Глобальное социальное прогнозирование: основные типы и методы. 2 страница

При этом существует скептическое мнение о способности ООН как всемирного форума (совещательного по своей первоначальной задумке) в глобальной легитимации решений. Так, израильско-американский социолог А. Этциони утверждает: «пока Организация Объединенных Наций будет зависеть от взносов государств-членов, её потенциал останется ограниченным (особенно в случаях противоречий с национальными приоритетами основных стран-доноров). Если же удастся сформировать самостоятельный источник доходов ООН, то это станет гигантским шагом к её превращению в основополагающий элемент формирующегося глобального государства»[791]. Сомнений также нет в том, что в мире настойчиво ищется новый «нормативный синтез», который бы делал мир безопасным, справедливым и гуманным. Но пока, к сожалению, не видно конструктивных шагов по его созданию. Однако общий скепсис распространяется на глобальные институты, поскольку считается, что они всё же будут отражать позиции экономически, технологически и политически сильных держав, т.е. объединенного Запада и его восточных сателлитов[792].

Думается, это происходит потому, что в мировоззрении и практиках народов, представляющих западную цивилизацию, отсутствует реалистическое восприятие «другого»[793], т.е. иных уникальных субъектов, моделей их социокультурного развития, но главное, природы как общего для всех «другого»[794]. Но оно же, похоже, отсутствует и при восприятии «другого» внутри самого Запада. Поэтому можно сказать, что дух западной цивилизации не-универсален, и она, формируя «открытое общество» в глобальном масштабе, противоречит сама себе, отрицая принципы свободы и паритетного участия.

Напротив, модель такой универсальности была предложена российским философом Г.С. Батищевым, сориентированным на православное миропонимание. Его концепция «глубинного общения» основывается на ряде универсалий: 1) мироутверждении, в т.ч. самого духовного основания Универсума; 2) со-причастности всем субъектам в Универсуме; 3) приоритете безусловно-ценностного отношения к миру над какими-либо партикулярными целями и интересами; 4) доминантностью на «других»; 5) опережающем утверждении достоинства каждого «другого»; 6) творчестве, как свободного дара встречи, дара межсубъективности; 7) со-творчестве, или креативном участии в решении наиболее сложных проблем космогенеза и истории[795].

В этой связи представляется важным учет тенденции, вызванной «взрывом исторического полиморфизма» (М.А. Чешков). Именно этот «взрыв» на наших глазах формирует структурную геометрию нового мира, в которой трансформируется Восток и Запад, Юг и Север, в которой классические цивилизации не растворяются в «цивилизации капитализма» (Й. Шумпетер).

Отсюда фактурная острота проблем глобальной безопасности, под которой понимают политическое регулирование глобальных процессов принятыми в мировом сообществе нормативными средствами[796]. Речь идет о натуралистическом, деятельностном и интегративном взгляде на природу норм и правила их применимости, направленных на широкий спектр процессов и явлений: от энергетики и экологии – до ядерных программ и космоса. В свою очередь речь идет о формальных (Совет Безопасности ООН) и неформальных (G20) институтах регулирования сверхсложных отношений внутри миросистемы. Причем, секьюритизация начиная с момента образования ООН, только возрастает[797], хотя в ситуациях конфликтов в Косово и Ираке институт ООН был обойден.

Вместе с тем, необходимо заметить, что понимание процесса глобального администрирования будет не полным, если вынести за скобки феномен альтернативного мироустроения, субъекты которого заинтересованы в тех или иных механизмах влияния на структуру и качество мирового порядка, либо в его системной реорганизации, либо в выстраивании альтернативной архитектуры мира. Поэтому имеет смысл осуществить детализацию поля альтернативных проектов.

3. Альтернативистика: её мировоззренческие, методологические и целевые координаты.

Приступая к уяснению вопроса о принципах, методах и субъектах формирования альтернативного мира[798], сразу же очерчу понятийно-смысловое поле восприятия этого феномена. Альтернативистика может быть истолкована как область знаний и практических действий, связанных с реформированием (реорганизацией) или упразднением «нового мирового порядка», а также выстраиванием качественно иной социальной организации и вектора развития миросистемы. Нередко альтернативистику увязывают с глобализацией и формируемой ею глобальной социоформой. В связи с этим напрашивается дифференциация на антиглобализм и альтерглобализм как внутрисистемные явления, которые отрицают или оппонируют глобализации.

В таком случае, под антиглобализмом понимается предельно широкий и идеологически пестрый феномен современного мира, в рамках которого происходит отрицание политических, экономических и культурных завоеваний глобальной капиталистической мир-системы. Иначе говоря, антиглобализм стремится к торпедированию фундаментальных институтов западной цивилизации – военной машины (в т.ч. НАТО), дискриминационного этнического разделения труда, рынка, финансового сектора, ТНК, культурных форм и стилей, но главное, самодовлеющего буржуазно-потребительского образа жизни[799]. Разумеется, для этого нужны соответствующие инструменты, среди которых есть рациональные, так и иррациональные. К первым нужно отнести идеологические конструкции, ко вторым упование на стихийную энергию масс.

Тем не менее, основными идейными источниками антиглобализма являются: 1) неомарксизм; 2) экологизм («зеленое» движение); 3) феминизм; 4) молодежная идеология (возникшая и реализовавшаяся в форме контркультуры); 5) анархизм.

Говоря о неомарксизме нужно обратить внимание на живучесть идеи революционного преобразования мира. По мнению А.А. Бузгалина и А.И. Колганова на современном этапе революция должна следовать определенному императиву: «императивом коммунистической революции является снятие отношений отчуждения (как системы), открывающее простор для развития креатосферы (культуры, Человека как свободно и гармонично развивающейся личности, биосферы)»[800]. Но она должна быть сознательно-освободительной, причем именно революция делает «простого» человека творцом истории. После некоторого кризиса, вызванного распадом социалистического лагеря и либерально-капиталистической трансформации, данное идеологическое направление переживает ренессанс: книги, посвященные марксизму, печатаются большими тиражами, в Internet-е пестрят «красные» сайты, часто проводятся конференции и семинары. Причем география левого движения ширится (Азия, Африка, Латинская Америка), организовывая фронт сопротивления на территории самого Запада[801]. В этом фокусе вопросы, поставленные К. Марксом и Ф. Энгельсом, теоретически и практически скорректированные В. Лениным и Л. Троцким, И. Сталиным и Н. Хрущевым, Э. Че Геварой и Ж.-П. Сартром, Э. Фроммом и Л. Альтюссером, ещё ждут своего практического применения.

При этом «левые» активно вовлекает людей не только в партийную работу, но и в профсоюзное движение, которое всегда выступало гарантом соблюдения минимальных прав трудящихся. Но в свете обостряющихся интерсоциальных и экологических проблем их взаимодействие становиться ключевым. Иначе говоря, антиглобализм придает «новое дыхание» профсоюзному движению[802]. Но он же ищет реальные низовые альтернативы для их регионализации и глобализации. Здесь вспоминается модель Amul, которую использовали молочники Индии, начиная с 1946 года. В противовес «Вашингтонскому консенсусу» в штате Гуджарат было создано кооперативное движение (из 100 тыс. кооперативов), которое обеспечило молоком не только Индию, но и весь регион. Экономический и социальный эффект от него оказался выше, чем эксплуатация западными ТНК индийской рабочей силы (!).

Экологизм (энвайронментализм)[803]является не только самостоятельной программой, направленной на решение группы экологических проблем, полных непредсказуемости и тревоги, но и формой критики иных идеологических программ. В частности, технократов, уповающих на современную науку и технику или либералов-рыночников, ценящих прибыли и ничего более. Дело в том, что все оппоненты «зеленых» попросту игнорируют остроту взаимоотношений человека и природы, в то время как экологическое движение стремится вынести эту проблему в центр внимания мировой общественности. Обладая наибольшей компетентностью, «зеленые» партии пытаются лоббировать проблемы экологической безопасности своих стран, но они же заставляют прислушиваться к их голосу всех остальных[804]. Свою роль в современных политических и экономических процессах играют общественные природоохранные организации. Как правило, они оказывают давление на локальном и региональном уровнях, хотя нередки и вспышки активности глобальных организаций, таких как Greenpeace. Она возникла в 1971 году и собрала под своими знаменами 32 страны. Основная цель – недопущение разрушительного воздействия на природу путем протеста действием, причем, ненасильственным. Гринпис выступает за прекращение испытаний атомного оружия, эксплуатацию атомных станций, пытается запретить захоронение токсичных и радиоактивных отходов, борется за сохранение редкой и исчезающей фауны.

Если обратиться к молодежным идеологиям, выросшим на контркультурных движениях хиппи, битников, панков и т.д.[805], то нужно отметить весьма трезвое понимание происходящего. Оно по-прежнему ориентируется на «великий отказ» (Г. Маркузе – Т. Роззак), т.е. идею отторжения той системы отсчета, которая была создана культурой модерна (индустриализм, капитализм, массовый характер производства/ потребления, «человек-масса») и постмодерна (информационный тоталитаризм, технократизм, гиперкапитализм, шизоидность, пост-человек). Тем самым отвергается «общество спектакля» (Ги Дебор)[806]. Так, идеологи организации «Пионеры перемен» (создана в 1996 году и насчитывает порядка 7 000 членов) полагают: «наши системы терпят крах, и причина лежит на поверхности: они не служат людям. Нам не удается преодолеть системный кризис, так как мы лечим симптомы, а не болезнь»[807]. Сами же перемены увязываются с продуманной молодежной политикой в области права на достойное образование и труд, доступное медицинское обслуживание и страхование, наконец, экологическую безопасность.

Говоря о феминизме, укажу на то, что феминистская политика возникла в 70 – 80-е, на основе гендерного неравенства[808]. В своем существе феминизм выражается, во-первых, в идее исторического господства мужчин и дискриминации женщин; во-вторых, в тезисе о том, что господство мужчин привело к социальным теориям и практикам, в которых практически не были учтены интересы женщин; в-третьих, в идее надклассовой солидарности женщин в их борьбе с мужчинами за равные права. В таком виде он институционализируется в партийных и общественных формах, а через них, влияет на политическую ситуацию в ряде стран, прежде всего Западных. Однако нужно заметить, что организации феминисток с конца 90-х гг. ХХ ст. начинают играть всё более значимую глобальную роль. Вспомним хотя бы Всемирный женский марш (World March of Women), проводившийся с 8 марта по 17 октября 2000 года. Сейчас женские организации напрямую вовлечены в работу Всемирного социального форума, причем они рассматривают проблемы глобализации «только с женской точки зрения»[809].

Наконец, анархизм – в его нынешнем неклассическом (интегральном) виде[810] – это элемент социальной, политической и познавательной практики. Он имеет формулу: «анархизм так относится к политической власти, как атеизм к религии, а скептицизм – к науке»[811]. Применительно к глобальным социальным процессам анархизм отрицает правомочность либерализма и марксизма формировать институты государства, власти, собственности, монополию на применение силы и фискальную политику. Вообще он отвергает деление общества по иерархическому признаку, по признаку «центр» – «периферия», а значит, он отрицает силовую методику управления. В т.ч., в силу неспособности государства оперативно решать острые социальные и экологические проблемы. В противовес анархистские теоретики и практики (напр., сетевая организация «Глобальное действие народов», субкоманданте Маркос и сапатисты в Мексике) высказываются в пользу формирования общества «снизу» и только в этом случае оно может стать областью совместной, кооперативной деятельности. Но главное, над простыми людьми не должно быть господства и эксплуатации, манипуляции (сознанием) и замаскированных репрессий.

Активные выступления антиглобалистов, выступающих единым антиглобализационным фронтом, достаточно регулярны начиная с прошлого века: Форум ВТО в 1999 году в Сиэтле (США) – 100 тыс. человек; Пражский саммит МВФ и ВБ в 2000 году – 10 тысяч участников; Всемирный экономический форум в Давосе в 2001 году – 30 000 человек; Саммит G8 в Генуе в 2001 году собрал 30 тысяч антиглобалистов; саммит ЕС в Барселоне в 2002 году привлек 500 тыс. человек. Нужно заметить, что и все последующие годы антиглобалисты оппонировали практически каждое мероприятие, проводимое глобальными институтами и акторами, хотя и с меньшей эффективностью. В прицеле у них – «корпоративная глобализация», или сговор между глобальными финансовыми институтами, ТНК и отдельными государствами. Кроме того, антиглобалисты созвали Всемирный социальный форум в 2001 году Порту-Алегри (Бразилия), на котором присутствовало 20 000 делегатов, затем в 2004 году в Мумбаи (Индия) – 100 000 делегатов, вновь Порту-Алегри в 2005 году – 150 тыс. человек. Форма активности антиглобалистов варьируется от уличных демонстраций и митингов – до баррикад и боевых действий.

В тоже время выступления антиглобалистов складываются в единую тенденцию и наталкивают на мысль о становлении гражданского общества в пределах планеты, которое не просто коррелируется с глобальным государством, но выступает в роли реального возмутителя спокойствия в «новом мировом порядке». Но антиглобализм – это движение открытое, не до конца оформленное, т.е. без единого, координирующего центра, что в свою очередь открывает широкий доступ «крайне разнородным по своим позициям, стилю поведения и тактике действия социальным группам»[812]. Отсюда – противоречия внутри движения, касающиеся несогласованности позиций в вопросе о соблюдении экологических и трудовых стандартов всеми странами мира. Естественно, что практически всякому подобному феномену нужна интеллектуальная точка опоры. Она находится в трудах современных философов и политологов[813], связывающих будущее человечества с марксистским (и его вариациями) вариантом трансформации миросистемы, либо с экофильской программой перестройки жизненного процесса.

Для корректности дальнейшего изложения определим понятие альтерглобализм: его содержание связано с альтернативными глобализационными проектами, опирающимися как на принципиально новые идейные комплексы, так и на ресурсы ранее невостребованные или не получившие достаточной социокультурной легитимации. Поэтому альтерглобализм иногда расценивается как интеллектуальное явление, способное к генерированию иных стратегий, не связанных с социально-экономическим тупиком, в который завела человечество западная цивилизация.

В арсенале альтерглобалистов есть любопытные идеи, касающиеся трансформации всей глобальной мироцелостности. Так, известный российский экономист Г.И. Кархин указывает на существующие в мире руины экономического и социального детерминизма, а также на «феникс надежды» – синергетический стиль мышления как опору формирования нового образа жизни. Нерешенная капитализмом и социализмом проблема гармоничных взаимоотношений личности и общества может быть раскрыта на путях «синергии бескорыстного массового энтузиазма»[814]. Т.е., на основе нравственности и творчества. Так и только так может быть построено «общество творчества», принципом которого является: «от каждого по дарованию и склонностям, каждому – по достоинству»[815].

Рассуждая о проблемах альтернативности, профессор Института естествознания и техники РАН С.В. Светлов считает: «Технологический антропогенный круговорот должен осуществляться в гармонии с природным биологическим круговоротом, техносфера должна быть гармонично соединена с биосферой в единую биотехносферу, а это можно достичь только благодаря развитию биотехнологии»[816]. В свою очередь новые биотехнологии – это альтернатива созданных наукой, изготовленных промышленностью и внедренных рынком «физико-химическим» уродцам, оставляющим после себя «лунный ландшафт». Но возникает вопрос: а не вытолкнет ли биотехносфера человека окончательно из его биологической ниши? Ответом на него является обязательный мораторий в технонауке[817], направленной на живое, включая человека. В таком случае спор переходит в мировоззренчески-ценностную плоскость.

Естественно, реальная палитра альтерглобализма очень богата. Поэтому, предлагаются и более дифференцированные подходы, в частности, востребован региональный проект, связанный с экономической интеграцией Евразии как альтернативе англосаксонскому глобализму. Так, А.Г. Дугин призывает использовать уже имеющиеся структуры – СНГ, ЕврАзЭС, ЕЭП для формирования патерналистской экономики, сочетающей в себе многоукладность с евразийским солидаризмом и национализмом[818]. На их основе, как ему кажется, возможна альтернативная модернизация целого субрегиона без рисков и сбоев, которыми кишит радикальный либерализм, лежащий в основе глобального проекта. В таком случае на повестку дня поставлен вопрос о «выходе» из глобального проекта и переключение социальной энергии не одного десятка стран – в евразийское русло.

Конечно,существуют и болеенейтральные подходы. Например, известный польский социолог П. Штомпка взамен «невидимой руки» рынка (А. Смит), «хитрости разума» (Г. Гегель), «метафоры роста» (эволюционизм), «железных законов истории» (К. Маркс и Ф. Энгельс), «ситуативной логики» (К.Р. Поппер) предлагает переориентировать существующие дискурсы о развитии. В этом контексте приобретают значение: а) личностные характеристики исполнителей; б) гибкие деятельностные структуры; в) характер естественной среды, в котором находится общество; г) традиции в их объективном и субъективном преломлении; е) образ будущего, которое распознается и «приближается» в акте стратегического планирования[819]. Иначе говоря, трансформации существующего порядка должны опираться на определенную мировоззренческую базу, прецедентные варианты решения наболевших проблем, гибкую культурную политику и стратегическое видение перспектив развития. Но главная, как мне кажется, загвоздка альтернативности, это пункт, связанный с «новым человеком» как носителем нелиберальной, не эгоистической, не агрессивно-захватнической модели поведения. Ещё раз, обращаясь к наследию А.А. Зиновьева, подчеркну, что основная надежда человечества – на «нового человека», на идеалиста и утописта, наивного и непрактичного деятеля, ориентированного на «эмиграцию» к уровням высочайшей культуры, высочайшей мысли, высочайшей морали[820].

Тем не менее, «новый человек», как и новое сообщество возможны и желательны в створе проектирования, моделирования, прогностики, т.е. опережающего взгляда в будущее. Поэтому мы должны познакомиться с основными вопросами восприятия, герменевтики и понимания будущего.

4. Глобальное социальное прогнозирование: основные типы и методы.

Для уяснения группы вопросов, связанных с развитием эко-антропо-социо-технической системы нужна ещё одна акцентуация внимания на проблеме будущего. Ранее было упомянуто о феномене «футурошока» (О. Тоффлер), как об объективном факторе вторжения будущего в настоящее, возникающего в ходе становления позднеиндустриального общества. Здесь же речь пойдёт о научно-глобалистском толковании реальности будущего[821]. Причем, как категория современного социального знания она имеет одну важную особенность: «устремленность в будущее есть не извечное и не всеобщее явление, а сравнительно молодое, исключительное и преходящее». В таком контексте будущее – «есть изобретение западноевропейской цивилизации»[822].

Но последняя, как объединитель и поводырь дискретного человечества, перенастраивает ментальную сферу народов и цивилизаций, живущих в различных хроноисторических режимах (напр., инверсирования в прошлое или обожествления настоящего), в смысловом направлении к будущему[823]. Проще говоря, в отношении будущего существует устойчивый интерес, интенциональная привязка к которому конвертируется в различные варианты его обнаружения и описания.

Вообще, социальный прогноз может быть определен как тип познавательного отношения, которое имеет своим предметом будущее и выступает в виде теоретически обоснованного суждения о сроках, формах и способах его достижения. Однако здесь принципиально важно то, что в социальный прогноз всегда включает в себя не только объективные, но и субъективные параметры (мотивы и ценности социальных субъектов)[824]. Если же придерживаться ранее высказанных соображений о цивилизационной дискретности человечества, а значит, и доминировании одних антропологических типов над другими, то нужно признать: наибольшие сюрпризы можно ожидать от «западоида», как генератора социальной активности, причем, реализуемой в режиме явной избыточности[825]. Проще говоря, мировые тенденции[826] и их научное осмысление напрямую связываются с жизненной динамикой представителей западного сообщества. Последнее не означает, что все иные (китайцы, индусы, арабы, славяне и т.д.) – это статисты, но степень их влияния на эпохальные процессы пока не так велика и опосредована институтами, нормами и ценностями, рожденными на Западе.

Кроме того, само знание будущего имеет – в качестве предпосылки – опытное и трансцендентальное измерения. Это соотношение и является главной интригой футурологии.

Однако, поскольку будущее отстоит от настоящего на некотором временном промежутке, то прогнозы принято типологизировать в зависимости от глубины и ширины зондирования будущего. Так, имеет смысл говорить о том, что будущее может выглядеть как:

1) ближайшее (5 – 10 лет), которому соответствует достоверное знание;

2) отдаленное (10 – 30 лет), которому соответствует вероятностное знание:

3) гипотетическое (30 – 75 лет), которому соответствует гипотетическое знание;

4) фантастическое (75 – 100 и более лет), которому соответствуют фантастические допущения[827].

Итак, к настоящему моменту в социальном прогнозировании сложились такие типы прогнозного знания:

- поисковое, которое основано на экстраполяции главных тенденций настоящего в будущее, причем, осуществляемое с учетом предыдущего опыта (поэтому такой тип прогнозирования также называют «генетическим»);

- нормативное, определяющееобраз будущего через наиболее важные нормативно-ценностные и целевые аспекты жизни социальной системы, а также инструменты их достижения (поэтому такой тип прогнозирования также называют «телеологическим»);

- аналитическое, построенное на решении группы аналитических задач по выявлению скрытых факторов и тенденций настоящего, с последующим их проецированием в будущее;

- комплексное, учитывающее специфику и результаты поискового и нормативного вариантов прогнозов;

- реактивное, которое выступает в виде модели, в которой будущее является ответом на настоящее[828].

- обратное, реализующее идею движения от точки предполагаемого максимума к нынешнему моменту с целью установления темпоральных и содержательных возможностей реализации тех или иных проектов[829].

Разумеется, каждый из типов прогнозов стремится к выявлению мейнстрима жизни человечества в контексте биосоциотехнической целостности. Все они, тем не менее, реализуются через определенную группу методов. К основным методам проникновения в будущее обычно относят: а) метод экстраполяции; б) метод экспертных оценок; в) метод аналогии; г) сценарный метод; д) метод моделирования.

Метод экстраполяции основан на распространении выводов, полученных при наблюдении над одной из граней предмета – на весь предмет. Его сущность в том, чтобы использовать уже известные явления и процессы при понимании неизвестного. Он предполагает непрерывность в понимании развития предмета.

Метод экспертных оценок реализуется как обобщение важнейших данных, полученных экспертами в ходе этапного рассмотрения проблемы в т.ч. средствами количественного и качественного анализа[830].

Метод аналогии используется в качестве познания и оценки стран и регионов с близкими географическими, этническими и социокультурными характеристиками, а также при выявлении структурного и функционального подобия этапов прежней, настоящей и будущей истории.

Сценарный метод задействован в тех случаях, когда отсутствует историческая преемственность в исследуемых процессах, т.е. познается дискретная величина. Как правило, разрабатываемые сценарии включают в себя три варианта: оптимистический, пессимистический и вероятностный. Их достоверность определяется знанием как поверхностных, так и глубинных тенденций мировой динамики[831].

Моделирование – метод исследования, при котором объект изучения искусственно подменяется (замещается) другим объектом (=моделью) с целью получения новых знаний, которые, в свою очередь, подвергают оценке и прилагают к исходному объекту. На основании метода моделирования, как мы помним, создает свои доклады «Римский клуб». При Секретариате ООН работает группа с моделью LINK. Кроме того, нужно отметить роль «Системы компьютерного моделирования мирового развития GLOBUS», которая разработана в 80-е годы Международным институтом сравнительных социальных исследований в Западной Германии[832]. Существует также моделирование региональных дел: Латиноамериканская модель мирового развития, созданная под руководством А. Эрреры (Аргентина), японский проект «Новый взгляд на развитие», разработанный группой футурологов Я. Кайя и Я. Сузуки, и некоторые другие.

Считается, что моделирование может быть имитационным или оптимизационным. В первом случае, речь идет об описании глобального мира при помощи замкнутой системы уравнений, или переменных с функциональными связями, которые заданы заранее, до реализации модельных расчетов. Нередко в моделях этого типа учитываются экзогенные (внешние, привходящие) факторы. Исследование с помощью такой модели состоит в определении влияния тех или иных переменных и функциональных связей, представленных в численных значениях, на общее поведение системы. Такими были модели Дж. Форрестера, группы Д. Медоуза и Месаровича-Пестеля. Во втором случае применимы модели, в которых система уравнений незамкнута, т.е. учету поддаются не все данные об объекте, поскольку часть из них заранее не исчислена. Познание при помощи такой модели сводится к нахождению значений переменных, обеспечивающих достижение заранее заданной конкретной цели, при этом оптимизирующих некоторый функционал. Такими моделями сегодня располагает социосинергетика, осваивающая различные объекты: от демографии и продовольствия – до глобального потепления и новой мировой войны.

В качестве примера хочу указать на модельные разработки современных российских футурологов В.М. Матросова и К.В. Измоденовой-Матросовой. Они предложили модифицированную модель мировой динамики «Мир-2» Дж. Форрестера, в которую введены такие переменные как: динамика биомассы растительной суши; регенерация невозобновляемых ресурсов; политическая напряженность (потенциальная конфликтность) миросистемы; регенерация стратификация населения мира на два слоя – 20% богатых («золотой миллиард») и 80% бедных (5 млрд.) по ВВП на душу населения; возможность перераспределения валового мирового продукта в пользу ноосферного управления[833]. Результатом этого многофакторного моделирования является предварительный вывод: «в рамках модифицированной модели мировой динамики при существующих условиях развития невозможно избежать спада в начале ХХI века, при котором показатели безопасности выходят за уровни предельно допустимых»[834]. Правда эти авторы делают важную оговорку, тем самым допуская оптимистический сценарий развития событий: переход к устойчивому развитию возможен во второй половине ХХIвекапри условии: а) что средний уровень НТП в 10 раз превзойдет современный средний уровень на Земле; б) человечество откажется от войн, согласится расходовать до 8% ВМП на искусственную очистку загрязнений, регенерацию невозобновимых природных и освоение новых видов ресурсов, на снижение социальной и политической напряженности, разработает и будет реализовывать соответствующие технологии; в) с 2000 года будет жестко реализовываться политика планирования семьи (на семью в среднем не более двух детей)[835].

Нередко при проведении исследований настоящего и будущего применяют методы STEP и SWOT анализа. В первом случае изучается макроокружение (S – общество, T – технология, E – экономика, P - политика), а во втором, как правило, микроокружение (strength – сила, weakness – слабость, opportunities – возможности, threats – угрозы)[836]. Не секрет, что большая часть футурологических штудий осуществляется на основе социологических методов (выборка, анализ документов и существующих данных, наблюдение, опрос, эксперимент)[837], которые нацелены на сбор и обработку существующих данных, их корректную интерпретацию. Таковую, например, можно увидеть в изданном специалистами американской консалтинговой компании «Intelligence group» путеводителе по будущему[838]. Здесь через опережающее отражение нашли свое место такие образы XXI века, как ислам, демография и урбанизация, брак и подростковые проблемы, продукты питания и медицинские технологии, наркотики (их легализация), социальная ответственность и многое другое.