Артаксеркс и позднейшие события 12 страница

Нелпа-пандита сказал:

"Так как бонцы почитают небо, то поэтому и говорят (что эти книги) упали с неба". Вопреки этой бонской традиции говорят, что эти (книги) принесли (в Тибет) пандита Буддхиракшита (Blo-sems-tsho) и перевод­чик Литесе (Li-the-se). Так как (тибетский) царь не мог их прочесть и не понимал смысла (этих книг), пандита и переводчик возвратились. Это (изложение) кажется мне правдивым" [64, с. 315 (196)].

Весьма возможно, что еще до VII в. буддийские мисси­онеры пытались распространять свою веру в Тибете, но первые, хотя и весьма скромные, результаты были ими достигнуты гораздо позднее.

В VII в. в правление царя Сронцзана Тибет вступает в тесные отношения с буддийскими странами: Китаем, Хотаном, Индией. Тибетцы в этот период относились к буддизму, как и ко всякой другой религии, с должным уважением, но совершенно равнодушно, нисколько не препятствуя его пропаганде в Тибете, но и не поддаваясь его влиянию.

Попытаемся теперь представить себе бонскую религию того времени такой, какой она выглядела в глазах постороннего наблюдателя. Тибетцы поклонялись небу, земле, солнцу, луне и звездам. Мир представлялся им населенным множеством богов, добрых и злых духов, одним из которых они приносили дарственные жертвы, других пытались подавлять с помощью заклинаний. Редко делали какой-нибудь серьезный в жизни шаг без того, чтобы т обратиться за советом к предсказателю. В таких случаях специалист по гаданию бросал трижды жребий — четырехгранную костяшку, каждая сторона которой была но мечена одной, двумя и т.д. точками. По комбинациям этих точек, например 4-3-4, 3-1-2, выносились предсказания на все случаи жизни: будет ли в каком-нибудь деле­ удача или нет, или же исход дела сомнителен [117. с. 113—118].

Царь и сановники ежегодно собирались там, где находились гробницы тибетских царей, среди специально посаженных деревьев, для произнесения малой клятвы. Одни жрецы ломали ноги жертвенным животным, другие закалывали их кинжалом. Потом жертвы разрубались на куски. Жрец, обращаясь к небу, земле, солнцу, луне и звездам, а также к духам гор и рек, произносил торжественную клятву, что если кто замыслит предательство и ложь, то да погибнет он от этих духов. Если при произ­несении малой клятвы убивались мелкие животные, бара­ны, обезьяны, то раз в три года, во время произнесения большой клятвы, в жертву приносились быки (яки), ло­шади, ослы [33, I, с. 235]. При заключении мирных дого­воров с другими странами бонские жрецы перед жертвен­ным алтарем клялись небом и землей, солнцем, луной и звездами. В этом случае также закалывалось животное, а его кровью присутствующие при заключении договора ти­бетцы мазали себе губы [33, с. 220 221].

Царь Сронцзан оставил власть в пользу своего сына, когда тому исполнилось тринадцать лет. Новый царь на­ходился на троне всего пять лет, после чего умер, успев оставить наследника Манрон-манцана. Так как наслед­ник был слишком мал, то к власти пришлось вернуться Сронцзану, который управлял страной до самой смерти (650 г.).

После смерти Сронцзана, который прожил на свете немногим более сорока лет, между его сановниками развернулась борьба за власть, в результате которой сторон­ники предыдущего царя одержали верх и возвели на пре­стол его внука Манрон-манцана. Последний ничем осо­бенным себя не прославил и умер в возрасте двадцати семи лет. Новый царь родился на седьмой день после смерти своего отца. Страной, как и при его отце, управ­ляли сановники. "Он был самым могущественным из всех тибетских царей, которые когда-либо появлялись. Управ­лял страной двадцать девять лет. Умер в стране Джан" [112, с. 161].

Таким образом, царь не дожил до тридцати лет, а его наследнику Мэагцому к моменту вступления на престолбыло всего десять лет. С именем этого царя связан одни любопытный документ, который якобы был найден в его правление. Один вариант этого документа, так называемого "Завещания царя Сронцзана", дошел до нас в составе хроники Ваше [107, с. 2], основная часть которой была возможно, составлена в VIII—IX вв., другие варианты сохранились в составе других, более поздних исторических сочинений [112, с. 161].

Документ этот, я полагаю, действительно древний, хотя составлен он был не при Сронцзане и даже не во врем и Мэагцома, а по крайней мере при преемнике последнем! Документ не оставляет никаких сомнений на тот счет, что буддизм так и не сумел занять сколько-нибудь заметши место в Снежной Стране вплоть до второй полови им VIII в.:

"В пятом поколении после меня, во времена царя ни имени Кхридс (т.е. Мэагцома — Б.К.), будет развиваться совершенное (буддийское) учение, появится много пандит и станет распространяться буддийское учение" [112, с. 161].

Тибетские источники сообщают, что царь Мэагцом пригласил в Тибет двух известных ученых буддистов. Хотя они отказались приехать, но все же прислали вместо себя несколько буддийских книг. Ничего не сообщается о том, чтобы кто-нибудь пытался их переводить, но в то же время сообщается о том, что кое-какие буддийские книги всё же переводились, но только с китайского языка и как будто бы за пределами самого Тибета [112, с. 162].

Несмотря на слабую популярность буддизма в Тибете, все же к концу правления Мэагцома (середина VIII в.) он стал вызывать беспокойство со стороны тибетских вла­стей, которые начали ощущать в нем своего потенциаль­ного врага. В тот самый момент, около 755 г., Мэагцом скоропостижно умирает:

"Бал Донцаб ('Bal IDon-tsab) и Лан Мезиг (Lanq Myes-zigs), хотя они были главными министрами, стали враждебными и причинили вред телу царя-от­ца, Кхриде-цугцана (Мэагцома), так что он отпра­вился на небо. Они также едва не причинили вред телу царя-сына, Тисрондэцана, вызвали беспорядки в государстве черноголовых тибетцев. Тогда Лукхон (Klu-khlonq) доложил царю-сыну, Тисрондэцану все факты о враждебности Бала и Лана, которые подтвердились. Они были осуждены, а Лукхон стал близок (царю)..." [100, с. 20].

Независимо от мотивов, которыми руководствовались заговорщики и их разоблачитель, сановники нарушили присягу и должны были умереть. Царем становится Тисрондэцан, которому было в этот момент около восьми лет.

"В это время, когда царь не достиг еще совершеннолетия, Машан из рода Кхрон и другие сановники, которые ненавидели буддизм, издали закон, запрещающий исповедовать буддийскую веру" [112, с. 165— 166].

Дальнейший ход событий показывает, что это утверж­дение средневекового исторического сочинения является сильным преувеличением.

Власть в стране сосредоточивалась в руках сановников, родовой знати, подавляющее большинство которой испо­ведовало бонскую религию. В их руках находилась мощ­ная армия, и нет необходимости доказывать, что она со­стояла не из буддийских монахов. При необходимости буддизм можно было задушить в зародыше, но это не было сделано, и совсем не потому, что не было желающих это осуществить.

Со времени появления буддизма в Тибете в первой половине VII в. до середины VIII в. прошло вполне доста­точно времени, чтобы наиболее образованная часть тибет­ского общества начала осознавать, что буддизм не столько религия, сколько атеистическое учение, подрывающее ос­новы их веры. Но, во-первых, буддизм пока еще не пред­ставлял собой серьезной угрозы, а во-вторых, по инерции в Тибете сохранялась веротерпимость, свойственная тра­диционному маздаизму. Помимо этого преследование буд­дизма могло вызвать нежелательные обострения с буддий­скими странами, а также с буддистами тех районов, кото­рые входили в состав Тибетской империи.

Молодой и способный царь Тисрон достигнув совершеннолетия, быстро понял, что он, объявив себя будди­стом, может извлечь лично для себя большую выгоду, что он и сделал. Он приблизил к себе сановников-буддистов, внеся, таким образом, раскол в среду олигархии. Он со­всем не был, как его изображают авторы поздних буддий­ских сочинений, рьяным приверженцем буддизма и антагонистом бона, издавшим закон, запрещающий испове­довать бонскую веру [112, с. 166].

Древние документы свидетельствуют совсем о другом:

"Когда божественные цанпо (цари) приходили, чтобы управлять богами и людьми, по причине их образа действия религиозное учение было прекрасно. Их могущественные шлемы (короны) были велики в своей славе. Божественный цанпо Тисрондэцан также в соответствии с обычаями своих предков не пренебрегал учением богов. Он поступал в соответствии с религией Неба и Земли. О его многочисленных заслугах, восх­валяемых всеми, сделана запись на каменном столбе, который никогда не должен быть разрушен. О делах, которые совершил царь (буддийской) веры (chos rgyal), об увеличении государства славой его могуще­ственного шлема и прочее имеются повсюду подроб­ные истории, в которых это описывается. Божествен­ное проявление цанпо Тисрондэцан несравним с дру­гими царями мира по своему славному глубокому уму и своему могущественному шлему. В верхнем направ­лении, от границ Ирана (Ta-zhig) вниз и в нижнем направлении от перевалов Лоншана все подчинены его власти. Его владения увеличились дальше на юге, севере, востоке, западе.

Таким образом, славой величия его власти весь Тибет стал огромным по своей территории и повсеместно богатым, так что все повсюду жили счастливо и благополучно. Благодаря обладанию в сердце великого озарения, он нашел прекрасную религию Ушедшего из мира и во всем удостоил ее своей милостью. Таким образом, не было таких среди людей и тварей, которых бы не коснулась его великая милость в настоящем или будущем. Все люди дали ему имя Великое Про­светленное Божественное Проявление" [103, с. 69].

Для нас эта надпись интересна тем, что впервые и древних документах тибетский царь именуется "царем веры". Вместе с тем со времени правления Тисрона начинается новый период во взаимоотношениях буддизма и бона, но сначала попытаемся в общих чертах сказать о внешней политике Тибета в тот период.

Продолжается традиционная война с Китаем. В 76.3 г. объединенные силы тибетцев, тогонцев (тюрко-монголов) и дансянов вторглись в провинцию Шэньси и захватили столицу Чанъань, которая была подвергнута разгрому и грабежу, а еще ранее от Китая были отторгнуты области Хэси и Лунъю.

В 774 г. между Тибетом и Китаем начались мирные-переговоры, которые не имели успеха, и в следующем году война снова возобновилась. Следующие пять лет тибетская армия ведет успешное наступление и в 780 г захватывает Дуньхуан. Правительство Китая, измученное войной, предложило Тисрону заключить мир. Тибетцы выдвинули требования территориальных уступок и признания равенства Тибета и Китая. Хотя условия мира были для Китая позорными, но все же были приняты ми причине обострения китайских отношений с уйгурами и тяжелым внутренним положением.

Мирный договор был заключен на берегу реки Цин. Ом был скреплен с тибетской стороны кровью жертвенных животных, а с китайской — присягой в буддийской ку­мирне, построенной рядом с жертвенником.

В результате военных и дипломатических успехов в руках тибетцев оказался важный отрезок караванного пу­ти, связывающего Запад с Востоком, и полная возмож­ность распространяться в сторону Хотана и Кучи.

В 791 г. тибетская армия подчинила Хотан, и тогда китайцы, не надеясь больше на свои силы, обратились за помощью к арабам. Харун-ар-Рашид согласился помочь китайцам и начать военные действия против тибетцев, что повлияло на дальнейший ход событий.

В 795 г. уйгурская армия нанесла тибетцам на северо-востоке поражение и окончательно приостановила наступ­ление Тибета. Дальнейшие военные действия тибетцев против уйгуров и китайцев происходили с переменным успехом вплоть до начала IX в.

Обостряются отношения тибетцев с арабами. Начиная с 785 г. в Средней Азии происходит арабо-тибетская по­граничная война [44, с. 404—417].

В области внутренней политики царь Тисрон решил осуществить ради укрепления своей власти следующие мероприятия: устранить, прежде всего, наиболее опасных сановников-бонцев, а затем попытаться распространить буддизм среди населения. Одного из этих сановников царь отправил на север, а другого, Машана, замуровал живым в гробнице.

В составе средневековой летописи сохранился отрывок из древних архивов монастыря Самьс, основанного при царе Тисронс. Отрывок этот на первый взгляд может по­казаться странным и непонятным, но тем не менее он является ключом к пониманию некоторых важных сдви­гов в области идеологии:

"Машан из рода Кхрон, после того как был похоронен (bsang) или убит (bsad), снова появился в (местно­сти) Самье" [112, с. 168].

Дело в том, что в этот период ученые-буддисты по инициативе и при поддержке царя развивают теорию об аватаре — гневных воплощениях бодхисаттв. Буддист ни при каких обстоятельствах не мог совершить убийство, так как это был один из тягчайших грехов, а убивать врагов было необходимо. Поэтому было придумано и ши­роко пропагандировалось, что существуют герои, "защит­ники веры", которые, отказываясь от блаженства вечного покоя, берут на душу грех, совершая нужные и вынужденные убийства. Но объективно они, "защитники веры", не творят зло, так как, убивая грешников, они не дают им возможности продолжать губить свои души и, следо­вательно, творят им благо.

Тогда же буддистами в Тибете была придумана исто­рия о том, как бодхисаттва мудрости Манджушри, а воп­лощением его объявили Тисрона, рассердившись на врага веры Яму (Смерть), принял гневный облик Ямантаки (Победителя смерти) и загнал Яму (т.е. Машана) под землю. Яма не погиб, он остался жив и стал владыкой ада. Он оказался на своем месте и стал выполнять полезную для буддистов работу, мучая грешников и наставляя их на истинный путь [48, с. 25—31].

Этот образец древней тибетской пропаганды дошел до нас в многочисленных тибетских картинах, а также и театральных представлениях, подлинный смысл которых уже давно забыт, но театральная маска одного из главных героев спектакля — злого духа, но "царя веры", носит до сих пор имя несчастного Машана [126, с. 537]. Неизвест­но, как отнеслись ко всей этой надуманной истории бонцы и в первую очередь сторонники Машана, но со стороны царя, действовавшего достаточно гибко, было сделано все возможное, чтобы возвеличить жертву, воздав ей высшие почести вплоть до ее обожествления.

В период правления Тисрона начинается бурная пере­водческая деятельность. Индийские пандиты совместно с тибетцами переводят с санскрита на тибетский буддий­ские книги. Вряд ли будет большим преувеличением ска­зать, что основная масса наиболее значительных индийских сочинений была переведена во второй половине VIII — начале IX вв.: в колофонах многочисленных сутр, тантр, гимнов, сохранившихся до наших дней, мы очень часто встречаем одни и тс же знакомые имена сподвиж­ников Тисрона. Переводились также такие сочинения, ко­торые при всей своей кажущейся безобидности были на­правлены непосредственно против бона. Я имею в виду книги, содержащие вполне серьезную и тонкую критику брахманизма с его культом многочисленных богов и кро­вавых ритуалов.

Попробуем кратко пересказать наиболее важные места одного из таких произведений, переводившихся в то вре­мя, учитывая существующий к нему комментарий, но не добавляя ничего от себя, чтобы передать его идейную направленность без всякой модернизации.

Сочинение называется "Хвала тому, кто превосходит всех богов".

"Нельзя увидеть Будду, как нельзя увидеть и Вишну, Браму, Шиву, но думающий, услыхав про их облик, могущество и деятельность, может исследовать, кто из них обладает добродетелями, а кто не обладаем Вишну совершил много убийств, а Великий бог (Шива) уничтожил трехъярусный город асуров. Другие боги, держа оружие, пускают его в ход даже протии своих родных. Но только Будда приносит всем благо. Все начинается с того, что кто-то причиняет вред другому, который вынужден защищаться. Поэтому у богов убийство — норма поведения. А у Будды нет ни врагов, ни друзей (так как одного без другого не бывает). Он, творя благо, стоит выше этого. Вишну одержимый страстью, совершает преступления. Шива творит безумные дела, но если Будда рассеивает зло без остатка, то подумайте, кто из них годится бы и. великим учителем?

Одни без жалости причиняют вред другим, к кому-то люди идут под защиту. Одни обладают страстями, а кто-то избавился от них. Кто же из них достоин поклонения? Боги держат в руках самое разнообразно! оружие: Индра держит молнию (перун), Вишну боевой диск, и т.д. Они, бессердечные дети, держат оружие и пугают болью, страданиями и постоянно лишают жизни живые существа. Разве умный чело век будет им поклоняться? Но кто-то не держи! и руке трезубец (как Шива), и нет у него на груди жены. Он не держит, подобно известным богам, ни боевого диска, ни мотыги. Он полностью освободился от страданий, и этот мудрец старается принести только пользу другим. Он стал убежищем этого мира, и к этому мудрецу идут под защиту. Боги предаются все­возможным порокам и откровенному чудовищному разврату без всякого стыда. Их страсть порождает всяких жутких тварей, и только у Будды нет никакого греха (зла). Будда не приходится нам родственником, а всякие прочие (учителя) инаковерующих нам не враги. Мы никогда не видели их деятельности, а толь­ко слыхали про их слова и дела.

И мы полагаемся на Будду (свободно, без принуждения, не будучи связанными никакими традициями) только потому, что заслуги его исключительно совер­шенны. Будда не является нашим отцом, а всякие прочие учителя еретиков нам не враги. Будда не да­рил нам богатство, а учителя инаковерующих нас не грабили. Но, говорят, что только Будда приносит благо людям. Он сам без грязи и очищает от грязи, поэ­тому-то мы и верим в него. Один заботится только о благе и постоянно приносит его, а другие, даже творящие иногда благо, приносят людям неисчислимые муки и страдания. Но один из них понимает беспре­дельное знание так ясно, словно оно у него на ладони. И вот в этого-то несравненного мудреца мы и верим. Когда вера идет из глубины сердца, то — великая радость. А если есть сомнения, то можно перейти на другую сторону. Но если вы (даже не став монахом) окажете уважение (Будде), то получите высшее не­бесное блаженство.

Но если все это так очевидно, и если хорошо известно, что только Будда приносит благо, то почему же многие не стремятся к нему? Все дело в том, что большинство людей — круглые идиоты. Именно дураки и почитают таких, как Вишну, Будда действительно полностью освободился от страданий, но большинство людей, будучи глупыми, не почитают его. А ведь достаточно самого скромного уважения Будде, чтобы получить от него самую щедрую награду. Мы не при страстны к Будде, как не пристрастны к другим учителям. Мы считаем своим учителем того, кто являетсядостойным. Если у кого-то нет никаких проступков (или недостатков), если он обладает всеми добродетелями, то будь это хоть Брама, Вишну или Шива он будет нашим учителем. Так вот, поэтому мы и идем под защиту того, кто не обладает недостатками, обладает безмерными добродетелями, является самым мудрым и милосердным" [21, с, 151—214].

Это произведение было составлено в начале нашей эры и, как мне кажется, достаточно выразительно. Комментарий к нему представляет собой обстоятельный разбор каждой фразы и каждого слова.

Индийские пандиты, большие знатоки брахманизма и всего того, что с ним связано, давали обстоятельный разбор и критику всего, что составляло основу веры в богом мифологии, со всеми её противоречиями культа, со всеми ее традиционными нелепостями. При поверхностном взгляде на буддизм может показаться, что эта религия синкретическая, легко впитывающая в себя любые культы и любых богов. Однако этот синкретизм всегда являлся средством привлечения верующих к буддизму — и только.

Ученые-буддисты хорошо понимали, что по целому ряду причин не все люди способны избавиться от суеверий и веры в богов. Компромисс буддизма с местными верова­ниями никогда не был равноправным, т.е. все боги всегда оставались жителями материального мира, подверженные, как и все живое, болезням, старости и смерти. С другой стороны, буддистами было показано, что и понятие божества является продуктом человеческого сознания и не имеет себе соответствий в природе. Тот, кто пытается доказать существование божеств логическим путем, нахо­дится в порочном кругу.

Выше я попытался показать только один маленький отрывок из огромной массы литературы, переводившейся в то время.

Судьба бонской религии в самом Тибете была предоп­ределена в правление Тисрона, и дальнейший процесс ее умирания был только делом времени. Никакие силы уже не были в состоянии ее воскресить, так как в этот период были подорваны основы этой веры, а у бонцев не было ни опыта, ни времени, чтобы произвести переоценку ценно­стей и приспособиться к новым веяниям.

Что могли противопоставить бонцы буддизму, закален­ному в тысячелетней борьбе против культа дэвов? Наив­ную веру в богов и духов, бесхитростные молитвы и не­сложные ритуалы. Конечно, традиции исключительно жи­вучи и всегда дороги людям, которые неохотно и не так просто от них отказываются, потому что они — связь людей с дорогим для них прошлым. Тибетцы не были исключением из правила, а индийские буддисты имели опыт и знали, как к этим традициям можно приспособить­ся. Нужно было сделать немногое: включить бонских бо­гов и некоторые из ритуалов в буддизм. Сущность буддиз­ма от этого пострадать не могла, тогда как массы населе­ния это, несомненно, могло привлечь.

В начальный период пробуддийской деятельности Тисрона главными проводниками его религиозной политики были Салнан из рода Бал и кашмирец Ананда. Затем по приглашению Салнана из Индии приехал в Тибет настоятель Шантаракшита, который, едва появившись при дворе царя, посоветовал Тисрону принять более энергичные меры по укреплению и распространению буддизма.

В это время в Тибете по причине неурожая начался голод, вспыхнули эпидемии. Буддисты, свалив все неуда­чи на бонских демонов, посоветовали царю пригласить из страны Уддияны проповедника буддизма, крупнейшего знатока магии Падмасамбхаву, с именем которого обычно связывают ламаизм — тибетское направление буддизма. По прибытии в Тибет он активно взялся за дело и, пи словам буддистов, вскоре "подавил злых духов".

Важным шагом на пути сближения буддизма с боном было то, что Падмасамбхава включил этих покоренных злых духов, т.е. местных тибетских богов, в буддийский пантеон божеств в качестве дхармапал — защитников буддийской веры, которые достойны почитания и покло­нения,

Деятельность Падмасамбхавы вызвала сильное недо­вольство у сановников, которые оклеветали его перед царем и добились высылки из Тибета, после чего он бесслед­но исчез.

"Учитель (Падма) преподнес царю воду долголетия, но сановники, которым не нравился буддизм, попро­сили царя не пить ее, говоря, что это одурманиваю­щее, ядовитое питье монов. Царь заколебался и не выпил. Для того, чтобы не было проказы (в Тибете), были укрощены цари драконов Малдо и Зичен. Зичен оставил свой скипетр, превратился в ребенка и стал помощником у царя. Он выполнял любое желание царя. Царь оказал высшие почести обоим драконам и сделал их божествами-покровителями (царского рода). Учитель пожелал превратить песчаные равнины (местности) Намшод в зеленые луга, но злые советники сказали царю: "Учитель сделает мираж, кото­рый долго не просуществует, так что это бесполезно". (Царь) сказал, чтобы (учитель) этого не делал... Все сановники оклеветали его (учителя) перед царем. Царь не выслушал объяснений учителя и тем самым совершил три большие ошибки, и т.д...." [99, с. 30— 31].

Несмотря на свое кратковременное пребывание в Ти­бете, где он был всего несколько лет, Падмасамбхава су­мел заложить основы нового направления буддизма, воб­равшего в себя элементы бонской религии, которое начало бороться за популярность среди населения.

Следующим важным актом Тисрона было создание об­щины монахов. Это мероприятие проводилось сверху и было закономерным результатом предыдущей политики царя. Было отобрано из знатных тибетских семей около трехсот детей, которые были торжественно приняты в монахи. До этого в Тибете вся буддийская община состояла исключительно из одних иностранцев.

Вскоре после организации новой общины монахом по приказу царя начинается строительство огромного монастыря Самье. При сооружении его вполне ясно сказалась политика веротерпимости Тисрона по отношению к бону и искреннее желание примирения обеих религий. В монастыре были построены отдельные храмы Солнца и Луны, тогда как статуи и изображения бонских божеств были рассеяны во множестве по всем остальным храмам. В одном из храмов была поставлена статуя покровителя веры в бога Марса, демона Солнечный лик и других [112, с. 170—175].

В 797 г. царь Тисрон, которому было всего около пятидесяти лет, оказывается отстраненным от власти. Царем становится его сын Мунецанпо в возрасте двадцати семи лет.

Мы не знаем причин отставки царя, но, возможно, одной из них было строительство монастыря, которое по требовало огромных непроизводительных затрат и напря­женных усилий народа как раз в то время, когда на внешних фронтах тибетцы начинают испытывать большие трудности.

Новый царь находился у власти меньше двух лет и был отравлен своей матерью. Произошло это, согласно тибетским авторам, по личным мотивам, притом весьма вздорным. Жена Муне-цанпо сначала была наложницей у его отца, а когда последний умер, то не выразила по этому поводу сожаления. Но выше сообщалось, что Тисрон умер в возрасте пятидесяти пяти лет, т.е. спустя несколько лет после смерти своего сына [112, с. 182—183].

Потом, согласно тому же источнику, царем становится его брат, которого почти сразу же убивают, причем сооб­щается, что на этот раз царь был убит своим сановником, но опять-таки по сугубо личным мотивам.

Затем царем становится младший брат Садналег (804—817), о правлении которого мы располагаем очень скудными сведениями. Этот царь умирает в роковом для тибетских царей 55-летнем возрасте. Около того места, где согласно традиции был похоронен этот царь, до сих пор стоит древний каменный столб, украшенный столь характерными для митраизма символами солнца и луны [101, с. 81].

"Его (Садналега) старший сын Цанма имел склонность к (буддийской) вере и стал монахом. Дарма имел склонность к пороку и не годился в правители. Власть была передана среднему (сыну) Ралпачану. Могущественный царь Ралпачан родился в год Огнен­ной Собаки (806 г.). Он появился на царском троне после смерти своего отца, когда ему было двенадцать лет" [112, с. 184].

Ралпачан, достигнув зрелого возраста, делает ставку на буддистов. В Тибет из Индии прибывает большая пар­тия учёных-пандитов, которые занимаются обычной про­пагандой буддизма, а также переводческой деятельно­стью. Воздвигается, если верить источникам, много мона­стырей и храмов. В проведении внутренней политики царь целиком полагается на буддистов, но государственной религией продолжает оставаться бон, к которому царь сохраняет традиционное, хотя, может быть, и чисто внешнее уважение.

Это подтверждается текстом китайско-тибетского мирного договора 821 г., сохранившегося в китайской и тибетской версиях, а также китайским описанием церемонии заключения договора.

Приводим отдельные отрывки из тибетской версии этого договора. В тибетском тексте, который был вырезан на каменном столбе, установленном в Лхасе, говорится сле­дующее:

"Чудесный бог цанпо Оде-Гунгьял пришел, чтобы быть правителем людей, и стал великим царем Тибе­та в то время, когда земля возникла и эта странa начала быть. Будучи богом на небе, он пришел, чтобы быть царем людей в высокой стране и чистой стране, центре снежных вершин, источнике великих рек. С помощью великих наук он основал прочное государство. С помощью прекрасного (бонского) религиозно го закона он установил хороший порядок. С большом любовью он посвятил себя делам внутренним. Благо даря знанию искусства войны он покорил внешних врагов, увеличил ширину своего царства и установил его размеры и мощь прочными и неизменными. За тем, после (этого) великого царя благословенной бонской свастики (gYung-drung)..." [100, с. 60].

На другой стороне того же самого каменного столба сообщается, в частности, следующее:

"...Для того, чтобы это торжественное соглашение сделать навсегда нерушимым, были призваны в свидетели три (буддийские) драгоценности (Будда, его учение и община монахов), святые, а также Солнце, Луна, планеты и звезды. Были произнесены торжественные слова; были принесены в жертву животные; была дана клятва, и соглашение было утверждено" [100, с. 72].

Следствием этого договора явилось затишье на тех ти­бетских границах, на которых была сосредоточена основ­ная масса тибетских солдат. Но поскольку это затишье оказалось обратно пропорциональным начавшимся сму­там в самом Тибете, то естественно связать их с тибетской армией, оплотом бона, основные силы которой высвободились благодаря миру с Китаем.

В этот период жители Лхасы вдруг ни с того, ни с сего начинают задевать и оскорблять буддийских монахов, че­го раньше в Тибете никогда не было. Это тем более стран­но, что тибетцы всегда отличались большой веротерпимо­стью. Обеспокоенный царь Ралпачан приказал отрубать палец тому, кто презрительно указывал им на мона­хов, а также выкалывать глаза тем, кто злобно смотрел на них [112, с. 190].