Влияние на длительный стресс дополнительных кратких стрессоров 45 страница

Итак, окончательный диагноз массового заболевания чеченских детей: «конверсионный судорожный синдром» (ИА REGNUM. 23.12.2005 г. 19:51). Доктор З.И. Кекелидзе отметил массовый эпидемический характер болезни: «У пострадавших зафиксирован эффект психологического заражения. Это когда одному человеку плохо, то передается другим, сначала обмороч­ные состояния, затем судороги». Кекелидзе особо подчеркнул, что «нужно разработать концепцию психологической и социальной реабилитации всего населения республики. Без этого ни о какой реабилитации, психологической интеграции речи быть не может» (там же).

Неизвестна причина, спровоцировавшая припадки у четырех девочек, заболевших первыми 16 декабря 2005 г. Вряд ли можно достоверно ее узнать. Возможно, был правСалтан Алимхаджанов, предполагая, что «психогенный фактор мог лишь спровоцировать рост заболеваемости, но не стать первопричиной. Заболевание детей явилось следствием воздействия неизвестных веществ, но ежечасный рост числа заболевших уже являлся психогенной реакцией, вызванной страхом заболеть. В мировой практике по­добные случаи известны» (Газета.ru 22.12.2005 г. 18:52). Менее яркие и не столь многочисленные заболевания, как в Чечне, были в Армении во время землетрясения в г. Спитак в 1989 г., в Америке, во время природных и техногенных катастроф в 2001-2002 гг., в Швеции, где беженцы пережили стресс.

Возможна и другая причина психогенной эпидемии в Чечне. Любая, казалось бы, незначительная психотравма (обида, ссора, плохая отметка, порицание учительницы и др.), тем более очередная семейная трагедия из-за терроризма, — все они могли спровоци­ровать истерические припадки у чеченских детей, с их постоянно (всю их детскую жизнь!) травмируемой психикой. «Психогенные расстройства нередко развиваются под действием только повтор­ных психотравмирующих событий, — писал признанный авторитет психиатрии В.Я. Гиндикин с соавторами, — этот феномен был обозначен А.Д. Сперанским как "второй удар" и в дальнейшем под­черкивался многими авторами (Гиляровский В.А. 1946 и др.) как очень важный фактор в развитии психогений. Повторная травма расценивалась как "капля, переполняющая чашу", даже если сама по себе она была и не значительной. При повторных психогенных травмах первая из них как бы подготавливала почву для возник­новения реактивных состояний» [Гурьева В.А., Гиндикин В.Я., Макушкин Е.В., 2005, с. 48].

Б. Средневековые массовые конверсионные болезни.

В нашем сообщении корреспондентке газеты «Труд» Светлане Сухой (см. выше) мы сравнивали массовую истерию детей в Чечне с эпидемиями истерий в средневековой Европе. Насколько правомерно такое сравнение?

Описанию средневековых эпидемий демономании и истериче­ских припадков у женщин, вовлеченных в эти эпидемии, посвяше­ны горы литературы [Ли Г.Ч., 1911-1912; Бич и молот: охота на ведьм в XVI-XVIII вв., 2005 и др.]. Чтобы хоть немного прибли­зить читателя к представлению о демономаниях Средневековья, приведу описание одного события в капитальном труде Чарльза Мак-Кая, изданном более 150 лет тому назад. «Редкостный слу­чай повального страха перед ведовством произошел в 1639 году в Лилле. Набожная, но не совсем психически нормальная дама Антуанетт Буриньон открыла в этом городе школу для девочек. Однажды, войдя в классную комнату, она вообразила, что видит большое количество черных ангелочков, витающих над головами детей. Не на шутку встревоженная, она рассказала об этом учени­цам и велела им остерегаться дьявола, чьи бесы парят над ними. Глупая женщина повторяла эту историю изо дня в день, и сатана с его слугами стали единственной темой для разговоров не только между девочками, но и между ними и учителями. Вскоре одна из учениц сбежала из школы. Когда ее вернули обратно и допросили, она сказала, что не убегала, а была унесена дьяволом и что она — ведьма с тех пор, как ей исполнилось семь лет. Услышав это заяв­ление, некоторые другие школьницы стали корчиться в судорогах, а придя в себя, признались, что они тоже ведьмы. В конце концов все они, в количестве пятидесяти, запудрили друг дружке мозги до такой степени, что сделали коллективное признание в ведовстве и поведали, что посещают домданиели, или сборища демонов, летают по воздуху на помелах, лакомятся плотью младенцев и могут проползать через замочные скважины.

Жителей Лилля эти разоблачения поразили. Духовенство по­спешило начать расследование; многие священники, надо отдать им должное, открыто заявили, что все это дело не стоит выеден­ного яйца, — многие, но не большинство, которое энергично на­стаивало на том, что признания детей имеют законную силу и что нужно сжечь их всех как ведьм в назидание другим. Несчастные родители со слезами на глазах умоляли следователей-капуцинов сохранить жизнь их юным чадам и настойчиво утверждали, что те — не ведьмы, а жертвы ведовства. Это мнение в конечном счете и одержало верх. Антуанетт Буриньон, вбившая детям в головы абсурдные и опасные мысли, была обвинена в ведовстве и допрошена следственной комиссией. Обстоятельства дела пред­ставлялись настолько неблагоприятными для нее, что она решила не дожидаться повторного допроса. Изменив, насколько это было в ее силах, внешность, она поспешно убралась из Лилля, избежав преследования. Останься она в городе еще на четыре часа, ее сожгли бы по приговору суда как ведьму и еретичку. Остается надеяться, что она, независимо от дальнейшего местопребывания, осознала всю опасность вторжения в неокрепшие детские души и что ей больше никогда не доверяли работу с детьми» [MckKay Charles, 1841; Маккей Ч., 2003, с. 651-652].

Известный исследователь женской истерии профессор A.M. Свядощ, опираясь на учение В.М. Бехтерева [Бехтерев В.М., 1921], высказывался против распространенной оценки средневе­ковых демономанических эпидемий как массовой истерии: «При истерии больные скорее могли бы отправить на костер инквизи­ции ненавистных им лиц, обвинив их в колдовстве, чем попасть самим. Утверждение некоторых авторов, что среди примерно 9 миллионов сожженных на кострах инквизиции большинство составляли больные истерией, является, по нашему мнению, явно ошибочным» [Свядощ A.M., 1997, с. 167]. Конечно, Свядощправ, не все казненные были истериками и истеричками, возводившими на себя напраслину: будто они слуги дьявола. Многие были со­жжены, повешены, колесованы, обвиненные мстительными вра­гами, завистливыми соседями и психопатами. Тогда массы легко поддавались повальному ужасу перед кознями дьявола, ведьм и колдунов, насылающих чуму и неурожаи, и требовали наказания всех, подозреваемых в колдовстве; и их поддерживала в этом цер­ковь. В те времена была известна поговорка: «Свирепость какого льва, какого тигра сравнится с неправедной яростью набожных?» [MckKay Charles., 1841; Маккей Ч., 2003, с. 650].

В. Женская предрасположенность к истерии. Но почему огромное большинство казненных по приговорам инквизиторов были женщины? Почему многие женщины сами оговаривали себя? Зачем извивались в судорогах, рычали как звери, якобы околдованы?

Чтобы ответить, надо напомнить, что из-за частых войн, эпидемий, голода и большой смертности детей, дорогих сердцу матери, из-за осо бенностей культурного, политического, демографического развития общества во времена Средневековья во многих странах Европы жизнь женщины была трудной, и становилась причиной массовых женских неврозов. Естественно, форма истерических припадков соответство­вала «моде» того времени, и прежде всего «моде» на пристрастие к «борьбе с дьяволом». Одни истерички и психопаты истово искали и убивали колдунов и ведьм. Другие представляли перед всеми свою одержимость дьяволом, какпричинутрудной жизни. Итут уж женская художественная, творческая натура, не сдерживаемая ни сознанием, ни волей, превращала, конверсировала сексуальную угнетенность в псевдовоспоминания (конфабуляции) своих дьявольских сексуальных оргий.

Таким странным был «феминизм» Средневековья с имитацией особого, исключительно женского права на сношения с дьяволом, на волшебно-ведьминскую сущность женщины. Борясь с «мистическим феминизмом», их живьем сжигали на кострах. Так были ли они ис­теричками? Разве могла быть «полезной и желательной» смерть в му­чениях? Могла, и не мало для кого. Истерическая жажда признания людьми себя как значимой личности, делало костер «полезной» для этого сценой. Потребность в драматичной нетривиальности жизни превращала казнь в событие, кажущееся истерику «желательным». Да и чужая боль, мучения других казнимых не будили сопережива­ние у истерических натур. А своя собственная боль, пока ее нет, от­торгалась как то, что не может случиться. И только попав в пыточные камеры, несчастные «ведьмы» понимали весьужас случившегося, но было поздно: их отказ от прежних признаний в соитиях с дьяволом истолковывался судьями как его же козни.

Итак, во-первых, в демономанических эпидемиях женская истерия, конечно, занимала значимую часть. И второе, индуциро­вание, «заражение» демономанией легче происходит среди невро­тиков. Яркая, влекущая эмоциональность ведьм индуцировала еще и многих здоровых женщин. Таким образом, массовые измененные психические состояния можно расценивать (диагностировать) как эпидемии истерии, в распространении которых психическое индуцирование, прежде всего невротиков имеет решающую, главенствующую роль.

Г. Трудности дифференциальной диагностики конверсионных заболеваний. Но вернемся к приступам «странной болезни» чеченских детей и спросим, зачем возникают удушье, судороги, отрыжка, обморок, страх и др. Обломки, фрагменты каких защитных действий в них проявляются? Какой смысл в этих, казалось бы, бессмысленных действиях? Обморок — это пассивная оборонительная реакция, «тотальный уход» от неизвестной или неодолимой опасности (см. 2.1.5). Страх — эмоциональное сопровождение обороны и бегства от угрозы. Отрыжка может быть фрагментом рвоты — защитного выбрасывания съеденных ядовитых продуктов или токсических метаболитов (см. 3.1.4.Г). Но есть ли оборонительное предназначение в судорогах и удушье? Судорожное движение ног и рук (в Средневековье их называли «пляской святого Витта») — это элемент несложившихся (рассыпавшихся) оборонительных движений руками и «бега от врага». Краткие приступы удушья могут быть судорожно задержанными рыданиями, т. е. тоже реакцией, зовущей на помощь, при стрессе отчаяния. Итак, во всех проявлениях истерических припадков у чеченских детей видны фрагменты защитно-оборонительных действий.

Конечно, психогенная эпидемия, в Чечне в декабре 2005 г. лишь отчасти сопоставима с массовыми психозами Средневе­ковья. В Чечне она стала возможной и даже неизбежной из-за общей психотравматизации населения чеченской войной и ее последствиями.

Надо учитывать еще один фактор, способствующий превраще­нию одиночных истерических приступов в массовые «заражения» этим заболеванием. За годы войны у чеченцев возник тендер­ный кризис, из-за которого патриархальная роль мужчин была поколеблена. Мной неоднократно публиковались результаты исследований этого феномена в Чечне как социальной болезни [Китаев-Смык Л.А., 2001; 2004]. Тендерный кризис нарушал роль мужчин, как победителей любого врага, любого несчастья. Из-за этого женщины-чеченки как бы «всплывали» на роли защитниц, «отбивающих» у солдат своих мужчин во время «зачисток», а женщины, оставшиеся без мужчин, матриархально управляли хозяйством, становились неформальными лидерами в местных органах власти. И вот чеченские врачи и психологи не смогли противостоять такому «матриархату» — печальному следствию войны, не смели отбросить яростно отстаиваемую женщинами-матерями не подтверждаемую, но «почетную» версию «отравле­ния» детей как причину таинственной болезни с судорогами и удушьем.

Врачи, лечившие «истерию» в Чечне, оказались перед дилем­мой. С одной стороны, надо было избавить заболевших людей от частых психотравм, «обыденных» в этом регионе, т. е. вывести их для лечения в нормально-спокойной местности. Однако, с другой стороны, лечение в благополучных условиях и особенно повышен­ное внимание там журналистов удовлетворяло так называемые рентные потребности, свойственные больным истерией. Хорошо известно, что это не вполне осознаваемые ими обусловленные болезнью претензии на льготы, субсидии, пособия, пенсии и т. д., т. е. на «ренту»,. Если идти «на поводу» у рентных тенденций, это ведет к рецидиву истерии и к формированию невротической лич­ности. Действительно, у детей, возвратившихся домой, в Чечню, после санаторного излечения, возникали рецидивы болезни. Не желая этого, их провоцировали матери. Объединившись в «ко­миссии» и «комитеты», некоторые из них настаивали на том, что их дети «отравлены» и требовали дальнейших расследований и финансовой помощи Чеченской Республике.

В соответствии с важнейшей закономерностью рентных кон­версионных (истерических) болезней, их рецидивы были тяже­лее, мучительнее, чем первичные невротические расстройства: «Некоторые дети, проходившие реабилитацию в санаториях в

Ставропольском районе, чувствуют себя гораздо хуже. Теперь, как рассказывали родители пострадавших, во время приступов у детей из носа течет кровь, чего не было раньше. У тех, кто не проходил лечения в Ставрополе, подобные явления не наблюда­ются» (РИА Новости. 21.02.2006 г. 11:22). Врачебные наблюде­ния подтверждали, что рецидивы протекают тяжелее. При этом основную причину возобновления болезни врачи и психологи видели в нагнетании панических страхов средствами массовой информации (там же).

Здесь еще раз напомню, что конверсионный синдром с его рент­ными тенденциями формируется, в основном, подсознательно. Страдающие люди, тем более, дети, не понимают, полностью не осознают того, как их подспудные желания формируют симптомы болезни.

Д. Этапность конверсионных, индуцированных расстройств. При массовых рецидивах конверсионного синдрома проявляется еще одна его закономерность. Будто для поддержки первых заболевших «выступает», начинает болеть с той же симптоматикой «второй эшелон». В Чечне уже в начале 2006 г. «второй волной» заболевших стали в большинстве взрослые женщины: 23 февраля с симптомами «отравления неизвестным веществом» в больницу доставлены 6 учительниц, уборщица и 4 ученицы школы станицы Старо-Щедринская (ИД Коммерсант. 23.02.2006 г. 22:29). Заметим упорство, с которым причиной таинственной болезни СМИ продолжали называть «отравление», и то, что оно случилось в ритуальный День борьбы за независимость Чечни (а этот же день был праздничным Днем Российской армии, воевавшей с чеченскими повстанцами).

Однако конверсионное (истерическое) заболевание, форми­руемое глубинами сознания, у женщин, болевших «второй волной», побуждается стремлением поддержать несчастных, раньше заболев­ших детей. И термин «рентная болезнь» — условное выражение, не усматривающее стремления к материальной выгоде заболевших. «Пусть на нас обратят внимание, чтобы хоть чуть-чуть улучшить нашу трагическую жизнь», — вот что лежит в подсознании стра­дающих массовым конверсионным синдромом в Чечне.

Таким образом, распространяющаяся истерия стала лишь оче­видной вершиной айсберга массовой невротизации населения после трагических 12 лет войны, террора, разрухи и безнадежности.

Обратим внимание на то, что эпидемиям предшествуют крат­кие, локальные «вспышки» этого невротического заболевания. Оно бывает слабо, не ярко выражено и охватывает не многих людей. Если не обращать должного внимания на такие «предтечи» эпидемий истерии, то ее вспышки с каждым разом будут вовле­кать все большие массы людей, все ярче страдающих. Такими предтечами в Чечне в сентябре 2005 г. были заболевания школь­ниц в станице Старо-Щедринской. Но там не обратили особого внимания на судорожные приступы с затрудненным дыханием, расценив их как некие банальные отравления неизвестно чем. Массовый истерический феномен «затаился» и более массово и ярче проявился в декабре того же года в нескольких станицах. Надо сказать, что декабрьский рецидив, подробно описанный выше, следует оценивать как очередную предтечу большой эпи­демии конверсионных (истерических) заболеваний. Если бы он не был диагностирован и не приняли бы должных мер для его купирования, то эпидемия истерии захватила бы весь регион, перебрасываясь в соседние.

В заключение этого раздела рассмотрим этапность динами­ки эпидемически распространяющихся индуцированных рас­стройств. Конечно, это один из вариантов такой динамики.

1. Главным условием их распространения оказывается то, что в регионе, где они, возможно возникла и долго длится (месяцы, годы) эмоционально напряженная обстановка, невротизи-рующая население. Ее причиной может быть социально-по­литическая либо военная, экономическая или религиозная ситуация.

2. На ее фоне происходит локальное нагнетание эмоционально­го, морального и когнитивного напряжения (жуткие слухи, «поиски врагов», возмущенные толки и т. п.).

3. Это приводит к разделению властных и силовых групп об­щества, имеющих разные цели и методы удержания власти. Они оказываются в противостоящих лагерях, что еще более усиливает накал эмоционального напряжения в регионе.

4. Из невротизированного населения выдвигаются активные истерики и психопаты (мужчины и женщины), стимулирую­щие (индуцирующие) массы на «решительные» действия. Их лозунги: «Мы все на бой пойдем... и, как один, умрем в борьбе за это!». Одновременно немало пассивно фрустрирующих не­вротиков «затаиваются», «уходят» от участия в социальных инициативах под лозунгом: «Моя хата с краю». Это не спасает их от невротического развития личности.

5. Наиболее слабые и ущемленные стрессом люди оказываются в состоянии запредельного, но поначалу скрытого эмоциональ­ного перенапряжения. Казалось бы, терпеливо-спокойные, они еще не подозревают, на какие бурные протесты способны.

6. И вот тут любой эмоциональный стимул, малозначимый в спокойной жизни (ссора, обида, грубое слово или необычное происшествие) может стать толчком, запускающим обще­ственный взрыв, охватывающий массы.

7. В таких ситуациях женщинам свойственны истерические (конверсионные) припадки, мужчины склонны к «бунтам бессмысленным и беспощадным».

8. В них, в первую очередь, индуктивно вовлекаются истерики, затем авантюрные личности, потом прагматики в надежде получить свой «навар» от общественного кипения.

9 Еще до локальных взрывов (и тем более, когда они начнутся) ими, их людской мощью пытаются воспользоваться в своих целях политики, «общественники» всех мастей и силовые структуры.

10. Если не купировать локальные вспышки истерии интенсивны­ми медицинскими и административными мероприятиями, то возможна обширная эпидемия конверсионных заболеваний.

Е. Кратко о купировании конверсионных расстройств.

Что можно рекомендовать при массовых проявлениях (приступах) конверсионного (истерического) синдрома? Во-первых, лечебные процедуры.

- Медикам хорошо известно, что истерические приступы часто успешно прекращаются (купируются) несколькими шлепка­ми по щекам. Не сильными, но обидными. Возможно такой медицинский способ был невозможен по законам адатов (по обычайным законам) горцев Чечни. Такое тактильно-шоковое воздействие не всегда бывает успешным.

- Но возможен и другой способ быстрого купирования истерии. При первых приступах удушья, судорог и др. надо сидящего человека наклонить вперед (чтобы произошел полный выдох) и мягко прикрыть ему рот и нос (пока он активно не воспро­тивится этому). Гиперкапния, т. е. накопление углекислоты в организме больного, купирует приступ.

~ У горцев издавна практиковался еще один способ прекраще­ния истерии. Уважаемый немолодой чеченец должен войти в больничную палату и решительно пристыдить больных истерией: «Расходитесь по домам, больше не ведите себя так недостойно».

Во-вторых, медико-административные мероприятия.

- Не следует акцентировать внимание истероидных больных на «исключительности», «опасности» и «престижности» их заболевания.

-Надо оградить их от представителей СМИ, ссылаясь на вра­чебную тайну их болезни.

—Нужна психотерапия и разъяснительная, просветительная работа с родными и близкими заболевших.

—Такие эмоциогенные медицинские мероприятия, как капель­ницы для вливания лекарств, часто нежелательны, чтобы не провоцировать у заболевших ощущения своей исключитель­ности.

- Поездки в престижные санатории могут усилить рентные тенденции больных.

В-третьих, без общего психологического, культурологическо­го, социально-политического и экономического оздоровления все­го населения региона невозможно предотвратить новые рецидивы массовых конверсионных заболеваний. Только своевременное диагностирование и массовое лечение купируют эпидемически индуцируемое конверсионное заболевание (истерию).Для предотвращения таких эпидемий необходимо психологическое, экономическое, политическое оздоровление региона.

Приведенные выше рекомендации и их обоснования были оперативно опубликованы в Интернете (www, intelligent.ru). чтобы помочь врачам и администрации Чеченской Республики, «погасить» там в зачатке эпидемию конверсионных (истериче­ских) болезней.

Однако с апреля 2007 г. приступы конверсионных заболева­ний начали возникать у девушек школьного возраста в соседней с Чечней Ингушетии. Главной причиной, как и в Чечне, было нарастание политической напряженности и террористические акты. «Мы выяснили, что приступы начались после того, как ребята узнали об убийстве русской учительницы, — рассказа­ла корреспондентке "Новых Известий" лечащий врач девочек, отказавшаяся представиться. — Их организм давал сигналы о нервной истерии, а в основном они были здоровы» [Наздраче-ва Л., 2007, с. 6].

Пресса не смогла удержаться от нагнетания эмоциональ­ной напряженности у читателей. Сообщение о врачебно-установленной истерии газета публикует под названием: «На нас ставили опыты», набранном очень большими буквами над фото­графией трех печальных ингушских девушек. И в тексте того сообщения педалировались выражения «загадочная болезнь», «непонятные приступы», тогда как симптоматика, описанная в этой же статье, указывала на определенный диагноз — посттрав­матический истерический невроз: «Вчера в Ингушетии пошли учиться девушки, которые полгода провели на больничной койке с загадочным синдромом, выявленном первоначально у детей в

Шелковском районе Чечни. Сестры Заира и Малина Гайдаровы, а также еще их десять одногруппников в апреле этого года попали в реанимацию с непонятными приступами. Все поочередно теряли сознание, закатывали глаза, а некоторые бились в конвульсиях. Врачи долго не могли поставить диагноз — одни были уверены, что подростков отравили газом, другие утверждали, что это проявление коллективного истерического невроза. Припадки у ребят продолжаются до сих пор... Они уже научились предугады­вать наступление коллективного приступа: "Сначала темнеет в глазах, потом судорогами сводит ноги, а дальше я проваливаюсь и ничего не помню, — рассказывает "Новым Известиям" Ма-дина. — Если же рядом со мной находится моя сестра, то и она теряет сознание. Такое случается, когда я переутомляюсь или нервничаю». И там же: «Глядя на нее, трудно подумать, что она периодически страдает странными припадками. Жизнерадост­ная девушка, улыбаясь, секретничает о мальчиках со своими подругами по несчастью Анжелой и Асей Гореевыми, которых тоже привезли на лечение» [там же].

Цитируемая газета не может уклониться от признанного врачами-психиатрами диагноза, хотя статья наполнена сомнения­ми в нем, все же цитирует врачебно-обоснованное суждение.

«Я тоже осматривал ингушских детей, у них психическое расстройство, случающееся у субъектов с особой психикой, — заявил «Новым Известиям» заместитель директора Института судебной психиатрии им. Сербского Зураб Кикелидзе. — Стресс является катализатором к развитию болезни. В коллективах, когда возникают расстройства, существует эффект психоло­гического заражения, что и произошло в Ингушетии, а в свое время и в Чечне. При таких заболеваниях очень важно не уйти в болезнь, и в этом должны помочь родственники. Этим подросткам нужен психологический фон и полноценная жизнь» там же].

Добавим, что для этого необходима спокойная, мирная жизнь без экстремизма и терроризма, без нагнетания средствами массовой информации ажиотажа вокруг любого чрезвычайного происшествия.

Массовый тяжкий стресс (дистресс) затрагивает не только ослабленные, беззащитные натуры, как описано выше. У всего населения на территории, охваченной гражданской войной, из­меняется психика, и не сразу это заметно. Ниже описаны лишь некоторые психосоциальные проявления стресса, как бы «вы­пирающие» из «общественного подсознания» этноса, травмиро­ванного войной.

5.5.4. Ментальные трансформации при долгом массовом стрессе

В этом подразделе — фрагменты нашей психотерапевтической книги «Стресс войны. Фронтовые наблюдения врача-психолога» [Китаев-Смык Л.А.. 2001]. В ней в беллетристической форме из­ложены результаты психологических исследований, проведенных мной на второй чеченской войне в 1998-2001 гг. Книга не только «про», но и «для» тех, кто воевал на Северном Кавказе или просто жил там как «мирное население». Ее «психотерапевтические» тексты предназначены для их психологической реабилитации, для профилактики и облегчения посттравматических стрессовых расстройств. Я предлагаю читателю самому «извлечь» психологи­ческую сущность проявления военного стресса, проделав анализ описанных ниже феноменов.

А. Ментальные преобразования у чеченских минеров-подрывников в динамике «минной войны».Факторы, по­буждавшие чеченцев к минному террору. Что вовлекало жителей Чечни в «минную войну»?

Чеченцы — мирные и боевики — говорили мне примерно так.

— Во-первых, во время «зачисток» сел и спецопераций нас убивают российские солдаты. Нам надо защищаться. Но не у всех есть оружие. Вот мы и делаем мины-фугасы — оружие простое и надежное.

Вторая причина — нет работы. Соответственно, нет денег, чтобы кормить семью. А за подрывы танков, машин, БТРов тайные «заказчики» платят хоть какую-то «зарплату». Хорошие деньги регулярно получают только в исламских ваххабитских отрядах (джамаятах). Автор этих строк не спрашивал: «Кто платит?» Во­прос глупый и опасный. Опрашивая, наблюдая, используя методы глубинной психологии, можно выявить сверх этих двух и другие психологические обстоятельства, ведущие чеченцев по дороге «минной войны».

Третье, пожалуй, то, что они очень любят мастерить, возиться с механизмами. Сделать что-то новое, — хотя бы фугас — своими руками им приятно. Подручных материалов (снарядов, бомб) для изготовления взрывных устройств российская армия оставляла в Чечне не мало. На много лет хватит.

Четвертое — то. что чеченцы всегда заряжены мужеством воинов и азартом охотников. Быть воином — почетнее. Если бы боевики просто взрывали российские мотоколонны, то пси­хологически уподоблялись бы охотникам, ловящим добычу в капканы. Но «заказчики» оплачивают минный террор лишь при документальном подтверждении: когда, где и кто был подорван фугасом. Для этого отряды чеченцев «вооружены» портативны­ми телевизионными камерами. Оплата — после предъявления кассеты, отснятой во время подрыва российских военных. TV-камера будто стреляет в жертву.

Но быть «будто» воином — не приемлет душа чеченца. По­тому боевики стреляют еще и из всех видов стрелкового оружия в российских военных после подрыва.

Убийство врагов возвышает воинов. Чеченцам нравится запе-чатлять TV-камерой свои воинские подвиги. Хочется чувствовать себя в бою не затерянным в кустах у дороги бойцом, а телевизи­онным героем, которым через несколько дней будут восторгаться тысячи телезрителей.

Перед взрывом на дороге, перед расстрелом оставшихся в живых боевики планируют не только успешность боя. Они «орга­низуют» съемочное пространство. Для них сражение становится художественным процессом с режиссурой съемок смерти «вжи­вую». Подрывник «цивилизуется». Он уже не простой террорист, а «стрингер» (наемный теле- или кинооператор). Он и режиссер, у которого не все «актеры» знают, что их роли — это их судьба, судьба смертников.

Любительские документальные фильмы чеченских боевиков пользуются спросом у многих арабских, да и у западных СМИ. При просмотре этих фильмов гнетущий осадок обыденной жизни городского обывателя, как наждаком, счищает с души.

За время первой и второй чеченских войн горцы познали сла­дость мировой известности. Кто раньше знал о Чечне? Теперь все знают! Это ли не повод для национальной гордости.

Грохот торжества. Пятым психологическим обстоятельством, влекущим к участию в «минной войне», может быть то, что звук громкого взрыва особым образом влияет на людей. Звуковой «удар» — это одно из немногих физических воздействий, про­буждающих ужас перед обвалом, лавиной, ревущим потоком. Возникает желание бежать, спасаться, обессилев замереть, пере­жидая гремящую опасность.

Но если грохот тебе подчинен и ты сам «громовержец» и уверен в том, что гром для тебя не опасен, то врожденный страх превращается в экстаз ликования.

Объяснить психологический механизм этого превращения эмоций, позволяет взгляд в прошлое. Почему музыка «Битлз» так быстро была воспринята молодежью почти всех народов мира? Потому, что помимо музыкальных и смысловых достоинств она имела еще две особенности:

—очень громкое звучание;

—ритмичные звуковые «удары».

Теперь это массово использует шоу-бизнес. И в современных кино-залах применяют очень мощный стереозвук, чтобы пробу­дить у зрителей испуг, сразу же сменяемый радостью. Нередко на таком сеансе текут слезы по смеющимся лицам.

Откуда эта радость? Если опасность миновала — всегда радостно. Если гром предвещает опасность не для тебя, а для кинофантома на киноэкране, если в бою на киноэкране взры­вается враг, а не ты, то твой страх, едва начавшись или даже не успев начаться, как бы отменяется твоим подсознанием, т. к. нет реальной опасности, хотя грохот предупреждает о ней. Сигнал о страшном становится вестником победы, дарящим радость избавления от опасности.