Аграрная революция высвободила руки и время определенной части общества для занятия управленческой, религиозной, эстетической – словом, чисто интеллектуальной деятельностью.

Глобальные революции. Типология обществ

Переход от одного типа общества к другому совершается в результате глобальной революции определенного типа.

Под «революцией»в обществоведении понимают, как правило, резкое, протекающее в течение сравнительно краткого исторического периода, изменение всех или большинства социальных условий (прежде всего производственных и политических).

Однако в истории человечества имели место и революции другого рода. Они, может быть, были и не столь резкими, т.е происходили не в течение короткого – во всяком случае, сравнимого с жизнью одного поколения – отрезка времени, а могли занимать жизнь нескольких поколений. Однако влияние, которое они оказали на судьбу человечества, было, пожалуй, гораздо более весомым и мощным, нежели воздействие любой социальной революции.

Речь идет о коренных переворотах в характере производительных сил, которые можно назвать глобальными революциями. «Глобальными» их называют потому, что:

во-первых, их развитие не знает национальных границ, протекает в различных обществах, локализованных в разных концах планеты, примерно по одинаковым законам и с одинаковыми последствиями;

во-вторых, эти следствия сказываются не только на жизни самого человечества, но его природного окружения.

Более общепринятое название этих революций – технологические, что указывает на их тесную связь с производительными силами.

Аграрная революция

Трудно сейчас назвать сколько-нибудь точную хронологическую дату начала этой революции. Можно указать на среднюю ступень варварства, которая «… на востоке начинается с приручения домашних животных, на западе - с возделывания съедобных растений». Благодаря этим историческим сдвигам в технологии человек становится единственным на планете живым существом, которое начинает в какой-то степени выходить из рабского подчинения окружающей природной среде и перестает зависеть от превратностей и случайностей собирательства и охоты и рыбной ловли. Самое главное – увеличение производства во всех отраслях – скотоводстве, земледелии, домашнем ремесле – сделало рабочую силу человека способной производить большее количество продуктов, чем это было необходимо для ее поддержания. Именно благодаря этой революции совершился переход от варварства к первым рабовладельческим цивилизациям, возникло классовое деление общества и появилось государство.

Аграрная революция высвободила руки и время определенной части общества для занятия управленческой, религиозной, эстетической – словом, чисто интеллектуальной деятельностью.

Промышленная (индустриальная революция)

Если история не сохранила сведений о том, когда и где началась аграрная революция, то время и место начала следующей глобальной революции (промышленной) можно назвать с гораздо большей степенью точности – конец ХVIII века, Англия. В 1764 году появились два изобретения, которые ознаменовали начало этой революции.

Первое изобретение – прялка Дженни –было сконструированоанглийским ткачом Джемсом Харгривсом (названа в честь дочери изобретателя). Приводилась в движение рукой, но вместо одного веретена, как в обычной ручной прялке, она имела шестнадцать-восемнадцать веретен, приводимых в движение одним работником.

В том же 1764 г. Джемс Уатт изобрел паровую машину, а в 1785 г. приспособил ее для приведения в движение прядильных машин. Благодаря этим изобретениям, которые в дальнейшем все совершенствовались, машинный труд одержал победу над ручным трудом.Эта победа, означавшая начало индустриальной революции, одновременно обозначила старт стремительного взлета социального интеллекта в человеческой истории.

Здесь нужно сделать небольшое отступление, чтобы более рельефно показать одну из главных особенностей индустриальной революции, сыгравшей решающую роль во всем дальнейшем развитии человечества. Если спросить, кто был изобретателем паровой машины, восемь из десяти непременно назовут Ивана Ползунова: так писали все отечественные учебники истории. В самом деле, проект паро-атмосферной машины был заявлен И. И. Ползуновым в 1763 году – на год раньше Уатта. Но здесь судьба сыграла с ним злую шутку: он жил в стране, которой было еще сравнительно далеко до наступления индустриальной революции, и его паровой двигатель так и остался, выражаясь современным языком, лабораторной, экспериментальной моделью. (Впрочем, по мнению некоторых историков, подлинным изобретателем этой конструкции можно было бы считать жившего за две тысячи лет перед тем Гиерона Александрийского, среди рукописей которого были обнаружены чертежи паровой машины). Между тем паровая машина Уатта уже через двадцать лет нашла себе промышленное применение, а сам Уатт вместе со своим компаньоном М. Болтоном стал преуспевающим фабрикантом, занявшись серийным выпуском паровых двигателей, и, помимо всего прочего, вошел в историю не только как талантливый изобретатель (чье имя запечатлено сегодня на каждой электрической лампочке в виде указания на ее мощность в «ваттах»), но и как один из основателей школы «раннего научного менеджмента». Точно так же весь мир знает в качестве изобретателя самолета не В. Можайского, как писали отечественные учебники истории, а братьев Райт. Изобретателем же радио в глазах всего мира (кроме России) является не Попов, а Маркони.

Довольно показателен и пример электрической лампочки накаливания, патент на которую был получен в 1876 г. российским электротехником П. Яблочковым. Мало кто знает, что эта лампочка имела ресурс работы менее часа. За доработку ее взялся Т. Эдисон, в результате чего из его лаборатории вышел промышленный образец с ресурсом не менее 6 - 7 часов и главное – сравнительно недорогой и технологичный в массовом производстве. Стоит ли удивляться, что, по мнению любого более-менее образованного западного обывателя, изобретателем электрической лампочки является Эдисон. Это лишний раз показывает одну из наиболее характерных черт индустриальной революции: она впервые в истории тесно связала промышленное внедрение технических инноваций с экономической эффективностью и тем самым открыла глаза множеству предприимчивых людей на огромное значение чисто интеллектуальной (а значит, в практическом смысле бесполезной, как казалось прежде) продукции.

На этих примерах вырисовывается важная социальная закономерность: любой интеллектуальный продукт – будь то техническое изобретение, научная концепция, литературное произведение, идеологическая концепция или политическая доктрина – является произведением своей эпохи. Он, как правило, появляется на свет и получает признание почти всегда вовремя: именно к тому времени, когда созреет спрос на него – появятся (и в достаточно большом числе) потребители, то есть люди, способные оценить его и использовать в своей жизни и практической деятельности. В случае «преждевременных родов» судьбой его может оказаться забвение (особенно в тех случаях, когда он не запечатлен на материальных носителях).

Последовавшие за этим технические, технологические, даже политические и особенно экономические события нарастали поистине лавинообразно, и даже самое краткое, беглое описание их занимает у Энгельса (введение к «Положению рабочего класса в Англии») полтора десятка страниц. Мы же отметим лишь, что к числу важнейших из них относилось появление фабричной системы, а также резкое возрастание внимания предпринимателей к достижениям научно-технической мысли и достаточно энергичное внедрение ее новейшей продукции в производственную практику. Это повлекло за собой довольно быстрое и значительное расширение круга людей, профессионально занимающихся изыскательскими, конструкторскими и технологическими работами. Возрастает и внимание к развитию фундаментальной науки, на которую и государство, и частное предпринимательство выделяют все больше средств.

Что же касается социальных последствий промышленной революции, то большинство из них простирается вплоть до нашего времени и заслуживает, без сомнения, более пристального рассмотрения. Если говорить о непосредственно производительной сфере, то здесь внедрение достижений человеческого интеллекта в машинное производство носит весьма противоречивый характер. С одной стороны, машинный труд быстро одерживает окончательную победу над ручным, что в огромной степени снижает стоимость всех производимых продуктов. Потребитель от этого выигрывает в невиданных прежде масштабах. Именно благодаря этой победе промышленная революция дала мощный толчок невиданному за всю предшествовавшую историю развитию производительных сил. Она и впрямь походила на взрыв. За каких-то полтора века появились – и притом в огромных количествах – машины, оборудование, станки невиданной и неслыханной ранее мощности и производительности: заработал в полную силу закон экономии времени. Революционный переворот в промышленности характеризовался повышением производительности труда во всех сферах общественного производства. Если на заре индустриальной революции, в 1770 г., производительность технических устройств повышала производительность ручного труда в 4 раза, то в 1840 г. – уже в 108 раз. И речь не только о том, что взмыла до невиданных прежде высот производительность живого труда. Складывается впечатление, что время вообще сжимается до немыслимых прежде пределов. Так, благодаря появлению в массовых масштабах скоростных средств передвижения, резко сократились казавшиеся прежде бескрайними просторы нашей планеты. И на путешествие вокруг света, занявшее у Магеллана почти три года, герой Жюля Верна Филеас Фогг затрачивает уже всего восемьдесят дней – и это уже была не фантастическая, а вполне реалистическая проза конца XIX века.

В контексте рассматриваемой нами проблемы развития социального и индивидуального интеллекта особое значение имело резкое возрастание скорости распространения информации и усиление ее циркуляции. Если прежде простое письмо могло годами путешествовать от отправителя к адресату, то теперь эта скорость сравнялась в начале со скоростью средств передвижения вообще, а затем значительно превзошла их, благодаря появлению новых средств массовой коммуникации, таких как телеграф и радио, и сравнялась практически со скоростью света.

Возрастание скорости циркуляции информации, а с ней - и скорость возрастания социального интеллекта увеличивается гораздо быстрее скорости всех остальных процессов, составляющих суть развития и эволюции общества. Таким образом, можно утверждать, что наибольшее влияние закон экономии временипо мере развития индустриального общества оказывает даже не столько на возрастание объема производства, массы и номенклатуры материальных продуктов (потребления и производства), сколько на увеличение объема производства и скорости циркуляции интеллектуальной продукции. Именно это и составляет одну из важнейших предпосылок информационной революции и возникновения информационного общества.

Промышленная революция «запустила на полные обороты» и действия ряда других социально-экономических законов (в предшествующие эпохи проявлявшееся весьма слабо). Так, приобрело массовый характер действие закона возвышения потребностей, который раньше функционировал весьма ограниченно – может быть, в пределах очень тонкого слоя состоятельной и культурной элиты. Он проявляет себя в эту эпоху уже в том, что множество предметов, вещей, товаров, орудий труда и наслаждения, которые ранее были доступны лишь богачам (не говоря уже о новых, неведомых прежде и самым богатым людям прошлого), благодаря значительному удешевлению и массовости производства, входят в повседневный обиход множества рядовых членов общества.

Закон возвышения потребностей ввел в научный оборот В.И. Ленин в конце XIX века в своем реферате «По поводу так называемого вопроса о рынках», где он писал: «…развитие капитализма неизбежно влечет за собой возрастание уровня потребностей всего населения и рабочего пролетариата. Это возрастание создается вообще учащением обменов продуктами, приводящим к более частым столкновениям между жителями города и деревни, различных географических местностей и т. п. … Этот закон возвышения потребностей с полной силой сказался в истории Европы… Этот же закон проявляет свое действие и в России… Что это, несомненно, прогрессивное явление должно быть поставлено в кредит именно русскому капитализму и ничему иному, - это доказывается хотя бы уже тем общеизвестным фактом…, что крестьяне промышленных местностей живут гораздо «чище» крестьян, занимающихся одним земледелием и незатронутых почти капитализмом». Вероятно, действие закона возвышения потребностей проявлялось и в предшествующие эпохи, и в обществах традиционного типа. Убеждаясь в удобстве использования новых, не известных их предкам, орудий труда и предметов личного потребления, люди быстро привыкают к ним, и всякое их исчезновение из своей жизни или уменьшение уровня их потребления уже рассматривают как снижение самого уровня жизни. (Хотя еще сравнительно недавно не только их предки, но и сами они, не подозревая об их существовании, вполне обходились без таких предметов и при этом ощущали себя в достаточной степени удовлетворенными). Тем не менее, в целом на протяжении эпохи традиционных обществ общий уровень запросов подавляющей части населения остается весьма низким, слабо, почти незаметно изменяясь с течением времени. Многие поколения живут в кругу практически одинакового набора потребностей. Во всяком случае, есть основания считать, что этот круг потребностей, скажем, у «среднестатистического» русского крестьянина конца XVIII века вряд ли резко отличался от комплекса потребностей, которым обладал его предок лет триста-четыреста назад. Помимо всего прочего, это определялось еще и крайне низким развитием коммуникационных сетей.

Положение коренным образом изменяется с началом индустриализации. Мы упоминали выше, что основные признаки индустриального общества проявляются в истории системно. Не менее связанную и цельную систему представляет собою, вероятно, и рассматриваемая нами совокупность социально-экономических законов. Так, расширение масштабов действия закона возвышения потребностей вызывается к жизни интенсификацией закона экономии времени: значительно удешевляются вследствие массовости производства многие виды потребительской продукции, не говоря уже о появлении на рынке множества неизвестных ранее ее видов. Именно вследствие удешевления товаров первой необходимости удешевляется и стоимость рабочей силы. В то же время совокупность этих процессов ведет к ситуации, которую К. Маркс называет абсолютным обнищанием рабочего класса.

Относительное обнищание пролетариата понять гораздо проще: оно возникает вследствие того, что темпы прироста доходов рабочего класса отстают от темпов прироста доходов буржуазии. Поэтому хотя в индустриальном обществе вроде бы действительно имеет место рост доходов «среднестатистического» рабочего, темпы этого роста все больше отстают от темпов прибылей, получаемых в целом классом буржуазии.

На протяжении жизни одного поколения появляется все больше и больше невиданных и неслыханных прежде видов потребительской продукции, а главное – они очень быстро превращаются в подлинные предметы первой необходимости.

Своеобразным символом этого могла бы стать деятельность Генри Форда, сформулировавшего в качестве миссии своего бизнеса создание автомобиля, доступного среднему американцу (вспомним знаменитую фразу Остапа Бендера: «Автомобиль - не роскошь, а средство передвижения»). Конечно, не малый вклад в создание такой ситуации вносит и реклама, но все же главная роль здесь принадлежит головокружительным темпам развития массового производства, то есть усилению действия того же закона экономии времени.

Итак, действие закона возвышения потребностей ведет к тому, что в индустриальном обществе стремительными темпами изменяются требования к качеству жизни практически во всех его слоях. И, вероятно, все большее место среди представлений об этом качестве занимает образование и повышение квалификации. На фоне повышающегося образовательного уровня друзей, сослуживцев, соседей и их детей «среднестатистический» обыватель уже начинает считать нормой получение более высокого уровня образования его детьми и повышение собственного образовательного и квалификационного уровня, повышение интереса к политике и к различным достижениям культуры. Таким образом, потребности интеллектуального развития и саморазвития все больше подпадают под воздействие общего закона повышения потребностей.

Таким образом, человеческое общество в результате промышленной революции переходит в качественно иное состояние, именуемое индустриальной цивилизацией. Скорость социальных изменений возрастает в колоссальной степени, учитывая, что объем их и качество резко возрастают, а время, в течение которого они протекают, сокращается до полутора-двух столетий.В то же время объективность требует обратиться и к негативным последствиям индустриальной революции. Нравится нам это или нет, но один из основных принципов диалектики гласит, что за все приходится платить. Наряду с бесспорными благами, которые принесла человечеству промышленная революция, она помогла появиться на свет (и тоже в колоссальных объемах) орудиям смерти, чья «производительность» тоже подпала под общее действие закона экономии времени. Да, в сущности, и сами блага оказались не так уж и бесспорны: стимулируя производство все больших и больших объемов продуктов и товаров, вырабатывая у потребителя привычку к благам и стремление к приобретению все большего их количества, эпоха промышленной революции подвела человечество к порогу катастроф планетарного масштаба. Если даже отвлечься от вполне реальной опасности самоуничтожения в термоядерном пожаре, то уже становится невозможным закрыть глаза на то, как ненасытный молох индустрии требует для своего пропитания все большего количества ресурсов – сырьевых и энергетических. И человек, вооруженный орудиями огромной мощи, предпринимает напряженные усилия, чтобы прокормить его, превращаясь в серьезный геологический фактор и рискуя подорвать саму основу собственного существования – природу. Другими словами, именно результаты промышленной революции, заставляют новыми глазами взглянуть на сущность социально-исторической эволюции.

В то же время этот возрастающий дефицит всех видов сырья, энергии (и даже – в определенном смысле – человеческих ресурсов), видимо, и послужил одним из главных факторов, обусловивших возникновение и развитие третьей из рассматриваемых нами революций – научно-технической. Уже первые ее плоды ощущаются как подлинное благо. Та часть человечества, которая проживает в странах, попавших в сферу влияния этой революции, кажется, навсегда избавилась от страха перед призраком голодной смерти, так долго маячившего на историческом горизонте. Население этих стран вообще в изобилии обеспечено продуктами первой необходимости (как, впрочем, и второй, и третьей). Но главное здесь состоит, пожалуй, в том, что наука, которая раньше была, скорее, бесполезной роскошью, нежели реальной необходимостью, превратилась в действительно производительную силу общества и поэтому стала рекрутировать в свои ряды все большее число людей. Доля населения, профессионально занятого наукой, растет. А это, в свою очередь, требует и соответствующего информационного обеспечения. Сама НТР расширяет для этого материальные возможности. Если промышленная революция прежде всего «удлинила руки» человека, во много раз нарастила его мускульную мощь, то НТР уже существенно расширила возможности человеческого интеллекта, создав машины, приспособления и приборы, практически неограниченно увеличившие емкость памяти и в миллионы раз ускорившие элементарные процессы переработки информации.

Это и создало предпосылки к тому, чтобы на мир обрушилась информационная революция. Завершив к началу 80-х годов массовое обновление основных фондов (ориентированное главным образом на цели энерго- и ресурсосбережение), экономика наиболее развитых стран сместила главный акцент на автоматизацию и компьютеризацию всех производственных процессов, в том числе и управления. Основой этого процесса становится электронная информация и развитие на ее базе автоматического производства.

Если попытаться сформулировать суть одного из важнейших аспектов этой революции, то он, видимо, состоит в том, что именно она превращает информацию (практически любую!) во благо, доступное для массового потребления – подобно тому, как промышленная и научно-техническая революция делают массово доступными материальные блага. Владение и пользование знаниями перестают быть привилегией избранных.

Зародышем, из которого пятьсот с лишним лет спустя вызрела информационная революция, был печатный станок Иоганна Гутенберга. До этого времени информация, то есть обмен сведениями, знаниями, хотя и играла очень важную роль в жизни человека, но сочилась по разрозненным каплям. Знания, умения и навыки передавались, главным образом, изустно и «вприглядку» - от отца к сыну, от учителя к ученику, от поколения к поколению. Чтение, т.е. процесс получения информации через материального посредника, носителя этой информации, зафиксированной в знаковой системе, было уделом сравнительно небольшой части человечества. Объективно, помимо прочих причин (таких, например, как дороговизна материала – вплоть до появления сравнительно дешевой бумаги) широкому распространению грамотности препятствовала слишком низкая производительность труда переписчиков книг. (Так что манускрипты и инкунабулы были раритетами не только сегодня, но и в саму эпоху их изготовления.) Именно печатный станок помог соединиться этим информационным каплям в ручеек – поначалу слабый, тонкий, но с течением столетий растекавшийся во все более полноводную реку.

Тем не менее, потребовалось полтысячелетия, прежде чем эта река разлилась в море и стала коренным образом влиять на все условия существования человечества, переводя их в качественно иное состояние, которое сегодня все чаще именуют информационным обществом (хотя в социологии при определении такого общества пока еще чаще употребляется термин постиндустриальное). Человеческая цивилизация обладает сегодня гигантским информационным потенциалом. Под информационным потенциалом мы понимаем совокупность всех знаний (независимо от того, были ли они когда-либо использованы на практике), накопленных за время существования homo sapiens.