Португалия в конце XIX – начале XX вв. 3 страница

Чтобы избавиться от голода, жители ОЗМ покидали родину, часто они нанимались матросами на американские китобойные суда, а после окончания сезона охоты, селились в Америке, где работали на хлопковых плантациях, на текстильных фабриках или на золотых приисках. Наряду с добровольной иммиграцией происходил и насильственный вывоз Кабо-вердианцев в колонии Португалии. Начался он в 1863 году, когда португальское правительство дало указание губернатору с ОЗМ переселить 1000 человек на острова Сан-Томе и Принсипи для работы на какаовых плантациях.

С 1900-1973 туда было вывезено около 80 000 человек. Условия труда на плантациях были каторжными, а его оплата была такой мизерной, что у эмигрантов не было никакой возможности скопить деньги для возвращения на родину или для переезда в другие страны. Кабо-вердианцы вывозились и в другие Португальские колонии – Анголу, Мозамбик, Гвинею[31].

На ОЗМ распространялся административный и гражданский и уголовный режим, установленный для всех «заморских провинций». Во главе колонии стоял генерал-губернатор, резиденция которого находилась в городе Прая. При генерал-губернаторе был правительственный совет, имевший совещательные функции. Учитывая, что в колониях проживало значительное число португальцев, в 1821 г. им было предоставлено право избирать семь депутатов в парламент метрополии, в том числе одного от ОЗМ и португальской Гвинеи. Административное устройство ОЗМ несколько отличалось от других португальских колоний и приближалось к системе, установленной в самой метрополии. ОЗМ были разделены на 12 консельо, а те, в свою очередь, делились на приходы. Поскольку большинство жителей (65%) составляли «ассимиландуш» (мулаты, говорившие по-португальски) он рассматривались как граждане Португалии и по сравнению с жителями других колоний пользовались определенными привелегиями. Более того, с конца XVIII в. ОЗМ были превращены в особый военно-административный район португальской империи, откуда черпались кадры для колониальной администрации Гвинеи, Анголы, Мозамбика, Сан-Томе и Принсипи.

ЗОМ имели для Португалии особое значение из-за их исключительно выгодного географического положения. Расположенные на перекрестке важнейших морских и воздушных путей, связывающих Америку, Европу, Африку и Дальний Восток, ОЗМ превратились в один из крупнейших коммуникационных центров в Атлантике. В порты архипелага заходило большое количество пароходов, совершавших трансокеанские рейсы.

На острове Сан-Висенти была создана крупная нефтезаправочная база, которая обеспечивала горючим значительную часть трансатлантических судов. В аэропорту «Ишпаргуш» на острове Сал делали посадку самолеты различных международных авиалиний. В 1957 г. На ОЗМ совершали посадку 534 самолета и останавливался 4291 корабль[32]. В 1960 г. В порты ОЗМ вошло 4739 пароходов.

В экономическом отношении, ОЗМ представляли собой один из самых отсталых районов португальской колониальной империи. Промышленность в колонии почти полностью отсутствовала. Сельское хозяйство было развито слабо. На развитии сельского хозяйства отрицательно сказывались частые засухи. Недостаточное количество осадков, низкий агротехнический уровень.

Португальцы не использовали имевшиеся на ОЗМ ресурсы и возможности для экономического развития. Они не стремились увеличивать урожай сахарного тростника и налаживать производство сахара, чтобы не создавать конкуренции португальским сахарозаводчикам. Совершенно не использовались обладающие целебными свойствами минеральные воды, обнаруженные на островах Санто-Антан и Брава, чтобы не наносить ущерба соотвествующей отрасли промышленности метрополии. С полей постепенно исчезла культура хлопчатника, поскольку для колонизаторов было выгоднее выращивать его на плантациях Анголы и Мозамбика. Прекращение производства хлопка привело к свертыванию текстильной промышленности[33].

Основной земельный фонд колонии был сосредоточен в руках небольшой группы феодалов- латифундистов, в то время как подавляющее большинство жителей островов страдало от безземелья и было вынуждено наниматься к ним на работу в качестве батраков, либо арендовать землю. Условия аренды, как правило, были очень тяжелыми. Арендная плата достигала иногда более половины стоимости урожая. На островах широко практиковалась и система принудительных контрактов. Подавляющее большинство населения влачило жалкое, полуголодное существование. Особенно бедственные последствия приносили засушливые годы. С 1942 г. По 1947 г. 30% населения ЗОМ погибли от голода[34].

Население островов страдало также от острой нехватки пресной воды. Выступая в конце 1954 г. В национальном собрании Португалии, Депутат Бенту Леви сказал, что «эта тревожная проблема касается главным образом острова Сан-Висенти и его быстро растущим двадцатитысячным населением, которому нечего пить и нечем мыться». Для местного потребления выращивались кукурузы, сладкий картофель, бобы, сахарный тростник, маниок. Специально для экспорта возделывались преимущественно в крупных хозяйствах кофе, потом клещевина (из которой приготавливают касторовое масло), горчица. Кроме того, на экспорт шли шкуры. Экспорт в 1962 г. Составлял в стоимостном выражении 22 млн. Экскудо, импорт – 197 миллионов Экскудо. Небольшая часть населения занималась рыболовством, а также разведением скота. По данным за 1961 г., на островах насчитывалось 11 440 коз, 8140 голов крупного рогатого скота, 9540 свиней и 4840 ослов. Частым явлением на островах был падёж скота, связанный с острой нехваткой пастбищ и кормов. На островах был развит кустарный промысел, связанный с обработкой кораллов, производством плетеных и гончарных изделий, переработкой сельскохозяйственного сырья. Обрабатывающая промышленность была представлена мелкими предприятиями по обработке выловленной рыбы, добыче соли, производству извести.

В портовых городах существовал относительно многочисленный слой портовых рабочих (грузчики, носильщики, механики и т.д.). Ведущую роль в экономике ОЗМ играл португальский банк «Банко Насионал Ультрамарино», а также несколько иностранных компаний, в том числе «Компаниа де сан-висенти де Кабо-Верди», занимавшаяся доставкой на острова угля и другого топлива.

Острова Сан-Томе и Принсипи, расположенные в гвинейском заливе, составляли единую административную единицу в португальской колониальной администрации. До 1961 года частью этой единицы был также анклав в Дагомее – Сан Жоан Баптиста де Ажуда, но после завоевания Дагомеей независимости она освободила эту территорию, выдворив резидента Португалии за пределы страны.

Площадь Сан-Томе и Принсипи – 964 кв. км. По данным переписи 1950г, население обоих островов составляло 63,6 тыс., из них африканцев насчитывалось 54,5%, мулаты – 7,1%. Общая численность португальцев не превышала 6 – 7 тыс. Столицей колонии и резиденцией колониальных администраций был город Сан-Томе (8 тыс. жителей).

Ежегодно тысячи рабочих, законтрактованных в Анголе или Мозамбике, вывозились на эти острова в трюмах морских судов (подобно тому, как это было во времена работорговли).

«Сан-Томе! – писал в своих воспоминаниях баптистский миссионер Л. Эддикот. – Для африканцев Анголы это лишь другое название страха и отчаяния. Сколько из них, будучи сосланы туда, никогда не вернулись!»

Африканское население Сан-Томе и Принсипи, значительную часть которого составляли законтрактованные, было лишено всяких человеческих прав и подвергалось бесчеловечной эксплуатации, унижениям и различным формам расовой дискриминации. Право на владение собственностью, на образование и медицинское обслуживание принадлежало только европейцам.

Экономика островов имела отсталый аграрный характер. Главной экспортной культурой было какао. Кроме какао на экспорт шли кофе, бананы, кокосовые орехи, пальмовое масло и ценная древесина. Сельскохозяйственные продукты составляли 96% экспорта.

Все эти богатства островов принадлежали не африканскому населению, а нескольким иностранным компаниям – «Компаниа де Илья де Сан-Томе», «Силва е Гоувейа», «Компаниа агрикола ултрамарина» (КАУ), контролируемым португальским банком «Банко насионал ултрамарино». Используя дешёвый принудительный труд африканцев, эти компании получали баснословные прибыли. Производство основных экспортных продуктов в 1963 г. составило (в тоннах): какао – 9,5, кофе – 0,2, копра – 5,3, плоды кокосовой пальмы – 2,03, пальмовое масло – 1,6.

По направлению основных экспортных грузопотоков Сан-Томе и Принсипи несколько отличались от других португальских колоний. Португалия покупала только треть экспорта (а не подавляющую его часть, как это было в других колониях). Главными покупателями экспортных продуктов островов были Голландия, США, ФРГ, Франция, Португалия.

О распределении экспорта в 1963г. можно судить по следующим данным (в тыс. эскудо): Португалия – 59 888, португальские колонии – 1 171, иностранные государства – 97 702, всего 158 761.

В результате политики колонизаторов, сознательно стремившихся придать экономике Сан-Томе и Принсипи монокультурный характер, 60% дохода от экспорта давал только один продукт – какао. Какао выращивалось на плантациях, принадлежавших примерно 30 компаниям.

Главную рабочую силу составляли тысячи рабочих, принудительно завербованных для работы на этих плантациях в Анголе, Мозамбике и на Островах Зелёного Мыса. Из 30 тыс. рабочих, работавших на плантациях, только 5 тыс. были местными уроженцами, а остальные были законтрактованными или политическими заключёнными.

Производство какао характеризовалось крайне низким уровнем агротехники. Поскольку выращивание какао-бобов требовало больших капиталовложений для покрытия крупных издержек производства, связанных с принудительной вербовкой и транспортировкой рабочей силы, плантаторы прибегали к полурабским методам эксплуатации рабочих. Они стремились извлечь дополнительную прибавочную стоимость путём невероятной интенсификации труда и низкой его оплаты.

Принудительный характер труда, примитивные методы производства, отсутствие всякой механизации обусловили исключительно низкую производительность труда рабочих на плантациях какао.

Сельскохозяйственное общество Сан-Томе и Принсипи в докладе за 1964 г. пришло к выводу, что феодальная экономическая структура колонии может привести к полному экономическому краху. В докладе отмечалось, что правительственные расходы не соответствуют потребностям, что отсутствуют эффективные агротехнические методы, что правительство даже не рассматривает вопроса о предоставлении долгосрочных сельскохозяйственных кредитов. Общество выражало мнение, что правительство должно принять срочные меры, чтобы спасти колонию от полного банкротства.

Однако такие меры не были приняты и в последующие годы. По данным доклада о положении на Сан-Томе и Принсипи, представленного 1 марта 1966 г. Национальному Собранию Португалии, производительность труда на плантациях составляла лишь 300 кг на одного человека, в то время как в Коста-Рике она составляла 850, на Фернандо-По – 700, и в Гане – 475.

В этом же докладе отмечалось, что в последние годы сельское хозяйство Сан-Томе и Принсипи переживало тяжёлый кризис в связи с падением цен на какао на мировом рынке. К этому внешнему фактору кризиса добавились внутренние факторы: высокая себестоимость производства и низкая производительность труда.

Положение африканцев на Сан-Томе и Принсипи мало чем отличалось от положения рабов. Хотя формально контракт мог быть заключён на срок не более четырёх лет, практически срок его действия не был ограничен, и законтрактованные, попавшие на эти «острова смерти», почти не имели шансов когда-либо вернуться на родину. Лидер антисалазаровской оппозиции генерал У. Делгадо в своих мемуарах, опубликованных в 1964 г., вспоминал, что ещё в 30 – е годы он видел на Сан-Томе людей, насильственно вывезенных туда много лет назад и теперь репатриировавшихся на родину в Анголу, в связи с предстоявшим приездом на остров президента Португалии Кармоны. «Похожие на чучела, прикрытые лохмотьями, эти люди готовились к смерти, так как потеряли связь со своими селениями»

Туберкулёз, сонная болезнь, малярия беспощадно косили ряды законтрактованных. На 60 тыс. населения приходилось всего 7 врачей! Оба острова имели только одного фармацевта и одну аптеку!

Не лучше обстояло дело и с образованием. Из 20 начальных школ 10 были закрыты для детей африканцев. Средние школы были представлены всего одним лицеем и одним миссионерским училищем. Высшее образование на Сан-Томе и Принсипи вовсе отсутствовало (как и в других колониях)

Макао (до 1999 г.) – португальское владение, расположенное на территории Южного Китая, площадью 16 кв. км. С населением около 350 тыс. человек.

Арендованный в 1557 г. у Китая Макао стал первым принадлежавшим европейцам торговым пунктом на китайском побережье. В 1874 г. Португалия вынудила китайское правительство отказаться от суверенных прав на эту территорию

Побывавший в 1999 г. в Макао автор этой книги убедился в том, что, несмотря на более чем 400-летнее господство португальцев, он сохранили все черты китайского города. 96% жителей Макао составляли китайцы.

Экономика колонии имела крайне отсталый характер. За исключением спичечных фабрик и мастерских по производству знаменитых китайских фонариков, промышленность практически отсутствовала. Население занималось в основном рыболовством, выращиванием овощей и кустарными промыслами.

После захода солнца на улицах Макао появлялись прилавки для торговли, маленькие столики и стулья. Улицы были освещены ярким светом ресторанов под открытым небом, магазинов для моряков, прачечных и жилых домов. Острый запах приготовляемой экзотической пищи наполнял улицы. У меня было впечатление, что все 350 тысяч жителей Макао покинули свои дома, чтобы есть, отдыхать и расслабляться вне дома.

Весьма удручающее впечатление на меня произвёл район, где живут рыбаки. Это своеобразные дома с арками, у них много суеверий, согласно которым, например, нельзя красить дома – это считается плохой приметой («из дома уйдут добрые духи»). Если разобьётся зеркало – в доме не будет счастья. У рыбаков есть поговорка: «Чем больше в доме окон, тем больше будет денег».

В Макао нет домов, имеющих номера 4 и 13, - этих цифры считаются несчастливыми. Самые счастливые цифры - это 8 и особенно 88. Серьёзной проблемой Макао была нехватка кладбищ. Территория колонии была мала, и хоронить людей практически было негде. В Макао очень плохая вода, и нас много раз предупреждали, чтобы мы не пили некипячёную воду.

В 1960 – е годы в Макао отмечалось некоторое оживление экономической деятельности. В одном только 1963 г. было построено 80 новых мастерских. В начале 1964 г. насчитывалось 500 мастерских, размещавшихся, как правило, в одной комнате или просто под навесом.

Причины переживаемого Макао экономического бума объяснялись стабильным статусом этой португальской колонии и связанным с ним притоком капиталов (главным образом из Гонконга и Японии). В Макао было налажено производство металлических и деревянных лодок, обуви, рубашек и т.д.

В начале 1964 г. стало известно, что в Макао строились 8 военных кораблей для Индонезии. Некоторые источники указывали, что их постройку оплачивала КНР.

Относительный экономический подъём нашёл особенно яркое проявление во внешней торговле колонии. Главное место в торговле Макао занимали КНР и Гонконг. Экспорт в Португалию вырос с 1962 по 1964 г. с 585 тыс. патак до 1,6 млн. патак, экспорт в Канаду – с 700 тыс. до 2,7 млн. патак.

Жизненный уровень трудящихся колонии был одним из самых низких в мире. На фабриках и в мастерских в широких масштабах использовался детский труд. Вот как описывал эксплуатацию детей в мастерских по производству хлопушек австралийский публицист Колин Симпсон: «Мы видели этих детей за работой: каждый из них сидел за маленьким столом или за ящиком, на котором лежал пакет величиной с тарелку. Думаю, что их было не меньше, чем 500, а может быть, 1000. Они работали очень искусно и быстро, обрезая края наполненных порохом пакетов инструментом наподобие маленького компостера. Они получают 10 авос (меньше двух пенсов или двух американских центов) за каждую хлопушку. Все эти маленькие рабочие были школьного возраста, но, очевидно, они не посещали школу».

Граница между Макао и КНР, судя по всему, не находилась « на замке» и была достаточно прозрачной. Несмотря на низкий уровень жизни в Макао, туда ежедневно нелегально прибывали беженцы из КНР. Этих людей гнали в эмиграцию тяжёлые условия жизни. Мне рассказывали, что за нелегальный проезд в Макао беженцам приходилось платить 4 тысячи американских долларов. Несмотря на это, они жили в Макао в ужасных условия – в тесных каморках или даже в джонках на реке Жемчужная. Португальские власти всячески пытались воспрепятствовать выезду в Макао нелегальных иммигрантов, постоянно проводили проверки документов, но всё это не давало ощутимых результатов. Самым крупным источником доходов для португальских властей и предприимчивых дельцов в Макао были знаменитые игорные дома, снискавшие этой колонии название «Монте-Карло Дальнего Востока».

До 1962 г. в течение 28 лет монопольное право владения игорными домами в Макао прочно удерживала в своих руках компания «Тай Хинг», принадлежавшая Фу Такяму и его сыну Фу Ямчину. Однако, в 1962 г. игорные дома в Макао стали собственностью синдиката, контролируемого проживавшим в Гонконге Стенли Хо, который подписал в Лиссабоне контракт с португальским правительством, давший ему монополию на игорный бизнес в Макао. За это он обязался уплачивать ежегодно 4 млн. патак – на 1.5 млн. больше, чем компания «Тай Хинг».

Помимо игорных домов, Макао снискал сомнительную известность своими опиумными и героиновыми притонами, публичными домами, приносившими колониальной администрации и местным бизнесменам солидные доходы. «Эта колония – средоточие игорного бизнеса, порока и коррупции, - писал издававшийся в Лондоне журнал португальских антифашистов, - поэтому она привлекает профессиональных шулеров и преступников».

О нравах, процветавших в Макао можно судить хотя бы по тому факту, что в июне 1964 г. португальская полиция арестовала четырёх американцев и одного китайца после того, как выяснилось, что они выиграли в казино 12 500 фунтов стерлинга при помощи фальшивых игральных костей, налитых свинцом.

В Макао процветала контрабандная торговля опиумом. Опиум, ввозившийся в больших количествах из КНР, превращался здесь в героин – «крем опиума» (из фунта опиума получали немногим меньше унции героина). Героин, изготовленный в Макао, проникал затем во многие азиатские страны.

Поскольку Португалия в 1944 г. не подписала Бреттон-Вудское соглашение и не признавала мировой цены на золото, Макао стало центром контрабандной торговли золотом и центром притяжения для валютчиков и контрабандистов всего мира. Контрабандная торговля золотом приобрела здесь огромные масштабы. Только с 1946 по 1962 гг., по официальным данным, через Макао прошло золота на 601 млн. долларов. Португальские власти отчисляли в свою пользу пошлину – 42 цента за каждую унцию ввезённого золота. Могущественной империей дельцов и контрабандистов, появлявшихся на «золотом рынке» Макао управлял «король золота» Педру Жозе Лобу. Через своих агентов он скупал и перепродавал большую часть золота, поступавшего в Макао. Он организовал золотой синдикат и имел по существу монопольное право на импорт золота в колонию. «Волк» (по-португальски Лобу означает «волк») беспощадно уничтожал своих конкурентов, ревниво оберегал монополию на золотой бизнес. Его сын Рогерио был владельцем авиалинии, связывавшей Макао с Гонконгом и служившей для транспортировки золота из этой английской колонии в Макао. Главным рынком сбыта золота была Индия. Контрабандный ввоз золота в Индию пагубно влиял на экономику и финансы этой страны. «Золотой синдикат» Лобу получал огромные доходы от контрабандной торговли золотом – в среднем 1 млн. фунтов стерлинга в год.

Наряду с Лобу одним из наиболее могущественных «столпов» Макао являлся миллионер Хо Ин. Начав карьеру мальчиком на побегушках в бакалейной лавке в Кантоне, Хо Ин разбогател и создал пароходную компанию, которая в 1957 г. начала перевозить пассажиров из Гонконга в Макао. Он построил пять гостиниц в Макао, владел крупнейшей транспортной компанией, четырьмя банками, двумя газетами и участвовал в «золотом бизнесе». Он был владельцем роскошного дворца, в котором был свой кинотеатр.

Правительство КНР вплоть до 1999 г. мирилось с существованием на своей земле португальской колонии. Это объяснялось тем, что игорный бизнес в Макао приносил немалые доходы и континентальному Китаю. «У Мао нет никакой охоты наложить лапу на землю, которая прекрасней Неаполя и страшнее ада», - писала в своё время итальянская газета «Коррьере делла сера». Касаясь того же вопроса, американский журнал «Тайм» заметил: «Легендарный Макао: призрачный город греха, контрабанды и азартных игр, Пекин терпит, как и соседний Гонконг, главным образом потому, что имеет удобный источник твёрдой валюты».

Только в 1999 г. Макао вновь перешёл к Китаю и получил китайское название Аомынь.

Восточный Тимор был самым отдаленным из португальских владений, о котором мало что было известно жителям метрополии. Эта колония отстояла на 3200 км. От Макао – ближайшей к нему другой португальской колонии. Салазаровские власти прилагали огромные усилия, чтобы держать эту далекую «заморскую провинцию» в состоянии герметической изоляции от мира и строго следили за тем, чтобы никакая информация о положении на Тиморе не просочилась вовсе. Отдаленность и изоляция на протяжении долгого времени помогали португальским колонизаторам не только держать мир в неведении относительно того. Что делается на Тиморе, но и дезинформировать мировое общественное мнение сфабрикованным ими мифом о «цивилизаторской миссии» Португалии в Азии.

«Тимор- слава Португалии на Дальнем Востоке», - так назвал свою статью, опубликованную в журнале «Ревиста миллитар» за 1962 г. Один из видных апологетов португальского колониализма генерал Элио Фелгаш[35]. «Тимор – убедительное и самое блестящее доказательство славного прошлого и самое живое свидетельство мудрой туземной политики…наиболее сильное свидетельство величия португальской экспансии на Дальнем Востоке», – уверяет он читателей.

Посмотрим, в чем же усматривали апологеты колониализма «славное прошлое» и «мудрость туземной политики Португалии». Границы владений Голландии и Португалии на Тиморе были определены по договорам 1859, 1893 и 1904 гг. (последний был ратифицирован в 1908 г.). В результате многочисленных кровавых экспедиций португальцев и португальско-голландских войн, население восточного Тимора сократилось, а экономическое и культурное развитие территории было парализовано на долгие годы. Совершенно несостоятельны были попытки некоторых португальских историков возложить всю ответственность это на голландцев. «Интриги голландцев продолжались – пишет Фелгаш, - и под их давлением португальцы и верные им тиморцы были вынуждены передислоцироваться на восток, обосновавшись в Дили. Шёл 1769 год. С этого времени и почти до XX века…разделение власти на острове мешало эффективной деятельности лиссабонского двора».

На самом деле эффективной деятельности португальских колонизаторов на Тиморе мешало не столько разделение власти на острове, сколько их нежелание содействовать экономическому и социальному прогрессу колонии. Единственно, что интересовало и привлекало португальских колонизаторов на острове, был сандал, торговля которым приносила огромные прибыли. Именно сандал, как признает Фелгаш, был «причиной многих войн, которые вели португальцы с голландцами и туземцами».

В конце XIX начале XX в. Сандал уступил место кофе, выращивание которого с этого времени стало приносить наибольшие доходы. После второй мировой войны ведущее место в экономике Восточного Тимора заняли три культуры, выращивавшиеся на экспорт: кофе, каучук и копра, составлявшие 85% общей стоимости экспорта, причем кофе приходилось 56%. 20% импорта колонии составляло нефтяное оборудование, которое ввозила американская компания «Тимор ойл», созданная после обнаружения на острове нефти. Наряду с американским в экономику Восточного Тимора также активно пытался внедриться японский капитал. В начале 1965 г. Португальское правительство подписало контракт с японскими фирмами о строительстве рыбных заводов на Тиморе. В связи с этим издававшийся в Лондоне антифашистский португальский журнал писал: «во время второй мировой войны Тимор испытал японскую интервенцию. Те, кто сопротивлялись интервентам, а таких было много, были замучены и убиты. Однако Салазар забыл обо всём этом. Он представил теперь японцам специальную лицензию на создание и эксплуатацию рыбного концерна на Тиморе». В 1970ые годы Восточный Тимор вошел в состав Португалии в качестве заморской провинции». (Всего в период с 1514 г. по 1975 г. Административный статус острова менялся 19 раз). Он был представлен в национальном собрании Португалии и имел собственные органы управления: губернатора, законодательный и исполнительный советы. Промышленность Восточного Тимора находилась в зачаточном состоянии. Почти вся торговля на острове, как внутренняя, так и внешняя, находились в руках китайцев[36].

На экспорт шли кофе, копра, воск. Провинция импортировала практически всё, что потребляла. В 1970ом году стоимость экспорта составила 113 000 конто, импорта 207 000 конто. Таким образом, провинция существовала за счет метрополии, перечислявшей в фонд восточного Тимора ежегодно примерно 100 000 конто (бюджет провинции в 1970 году составлял 150 000 конто, а ВВП – 489 000 конто, что в пересчете на душу населения составляло 822 эскудо).

Жители Восточного Тимора не знали даже таких примитивных орудий труда, как плуг. Чаще всего они возделывали свои клочки земли заостренными палками. Чего стоили рассуждения Салазаровских апологетов колониализма о цивилизаторской деятельности Португалии на Тиморе и о том, что Тиморцы имели равные с жителями метрополии права, лучше всего показывает тот факт, что в 1965 году на 540 000 жителей Восточного Тимора приходилось всего двадцать врачей, 4 больницы и одна средняя школа, в которой было всего 135 учащихся.

По так называемому трехлетнему плану развития на 1965 – 1967 год португальское правительство выделило Тимору всего 618 750 ф. ст. Из этой суммы только 220 950 ф. ст. были предназначены на развитие здравоохранения. Эта цифра была настолько мизерной, что даже официальный представитель Тимора в национальном собрании Португалии Карвалью подверг критике эту «помощь», назвав ее совершенно недостаточной для страны, «где туберкулез, малярия и проказа ежегодно уносят много жертв», и где «детская смертность достигла угрожающих масштабов».

Бюджет Восточного Тимора составлял всего 1.5 млн. ф. ст. в год. При этом даже по официальным данным, более 20% бюджета (около 350 млн. ф. ст.) расходовалось на вооруженные силы[37].

Корреспондент австралийской телевизионной компании Р. Реймонд, побывавший на Восточном Тиморе, писал в австралийском журнале «бюллетин»: «На Тиморе невероятная отсталось. Люди живут в постоянном страхе перед полицейскими и агентами службы государственной безопасности. По городу Дили слоняются солдаты, и каждая беседа здесь не обходится без упоминания о полиции и службе государственной безопасности, которая может арестовать любого человека и заключить его в тюрьму без суда». Такая ситуация на Восточном Тиморе существовала вплоть до падения фашистского режима в Португалии в результате «революции гвоздик» 25 апреля 1974 года.

Расовая политика португальских колонизаторов.

Правовая основа отношений между африканцами и португальцами начала складываться только в конце XIX — начало XX в. после полного завоевания Анголы и Мозамбика. В это время окончательно оформилась система управления колониями, важной чертой которой были разные административные учреждения для белых и для африканцев.

В 20-х м особенно в 30-х годах XX в. (после установления в Португалии фашистского режима) в основу межрасовых отношений в колониях была окончательно положена доктрина так называемой искусственной ассимиляции.

Эта доктрина имела своей отправной точкой тезис о «неполноценности» и «неисторичности» африканской расы и вытекающий отсюда взгляд на европейцев как на естественных опекунов и наставников африканцев. Пытаясь подвести «научную» базу под теорию ассимиляции, премьер-министр Португалии Марселу Каэтану писал: «Чернокожие должны управляться и обучаться европейцами. Африканцы не умели развить страны, которые они населяли в течение тысяч лет, они не сделали ни одного полезного изобретения, ни одного сколько-нибудь ценного технического открытия, ни одного завоевания, которое имело бы значение в эволюции человечества, не сделали ничего, что могло бы сравниться с достижениями в области культуры и техники европейца или даже азиата»[38].

Утверждения М. Каэтану и ему подобных о расовой неполноценности негроидной расы не имеют ничего общего с действительностью. Ко времени прихода колонизаторов африканцы стояли на сравнительно высокой ступени развития: они знали способы выплавки железа и были искусными мастерами в производстве гончарных, деревянных, золотых, кожаных и текстильных изделий, в ряде районов существовали классовое общество и государства. Политическое, экономическое и культурное развитие африканских народов затормозилось в результате того, что они попали под господство колонизаторов.

Следовательно, неверен и ненаучен основополагающий тезис, на котором базируется вся доктрина ассимиляции о том, что социально-экономическая и культурная отсталость африканских народов объясняется неполноценностью «цветных» рас, которые могут стать «цивилизованными» только с помощью белых и которые нуждаются в руководстве белых.