МЕТОДИЧЕСКИЕ РЕКОМЕНДАЦИИ. Цель практического занятия состоит в том, чтобы, насколько это возможно, проникнуть в тайну художественного мастерства писателя

Цель практического занятия состоит в том, чтобы, насколько это возможно, проникнуть в тайну художественного мастерства писателя, владеющего искусством подтекста.

В рассказе нет прямых описаний настроений и чувств. Однако все то, что прямо в тексте не выражено, подразумевается, становится понятным из деталей и реплик, из интонаций, из самого тона повествования. В глубинах подтекста скрывается многое: боль, отчаяние, разочарование – весь комплекс чувств, характерных для литературы «потерянного поколения». «Вычитать» в тексте «семь восьмых» скрытого под водой «айсберга», реконструировать авторский замысел – задача внимательного читателя.

Хемингуэю понадобился лишь один штрих, чтобы в начале рассказа определить время его действия. Найдите эту деталь.

Обращает на себя внимание незначительность внешних событий, переданных в тексте рассказа. Вполне очевидно, что дело не в них, а в движении и изменении настроений героев, в передаче психологических нюансов. Классическая литературная традиция знает подобные примеры использования событий повседневности для раскрытия человеческих драм. В рассказах и пьесах Чехова люди пьют чай, а в это время решаются их судьбы. Нечто похожее встречаем мы и у Хемингуэя.

Рассказ отличается предельной сжатостью изложения, лаконизмом, однако в нём есть и экспозиция, и завязка, и кульминация, и развязка. Найдите в рассказе все перечисленные составляющие композиции. Следует помнить, что, учитывая небольшой формат всего рассказа и лаконизм писательской манеры, каждый из этих компонентов содержит в себе несколько фраз, не более. Для изображения кульминации автору потребовалась всего одна фраза – какая, на ваш взгляд?

Проделав эту работу, вы замете, что все выделенные композиционные моменты рассказа могут быть определены довольно условно, так как завершенности действия нет. Взят кусок жизни, у которого еще будет конец и было начало, но и то и другое вынесено за рамки рассказа, о них можно лишь догадываться. Предыстории героев не дано, ничего не говорится о биографии героев. Известно, что они американцы, на какое-то время остановились в отеле одного из приморских городов Италии, путешествуют, очевидно, давно, потому что женщина устала от гостиниц и мечтает о доме. Тема дома звучит в рассказе.

Отсутствуют традиционные портретные характеристики. Что мы узнаём о внешности героини, героя? Есть ли у них имена?

Хемингуэй избегает определений, разъяснений. Но прием автора делает свое дело. Настроение героини, отношение к ней героя становится понятно без комментариев.

У героя есть имя, но это всё, что считает нужным сообщить о нём автор. Есть еще короткие реплики, одна из которых главная, несущая основную смысловую нагрузку, - какая, на ваш взгляд? А какие реплики героини можно счесть ключевыми, определяющими её настроение?

Важную роль играют повторы, причём повторы на разных уровнях – лексическом, синтаксическом, композиционном. Впервые повтор встречается в самом начале рассказа: «Их комната была на втором этаже, из окон было видно море. Из окон были видны также собственный сад и памятник жертвам войны». Постарайтесь найти все повторы и определить их функции в тексте.

Рассказ строится на диалоге, особенность которого – в его двуплановости. Прямо говорится не о том, что глубоко волнует, а о чем – то поверхностном и внешнем. Все становится понятным без комментариев, без описаний, без развернутой экспозиции. Особо важную роль играют ключевые фразы, из которых делается очевидным противоположность их желаний – найдите их в речи женщины и в речи мужчины. Пространные монологи оказываются неуместными, в них нет необходимости. Неуместны и экскурсы в прошлое, детальный анализ психологических переживаний героев. «Принцип айсберга» Хемингуэя – принцип драматургический по своей сущности, не рассказ о событиях, а показ, раскрытие внутреннего через внешнее.

Важна группировка героев. Американка показана рядом с двумя мужчинами – Джорджем и хозяином отеля. В чём художественный смысл такой расстановки персонажей?

Через весь рассказ проходит мотив дождя и сгущающихся сумерек. Действие происходит при дожде и под аккомпанемент дождя. Усиливается дождь и все больше сгущаются сумерки. Движение времени фиксируется несколькими лаконичными фразами - какими? Атмосфера тоски и с трудом сдерживаемого отчаяния усиливается, и с помощью этих образах закреплены основные психологические этапы состояния женщины.

О многом говорит поэтика заглавия «Кошка под дождем». Кошка - символ домашнего уюта и семейного очага - оказывается под дождем. Постарайтесь самостоятельно объяснить смысл заглавия рассказа.

Как и другие рассказы, вошедшие в первую книгу Хемингуэя, «Кошка под дождем» посвящена людям, пережившим войну, ощущающим ее последствия. Об этом напоминает и предваряющая рассказ миниатюра, в нескольких строках воспроизводящая сцену боя быков. Образ израненного коня, обливающегося кровью, но все еще скачущего по арене на виду у тысяч зрителей, предваряет внешне вполне обычную, тривиальную и вместе с тем глубоко драматичную историю, изображенную столь лаконично. А в чём, по вашему мнению, смысл предваряющей рассказ вставки?

Вопросы для размышления

1. Ознакомьтесь с размышлениями о поэтике Хемингуэя А.М.Зверева, специалиста по зарубежной литературе ХХ века (см. Приложение I). Согласны ли вы с его мнением? Обоснуйте свою точку зрения.
2. В чём, по вашему мнению, причины популярности писателя в 60-е годы в СССР см. Приложение II)?
3. Чьи традиции развивает Хемингуэй, формулируя принцип «айсберга»?
4. Как соотносятся в прозе Хемингуэя контекст и подтекст?
5. Сопоставьте «принцип айсберга» Хемингуэя со следующими замечаниями Г.Флобера, высказанными им в письмах: «Весь талант писателя, в конце концов, состоит лишь в выборе слов. Сила создается точностью»; «Я считаю, что романист не имеет права высказывать свое мнение о делах мира сего. В своем творении он должен уподобиться богу-творцу, то есть создавать и молчать»; «…согласно моему идеалу Искусства, художнику не следует высказывать собственные чувства, он должен обнаруживать себя в своем творении не больше, чем бог обнаруживает себя в природе» (цит. по кн.: Флобер Г. О литературе, искусстве, писательском труде: В 2 т. М., 1984).

Литература

1. Гиленсон Б.А. Достижения и проблемы изучения творчества Хемингуэя // Литературоведение на пороге ХХI века. – М., 1998.
2. Гиленсон Б.А. Эрнест Хемингуэй. М., 1991.
3. Зверев А.М. Толстой – Флобер – Хемингуэй. – В кн.: Зверев А.М. Дворец на острие иглы: Из художественного опыта ХХ века. – М., 1989. – С.42-56.
4. Кашкин И.Эрнест Хемингуэй. М., 1966.
5. Финкельштейн И.Л. Хемингуэй-романист. – Горький, 1974.
6. Хемингуэй в воспоминаниях современников / Сост., вступ. ст. и коммент. Б.Грибанова. – М., 1995.
7. Donaldson. Hemingway and Fitzgerald. The Rise and Fall of Literary Friendship. – N.Y., 1999.
8. Reynolds M The Young Hemingway. – Norton, 1999.

Приложение I

<…> Заставки не имеют никаких наглядно прорисованных связей с основным повествованием. Общность возникает исключительно путем ассоциативных сближений, однако вряд ли от кого-нибудь ускользнет, что Хемингуэй предложил читателю не просто сборник новелл, перемежаемых миниатюрами, а именно книгу, иначе говоря, художественное единство, обладающее целостным образом мира.

Этот образ построен на доминирующих мотивах жестокости, травмированности, эмоционального оцепенения, порожденного недавней войной и окрасившего собою характер восприятия природы и людей, запомнившихся главному персонажу «у нас в Мичигане», в такие близкие хронологически, но такие далекие после всего пережитого детские годы. Первые книги Хемингуэя принадлежат литературе «потерянного поколения», в них много боли, неизбежной и при такой биографии, и при таком мироощущении. Они и правдивы, и безнадежны. Пройдет десятилетие, все круто переменится в общественной ситуации, и Хемингуэй предстанет другим – в «Иметь и не иметь», в «Колоколе».

Но, по меньшей мере, одна черта его писательского своеобразия сохранится и после перелома, совершившегося под прямым воздействием испанских событий. Попробуем определить ее хотя бы так – параллелизм изображения. Что это такое, хорошо видно, когда читаешь «В наше время», где оставлены внешне не состыкованными миниатюры и сами новеллы, хотя мы догадываемся, что речь постоянно идет о Нике Адамсе в разные эпохи его жизни. Прием обнажен, выделен даже с помощью курсива, которым набраны заставки.

В «Фиесте» курсивов нет, но матадор Педро Ромеро с его этическим кодексом да и все сцены корриды слишком очевидно выпадают из рассказа о парижских буднях героев той негероической поры. И точно такое же построение в «Иметь и не иметь» <…>

Эту особенность хемингуэевской композиции объясняли по-разному. Говорили о попытке использовать в прозе поэтику кино. Еще чаще – о сатирическом контрасте, хотя он вовсе не обязательно наделен сатирическими задачами, да нередко и «контраст» оказывается неточным словом. А всего обычнее встретить в книгах о Хемингуэе мягкий или достаточно прямолинейный упрек в незнании законов большой формы: не получается органики сплава, роман крошится, потому что «цемент», пошедший на постройку, качественно плох. <…>

Он совершенно осознанно отказывался от старых форм эпической целостности рассказа. <…> Хемингуэй искал другую форму, и она была содержательной уже в ее несомкнутости, доносившей подлинные приметы эпохи и общества, которые им изображены.

(Зверев А.М. Толстой – Флобер – Хемингуэй. – В кн.: Зверев А.М. Дворец на острие иглы: Из художественного опыта ХХ века. – М., 1989. – С.52-54.)

Приложение II

<…> Главным же американцем в советской жизни был Эрнест Хемингуэй. В его книгах советские читатели нашли идеалы, сформировавшие идеалы целого поколения. Стиль его прозы определил стиль шестидесятников.

С 1959 года, когда в Москве вышел двухтомник его произведений, Америка и Хемингуэй стали в России синонимами.

То, что вычитали из Хемингуэя, имело мало отношения к его творчеству.

Российский читатель давно был привержен к внесюжетному чтению. Для него писатель – автор определенного образа жизни, а не определенного литературного произведения.

Внесюжетное толкование литературы позволяет писателя расширять, углублять, растягивать.

История нашей словесности невозможна без учета того, что читатели вычеркивают из книг и что добавляют. Но если это учитывать, то получится история социальных движений, которая почти буквально совпадает с модой.

Хемингуэй, который и без того так много сделал, чтобы избавиться от сюжета, вряд ли мог предвидеть, как радостно русские читатели перевернут знаменитый айсберг и как решительно они пренебрегут надводной частью.

60-е оставили себе от Хемингуэя антураж, географию, стиль. Их интересовало не содержание диалогов, а их форма, не суть конфликтов, а авторское отношение к ним.

Хемингуэй существовал не для чтения. Важны были формы восприятия жизни, выстроенные писателем. Формам можно было подражать. В них можно было влить свой контекст.

60-е не просто реабилитировали некогда запретного Хемингуэя. Они перевели на русский не столько его книги, сколько стиль его жизни. При этом писателем распоряжались с тем произволом, который может оправдать только любовь.

Подражание Хемингуэю начиналось с внешности. <…>

Хемингуэевская мода <…> не удовлетворялась перечнем аксессуаров – грубый свитер, трубка, борода. Все это желательно, но не обязательно, важнее подчеркнутое безразличие к одежде. Отказ от стандартного костюма означал пренебрежение к внешнему лоску. Хемингуэевская система ценностей исключала торжественное отношение к жизни. Жить спустя рукава проще в свитере, чем в пиджаке. <…>

Новый стиль не случайно начинался с одежды. Ядром его было новое отношение к материальному миру.

Советский человек слишком долго жил среди идей, а не вещей. Предметы всегда были этикетками идей, их названиями, часто аллегориями. <…>

Хемингуэевский мир изобилует предметами, за которыми не стоят идеи. Вещи здесь ничего, кроме себя, не изображают: «Мы пообедали в ресторане Лавиня, а потом пошли пить кофе в кафе «Версаль» [1]. Точность хемингуэевской топографии соответствует бессмысленной определенности карты. Об этом он с наслаждением сам говорит: «Это, кстати сказать, не имеет никакого отношения к рассказу» [2].

(Русская литература и сама полна такими ни к чему не имеющими отношения деталями. Но ведь не без уроков Хемингуэя мы научились по-настоящему ценить Чехова.)

Хемингуэевская проза ощущалась бунтом материального мира против бестелесной духовной жизни. У Хемингуэя постоянно пьют, едят, ловят рыбу, убивают быков, ездят на машинах, занимаются любовью, воюют, охотятся.

В сталинской кулинарной книге сказано: «Правильное питание положительно сказывается на работоспособности человека» [3]. У Хемингуэя едят, потому что вкусно.

(Печатается по кн.: Вайль П., Генис А. 60-е. Мир советского человека. М., 1996)

Примечания:

1. Э.Хемингуэй. Фиеста (И восходит солнце). Собр. соч. в 4 тт., т.1, М., 1968, с.500.

2. Там же, с.574.

3. Книга о вкусной и здоровой пище. М., 1953, с.7.

4. Фиеста, с.569.

Занятие № 3.