, – сказал Хитчмен.

С самого начала я страшилась Хитчмена, и вот теперь он разъедал расположение Куана ко мне и мои шансы выжить.

– Нет, мне есть для чего использовать мисс Бронте, – сказал Куан. – Она мне нужна, чтобы заботиться о моих заложниках.

Я начала переводить дух с рыданием облегчения. Затем Куан продолжал:

– Мы подождем, пока не окажемся вдали от Англии возле какого‑нибудь иностранного порта, где сможем нанять няню для ухода за детьми. – Он улыбнулся мне жуткой улыбкой предвкушения мести. – И тогда мы сможем отправить мисс Бронте в ад, отведенный для предателей.

В эту ночь я прилагала все усилия, чтобы скрыть серьезность нашего положения от детей и не дать им расплакаться. Вики снова и снова спрашивала меня, что будет с нами. Я не знала, что ей отвечать. Берти дулся и расхаживал по каюте, как зверь в клетке. Я подергала дверь и обнаружила, что, хотя замок был железным и прочным, сама дверь еле держалась на своих петлях. Я поискала какое‑нибудь орудие, которое могла бы использовать как рычаг, чтобы взломать ее. Нары были сколочены из толстых деревянных планок, и ценой огромных усилий мне удалось оторвать одну… но даже сумей я взломать дверь, как смогу я забрать детей с судна и доставить через океан туда, где им ничто не будет угрожать?

Я спрятала планку под свой матрас в тщетной надежде использовать ее позднее. Покачивание судна вызвало у меня прилив такой дурноты, что я легла на свои нары и, пока дети беспокойно ерзали, гадала, что сейчас происходит в Балморале. Я воображала, как гвардейцы королевы скачут с мистером Слейдом по дорогам и, обыскивая леса и деревни, не находят никаких наших следов. Позднее я узнала, что именно так Слейд провел часы и часы после нашего исчезновения. Я тревожилась, что его агенты не успеют вовремя добраться до Хоуорта и освободить моих близких до того, как подручные Куана явятся убить их. Но вот чего я не могла вообразить, так это событий, происходивших там. Их объяснит продолжение письма Брэнуэлла Фрэнсису Гранди.

Часы, которые я провел в подвале, были худшими, какие мне только довелось испытать в жизни. Тошнота, тремор, жар и озноб превосходили любые пытки. Я беспомощно лежал на полу, мокром и смрадном из‑за моих исторжений. Мрак давил меня, точно смерть, которую я приветствовал и которой все же страшился. Энн как могла ухаживала за мной. Положила мою голову себе на колени, гладила меня по лбу. Эмили не скупилась на брезгливые восклицания. Отец молился Богу, который оставил нас.