ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВО ЦАРЕЙ МАКЕДОНСКОЙ ДИНАСТИИ. НОВЕЛЛЫ. КРЕСТЬЯНСКАЯ ОБЩИНА 3 страница

Вследствие широкой просветительной миссии, на­чатой Константинопольским патриархатом как в Мора­вии, так и в других странах, в особенности на Балкан­ском полуострове, цари Македонской династии должны были для поддержания церковной политики и для про­тиводействия императорам Каролингского дома сосре­доточить особенное внимание на своих европейских владениях. Если притязания на господство в Южной Италии могли быть внушаемы мировластительными и до известной степени фиктивными империалистскими по­буждениями, то удержание господства на Балканском полуострове составляло насущный интерес Византии и она не могла пожертвовать этим в пользу соперников. Так следует объяснять продолжающуюся через весь ви­зантийский период ожесточенную борьбу из-за господ­ства на Балканском полуострове между империей и Бол­гарией. Этим объясняется глубокое значение тех отно­шений — культурных и военных, — которые предстоит нам изучить в настоящей главе.

Первый христианский князь Борис-Михаил, при ко­тором завязались тесные отношения между империей и Болгарией, счел полезным послать сына своего Симеона в Константинополь, где болгарский княжич получил пре­красное образование и изучил греческий язык, на кото­ром мог объясняться и хорошо писать. Когда Борис в 889 г. добровольно сложил власть и удалился в монас­тырь, вступивший на престол старший сын его Владимир под влиянием партии, придерживавшейся старых веро­ваний, задумал произвести переворот и ввести снова язы­чество; это заставило старого князя снова возвратиться к делам, лишить престола Владимира и вывести на княжес­кий стол младшего сына Симеона (893). Правление этого князя составляет эпоху в истории Болгарии, которой суждено было под его правлением начать новую полити­ческую жизнь и заложить прочные основы для дальней­шего развития болгарского народа. Хотя Симеон, как можно догадываться, проходил в столице империи ту же школу, в которой образовался и царь Лев, но он вынес из нее гораздо больше, чем византийский царевич. Не менее его знакомый с греческими писателями духовными и светскими и не хуже его усвоивший требования ритори­ки и ораторского искусства, Симеон, однако, не сделался кабинетным ученым и не ограничился теориями, созда­ваемыми на основании книжного изучения, а, напротив, был государем весьма живого и разнообразного ума, ко­торый способен питаться широкими практическими планами и находить материальные средства для их осу­ществления. Основной задачей жизни Симеона было раз­громить Византийскую империю и самому стать царем в Константинополе. Само собой разумеется, что для гор- дых своим прошлым и претендующих на первенство во всем мире греков подобное притязание болгарского кня­зя, едва успевшего сбросить с себя язычество и грубость варвара, могло казаться сумасбродством и нимало не обоснованным самохвальством.

Открывшиеся враждебные отношения между болгара­ми и византийцами получили громадное всемирно-исто­рическое значение как по своему направлению, так по преимуществу по участию в этих войнах новых народов, получивших известность только в это время, и, наконец, по громадной важности исторических последствий, какие породили эти войны. Не говоря о народах Балканского по­луострова, которые непосредственно были втянуты в бол-гаро-византийскую вражду, к ней привлекаемы были ара­бы, утры, печенеги и западные народы — до Геркулесовых столбов, по выражению современника. Во время этих войн Симеон доходил до самых приморских городов на Адриа­тическом море и всколыхнул весь полуостров: хорваты оказались против болгар, часть сербов были в союзе с Си­меоном. Царь Симеон искал слабых и легче уязвимых мест не только со стороны Балканского полуострова, но еще в Малой Азии и в Крыму. По всем указанным причинам не­обходимо подробнее остановиться на выяснении этих от­ношений.

Симеон вступил на престол, имея около 25 л. от роду. Отношения между Византией и Болгарией поддержива­лись с той и другой стороны с большой предупредитель­ностью во все предыдущее время, и притом нельзя не заме­тить, что Византия поступилась в пользу своей соседки не только в материальном смысле — уступкой спорной тер­ритории на юг от Балкан до Месемврии (Загора). Нет, Бол­гария поставлена была в исключительно благоприятные отношения к империи в церковном, государственном и торговом отношении, и можно думать, что по отношению к Болгарии империя пожертвовала многим из своих заста­релых предрассудков. Экономические и государственные интересы старой империи и нового, едва только начинав­шего складываться славянского государства были так тесно связаны, что византийские государственные люди, своевременно признав в Болгарии крупную политическую и военную силу, старались всеми мерами удовлетворить ее требования. И тем не менее немедленно за вступлением на престол Симеон начал войну с империей. Трудно в настоя­щее время понять подлинные мотивы недовольства Симе­она, которые в летописи сводятся к таможенным недора­зумениям, возникшим в Солуни по случаю притеснений, чинимых болгарским купцам византийскими досмотрщи­ками. Когда предъявленные Симеоном требования оста­лись неудовлетворенными, он начал войну, которая со­провождалась весьма важными последствиями в последу­ющей истории Восточной Европы. Находя полезным приготовить для Симеона затруднения в северной части его владений, оставшихся недостаточно прикрытыми, царь Лев склонил подарками в первый раз тогда вступив­шую в круг европейской истории угорскую, или мадьяр­скую, орду, кочевавшую в долинах нынешней Молдавии, и побудил ее сделать нападение на Болгарию. Уграм принад­лежит большая роль в истории, с ними много раз мы будем встречаться, поэтому любопытно познакомиться с ними в тот момент, когда они стали обращать на себя внимание летописцев.

Угорская орда производила впечатление ужаса. По свидетельству очевидцев, это были чудовища небольшого роста, со смуглым лицом, с глазами в глубоких орбитах, с гладко обстриженной головой и тремя косами, покрытые шкурами невиданных зверей. Устройство их было племен­ное; скотоводство, охота и рыболовство удовлетворяли всем их потребностям. Главное богатство их состояло из быков и лошадей, которые летом и зимой паслись под от­крытым небом. Со стадами передвигались и хозяева их с одного места на другое. Лошадь с детства была неразлуч­ным товарищем угра: на лошадях они постоянно сидели, путешествовали, отдыхали и разговаривали. Употребле­ние шерсти и тканей они не знали, умели лишь обделывать кожи добываемых охотой зверей, в которые и одевались. Особенно обратило на себя внимание военное искусство угров, которое оказало громадное влияние на систему во­енного дела средневековой Европы. С шумом появлялись они на конях, накрытых панцирями или попонами из зве­риных кож, с дротиками за плечами и с луком и стрелами. В метании стрел приобретали они с детства замечательное искусство, с изумительной верностью они попадали в цель на всем скаку, рукопашного боя избегали, предпочитая сражаться издали. Редко давали правильное сражение и еще реже предпринимали осаду укреплений. Если непри­ятель спасался в укрепленное место, они выжидали удоб­ного случая захватить его, спрятавшись в засаде, или отре­зывали подвоз съестных припасов. Избегали нападать большими сомкнутыми рядами, но всегда разделенными на маленькие отряды и оставляя часть войска в прикры­тии. Все их движения отличались изумительной быстро­той, что давало им возможность сообщать борьбе новый и неожиданный оборот. Минутный перевес обманывал не­приятеля, который, считая себя победителем, при новой схватке терпел жестокое поражение. Разбив неприятеля, угры обращали его в бегство и преследовали до тех пор, пока не перебьют всех. У них было верование, что павшие от их меча на землю будут служить им как рабы в загроб­ной жизни. Оттого они не брали в плен и ничто не могло спасти жизни тому, кто попадался им в схватке (1). Такими-то союзниками заручился царь Лев после того, как его вой­ско, высланное против Симеона, было разбито в 894 г. и взятые в плен воины с отрезанными руками и ногами бы­ли отослайы назад. Никита Склир по приказанию импера­тора перевез на византийских судах часть орды мадьяр за Дунай и указал им цель, ради которой они были подкупле­ны. Беззащитная страна подверглась уже страшному опус­тошению от этих диких наездников, когда Симеон вышел им навстречу. Но конное войско угров на первых порах имело перевес над славянским пешим ополчением и на­несло болгарам несколько поражений, заставивших Симе­она искать защиты за стенами города Силистрий, древний Доростол. Угры не ушли осаждать крепких городов и с большой добычей возвратились домой. Тогда Симеон, в свою очередь нашедши союзников в лице другого кочево­го народа, печенегов, собрался с силами и нанес пораже­ние утрам. Для Византии было, однако, весьма опасно вви­ду постоянной войны с арабами не иметь мира на север­ной границе, поэтому царь предложил Симеону благоприятные мирные условия, может быть, даже уплату ежегодной суммы денег, и эти условия были приняты Си­меоном. И в дальнейших отношениях между соседними странами не было, однако, согласия. В 896 г. Симеон нанес грекам поражение при Булгарофиге, к югу от Адрианопо­ля, после которого вновь происходили сношения с целью заключить мир. Но можно думать, что в эту первую поло­вину правления Симеона не прекращались пограничные недоразумения, так как Болгария стремилась к расшире­нию своих границ в Южной Македонии до тех пределов, какие были указаны славянскими поселениями, доходив­шими до самой Солуни. В двадцативерстном расстоянии от Солуни, в селении Нарышкей, до 1898 г. находилась ле­жащая на земле колонна с греческой на ней надписью, по­сле отмеченного времени она была взята турецким прави­тельством и некоторое время находилась в подвальных помещениях генерал-губернаторского конака в Солуни, где и была нами осмотрена (2). Колонна и надпись на ней представляют весьма пикантный с точки зрения совре­менности памятник. Это есть пограничный столб, кото­рым в 904 г. отмечена была официальная государственная граница между Византией и Болгарией, нахождение кото­рого в такой близости от Солуни прекрасно объясняет возможность беспрерывных раздоров между Болгарией и Византией. Как сказано, столб поставлен в 904 г., и притом по соглашению между обеими странами, что доказывается содержанием надписи: «Граница между болгарами и ромэями. При Симеоне князе болгарском по милости Божией, при Феодоре Олге тархане, при комите Дристре». Оба на­званные здесь чина суть исторические имена, и самая дата надписи совпадает с наибольшим ослаблением византий­ского влияния в Македонии. Это был период, когда Солунь подвергалась нападению и опустошению арабов адмирала Имерия и когда, следовательно, империя могла под давле­нием необходимости сделать самые большие уступки Си­меону. Согласно новому установлению государственной границы, должны были измениться и церковные границы между епископиями, принадлежавшими патриархату и Болгарскому архиепископу, что служило новым поводом к раздорам. Но громадной важности факт, устанавливаемый упомянутым памятником, заключается в том, что в начале X в. к Болгарии примыкали исконные византийские обла­сти, населенные славянами и частью албанцами, и что этим лишь намечался главнейший процесс поглощения Болгарией западной части полуострова.

Во второй период деятельности Симеона, который открывается со смертью царя Льва VI (911), наступатель­ное движение Болгарии начинает выражаться системати­чески и в обширных размерах. При Симеоне именно Болгария выступает как соперница империи на Балкан­ском полуострове, тогда в первый раз поставлен вопрос о невозможности согласовать интересы греков и славян и о необходимости одному из них поступиться в пользу другого. В военных делах времени Симеона, в его меро­приятиях по церковному устройству и, наконец, в его личной переписке с государственными деятелями импе­рии резко отмечаются планы и думы, занимавшие этого первого культурного болгарина, не утратившего с усвое­нием иноземного образования реальных взглядов на жизнь своих предшественников, Крума и Омортага. При жизни Льва Симеон еще не ставит круто своих требова­ний, но затем, когда престол перешел к брату Льва Алек­сандру, а через год к малолетнему сыну Льва Константину, для болгарского князя открылась возможность мечтать об империи и о царском титуле и с пренебрежением от­носиться к византийскому правительству. Военные дей­ствия начались в 913 г., причем Симеон подошел к Кон­стантинополю и стал готовиться к осаде. Но бывший чле­ном регентства за малолетством Константина патриарх Николай Мистик нашел возможным вступить с ним в пе­реговоры и убедить его прекратить осаду города. Можно догадываться, что болгарскому князю выражено было со стороны патриарха согласие породниться с царским до­мом посредством брака Константина с одной из дочерей Симеона. Но вскоре по удалении болгарского войска в Константинополе произошел придворный переворот, вследствие которого власть перешла к матери-вдове, ца­рице Зое. Она была других воззрений на отношения к Болгарии, так как окружила себя новыми людьми и устра­нила влияние прежнего регентства.

Вследствие изменившихся условий Симеон вновь на­чал военные действия в 914 г. и дал войне крайнее направ­ление, начав ее в трех пунктах. Неожиданно заняв Адриа­нополь, одну часть войска направил он к Архипелагу, дру­гую — на запад, к Адриатическому морю.

Укажем наиболее важные события из этой войны. Пользуясь тем, что военные силы Болгарии находились частию на отдаленных окраинах, частию за границами княжества, Византия направила свои отряды в Восточную Болгарию, поручив главное начальство лучшему тогдаш­нему полководцу Льву Фоке. Сухопутное войско подкреп­лено было флотом, направленным к устьям Дуная под ко­мандой Романа Лакапина. В августе 917 г. последовало большое сражение по реке Ахелон, близ Мессемврии, в котором под Симеоном был убит конь и которое показа­ло все превосходство военного искусства болгар перед греками. Здесь империя потеряла лучшие части своего войска; спустя 10 лет бывший на этом месте писатель Лев Диакон говорит, что он видел около Анхиала груды кос­тей постыдно перерезанного ромэйского войска. Спустя немного времени Симеон вновь нанес поражение Льву Фоке поблизости от Константинополя при Катасиртахе. С тех пор определенно высказывается политический план Симеона. Он принимает титул «царя болгар и ромэев», возбуждает вопрос об основании патриархата в Болгарии и начинает ряд новых военных действий с целью завла­деть европейскими областями империи и завоевать Кон­стантинополь. С чрезвычайной настойчивостью шел Си­меон к предположенной цели. В продолжение ближай- ших лет он наносит поражение Византии с разных сто­рон: в 920 г. вызывает движение славян в единой Греции, в 921 г. его войска подходят к Ираклии и Силимврии, в 922-м стоят под самой столицей. В то же время болгарские эмиссары действуют среди сербских князей и жупанов хорватских, подстрекая их к одновременному движению против Византии.

Громадная борьба, завязавшаяся между Болгарией и Византией в первой четверти X в., не исчерпывается кро­вавыми столкновениями между византийскими и болгар­скими войсками и не ограничивается побоищами на Бал­канском полуострове. В общем, значение этой борьбы оценено и в известной истории Болгарии К. Иречка, и в особенности в специальной монографии проф. М. С. Дринова (3). Но мне кажется, что интереснейший источник для этой борьбы, именно «Письма патриарха Николая Мисти­ка», может быть с пользой вновь изучаем для выяснения некоторых новых подробностей этой любопытной эпохи. Широкая сфера дипломатических влияний, направляю­щихся из Византии и Болгарии, а равно борьба политиче­ских интересов на отдаленных окраинах славянского и греческого мира осталась недостаточно выясненною в указанных сочинениях. Что в особенности любопытно, в письмах Н. Мистика есть материал для политической и культурной истории Византии на северном берегу Черно­го моря (4).

Политические виды Симеона на северные берега Черного моря определенно рисуются в девятом письме Н. Мистика.

«Стратиги Македонии и Фракии, — пишет патри­арх царю Симеону, — извещают и письмами, и чрез сво­их послов, что болгаре преследуют одну цель — грабить и опустошать нашу страну. К этому присоединяют, что ты не оставляешь в покое и Вогу, херсонского стратига. И этот стратиг постоянно делает донесения, что болгаре все старание прилагают привлечь на свою сторону и печенегов и другие племена, живу­щие в этих местах, в поход и на войну с ромэями. И не изредка и не через продолжительные промежутки време­ни, но чуть не ежедневно он надоедает нам таковыми донесениями и письмами. Об этом же доводят до сведе­ния и 16 человек печенежского посольства, явившихся сюда, что из Болгарии приходят к печенегам послы, и не один раз, а часто, и что эти послы предлагают вступить с ними в союз, и что болгаре так озабочены ус­тройством этого союза, что соединяют своих сыновей браками с печенежскими девицами, дабы приготовить этим военное сотоварищество болгар и печенегов. Ради этого у нас был собран отряд войска и послан в пе­ченежскую землю. Но это не ради военных действий и не для того, чтобы возбудить убийство твоего народа, но частию для того, чтобы позаботиться о собствен­ной безопасности, частию же чтобы пресечь и оста­новить ваше стремление и воспрепятствовать набегам на ромэйскую землю, как в том за верное известилисъ мы и чрез Вогу, и чрез послов печенежских, и чрез донесения других стратигов».

По нашему мнению, это письмо достаточно объясня­ет и появление византийского отряда в северных областях от Черного моря, и соседство этих областей с Симеоном Болгарским, и предпочтение, оказываемое племенными старшинами болгарскому царю против византийского им­ператора. В частности, что касается упоминаемого в пись­ме стратига Воги, от которого получались в Константино­поле донесения насчет печенегов, византийская летопись хотя и не знает стратига этого племени, но сообщает све­дения о политической миссии Иоанна Воги к печенегам. Гораздо любопытней то место, где идет речь о посылке во­енного отряда в печенежскую землю. Но разумеется ли здесь особая военная экспедиция или та же миссия Иоан­на Воги, это трудно восстановить на основании имеющих­ся данных.

Письмо имеет в виду факты, имевшие место до Ахелойского сражения (20 августа 917 г.).

Какой широкий размах имела в то время византий­ская и болгарская политика, видим из письма 23:

«Страшное движение подготовляется или скоро при­готовится царским старанием против вашей власти и вашего рода (т. е. против болгар). Русские, печенеги, ала­ны, угры — все договорены и поднимутся на войну».

Не лишено, конечно, значения то обстоятельство, что между имеющими подняться народами не упомянуты ха­зары, хотя в летописи находим доказательства, что они служили в войсках императора. Но Симеон мало боялся этих угроз, потому что его эмиссары с не меньшей энерги­ей и наверное с большим успехом вербовали у тех же на­родов приверженцев и союзников Болгарии. Мало того, в 920 г. он сделал совершенно неожиданный и опасный для Византии шаг. Высадкой в Лампсаке, в Дарданелльском проливе, он не только запер Константинополь, но и угро­жал поднять против Византии славянские поселения в Ма­лой Азии. Из письма 162 узнаем, что движение не ограни­чивалось даже печенегами и хазарами, а простиралось до Кавказа.

Не менее ценны в письмах Николая Мистика некото­рые детальные указания на херсонские отношения. Так, в 68-м письме, высказав удовольствие по поводу того, что лицо, к которому обращено письмо и в котором мы с пол­ным основанием можем видеть Вогу, избежало страшных опасностей и спаслось в Херсоне, патриарх пишет об этом интересном для нас предмете. Относительно, говорит он, прибывшего сюда хазарского посольства, которое просит назначить им епископа, чтобы он рукополагал священни­ков, мы поручили назначенному на Херсонскую кафедру архиепископу отправиться с Божией помощью в Хазарию и исправить необходимые требы и затем возвратиться к своей Херсонской кафедре. В заключение просит оказать содействие архиепископу как в его миссии в хазарской земле, так и при вступлении на свою кафедру. Последнее обстоятельство и дает нам право видеть в корреспонденте патриарха херсонского стратига.

Сделанные выдержки из писем патриарха Николая Мистика указывают нам время и обстоятельства, при кото­рых византийское правительство поставлено было в необходимость принять меры к утверждению своей власти и влияния на северном берегу Черного моря. Нельзя, конеч­но, ожидать, чтобы патриарх в письме к болгарскому царю не старался придать этой мере благовидный предлог и не ослабил ее действительное значение. Следовательно, вы­ражением «был собран отряд войска и послан в печенеж­скую землю» подтверждается факт, которого уже нельзя было скрыть, но далеко не оцениваются византийские ме­роприятия, что было несогласно с назначением письма. Так, в числе этих мероприятий была и духовная миссия из Херсонской и Аланской архиепископии, о которой тоже не след было заявлять болгарам. Деятельность Восточной Церкви, идущей об руку с целями светского правительства, рисуется в этих письмах в привлекательном свете. Вообще же из рассмотрения приведенных писем получается вы­вод, что в первой четверти X в. в северных областях от Крыма многообразно сталкивались политические влия­ния болгар и греков, что сюда направлялись греческие и болгарские эмиссары с целью вербовать себе союзников и что, наконец, для Византии тогда был жизненный интерес прикрыть свои крымские владения церковными насажде­ниями и военными колониями в хазарской земле.

Ближайшие цели, как и достигнутые Симеоном ре­зультаты, могут быть оцениваемы на основании вновь найденных при раскопках в Абобе надписей на колон­нах. Можно думать, что эти колонны украшали находив­шийся в некотором расстоянии от дворца храм — вели­колепное и громадное сооружение в 56 метров длины и 28 ширины, подобного которому, как можно судить по остаткам, не бывало в Болгарии. На колоннах, относя­щихся к одному и тому же времени и вытесанных по оди­наковому образцу, начертаны имена городов — на 16 ба­зах в церкви было 1б колонн, и, следовательно, на них было обозначено 16 городов, отнятых Симеоном в про­должение войн его с империей. До сих пор всего прочи­тано девять городов, об остальных нельзя судить, потому что найдены лишь небольшие фрагменты колонн, на ко­их они были обозначены. Это суть Родоста, Булгарофиг, ныне Эски-Баба, Димотика, Виза, Аркадиуполь, ныне Люм-Бургас, Сазоном, Месемврия, Скутари, Серее. Боль­шинство названных городов находится во Фракии, меж­ду Адрианополем и Константинополем, в частности же близ старой болгарско-византийской границы. Но есть между ними приморские города, составлявшие предмет горячего спора между Болгарией и Византией, как видно из писем царя Романа Лакапина5.

Колонны с наименованием городов раскрывают по­литическое значение вопроса о занятых Симеоном ви­зантийских крепостях, с другой стороны, они служат прекрасным дополнением к письменным памятникам той эпохи и находят себе объяснение в переписке Симе­она с патриархом Николаем и с другими государствен­ными деятелями.

Следует прежде всего отметить, что Симеон основы­вал свое право именоваться царем болгар и греков именно на том факте, что ему принадлежала значительная часть городов, прежде составлявших часть империи. Это свое право Симеон защищал, как видно из той же переписки, и с теоретической точки зрения, и с точки зрения действи­тельного владения. Об этих притязаниях говорится в пись­ме Романа Лакапина: