Обстановка после коренного перелома в войне. Тегеранская конференция 42 страница

Хотя все руководители Коммунистической партии Японии и большинство ее членов в это время находились в тюрьмах и эмиграции, а деятельность КПЯ в национальном масштабе была крайне затруднена, в глубоком подполье продолжали действовать коммунистические группы, которые вели самоотверженную борьбу против милитаристского режима, за скорейшее окончание войны. Среди солдат японской армии проводилась пропагандистская работа Лигой освобождения японского народа, действовавшей на территории освобожденных районов Китая под руководством С. Носака.

Ухудшение военно-политического положения Японии привело к обострению политической борьбы между группировками в правящих кругах, еще более ослабило позиции кабинета Тодзио. На 84-й парламентской сессии, открывшейся 26 декабря 1943 г., глава правительства вынужден был признать ухудшение положения японских войск на Тихоокеанском театре и необходимость укрепления обороны метрополии. Парламент утвердил решение об усилении ПВО страны, рассредоточении промышленных предприятий и населения крупных городов. Была принята резолюция «О готовности сражаться до полной победы», призывавшая японский народ мобилизовать все силы для разгрома противника{1220}.

В связи с выпадением из фашистского блока Италии и резким ухудшением военно-политического положения Германии Тодзио стремился избавить свой кабинет от сильно скомпрометированных поклонников фашистской Германии и включить вместо них новых лиц, не менее тесно связанных с монополиями. В феврале в правительстве и командовании были произведены замены. Тодзио занял посты военного министра, министра вооружений и начальника генерального штаба. Военно-морской министр адмирал С. Симада стал одновременно начальником морского генерального штаба.

Однако в правящих кругах Японии начало преобладать мнение о необходимости замены самого Тодзио, с именем которого был связан союз с фашистской Германией, терпевшей теперь поражение. Бывшие японские премьер-министры (дзюсины), ставшие советниками императора, периодически собиравшиеся на совещания для обсуждения важнейших вопросов государственной политики, — Ф. Коноэ, К. Окада, К. Хиранума, Р. Вакацуки считали, что для наиболее эффективного руководства страной целесообразно создать кабинет «национального единства», где был бы представлен более широкий круг группировок правящей верхушки. В связи с начавшимся в мае наступлением японских войск в Китае вопрос о смене правительства был отложен, они ждали подходящего предлога для отставки кабинета Тодзио, которая стала вопросом ближайшего будущего.

Таким образом, экономика Японии и внутренняя политика ее правящих кругов вступили в полосу кризиса, тесно связанного с ослаблением фашистско-милитаристского блока в целом, особенно с поражениями Германии [426] и союзных с ней стран на советско-германском фронте. Многие японцы начали понимать, что после капитуляции рейха неизбежно потерпит поражение и Япония.

* * *

Таким образом, отчаянные попытки руководства фашистской Германии и милитаристской Японии путем все большей концентрации промышленного производства в руках крупных монополий, тотального переключения всего хозяйства на дальнейшее развертывание военной промышленности, усиления эксплуатации трудящихся своих стран, ограбления оккупированных и зависимых стран разрешить противоречия между уменьшающимися экономическими возможностями и растущими военными потребностями не дали желаемых результатов. Не хватало людских ресурсов для одновременного удовлетворения нужд экономики и вооруженных сил. Уменьшались резервы стратегического сырья. Все большие затруднения испытывали захватчики в использовании людских и материальных ресурсов оккупированных стран. Уровень производства основных материалов и сырья пошел на убыль в Японии с начала 1944 г., в Германии — со второго квартала этого года. Все это должно было повлечь за собой снижение выпуска вооружения и боевой техники, что в действительности и началось с лета 1944 г.

Несправедливые, захватнические цели войны со стороны государств оси, поражения, которые терпели агрессоры, особенно Германия, вызвали падение морального духа народов этих стран. В них все более нарастали антивоенные настроения, усиливалось сопротивление трудящихся мероприятиям нацистского и милитаристского режимов.

Расчеты руководителей стран фашистско-милитаристского блока укрепить военно-экономический потенциал, что являлось одной из важных целей оборонительной стратегии, не оправдались. Все более наглядно проявлялся авантюризм политики агрессивных государств, несоответствие военно-политических целей и возможностей для их достижения.

Глава пятнадцатая. Международные отношения и внешняя политика основных стран - участниц войны

1. Советская программа послевоенного устройства Европы и борьба за ее осуществление

Конец 1943 — первая половина 1944 г. ознаменовались дальнейшим укреплением союза государств и народов, боровшихся против фашистского блока. Основным фактором упрочения коалиции являлись выдающиеся победы Советских Вооруженных Сил над вермахтом и активная последовательная внешняя политика Советского государства. Воздействие СССР на происходящие в мире процессы и значение его позиции при решении международных проблем неизмеримо возросли. Коммунистическая партия и Советское правительство, направляя военные и экономические усилия страны на разгром врага, делали все возможное для укрепления антигитлеровской коалиции, сплочения свободолюбивых народов, чтобы ускорить окончание второй мировой войны и уменьшить ее жертвы.

В условиях, когда освобождение европейских стран от фашистской тирании стало делом ближайшего будущего, для мобилизации и объединения усилий народов на разгром врага важное значение приобрела ясная и четкая программа послевоенного устройства Европы, отвечающая освободительному характеру войны, интересам демократии и свободы народов. Такая программа была разработана Центральным Комитетом Коммунистической партии и Советским правительством и изложена в докладе И. В. Сталина о 26-й годовщине Великой Октябрьской социалистической революции 6 ноября 1943 г. Она заключалась в том, чтобы вместе с союзниками по антигитлеровской коалиции освободить от фашистских захватчиков европейские народы и оказать им содействие в воссоздании национальных государств; предоставить полное право и свободу освобожденным народам самим решать вопрос об их государственном устройстве; сурово наказать фашистских преступников, виновников войны и страданий народов; создать условия для предотвращения возможности новой агрессии со стороны Германии; установить длительное экономическое, политическое и культурное сотрудничество европейских народов{1221}.

В провозглашенных Советским Союзом освободительных целях борьбы на завершающей стадии войны народы Европы увидели ясную перспективу скорого освобождения и возрождения суверенных национальных государств. Это усилило их стремление решительно бороться с захватчиками, придало им новые силы, способствовало сплочению народов и стран антифашистской коалиции на разгром общего врага. [428]

Коммунистическая партия и Советское правительство в своей программе подчеркнули необходимость тесного сотрудничества народов и государств коалиции как в завершении войны, так и после ее окончания. Это свидетельствовало об искреннем стремлении СССР к дальнейшему упрочению коалиции,- а также превращению ее в действенное орудие установления справедливого мира.

Правительство СССР строго и последовательно выполняло провозглашенную программу, руководствовалось ею в своей внешнеполитической деятельности. Нанося сокрушительные удары по германской военной машине, советский народ боролся не только за свою свободу, но и за освобождение всех стран, находившихся под гнетом нацистских агрессоров. СССР оказывал моральную, материальную и военную помощь национально-освободительному движению, поддерживал народы порабощенных стран в их борьбе за восстановление независимости.

Зимой и весной 1944 г. наряду с проблемами дальнейшего ведения войны исключительную важность приобрели вопросы политики в отношении освобождаемых стран. Они стали объектом острых внешнеполитических дискуссий. Если Советский Союз активно выступал за осуществление обнародованной программы послевоенного устройства Европы и на деле проводил курс, соответствовавший официальным заявлениям держав антигитлеровской коалиции, то правящие круги США и Англии, как показали последующие события, в ряде случаев отходили от провозглашенных принципов и согласованных между союзниками решений.

Освободительные цели социалистического государства в отношении оккупированных фашистами стран в это время нашли воплощение в ряде дипломатических акций и документов. Интернационалистский подход СССР к послевоенному устройству Европы ярко выражала его позиция по вопросу восстановления чехословацкого государства.

Чехи и словаки видели гарантию возрождения независимости в дружбе и сотрудничестве с Советским Союзом. Эмигрантское правительство Чехословакии и президент Э. Бенеш, вынужденные считаться с настроением масс, с начала 1943 г. стали проявлять заинтересованность в подписании с СССР договора о взаимной помощи и послевоенном сотрудничестве. Советские руководители выразили принципиальное согласие на его заключение.

12 декабря 1943 г. в Москве состоялось подписание Договора о дружбе, взаимной помощи и послевоенном сотрудничестве между Союзом Советских Социалистических Республик и Чехословацкой Республикой. В преамбуле указывалась его цель — обеспечение совместных действий двух стран в войне, а также постоянной дружбы и мирного сотрудничества между ними. Договаривающиеся стороны обязались «оказывать друг другу военную и другую помощь и поддержку всякого рода в нынешней войне против Германии и всех тех государств, которые связаны с ней в актах агрессии в Европе», и не заключать с ними перемирия или мира иначе, как со взаимного согласия участников договора. Это обязательство распространялось и на послевоенный период, если одна из сторон будет вовлечена в военные действия с Германией или с каким-либо из государств, объединившимся с ней. В договоре предусматривалось установление постоянной дружбы и тесного сотрудничества двух стран после войны на основе уважения суверенитета и невмешательства во внутренние дела{1222}.

Советско-чехословацкий договор имел большое международное значение. Он отвечал интересам свободолюбивых народов, укреплял общее дело союзников, был одним из звеньев борьбы за прочный послевоенный [429] мир и всеобщую безопасность. М. И. Калинин указывал, что договор является «важным вкладом в наше общее дело борьбы против немецкого фашизма и против всякой новой агрессии со стороны Германии»{1223}. Л. Свобода, оценивая впоследствии его значение, говорил, что договор выражал решение чехословацкого народа строить свою безопасность в союзе со страной, в которой он по праву видел надежные и прочные гарантии своей свободы и независимости{1224}.

Дальнейшее развитие советско-чехословацкие отношения получили весной 1944 г., когда Советская Армия вышла к границам Чехословакии. 8 мая было подписано Соглашение об отношениях между советским главнокомандующим и чехословацкой администрацией после вступления советских войск на территорию Чехословакии. В соответствии с ним верховная власть на территории Чехословакии и ответственность во всех делах, относящихся к ведению войны, в зоне военных операций на время, необходимое для их осуществления, оставалась в руках главнокомандующего советскими (союзническими) войсками. Далее указывалось: «Как только какая-либо часть освобожденной территории перестанет являться зоной непосредственных военных операций, чехословацкое правительство полностью берет в свои руки власть управления общественными делами»{1225}.

Соглашение стало важной вехой в деле упрочения сотрудничества двух народов. «Соглашение от 8 мая является ярким примером того, — заявил Готвальд, — как Советский Союз понимает настоящую дружбу и осуществляет действительно союзнические отношения... В истории найдется мало подобных случаев, когда великий и могучий союзник, который приходит в страну, чтобы освободить ее от проклятого и ненавистного чужеземного господства, так великодушно передает управление этой страной в руки ее народа! Ничто не может более блестяще и наглядно показать действительно освободительную миссию Красной Армии»{1226}.

Позицию, отвечавшую интересам международного сотрудничества, стабилизации положения в Европе, равно как и безопасности советского и польского народов, СССР занимал и в отношениях с Польшей. Однако решение вопроса о сотрудничестве с этой страной тормозила антинародная, антисоветская политика польского эмигрантского правительства. Проблема советско-польских отношений была связана с острой дипломатической борьбой и заняла большое место в советско-англо-американских переговорах, в переписке глав трех правительств. Она касалась в основном двух вопросов: об отношениях между СССР и польским эмигрантским правительством и о советско-польской границе.

Еще в Тегеране Сталин четко и определенно заявил, что СССР добивается восстановления независимого, демократического польского государства, возглавляемого правительством, выражающим национальные интересы страны и дружественно настроенным по отношению к СССР. Советское правительство было готово начать переговоры с эмигрантским правительством при условии его отказа от враждебной СССР политики и включения в активную борьбу против оккупантов. Что же касается послевоенной советско-польской границы, то главы трех правительств договорились о правомерности линии Керзона{1227}.

Между тем польские эмигрантские круги усилили антисоветскую деятельность. Они вынашивали планы создания «великой Польши». Правительство [430] С. Миколайчика претендовало на территории Западной Украины и Западной Белоруссии, которые были захвачены белополяками в 1920 г. в результате вооруженной интервенции против Советского государства, а в 1939 г, воссоединены с СССР. 5 января 1944 г. оно опубликовало заявление, выдвинув в нем требование установить свою администрацию на этих территориях немедленно после освобождения их Советской Армией.

Правительство СССР отвергло такие притязания. В Заявлении 11 января оно указало, что установление новой советско-польской границы в 1939 г. создало надежную основу для упрочения дружбы между советским и польским народами, и подчеркнуло, что СССР стоит за воссоздание сильной и независимой Польши, намерен установить с ней тесную дружбу «на основе прочных добрососедских отношений и взаимного уважения и, если этого пожелает польский народ, — на основе союза по взаимной помощи...». Советская точка зрения сводилась к тому, что возрождаться Польша должна не путем захвата украинских и белорусских земель, а путем присоединения к своей территории исконных польских земель, ранее отнятых у нее Германией. Относительно восточных границ Польши правительство СССР заявило, что не считает границы 1939 г. неизменными, они могут быть исправлены в пользу Польши за счет передачи ей районов, где преобладает польское население, и в этом случае советско-польская граница могла бы пройти примерно по так называемой линии Керзона{1228}.

Дипломатические круги США и Англии не могли не понимать несостоятельности претензий польского эмигрантского правительства на Западную Украину и Западную Белоруссию. 20 января в переговорах с его представителями Черчилль высказался за установление границ Польши по линии Керзона на востоке и по Одеру на западе{1229}. Он отметил большую роль СССР в восстановлении сильной и независимой Польши. В том же духе было выдержано его заявление 22 февраля в парламенте, в котором признавалась обоснованность позиции Советского Союза в вопросе о его западных границах{1230}.

Сообщая правительству СССР о ходе переговоров с польскими эмигрантскими лидерами, Черчилль писал, что он рекомендовал им «принять линию Керзона в качестве основы для обсуждения», но согласия не получил. Относительно изменения состава польского правительства, занимавшего открытую антисоветскую позицию, британский премьер-министр сообщил, что не считает возможным дать такую рекомендацию, и даже намекнул на возможные затруднения в сотрудничестве с СССР: «Создание в Варшаве иного польского правительства, чем то, которое мы до сих пор признавали, вместе с волнениями в Польше поставило бы Великобританию и Соединенные Штаты перед вопросом, который нанес бы ущерб полному согласию, существующему между тремя великими державами, от которых зависит будущее мира»{1231}.

Попытки оказать давление на Советский Союз и заставить его признать польское эмигрантское правительство предприняла также американская дипломатия. 19 января правительство США заявило о готовности взять на себя роль посредника в переговорах между СССР и польскими эмигрантскими властями, подчеркнув при этом, что колебание или отказ Советского правительства неблагоприятно отразились бы на деле [431] всеобщего международного сотрудничества. Советское правительство отклонило американское предложение, указав, что польское правительство в Лондоне по-прежнему проводит антисоветскую политику и обращается за посредничеством к США и Англии «не для того, чтобы добиться соглашения с Советским Правительством, а для того, чтобы углубить конфликт и втянуть в него союзников», и что отсутствие общей базы для соглашения обрекает переговоры на провал{1232}.

Было очевидным, что посредничество западных держав диктовалось отнюдь не заботой об удовлетворении интересов советского союзника. Они замышляли водворить в Польшу после ее освобождения враждебную СССР и послушную им реакционную эмигрантскую клику. Однако освободить Польшу мог только Советский Союз, и, не восстановив отношения с ним, эмигрантское правительство не имело возможности взять власть в стране. Поэтому Англия и США усиленно добивались восстановления советско-польских дипломатических отношений.

Правительство СССР твердо отстаивало свою позицию. Сталин в посланиях Черчиллю (4 февраля) и Рузвельту (16 февраля) отмечал, что в вопрос о советско-польской границе должна быть внесена полная ясность и польское правительство должно официально заявить, что оно признает правомерность линии Керзона. Восстановление же отношений с этим правительством в его существующем составе невозможно, поскольку оно не прекращало враждебных выступлений против СССР. В посланиях отмечалось, что исключение из состава этого правительства профашистских империалистических элементов и включение в него людей демократического образа мыслей создали бы условия для установления хороших советско-польских отношений, решения вопроса о советско-польской границе и вообще о возрождении Польши как сильного, свободного и независимого государства. В таком изменении состава правительства были заинтересованы прежде всего широкие слои польского народа. Советское правительство напоминало также, что ранее Черчилль признавал возможность улучшения состава правительства Польши и заявлял, что он будет «действовать в этом направлении»{1233}.

15 февраля польское эмигрантское правительство сочло неприемлемым предложение Советского Союза о признании линии Керзона в качестве будущей польско-советской границы. Вопрос о границе предлагалось рассмотреть в послевоенное время, а пока установить «демаркационную линию, которая проходила бы восточнее Вильнюса и Львова». Миколайчик и его окружение заняли резко отрицательную позицию и по вопросу об изменениях в составе правительства{1234}.

Вопреки своей тегеранской позиции Черчилль стал на сторону эмигрантского правительства. В своих посланиях 20 февраля, 7 и 21 марта он добивался согласия правительства СССР отложить решение вопроса о советско-польской границе на послевоенное время и признания им польского эмигрантского правительства в его тогдашнем составе. Британский премьер-министр поддержал претензии этого правительства о передаче в его административное ведение освобождаемых территорий Польши, а также городов Вильнюс и Львов{1235}. [432]

Английская дипломатия пыталась побудить Советский Союз принять выгодное для польского эмигрантского правительства решение. Посол Великобритании в СССР А. Кларк-Керр, согласно полученным им инструкциям, 19 марта заявил народному комиссару иностранных дел СССР, что отказ правительства Советского Союза отсрочить решение вопроса о советско-польской границе до заключения перемирия мог бы создать затруднения в англо-советских отношениях, «бросить тень» на осуществление согласованных в Тегеране военных операций и осложнить ведение войны Объединенными нациями в целом{1236}.

Правительство СССР решительно выступило против попыток угрозами заставить его восстановить отношения с польским эмигрантским правительством. Сталин в своем ответе 23 марта писал: «...метод угроз не только неправилен во взаимоотношениях союзников, но и вреден, ибо он может привести к обратным результатам». Обращая внимание на то, что английское правительство стало на путь нарушения достигнутого в Тегеране соглашения, Председатель Совета Министров СССР делал вывод: «Я не сомневаюсь, что если бы Вы продолжали твердо стоять по-прежнему на Вашей тегеранской позиции, конфликт с польским эмигрантским правительством был бы уже разрешен»{1237}.

Ввиду позиции, которую заняли эмигрантское правительство, а также Черчилль, переговоры по польскому вопросу зашли в тупик. Они показали, что английские правящие круги стремились утвердить свое влияние в освобождаемых странах, восстановить в них реакционные режимы. Но советские войска быстро приближались к границам Польши, внутри страны усиливалась национально-освободительная борьба прогрессивных сил польского народа, возглавляемых созданной по инициативе Польской рабочей партии Крайовой Радой Народовой — подпольным парламентом Польши. Вопреки воле и политике польских реакционеров закладывались основы боевого содружества советского и польского народов в борьбе против общего врага — германского фашизма. Расстановка классовых сил в стране создавала предпосылки для победы народно-демократического строя.

Борясь за справедливое решение польского вопроса, правительство СССР укрепляло контакты с политическими и военными руководителями демократических сил Польши. В середине мая 1944 г. в Советский Союз прибыли уполномоченные Крайовой Рады Народовой. Советское правительство признало КРН в качестве представителя польского народа, дало согласие установить официальные отношения с ее исполнительным органом, сразу же по его создании удовлетворило все просьбы относительно материальной помощи{1238}. Это имело важное значение для усиления борьбы польского народа против немецко-фашистских захватчиков, последующего строительства демократической Польши и установления искренне дружественных отношений между советским и польским народами.

Большую поддержку оказала советская дипломатия освободительной борьбе народов Югославии. СССР заботился об укреплении позиций молодого югославского государства на международной арене, рассматривая его как крупную политическую силу в борьбе за восстановление национальной независимости и суверенитета. Об этом говорило специальное сообщение Информбюро Наркоминдела от 14 декабря 1943 г., приветствовавшее решения Антифашистского веча народного освобождения Югославии создать в стране федеративное государство, его законодательные и исполнительные органы, в состав которых вошли представители всех народов страны, общественных слоев и партий, ведущих борьбу за [433] национальное освобождение. В сообщении говорилось, что правительство СССР рассматривает события в Югославии как положительные факты, способствующие дальнейшей успешной борьбе югославского народа против фашистской Германии и свидетельствующие о серьезном успехе новых лидеров Югославии в объединении национальных сил страны{1239}.

Западные державы, особенно Англия, поддерживая югославского короля и эмигрантское правительство, рассчитывали восстановить в этой стране буржуазно-помещичий строй и укрепить там свое влияние. Однако широко развернувшаяся национально-освободительная борьба, руководимая коммунистами, выявила полную несостоятельность ставки английского правительства на сотрудничавших с оккупантами четников во главе с генералом Михайловичем. Эффективность вооруженной борьбы югославских народов, ее военная значимость для общего дела союзников стали неоспоримыми. В конце 1943 г. этот факт признавался в отчетах главы английской миссии при штабе НОАЮ и английского посла при королевском эмигрантском правительстве. Оба они рекомендовали отказаться от поддержки Михайловича и увеличить помощь югославской народно-освободительной армии{1240}.

Британские политики долго маневрировали, прежде чем порвать с Михайловичем. Вопрос об его отставке предполагалось использовать как средство давления в переговорах с маршалом И. Броз Тито{1241}. По антикоммунистическим мотивам английское министерство иностранных дел не одобряло расширение помощи народно-освободительным силам и склонялось к «среднему курсу», что позволило бы, по его мнению, сохранить основные силы четников, пожертвовав их лидером{1242}.

В то же время правительство Англии предприняло попытки обеспечить себе влияние в национально-освободительном движении путем установления контактов с Тито и посредничества в достижении соглашения между ним и королевским правительством. Весной 1944 г. оно стало добиваться изменения состава эмигрантских властей Югославии, с тем чтобы «организовать небольшое правительство, состоящее из людей, не особенно неприятных для маршала Тито», и пыталось заручиться поддержкой СССР. В ответе Советского правительства от 22 апреля указывалось: «Изменения в Югославском правительстве, если они не будут пользоваться соответствующей поддержкой маршала Тито и Народно-освободительной Армии Югославии, вряд ли могут принести какую-нибудь пользу. Следовало бы добиться по этому вопросу соглашения с марша лом Тито, у которого действительно имеются реальные силы в Югославии. Такое соглашение было бы в интересах союзников, — особенно в настоящее время»{1243}.

Правительству Англии и югославскому королю пришлось заявить о разрыве с Михайловичем. Английские представители при четниках были отозваны. Эти шаги свидетельствовали, с одной стороны, о росте авторитета Национального комитета освобождения Югославии, с другой — о стремлении Англии взять под контроль югославское национально-освободительное движение, сохраняя предпосылки для проведения своего «балканского варианта»{1244}. [434]

Большое внимание во внешнеполитической деятельности Советского государства уделялось реализации принятой на Московской конференции министров иностранных дел СССР, США и Англии Декларации об Италии.

На итальянской территории, занятой войсками США и Англии, был установлен полный контроль американо-английской военной администрации, которая вопреки Декларации препятствовала там демократизации общественного и государственного строя. Правительство П. Бадольо реальной властью в стране не обладало.

Монополистические круги западных держав вели борьбу за захват ключевых позиций в экономике Италии, за политическое влияние в стране. Ссылаясь на традиционные британские интересы в Средиземноморском бассейне, Англия претендовала на роль старшего партнера в итальянских делах. Американское правительство на первых порах добивалось по крайней мере равного политического участия. Однако империалистическое соперничество США и Англии не переходило в острый конфликт, так как перед лицом роста влияния левых сил в Италии обе державы поддерживали «политическое единство в важнейших, неотложных вопросах»{1245}.

Англо-американские оккупационные власти стремились к тому, чтобы в условиях краха фашистского режима сохранить в Италии буржуазные порядки, воспрепятствовать росту влияния прогрессивных сил, особенно коммунистической партии. Английское министерство иностранных дел, как оно само указывало, старалось сдержать распространение коммунизма в Италии и восстановить ее такой, чтобы в будущем она ориентировалась на Великобританию, а не на Германию или Россию{1246}.

Актуальной оставалась проблема политического устройства Италии. Британский кабинет поддерживал по-прежнему Савойскую династию и сопротивлялся введению в состав правительства Бадольо представителей левых партий. Госдепартамент США оспаривал английскую политику опоры на монархию{1247}, в частности потому, что правящая демократическая партия в преддверии президентских выборов опасалась оттолкнуть избирателей итальянского происхождения. В целом же западные страны, договорившись не предавать гласности свои разногласия{1248}, проводили совместный курс, стремясь не допустить демократизации политического режима в Южной Италии. В феврале Черчилль объявил в парламенте о достигнутой с Рузвельтом договоренности — не производить никакой реорганизации правительства Италии до радикального сдвига в военной обстановке{1249} (то есть до взятия Рима). Это шло вразрез с требованиями итальянских антифашистов, а также с решением Московской конференции министров иностранных дел о создании в Италии коалиционного демократического правительства.