Тема тоталитаризма в русской литературе 5 страница
Для послевоенного времени были характерны люди, которые ходили по вагонам поездов, по вокзалам, пели и просили милостыню, а по вечерам просто пели. Это был единственный канал, в котором народное жизнетворчество могло выявить себя. Соколов изображает это примитивное творчество с мягким, доброжелательным юмором. Произведение дышит болью за родной народ, искалеченные судьбы.
В 1981 г. ленинградский журнал «Часы» присудил Соколову премию имени А. Белого. Соколов понимает, что на Западе экспериментальную прозу можно печатать, но своего истинного читателя она обретет только в России. В последующем творчестве он переходит к постмодернизму, для которого характерно обязательное соприсутствие двух уровней – понятного массовому читателю и предназначенного для элиты. Постмодернистские принципы были отражены в романе «Палисандрия» (1986), где отражается концепция конца истории, понимаемая как конец взгляда на историю, развивающуюся линейно и непременно будто бы от худшего к лучшему: историческое развитие может вообще привести к уничтожению жизни на земле.
Соколов, как и другие постмодернисты, – противник революционных методов преобразования действительности. Для постмодернизма в его версии характерна переориентация на деидеологизацию, социальную эволюцию.
Интересны искания Георгия Николаевича Владимова (Волосевича) (1931, Харьков – 2003, Нидерхаузен, похоронен в Переделкино) – прозаика, публициста, литературного критика.
Наиболее известна его «Повесть о караульной собаке». «Верный Руслан» – первоначально небольшое произведение, в основу которой лег реальный случай из лагерной жизни. После амнистии на месте исправительного лагеря построили пионерский. И когда первая партия ребят в сопровождении взрослых шла лесной тропой к лагерю, из кустов вдруг выскочили одичавшие караульные собаки и беззвучно выстроились по обе стороны колонны, привычно охраняя ее. Условный рефлекс. Или, если можно так сказать о собаках, чувство служебного долга.
Этот жуткий эпизод и стал основой авторского замысла, из которого выросла история собаки, чья верность Хозяину и служебное рвение потрясли впоследствии весь мир. Повесть пошла гулять в самиздате без фамилии автора. Многие читатели решили, что это новое произведение
А. Солженицына. Возникла угроза утраты авторства. Тогда в 1975 г. Владимов дает вынужденное согласие на публикацию «Верного Руслана» в журнале «Грани» (ФРГ).
Реакция властей последовала незамедлительно: «запретить» и «исключить». Книги Владимова перестали печатать, они изымались из библиотек, спектакли по его сценариям сняли с просмотра. Тучи над писателем начали сгущаться еще раньше, после публикации романа «Трех минут…», который стал суровым приговором административной системе. А система не прощает нападок в свой адрес. Критика на роман была беспощадной.
Но Владимов в мае 1967 г. посмел обратиться к IV съезду Союза писателей с требованием свободы творчества и открытого обсуждения письма А. Солженицына о цензуре.
Вскоре после издания повести «Верный Руслан» за рубежом Владимов через Союз писателей был приглашен на Франкфуртскую книжную ярмарку. Но литературные чиновники даже не известили его об этом. От него скрыли приглашение известного шведского издателя, втихомолку решив, что Владимов «невыездной». Союз писателей просто игнорировал все просьбы Владимова оформить выездные документы. И тогда перед открытием ярмарки 10 октября 1977 г. он отправил в Правление Союза писателей СССР свой членский билет № 1471 с письмом о выходе из него. Но чиновникам этого показалось мало, и после добровольного ухода Владимова они исключили его еще и формально. Это еще больше осложнило положение писателя. Его буквально преследовали: поджигали почтовый ящик и двери, звонили незнакомые люди с угрозами. Георгий Николаевич вынужден был обить дверь своей квартиры железом в защиту от незваных визитеров. Его жена Наталья Кузнецова лишилась работы в Агентстве Печати Новости, и семья осталась без всяких средств к существованию.
Многое дала Г. Владимову дружба с А. Сахаровым, начавшаяся в 1972 г. Именно с его подачи Георгий Николаевич занялся правозащитной деятельностью. Шесть лет – с 1977 по 1983 гг. – Г. Владимов руководил московской секцией запрещенной в Советском Союзе организации «Международная амнистия», вплоть до выезда (Потом она прекратила свое существование, а в горбачевские времена открылась официально). 29 января 1980 г. организация выступила с обращением против вторжения советских войск в Афганистан.
В 1982 г. появилась реальная угроза ареста Владимова, 5 февраля на квартиру к нему пришли с обыском. 26 мая 1983 г. по приглашению Кельнского университета Г. Владимов уехал в Германию читать лекции о русской советской прозе. Эмиграция не входила в его планы, но буквально через месяц вышел указ о лишении его советского гражданства. Видимо, он был готов еще до отъезда писателя. Дороги назад не было. Нужно было как-то устраивать свою жизнь на Западе.
С 1984 по 1986 гг. Владимов редактировал журнал «Грани», который принадлежал Народно-трудовому союзу. С 1986 г. занимался только творчеством.
Г. Владимов жил и работал в небольшом западногерманском городке Нидернхаузене. Здесь он правдиво воспроизвел трагический период своей московской жизни, написав рассказ «Не обращайте внимания, маэстро». Работал над романами «Мой дом – моя крепость», «Генерал и его армия», «Долог путь до Типперэри». С конца 1980-х гг. активно выступает в советской (а потом и российской) печати как публицист.
В 1990 г. Г. Владимову вернули советское гражданство, и он готов был тут же приехать в Россию. Ему предоставили в аренду дом в Переделкино.
В 1994 г. журнал «Знамя» опубликовал роман «Генерал и его армия», вызвавший огромный резонанс в печати. В нем писатель снова затрагивает болезненную тему русской истории – Великую Отечественную войну, приоткрывает завесу над одной из самых запретных ее фигур – генералом Власовым. За это произведение Г. Владимов в 1995 г. был удостоен Букеровской премии, оно же получило московскую литературную премию «Триумф» и в 2001 г. было названо лучшим произведением десятилетия.
Есть у Г. Владимова и другие награды. Он лауреат премии «За честь и достоинство таланта» (1999) и премии А. Д. Сахарова «За гражданское мужество писателя» (2000).
Последние годы Г. Владимов жил на два дома – и в Переделкино, и в Германии. Но всегда с одинаковым вниманием следил за российскими проблемами и живо откликался на них в своих публицистических статьях. Он был счастлив в августе 1991-го, когда увидел воочию, как «из толпы рождается народ», – так он сказал по радио «Свобода». Он не побоялся вернуться в 1995 г., работал в Комиссии по помилованию при приезде. Он и умер по дороге на Родину: будучи уже тяжело больным, он один отправился на автомобиле через всю Германию в Россию. Сердце 72-летнего писателя не выдержало такой нагрузки. Он умер 22 октября 2003 г. и был похоронен на кладбище подмосковного писательского поселка Переделкино.
5. Если Горенштейн – самый мрачный из писателей-эмигрантов, то противоположный светлый полюс представляет творчество Довлатова (1941–1990). Это реализм, смягченный юмором. Довлатов прославился первоначально как автор рассказов о жизни эмигрантов, наполненных всякими комедийными перипетиями. Эти рассказы собраны автором в цикле «Чемодан» и других, посвященных жизни эмигрантов. Сам себя Довлатов называет идейным американцем. Он не случайно оказался в этой стране и подчеркивает, что еще с молодости полюбил американскую культуру. В американской литературе его привлекал лаконизм (Довлатов отмечал, что и в русской литературе есть очень лаконичный прозаик Пушкин). Довлатов не видел идеологического либо религиозного аспекта в произведениях американских авторов и подчеркивал, что американские авторы решаются затрагивать такие проблемы (например, из сферы сексуального), которые в советской литературе просто немыслимы. Он легко прижился в США, тем более, что неплохо знал и еще подучил американский английский язык. Довлатов жил в Нью-Йорке на Форест-Хилл и говорил, что в этом районе (заселенном русскими эмигрантами) можно нигде так и не столкнуться с английским языком.
Даже в США свою повесть «Зона» Довлатов опубликовал с большим трудом. Он работал над ней с 1965 по 1982 гг. Эту книгу составляют рассказы о советском лагере 1970-х гг., связанные между собой непосредственными авторскими комментариями, имеющими обобщающий характер. Необычность книги в том, что в текст включена история ее создания. Произведение имеет автобиографическую основу. Не сдав сессию, Довлатов был призван в армию, а там направлен на службу в караульные войска. Так, никогда не задумываясь об этом ранее, Довлатов попал в лагерь в качестве охранника. Оказавшись в этой реальности, он испытал настоящий шок и впервые понял, что такое свобода. У него возник свой собственный литературный мир, куда вся грязь и ужас мира если и проникали, то пропущенные через призму эстетического. Главный герой Алиханов имеет своим прототипом самого Довлатова.
Лагерь в повести – модель советского государства. В нем есть «диктатура пролетариата» (режим), «народ» и «милиция». Довлатов доказывает, что советская власть – давно уже не форма правления, а образ жизни, который и за решеткой, и снаружи очень похож. Воля и зона зеркально отражаются друг в друге. Заключенные одеты в жуткие телогрейки, шапки, сапоги. Но и солдаты носят почти такую же одежду. У заключенных и солдат головы одинаково острижены наголо. Заключенные валят лес на морозе, и солдаты тоже вынуждены целый день торчать на холоде, охраняя их. Развлечения уголовников – игра в карты и выпивка (официально запрещенные), а у солдат-охранников в свободное от службы время – тоже игра в карты и выпивка (тоже официально запрещенные). У уголовников дело доходит до поножовщины, которая часто заканчивается смертью, и в солдатской среде тоже рождаются ссоры, энергия не находит выхода. На общем фоне своей интеллигентностью резко выделяется Алиханов, которому чужды обе стороны. Его ужасает полуживотный образ жизни солдат и офицеров, для которых это нечто обычное, привычное; в итоге Алиханов становится объектом нападения своих.
Необычность повести заключается в том, что в ней много смеха. Наряду с жутким и ужасным, многое настолько смешит повествователя, что в полной мере проявляет себя его комический талант. Это отражено и в постмодернистской вставке, в которой речь идет о культурной работе среди заключенных, постановке соцреалистического спектакля «Кремлевские звезды», в котором задействованы уголовники.
Даже за границей Довлатову говорили, что лагерную тему полностью раскрыл в своих текстах Солженицын, а поэтому публиковать «Зону» уже не имеет смысла. Однако издание имело большой успех.
«Зона» начала создаваться в момент, когда только что были опубликованы «Колымские рассказы» В. Т. Шаламова и «Один день Ивана Денисовича» А. И. Солженицына, однако акцент у Довлатова сделан не на воспроизведении чудовищных подробностей армейского и зэковского быта, а на выявлении обычных жизненных пропорций добра и зла, горя и радости. В замкнутом пространстве Усть-вымского лагпункта концентрируются обычные для человека в целом противоречия.
Норма и безумие – центральные понятия поэтики Довлатова. Разумно упорядоченный мир становится безумным, когда привычные связи между вещами разрываются, «контуры действительности» размываются безумием. Мир оказывается организованным по законам абсурда. Такой мир описывается уже не реалистически, а в соответствии с принципами литературного абсурда.
«Зона» была для С. Д. Довлатова одной из наиболее важных книг. Ее он обдуманно, упорно и педантично выстраивал, объединяя лагерные рассказы в то, что он назвал повестью. Автор говорил, что именно тюрьма сделала его писателем, лагерь стал для него «хождением в народ».
В основе всех произведений Довлатова лежат факты из биографии писателя. «Зона» – записки лагерного надзирателя, которым Довлатов служил в армии. «Компромисс» – история эстонского периода жизни Довлатова, его впечатления от работы журналистом. «Заповедник» – ироничное повествование, основанное на его опыте работы экскурсоводом в Пушкинских Горах. «Наши» – семейный эпос Довлатовых. «Чемодан» – воспоминания о ленинградской юности. «Ремесло» – заметки «литературного неудачника». Большинство довлатовских героев имеет прототипы и носит их имена. Но, помимо отдельных персонажей, в прозе писателя создан обобщенный образ людей его круга, называемых «мы». Довлатовское поколение не хотело жить по законам общества, устроенного абсурдно и бесчеловечно, не желало «в мире призраков соответствовать норме» («Ремесло»). В отношении этих людей понятие «безумие» обретает другой смысл. Несоответствие норме – разновидность неординарности. Сумасшествие – разрушение стереотипов. Такая концепция личности близка к романтической.
Усиливая эффект странности героев, абсурдности их поведения, Довлатов использует гиперболы, вырастающие до гротеска. Его описания подчеркнуто ироничны.
Сборник «Компромисс» (1981) содержит истории эстонского периода жизни писателя, его впечатления от работы журналистом. Автор показывает изнанку журналистской работы, то, что скрывается за внешним благополучием и оптимизмом газетных репортажей. Журналистские материалы не имеют ничего общего с действительностью, изображенной в комментариях к ним.
Ироничное изображение эмигрантской жизни стало основой сборника рассказов «Иностранка» (1986). В своей, по признанию критиков, лучшей книге «Заповедник» (1983) писатель воссоздает почти сказочный сюжет: поиски настоящего Пушкина, обретает которого писатель, переживающий тяжелый творческий и жизненный кризис. Постепенно накапливаются совпадения: свою жизнь в заповеднике писатель выстраивает по образцу Болдинской осени. В этом контексте «Заповедник» воспринимается как роман испытания. В финале писатель оказывается способным видеть мир как единое целое, где «все происходило одновременно» и все совершалось на его глазах.
Виртуозный мастер, удивительный человек С. Довлатов оказался лишним, ненужным в советской культуре. Сейчас очевидно, что это один из крупнейших писателей XX в., достойно продолжающий великую литературную традицию. 3 сентября 2007 г., в день рождения писателя в Санкт-Петербурге на ул. Рубинштейна, 23, где Довлатов прожил 30 лет, была открыта мемориальная доска в его честь.
Когда началась перестройка, Довлатов пишет повесть «Филиал» о симпозиуме эмигрантов «Россия: альтернативы и перспективы». Споры, склоки, неумение прийти к единому решению – микромодель будущей России. Нет жажды единения ради блага новой России. С юмором крупным планом изображены фигуры Панаева (прототип – В. Некрасов), Ковригина (Коржавин). В книге встречаются и данные прямым текстом анекдоты. Когда на симпозиум приезжает представительница от России, выясняется, что это ставленница КГБ, т. е. не истинный представитель России. В 2001 г. писателя не стало.
Критики по-разному определяют черты творческого метода Довлатова. Сам он называл свой метод псевдодокументализмом. Создавая свои чисто художественные произведения, он всегда имитировал документальную основу, но на 90 % они всегда были сочиненными, результатом вымысла. Тенденция эта новая в реализме, и в дальнейшем она тоже получила своих приверженцев.
Выявляя сущность довлатовской прозы, критик и друг писателя
А. Арьев назвал реализм Довлатова «театрализованным реализмом». Реализм Довлатова условен: созданный им мир скорее контрастирует с внехудожественной реальностью, нежели копирует ее.
Проза Довлатова, по словам А. Арьева, – это «театр одного рассказчика», причем последний выступает еще и в качестве режиссера: «Жизнь здесь подвластна авторской режиссуре, она глядит вереницей мизансцен»[19]. И, наконец, в-третьих, «театрализованный реализм» Довлатова предполагает определенную форму отношений человека с миром, при которых артистизм, лицедейство – спасительное шутовство, «единственная панацея от всех бед».[20] Таким образом, следуя за мыслью А. Арьева, театрализацию можно назвать специфическим свойством довлатовского реализма: она распространяется на сферу изображения действительности, героя и его отношения к миру, а также влияет на механизмы наррации. Необходимо заметить, однако, что высказывание Арьева о «театрализованном реализме» Довлатова носит характер тезиса и попутных замечаний к нему, намеченных лишь пунктирно, и, на наш взгляд, нуждается в дальнейшей разработке.
6. Творчество Ю. В. Мамлеева – весьма заметное явление в современной русской литературе, это один из ярких представителей русской литературной эмиграции третьей волны, значимая фигура в творческих кругах Западной Европы и США. Его перу принадлежат как прозаические, так и поэтические, драматургические произведения, однако внимание читателей и исследователей они привлекают не только своим жанровым разнообразием, но прежде всего мировоззренческой глубиной, многотемностью и сложностью философских поисков. С уверенностью можно сказать, что Ю. В. Мамлеев – это писатель философского толка, известный как автор и основатель такого художественного метода, как метафизический реализм. Весьма интересные суждения Ю. В. Мамлеева, касающиеся его философских взглядов на искусство, литературу, человека как феномена, объединенные в общий трактат «Судьба бытия» (2006), нашли наиболее полное и последовательное воплощение, безусловно, в прозе писателя. Ю. В. Мамлеев – автор романов «Московский гамбит», «Шатуны», «Блуждающее время», «Мир и хохот», «Другой», повести «Вечный дом», многочисленных сборников рассказов, философских работ («Судьба бытия», «Невидимый град Китеж», «Россия вечная»), эссе («Метафизика искусства»), работ по истории русской литературы («Философия русской патриотической лирики»).
Философские установки Ю. В. Мамлеева на поиски первоначала в человеке, личностного ядра, «самости», имеющие весьма отчетливый теологический характер (хотя о каком-то религиозном и тем более христианском абрисе мировоззренческих исканий писателя говорить, конечно, не приходится) во многом обусловливают художественные особенности его произведений на мотивном, образном, языковом уровнях, задавая определенную систему пространственно-временных координат повествования. Автор подходит к конструированию особого двоемирия – явления, достаточно широко распространенного в литературе различных эпох, переосмысливая его в соответствии с собственной этико-философской позицией и интерпретируя в общем русле поэтических завоеваний русского постмодернизма. Таким образом, категория двоемирия, воплощенная в системе пространственно-временных координат произведений Ю. В. Мамлеева, является отражением не только его философской концепции, но и особенностей его художественного мастерства, художественного новаторства в целом. В качестве материала для исследования нами выбрана так называемая «малая» проза, прежде всего рассказы автора, поскольку, на наш взгляд, именно в них наиболее отчетливо проявляется специфика мамлеевского двоемирия благодаря их небольшому объему и компактной форме метафорического повествования.
Категория двоемирия в рассказах Ю. В. Мамлеева имеет этико-философские основания, берущие начало в философских взглядах писателя как основателя метода метафизического реализма. Внимание автора привлекает момент выхода внутреннего «Я» человека (как правило, обывателя) за различные «рамки» (телесные, разумные, социальные), сковывающие Божественное в нем (Бездну, Абсолют). Такой «выход» (момент осознания в себе Божественного начала, Бездны) предполагает наличие двоемирия – привычной реальности, в которой существует человек, и Вечного, «новоосознанного» «инобытия».
Категория двоемирия в художественной практике Ю. В. Мамлеева вариативна, что обусловлено качеством тех «рамок», которые он рассматривает в том или ином произведении. Статус «другой реальности» может обрести и сама телесность, и область непознанного духа, получившего свободу, и сфера сна, и потусторонняя реальность. Поэтому если в рамках одного произведения вполне можно говорить о двоемирии, то в общем контексте «малой» прозы писателя – о множественности конструируемых миров, которые, как иллюстрация к его философским поискам и размышлениям, обладают в высшей степени условным и метафорическим характером.
Со спецификой мамлеевского понимания двоемирия связана и своеобразная мотивика его рассказов; наиболее значимыми в художественной интерпретации данной категории являются мотивы открытия Высшего «Я» в себе («Дорога в бездну», «Черное зеркало»), готовности умереть, перейти границу между жизнью и смертью («Жу-жу-жу», «Коля Фа», «Простой человек»), поиска тайн человеческого бытия в могилах, в земной бездне – Первоначале жизни на земле («Люди могил», «Случай в могиле», «Дикая история»), а также мотивы бегства, хохота, плача, вопля, танца и проч., т. е. различных физиологических проявлений вдруг обретенной свободы, резонирующих с обычным поведением человека как социального существа. При этом сами герои как социально-психологические типы и характеры интересуют автора гораздо меньше, поскольку человек в рассказах Ю. В. Мамлеева является прежде всего иллюстрацией его философских идей; отсюда их условность и схематичность.
Среди основных приемов, к использованию которых прибегает автор при структурировании двоемирия, прежде всего необходимо отметить гротеск, который позволяет совместить обычное и необычное, обозначив таким образом «прорыв» за грани обыденности, и антитезу. Гротеск проявляется в гротесковости ситуаций (например, в описании монстров («Дикая история»), в различных трансформациях человеческого тела («Удалой»), в появлении существ из иного мира, при этом герои-«пришельцы» либо просто появляются среди обычных людей («Коля Фа», «Люди бездны», «Люди могил» и др.), нередко это происходит на кладбище, либо отражаются в зеркале или выходят из него («Черное зеркало»), в невероятности слов и поступков персонажей (практически во всех проанализированных нами произведениях). Гротеском обусловлены абсурдистско-гиперболичный стиль текстов, смена нарративных стратегий, иронический модус повествования (маска юродивого), которые помогают читателю воспринимать все, описываемое автором, не как фантастическое, а скорее как символико-метафорическое, создавая условный «код» восприятия философской прозы писателя. Антитеза отражает конфликт реального и потустороннего, сакрального и профанного в художественном мире
Ю. В. Мамлеева. Противопоставлению подвергаются все вариации «другой реальности» в представлении писателя: духовное и материально-телесное, разумное и иррациональное, социальное и экзистенциальное.
К языковым средствам создания двоемирия у Ю. В. Мамлеева относятся прежде всего оксюморонные сочетания, метафоры и метонимии, посредством которых автор обозначает «выход» за грань привычного, развернутые эпитеты, подчеркивающие странность происходящего, а также лексема «вдруг» и лексика, принадлежащая к семантической области необычного, непознанного, потустороннего, ирреального.
Новое осознанное бытие у Ю. В. Мамлеева – это прежде всего внезапное понимание окружающей пустоты, которая помогает почувствовать онтологическое одиночество человека в мире, одиночество его духа и посредством этого – приблизиться к собственному трансцендентному «Я».
Мировоззрение Ю. В. Мамлеева представляет собой что-то среднее между философской системой и религией. Для обозначения такого рода мировоззрений в работе «Судьба бытия» писатель предложил термин «утризм».
Другую грань этого учения представляет концепция метафизического «Я», «Бога в себе», изложенная Ю. В. Мамлеевым и в философских работах («Судьба бытия», «Россия вечная»), и в большинстве художественных произведений. В основе этой концепции – восточная метафизика, суть которой заключается в обретении человеком Бога внутри себя, причем не искры Божией, не осознания Бога, а Бога целиком, полностью совпадающего с Абсолютом, открытие так называемой «бездны» (о чем говорится и в заглавиях многих его рассказов).
Содержание категории двоемирия обусловлено разновидностью тех «рамок», которые преодолеваются в результате прорыва к Абсолюту, высвобождения человеком трансцендентного «Я»: 1) телесных (рассказы «Бегун», «Нога», «Ваня Кирпичиков в ванне», «Золотые волосы»), отсюда статус особой реальности обретают и сама телесность, и область непознанного духа, получившего свободу; 2) разумных («Люди могил», «Коля Фа», «Люди бездны», «Валюта», «Происшествие», «Черное зеркало»), где самостоятельной реальностью становится «Я» человека; 3) социальных («Петрова», «Свадьба»), при этом сама реальность качественно меняется в сторону абсурда, сосуществуя параллельно с привычным социальным бытием человека, т. е. с теми нормами и стереотипами, на которые опирается читатель в процессе восприятия текста.
При изображении «инобытия» писатели играют с границей между реальностью и фантазией и используют принципы фрагментарности, интертекстуальности, «перевертывания», стилизации, «двойного кодирования» и технику «метатекста». Мир может быть сном, напоминать виртуальную реальность, существовать в виде воспоминаний человека или записанных историй, которые по своей сути являются легко изменяемыми элементами. При этом «другая реальность», насколько бы вымышленной и условной она не была, всегда имеет черты современной действительности: так реализуется социально-критический пафос категории двоемирия в современной литературе. Подчеркнуто неправдоподобный мир «инобытия» во многом начинает напоминать читателю его повседневную жизнь, что и подчеркивает абсурдность, алогичность, противоестественность последней.
В художественной практике Ю. В. Мамлеева, прозаика и основателя такого литературного течения (художественного метода), как метафизический реализм, указанная выше социально-критическая направленность в интерпретации категории «двоемирия» ощущается достаточно хорошо. По мнению писателя, жизнь современного человека окована различными рамками, прежде всего социальными, которые подавляют его самосознание, его «Я» – искру Божественного Абсолюта, заложенную в его душу. В результате его жизнь превращается в существование, в неосмысленное, а следовательно, бесцельное бытие. Однако в изучении данной проблемы писатель идет еще дальше и касается «рамок» более глубокого и сложного характера: рамок телесных, которые также сковывают человеческий Дух, рамок разумных, которые не позволяют его мышлению выйти за границы дозволенного. В результате Ю. В. Мамлеев констатирует онтологическую трагичность человеческого бытия. Однако преодоление ее и рамок, сковывающих человеческое «Я», по мнению автора, возможно, и именно момент осознания себя человеком (как правило, самым простым обывателем, ничем не приметным в обществе) и становится предметом художественного анализа писателя, во многом обусловливая внутреннюю структуру его рассказов.
7. Андрей Донатович Синявский[21] (псевдоним – Абрам Терц) (8.10.1925, Москва – 25.02.1997, Фонтэне-о-Роз, под Парижем) – прозаик, литературовед, критик. Родился в семье участника революционного движения, впоследствии работавшего в народном образовании инженером-химиком (арестован в 1951 г.). В годы Великой Отечественной войны служил (с 1943 г.) в армии на военном аэродроме радиомехаником. В 1949 г. окончил филологический факультет МГУ, после окончания аспирантуры в 1952 г. защитил кандидатскую диссертацию о творчестве Горького. Работал научным сотрудником в Институте мировой литературы АН СССР и одновременно преподавал в МГУ и Школе-студии МХАТ.
Заявил о себе как талантливый, активно выступающий в печати литературовед и критик (статьи и рецензии печатались в руководимом
А. Твардовским журнале «Новый мир») со статьями о И. Бабеле, Э. Багрицком, А. Ахматовой, Б. Пастернаке и др. В 1957 г. им написана статья «Что такое социалистический реализм» (опубл. во Франции в 1959 г.)
Применение интерактивной технологии научная дискуссия
1. Каковы основные положения статьи?
2. Согласны ли вы с основными ее постулатами?
3. Кто из литературоведов опровергает мнение Синявского?
С 1955 г. Синявский также работает в области художественной прозы: рассказ «В цирке» (1955), повесть «Суд идет» (1956) и др. И хотя ничего антисоветского в них не было, напечатать их в советской стране он не пытался: господствовавшему в советской литературе художественному методу писатель противопоставлял фантасмагорию, тяготение к которой возникло в результате осознания им окружающей его советской действительности как «фантастической реальности». При этом он отчетливо осознавал свою преемственность по отношению к русской литературной классике, только вел свою родословную не от «правдоподобно реалистической прозы» (А. С. Пушкина, Л. Н. Толстого), а от той, что названа им «утрированной» (Н. В. Гоголя, Ф. М. Достоевского).
Нелегально переданные на Запад, эти сочинения начали публиковаться с 1959 г. во Франции. Абрам Терц, под именем которого они появились (а потом и все художественные произведения Синявского), стал для писателя не псевдонимом, а литературной маской.
8 сентября 1965 г. Синявский был арестован и предан суду (вместе с Ю. Даниэлем, также печатавшимся за рубежом под псевдонимом Николай Аржак) по обвинению в антисоветской агитации и пропаганде, в распространении антисоветской литературы. Несмотря на многочисленные протесты со стороны советской и мировой общественности, процесс состоялся 10–14 февраля 1966 г. Синявский был приговорен к 7 годам заключения в лагере строгого режима. Отбывал наказание в лагере под Потьмой, где был занят на тяжелых физических работах. Свои литературные произведения Терц писал на воле, а в лагере создал свои главные историко-критические сочинения – «Прогулки с Пушкиным», ставшие его самой читаемой книгой, «Голос из хора», первую главу «В тени Гоголя» и кусками «Ивана-дурака». При этом в Москве он числился старшим научным сотрудником академического института, имел доступ к библиотекам, в сообщество коллег и т. д., а в лагере был всего этого лишен. По причинам, которые нам предстоит понять, Дубровлаг больше Москвы и Парижа стимулировал исследовательскую и критическую работу Синявского, но был менее благодатен в отношении его литературной работы.
Дата добавления: 2016-12-16; просмотров: 822;