Влияние на длительный стресс дополнительных кратких стрессоров 44 страница

3. Да, в, казалось бы, неорганизованных толпах чеченцев, в организованных «массах» боевиков и снабжающего их всем, чем можно, мирного населения смертельный риск войны создавал «господство инстинкта и эмоциональности». «Здесь, сейчас!» — диктует инстинкт, мобилизуя волю к спасению себя и рода. Эмоциональность усиливает интеллектуальную изощренность поиска пути к победе.

4. Да, «человек-масса действует, как автомат», но «не лишен­ный своей воли», а осознавший ее, усиленную первобытным инстинктом и стрессовой эмоциональностью.

5. Только глядя из окон мирных парижских квартир на рево­люционные толпы французов, только взирая из заоблачных кремлевских кабинетов на войну в Чечне, можно, ие поняв реальной военной трагедии, пытаться увидеть свои цивилиза-ционные нормы и принципы там, где их нет и быть не может. У революции и войны своя «цивилизованность». У нее слож­нейшая организация. Люди становятся способными войти в нее, только мобилизуемые устремленностью к сохранению жизни, если не своей, то своих детей, семей, друзей. Это взлет на высоту цивилизованности, непонятной и не прият­ной тем, кто вне опасности смерти, и тем, у кого власть над чужой жизнью-смертью может разжигать паранойяльную жестокость.

6. Импульсивность людей на войне — кажущаяся. Они постоян­но усилены волей к жизни и ужасом смерти. Обстоятельства вынуждают их то затаиться, то стремительно действовать. Тогда стороннему наблюдателю мерещится «импульсивность масс».

7. Только лавируя, «изменчиво» меняя направления и тактику действий, массы могут уходить от опасностей.

8. Только в состоянии постоянной готовности использовать или сдерживать свое военное возбуждение люди могут не опоздать с нужным «здесь и сейчас» действием.

9. «Доверчива» ли чеченская масса? Увы, да. У чеченцев страсть — доверять. Во время общей опасности можно дове­рять чеченцу; и они доверяют друг другу, выбранным имамам, полевым командирам. Это безоговорочное доверие чеченцы называют «дисциплиной». В это слово европейцы и горцы вкладывают разный смысл. На протяжении войны чеченцы несколько раз пыталисьдоверять российской власти. Обманы, подвохи (в европейском стиле) не лишили этот горный народ его «дикой доверчивости». Сохранилось абсолютное доверие к старейшинам тейпов — патриархам и мудрым женщинам, которым вменяется особая «матриархальная» власть.

10.Вот уж в чем нельзя упрекнуть чеченские толпы, так это в «недостатке критического ума». Чеченцы выносят на площади свои сомнения. Собравшись на сходах, митингах, в отрядах они оттачивают критичность ума в совместных интеллекту­альных напряжениях (решениях, спорах, раздумьях), часто непонятных человеку с европейским складом ума.

11.Поэтому поведение чеченских толп, масс управляется крити­чески выработанными, сознательными решениями. Замечено, что на чеченских «сходах» все прислушиваются, критически оценивая, к самым успешным, удачливым, а не к тем, у кого белее седина или борода длиннее.

12.Думается, красивая фантазия — утверждение, что масса «думает образами, порождаемыми один из другого, ассоциа­циями». Но такое нередко может преобладать в умах людей чеченской толпы.

13.Как для любого народа, для чеченских масс главная «головная боль» — отличить истину от лжи.

14.Но, решив, «что есть истина», всякая масса безоговорочно, беззаветно идет за вождем, носителем истины, «не зная ни сомнений, ни колебаний».

15.Если уж чеченцы, преодолев свою этническую индивидуаль­ность, собрались в толпу, в отряд, то они собрали в критиче­скую массу свое нетерпение и страсть к решительным, смелым действиям.

16.Собравшись, они концентрируют свое «доверие к власти», не то чтобы «слепо», но преданно.

17.Чеченцы приносят на сход, в массу, в толпу свои консерватив­ные мысли, проистекающие из горских обычаев, но приносят с надеждой дополнить их новыми, прогрессивными мыслями сородичей. Как горячий уголь перебрасывают из правой руки в левую, так чеченцы на сходе обсуждают, сравнивая, то предложение, вытекающее из обычаев, то новое, небывалое решение. Так ведь не только у чеченцев.

Психоанализ утверждал, что «массы свидетельствуют об эмоциональном и интеллектуальном, иногда даже моральном падении людей. По ту сторону сознания, когда барьеры уничто­жены, существует темный мир, который сформировался в давние времена. Он оставил следы на нашем теле и в нашей памяти. Ему достаточно небольшого сдвига, чтобы взять реванш. Он перево­рачивает вверх дном представление о психической и социальной норме» [Московичи С, 1996, с. 291]

Может быть, действительно таковы истоки психологических изменении людей, собранных в массы жестоки о ом Но надо продолжить эту гипотезу еще одним утверждением — пере вернувшись вверх дном», сознание людей при массовом стрессе непременно познает новые «психические и социальные нормы», единственно соответствующие новым требованиям ужесточив­шейся жизни. Эти неизбежные на войне «нормы» человеку из мирной жизни должны казаться дикими, а массы людей, соот­ветствующие «военным нормам», — разнузданно жестокими или бесстыдно трусливыми. Не надо оголтело-онаученных суждений. Людей войны и людей мирного времени надо судить и понимать по нормам, утверждающим их жизнь против их смерти.

Вот как анализирует С. Московичи социальные взрывы: «В большинстве случаев это потрясение происходит на пике праздника, мятежа, религиозной процессии, войны, патриотиче­ских церемоний. Во всех случаях, по крайней мере теоретически, возникает впечатление, что улицы наводняет бессознательное. А массы служат ему телом. С ними оно кричит, гневно размахи­вает руками, отбрасывает запреты, оскорбляет вышестоящих, сеет повсюду беспорядок и недовольство. Оно предается всякого рода крайним действиям, невиданным жестокостям. Реальность уничтожается, массы живут в диком сне» [там же]. Согласимся со всем в этой яркой картинке, кроме одного. Действительно, не желая терпеть старый порядок, недовольные массы беспорядком пробивают путь новому, выходят за «край» того, что мешает им. Но этим они утверждают скорее новую, для кого-то «дикую» реальность, просыпаясь и принося ее из «дикого сна», который мучительно долго терпели.

Стараясь понять мирное население в гражданской войне, еще раз обратимся к психоанализу. Он успешно выправляет загибы «массовой психологии» Ле-Бона, Тарда. К сожалению, советская «социальная психология», оставаясь бесплодной на прокрустовом ложе марксизма-ленинизма, постоянно лишалась то ног, то головы. Согласно психоанализу, психический аппа­рат человека разделяется на собственно «индивидуальное Я» и «Я социальное» (его называют еще «сверх-Я», «идеальное Я»), которое доминирует над индивидуальным. «Каждый отдельный человек, — писал Фрейд, —является составной частью многих масс, он с разных сторон связан идентификацией и создал свой идеал "Я" по различнейшим образцам. Таким образом, отдельный человек-участник многих массовых душ — своей расы, сословия, церковной общины, государственности и т. д. и, сверх того, может подняться до частицы самостоятельности и оригинальности. Эти постоянные и прочные массовые формации со своим равномерно длящимся воздействием меньше бросаются в глаза, чем наскоро образовавшиеся текучие массы, на примере которых Ле-Бон на­чертал блестящую психологическую характеристику массовой души» [ФрейдЗ., 1998, с. 181]. В этой цитате видно, что еще Зиг­мунд Фрейд, дополняя (и исправляя?) Ле-Бона, указывает на то, что есть не только «наскоро образовывающиеся текучие массы», но их базисом являются «постоянные и прочные массовые форма­ции». Эти «формации» не учитывал С. Московичи, как было видно в цитированном выше отрывке из его книги «Век толп». Именно эти «постоянные и прочные массовые формации», а не «наскоро образовавшиеся» становились главными и более заметными в Чечне во время первой чеченской войны

Составные части механизма социального «Я» — уподобление с окружающими в их достоинствах и подчинение власти законов (адатов) — были исконно сильны у чеченцев. У русских напротив, их социальное Я» оказалось тогда в Чечне резко ослабленным в ходе политического и морального развала советской страны. Это не могло не сказаться на исходе первой «чеченской войны» и на том, как она «выглядела» в глазах ее участников и тех, кто видел ее издали.

Психоанализ рассматривает «сексуальное подавление как один из главных механизмов политического господства» (Московичи С, 1996., с. 288]. Этот «механизм» использовался империями Сталина и Гитлера. Мао Цзэдун начал свою тоталитарную «культурную ре­волюцию» с уничтожения древнекитайских эротических традиций, чтобы сделать сексуальный потенциал молодежи, хунвейбинов, оружием партийных реформ. Горские народы веками нуждались в мощной подпитке своей борьбы с неисчислимыми опасностями гор. Строгая сексуальная дисциплина — один из факторов воинственно­сти и стойкости горцев во всех горных регионах мира. Сексуальная мораль, диктуемая обычаями чеченцев, стала одним из факторов небыстрой мобилизации в начавшейся войне и моральной победы над российской армией. При этом немаловажную роль играла дина­мичная перестройка тендерных факторов.

Современный психоанализ показывает «... совокупность от­ношений между людьми, которые заключены в словах "любовь" и "идентификация". Они относятся к двум группам желаний. Нам известно, — пишет Серж Московичи, — к каким: жела­ния влюбленности, которые стремятся отвлечь личность от самой себя, чтобы объединить ее с другими, и миметические желания, представляющие собой стремление к идентичности, исключительной привязанности к другому, к четкой модели. Первые подталкивают нас объединяться с людьми, которыми мы желали бы обладать, вторые — с людьми, воплощающими то, какими мы хотели бы быть. В принципе этих двух понятий достаточно, чтобы объяснить симптомы психологии толп» [там же, с. 326|. «... Всегда и повсюду, — пишет он дальше, — мы находимся перед лицом этих двух динамических факторов. Но с одной разницей: что касается индивидов, эротическая тенденция преобладает над миметической, в том, что касается массы — наоборот» [там же, с. 327].

Попытаемся оценить население мирное и воюющее с позиций двойственности психоаналитических понятий: либидо, т. е. лю­бовь во всех ее разновидностях — к себе, к близким, к достойным людям, к идеям и пр., и мимесис — идентификация с окружаю­щими людьми, с лидерами, стремление подражать им, слиться с ними, спрятаться за них.

Мощно выраженный у горских народов индивидуализм — это веками сложившееся оружие против опасностей, на каждом шагу подстерегающих человека в горах. Там, где никто не придет на по­мощь, где ты сам должен не оступиться, удержаться при падении, сообразить, где таится опасность лавины или камнепада там индивид надеется на себя, бережет и любит себя и продолжателей своей жиз­ни, своего рода: жену, детей, семью, тейп. У горцев во всех регионах мира — сильное, многогранное либидо. Как правило, их объединения для набегов, войн, обороны — кратковременны, нестойки. В отличие от жителей равнин, их миметические тенденции даже в толпе не всегда преобладают над эротическими, либидозными.

Угроза военной смерти, резко усилив мимесис чеченцев, т. е. их стремление походить на лучших, усилила и их либидо: любовь к себе, к родным людям и еще, это важно, к тем, с кем мимесис подталкивал объединиться, слиться в бесстрашной борьбе.

Можно полагать, что оппозиция либидо и мимесиса присущая городским массам, размывается, перестает действовать у горцев в экстре­мальных ситуациях. Ошваясь, либидо и мимесис создают мощную смесь отваги, любви, гордости, находчивости и физической выносливости.

Возможность почти мгновенного возникновения такой че­ловеческой массы запрограммирована историей горцев. С этой воодушевленной, сплоченной массой вооруженного и мирного на­селения столкнулась российская армия — неожиданно для своих военачальников и кремлевских экспертов по национальным делам. Не одолев противостояние горцев, российские федеральные войска были вынуждены уйти из Чечни после первой чеченской войны в 1996 г. А после второй чеченской войны, уже в начале XXI в. там были признаны целесообразными властные органы, созданные с учетом психологии горского этноса.

Однако тяжелейший массовый стресс, пережитый населением, создает немало трагических «последействий». Об одном из них, характерном для людей, психологически изнуренных войной, — в следующем разделе.

5.5.3. Конверсионные расстройства детей и женщин в Чечне (декабрь2005 г. —январь2006 г.). «Эпидемия» индуцированных болезней или массовая истерия?

В России, переживающей «переходный период» в конце XX и в начале XXI в., немало людей, не выдерживающих экономи­ческих и социальных «неудобств», страдает невротическими и психологическими «болезнями стресса». Им больше подвержены дети с еще не окрепшими организмами и не полностью сформиро­вавшимися адаптационными структурами личности. Это может обуславливать у таких детей девиантное поведение, ведущее к правонарушениям [Иванов В.Д., 1996; Савельев А.И.. 2006 и др.). Однако это не носит массового, условно говоря, «эпидемическо­го» характера [Долгова А.И., 1981 и др.]. Массовидный характер детская преступность может приобретать при изоляции подрост­ков в закрытых учреждениях разного типа и в пенитенциарных заведениях [Плотникова А.Н., 2006].

Однако массовое, как бы «заразительное» девиантное поведе­нии детей (преимущественно девочек) возникло из-за тяжелей­шего «стресса жизни», поразившего большую часть населения в Чеченской Республике в 2005—2006 гг. после двух жестоких чеченских войн. Своевременные организационные и лечебно-профилактические мероприятия предотвратили перерастание девиантного поведения в преступное.

А- Хронология конверсионной болезни в Чечне. Мы

предлагаем хронологично рассмотреть и проанализировать происходившие в Чечне расстройства психики детей.

Эпидемически распространяющиеся психогении, когда все новые и новые психически здоровые люди «заражаются» от уже страдающих душевным расстройством, казалось, остались в далеком прошлом. Известны массовые истерии Средневековья, когда тысячи людей, преимущественно женщин, в разных странах Европы впадали в болезненные состояния с эмоциональным и двигательным возбуждением (с криками, воплями, неудержимы­ми «танцами» и др.), с вегетативными расстройствами (с икотой, рвотой, удушьем и др.). Эта массовость и однотипность пугающей симптоматики истолковывалась церковниками как проявление дьявольской власти над этими людьми. И вот в XXI в. мы стали свидетелями подобной массовой психической эпидемии (греч. — ері — над + demos — народ = нечто, распростершееся над на­родом, повальное заболевание) в декабре 2005 г. в Чеченской Республике.

То, что не сразу был поставлен диагноз множеству заболевших там детей, что не все врачи с ним согласились, и, главное, то, что после, казалось бы, полного излечения начались рецидивы заболевания, еще и в более тяжелой форме. Все это заставило провести анализ этого заболевания с подробным рассмотрением его распространения и течения.

Утром 16 декабря 2005 г. в Шелковском районе Чечни, в стани­це Староглазовской странная болезнь поразила четырех девочек-чеченок и двух молодых женщин. С утра в школе, а потом уже в больнице у них время от времени возникали краткие приступы удушья, судороги рук и ног. Они падали и в ужасе кричали.

Глава района оповестил всех, что это следствие нервно-паралитического или психотропного воздействия. К концу дня было уже двенадцать заболевших учениц той школы и две жен­щины, работавшие в ней. У всех одинаковые симптомы: онеме­ние рук, ног, судорожные припадки, тошнота, озноб, слабость и пугающие приступы удушья. Они длились по несколько минут и повторялись 4-5 раз за день. По всей Чечне прокатился слух о «поражении детей в станице Староглазовская либо боевыми от­равляющими веществами, либо радиацией» (РИА «Новый регион». 20.12.2005 г. 9:55). Местные врачи подтверждали этот диагноз.

Здесь следует напомнить, что с 1994 г. в Чечне началась крово­пролитная война: российские войска сражались с чеченскими «не­законными бандформированиями», а говоря попросту, с хорошо организованными из местных жителей-чеченцев партизанскими отрядами. В 2002 г. активные бои сменились диверсионными действиями: подрывами мин на дорогах, снайперскими убий­ствами, захватом заложников, отравлением земли и источников воды. К 2006 г. было спровоцировано — самое страшное, что может быть у горцев, — множество случаев кровной мести. Стали частыми исчезновения людей, взрывы домов, расстрелы и неизвестно кем обезображенные трупы. Накануне странного заболевания чеченских девочек по Чечне промчалось очередное пугающее сообщение: «В столице, в Грозном обнаружен мощный источник радиоактивного излучения, превышающий допустимый уровень в 58 тысяч раз» (ИА REGNUM. 15.12.2005 г. 22:42). За истекшее десятилетие Чечня превратилась из процветающей курортной северокавказской республики в единый, сплоченный, больной социально-этнический организм, где все, про все, про любую угрозу мгновенно узнают, где все жители все время эмо­ционально перевозбуждены. Одни страхом, другие — злобой, где люди одержимы либо жаждой мести, либо мучительной обязан­ностью мстить. При этом они упорно трудились, поддерживая свою жизнь.

К.А. Идрисов обследовал 508 семей (1935 человек), про­живающих в Чечне. 69,5 % из них были психотравмированы из-за боевых действий. В 31,2 % случаев психотравм развился посттравматический стресс. От него чаще и сильнее страдают женщины [Идрисов К.А., 2003. с. 445-449].

По мнению чеченских психиатров и психологов, в разные периоды «чеченской войны» до 90% жителей Чечни стали не-вротизированы и психопатизированы (надеемся — эта цифра преувеличена). Мной названо такое состояние «чеченским стрессом». Наши многолетние исследования показали, что его главные проявления — это (а) отчаяние из-за долгих безысходных всеобщих несчастий, (б) частое острое горе, переживаемое над убитыми близкими людьми, неизбывное горе памяти о них и (в) мучительная, иссушающая душу и тело тоска из-за попранной чести горцев, из-за поруганной и разрушенной родины.

Жуткий, до сих пор не изученный и не понятый феномен реализовался в Чечне — «дети чеченской войны». Они роди­лись во время войны, росли, окруженные людьми с «чеченским стрессом». Они не знали спокойной, мирной, нормальной жизни. Невозможно было представить их душевного состояния, когда среди них вдруг возникла эпидемия «таинственной болезни» с удушьями, судорогами, ужасом и истерикой.

Может показаться странным, что высококвалифицированные чеченские психологи и психиатры, а таких немало, учитывая психо-социальное напряжение в Чечне, не обратили внимание на массово-истерические особенности болезни чеченских детей: на характерные для истерического невроза симптомы и на то, что почти все заболевшие были девочки и женщины, а ведь это характерно для «эпидемий истерии». Но есть объяснения такой «невнимательности» чеченских специалистов. Последнее деся­тилетие с ужасами и героизмом гражданской войны обострило этническую гордость чеченцев, обострило их чувствительность к престижности поступков, мнений, к достойному и недостойному поведению в беде и в горе. Представление о престижности распро­странялось на стойкость раненых и больных, и на интерпретацию болезней. Потому хотя уже 21 декабря врачи сообщили, что «от­равленные дети бьются в истерике», но тут же слово «истерика» было, как непристойное, отброшено, его не использовали потом ни в каких сообщениях; акцент ставился на «отравлении» как причине болезни детей.

Действительно, разве могут гордые горянки биться в ис­терике, как какие-то худосочные барышни? А вот быть зверски отравленными злобными врагами — это достойно! Социальная, национальная гордость — мощный фактор, формирующий массо­вые процессы в обществе и индивидуальные поступки. Особенно ярко это проявляется в этносах, переживающих общий стресс с горем и героизмом. Эта защитная психологическая установка, видимо, стала основной причиной ошибочного диагностирования массовой болезни чеченских детей в декабре 2005 г

Но вернемся к ее эпидемическому распространению в Чечне. За двое суток после первых сообщений об «отравлении» детей за­болевание распространилось на ближайшие селения. Школы, где были заболевшие, временно закрыты и взяты под охрану милици­ей. Местное телевидение показывало конвульсии и крики детей. На интернет-сайте «незаконных чеченских сепаратистов» появи­лось шокирующее сообщение, что якобы «причиной отравления детей в Шелковском районе является радиация, целенаправленно распространяемая российскими властями с целью ликвидации чеченского генофонда... и преднамеренные экологические загряз­нения ... с помощью специальных приборов для массового пора­жения детей в местах их скопления, особенно в образовательных учреждениях» (РИА «Новый регион». 26.12.2005 г. 8:22).

Несмотря на то, что никаких следов отравляющих веществ и радиации не обнаружено ни в школах, ни в селах, ни вокруг них, все же 20 декабря заболевшие с симптомами все той же странной болезни были уже в разных отдаленных селах Чечни: болели 43 девочки, 6 женщин и только один мальчик.

Вот как описывает болезнь своих дочерей Айзан Асхабова: «Во время школьной линейки первой упала Динара. Ей стало плохо, она потеряла сознание. По словам Динары, она почувство­вала запах, напоминающий "Белизну" (бытовой отбеливатель). Появилось удушье. Затем то же самое произошло с моей дочерью Заретой. После этого дочь стала реагировать буквально на все запахи. Обострение происходит от дезодорантов, духов, т. е. любых вещей, имеющих резкие запахи. Реагируют даже на цвет таблеток, как будто чувствуют состав этого лекарства. В короткие промежутки времени состояние все время меняется. Приступы начинаются неожиданно. Зарета начинает бредить, потом насту­пает удушье, боли в суставах, в животе, конвульсивное состояние, как у эпилептиков. Временами появляется отрыжка подобно выделению газов. С момента заболевания, пока ее в больницу не доставили, Зарета не могла ничего проглотить. Все застревало в горле, даже вода. Теперь уже есть изменения, дочь начала по­немножку кушать» (ИА RAGNUM. 23.12.2005 г. 17:51).

О заболевании детей в Чечне регулярно сообщали все средства массовой информации России. Президент Российской Федерации заявил: «Если чеченское правительство считает, что республике нужна дополнительная помощь со стороны Москвы по поводу массового отравления и с невыясненными обстоятельствами бо­лезни детей, мы сделаем все, что от нас зависит ... только нужно быстрее понять причину того, что там происходит» (РИА «Новый регион». 22.12.2005 г. 8:07).

21 декабря вечером, когда количество якобы отравившихся было 70 человек, Главный санитарный врач России Геннадий Онищенко сообщил, что причины массового отравления чечен­ских детей пока не выявлены [Онищенко Г., 2005, с. 2].

Первые же сообщения о странной болезни чеченских девочек наталкивали на мысль о массовой истерии. Однако только 21 де­кабря мне удалось сообщить об этом корреспондентке всероссий­ской газеты «Труд» Светлане Сухой: «Если же говорить о психике, то можно утверждать одно: население Чечни уже давно — по меньшей мере десять лет — живет в состоянии особого массового посттравматического стресса. Он не похож, например, на стресс солдат, вернувшихся с войны. Это особое явление длительного психопатологического состояния, в котором живут тысячи людей. Я называю это "чеченским стрессом". Мне не раз приходилось работать в Чечне, знаю там многих медиков. Некоторые чеченские психиатры полагают, что более 90 процентов населения страдают от посттравматического стресса. На этом фоне очень легко могут возникать массовые истероидно-стрессовые состояния — некая форма массовой истерии, которая была хорошо известна во вре­мена Средневековья и проявлялась то как охота на ведьм, то как кликушество. Судорожные состояния очень похожи на "пляску святого Витта", которая тоже случается во время истерических приступов. Важно и то, что большинство пострадавших —девочки и женщины. А ведь хорошо известно, что истерия — преимуще­ственно женская болезнь. К сожалению, особых поводов для возникновения таких истерических состояний искать в Чечне не приходится — там то и дело происходят кражи людей, взрывы или убийства» [Китаев-Смык Л.А. (ред. СМ. Сухая), 2005]. В тот же день наше мнение было сообщено Светланой Сухой Главному санитарному врачу России Г. Онищенко, а 22 декабря доложено им Президенту России. И все же, будучи санитарным врачом, Г. Онищенко не точно сформулировал диагноз заболевания че­ченских детей как «псевдоастматический синдром психогенной природы или массовая социогенная болезнь» (ИА REGNUM. 22.12.2005 г. 16:22). Ведь известно, что псевдоастматический синдром не бывает массовым. А вот истерический невроз может быть массовым у больших (и у малых) групп людей, изнуренных психотравмами.

Надо заметить, что в настоящее время в некоторых психиатри­ческих направлениях пересматриваются представления о сущ­ности неврозов, меняются толкования этого вида расстройств; в связи с этим нет определенности при наименовании неврозов, в частности их истерических форм. Некоторые психиатры, утверж­дающие, что неврозы могут быть только у сложившихся, взрос­лых личностей, что у детей (даже великовозрастных) не может быть истерии. Однако, в экстремальных достаточно длительных условиях существования происходит достаточно быстрое, раннее взросление и иногда с формированием травмированной лично­сти. В связи с этим сейчас не преодолены затруднения в выборе наименований для тех или иных невротических расстройств. «Преходящие диссоциативные (конверсионные) расстройства, возникающие в детстве и в подростковом возрасте» описаны в МКБ-10, рубрика F 44.82, а такие расстройства у взрослых — в F 44.88. Мы и дальше будем использовать принятую в российской патопсихологии (и психиатрии) традиционную терминологию.

В те дни по Чечне разнесся «кошмарный слух, якобы создано какое-то специальное оружие, которое поражает только женский организм» (ВВС Russian.com. 22.12.2005 г. 14:37). И уже на следующие сутки «несмотря на прогнозы спада заболеваемости, количество больных стало расти быстрее, чем в предыдущие дни» (Газета.ru. 22.12.2005 г. 18:52). Главный нарколог Че­ченской Республики Мусса Дальсаев, не отвергая отравление как первопричину детских заболеваний, отметил психогенный характер массового распространения болезни. Он потребовал: «Ситуация утрясется, когда перестанут нагнетать ситуацию средства массовой информации и демонстрировать состояние детей на телеэкранах» (НТВ. 22.12.2005 г. 14:12). В тот же день, 22 декабря, отвергая главенствующую до того версию об «от­равлении» детей, главный врач детской клинической больницы Султан Алимхаджиев после консультаций с психиатрами заявил, что у детей «массовое психическое расстройство. У нас лежат 19 детей, и все вне приступа они совершенно здоровы, — заявил он корреспонденту газеты "Известия". — Приступы повторяются через 2-3 часа. Мы беседовали с многими психиатрами России, и все склоняются к тому, что это массовое явление, связанное с ожиданием каких-то страшных событий. У детей тяжелая пси­хологическая травма от военных действий. Пока рядом с ними находятся родители и психологи, все в порядке. Но если у кого-то начинается приступ, его подхватывают и остальные» (РИА «Но­вый регион». 22.12.2005 г. 11.58). В сообщении детского врача названы причины эпидемии — «военные действия, невротизи-ровавшие детей», и описан процесс психологической индукции, конверсирующий истерические приступы.

Дальсаев поддержал его, сформулировав диагноз: «псевдоаст­матический синдром психогенной природы или массовая социо­генная болезнь» (Время новостей. 23.12.2005 г. 11:33).

Возглавивший прибывшую в г. Грозный медицинскую ко­миссию психиатр Зураб Кекелидзе, конечно, видел неполноту вышеприведенного диагноза. Но как опытный врач и талантливый психолог, знающий особенности северокавказской ментальности, понимал, что не надо упоминать слова «массовая истерия» и «ис­терический невроз», т. к. это будет травмировать этническую гордость чеченцев, имеющих обыденное осуждающее мнение об «истерии», «истерике». Чтобы психиатрически точно сформули­ровать диагноз массового заболевания детей в Чечне, он заменил термин «истерический синдром», указанный нами, на выражение «конверсионный синдром», также используемый для обозначения истерической формы невроза.

Истерия относится к психическим конверсионным болез­ням (от лат. konversion — переворот, подмена), при которых происходит как бы замена одних симптомов, прямо вызванных заболеваний, другими, не связанными с болезнью, но наиболее адаптивно-защитными, т. е. «полезными» для человека в сложив­шейся экстремальной ситуации. Так, если у первых заболевших школьниц была, например, обида на несправедливость, но они знали, что протест бесполезен, то у предрасположенных к исте­рии девочек мог начаться протестный истерический припадок, с удушьем, судорогами, воплями и вегетативным кризом. Первые заболевшие «заражали» (индуцировали) и других детей, стра­дающих долгие годы (вернее, всю свою жизнь!) от психотравм чеченской войны.

Внешние манифестированные проявления (симптомы) исте­рии, как указывалось выше, чаще случаются у женщин, тем более у девочек. Е.Г. Дозорцева с соавторами обнаружила значительные тендерные различия посттравматического стресса у детей: «В от­личие от мальчиков, последствия психологической травматизации у девочек охватывают не только соматическую сферу, но и более широкие эмоционально-личностные структуры» [Дозорцева Е.Г., Калачев М.А., Макушкин Е.В., Терехина С.А., 2005].

Мужчины страдают истерией «скрытно», у них симптомы не демонстративны и переживаются «внутри», конечно, травмируя психику.

Особенности психологического состояния больных девочек и их душевный настрой характеризует один случай. Известный по всей Чечне исполнитель патриотических песен Ваха Умархаджиев организовал свой концерт в детской больнице, чтобы подбодрить «отравленных». Их реакция при первых же песнях была неожи­данной: девочки кричали, рыдали, возмущались певцом, у неко­торых возобновились припадки удушья. Они, негодуя, прогнали Ваху: «Уходи! Нам не нужны твои песни». Концерт был сорван [Маринин М., 2005, с. 4]. Почему случилось такое? Потому что шлягеры Умархаджиева очень стеничны и агрессивны, их боевой ритм и страсть исполнения призывают к борьбе, возвращают слу­шателей в опасность. Такое пение восстанавливает у чеченских мужчин этническое представление о себе, как о победителях, по­колебленное за 15 лет войны. Однако агрессивный, будоражащий душу настрой песен оказался неприемлем, нетерпим психикой девочек, изнуренной посттравматическим стрессом. Тем более что женская душа (психика) во многом антагонистична мужским идеалам ярости сражений и самоотверженности побед. Услышав песни Умархаджиева, дети, начинающие выздоравливать, вновь оказались среди психотравмируюших звуков войны и бурно от­вергли бравурную агрессию.