Социология действующего права

Принципиальный разрыв марксистской теории права с юри­дической догматикой означает ее особый интерес к социологии действующего права. Исторический материализм — общая социологическая теория философского уровня — предполагает широкий философский и социологический подход к праву и его действию. Отсюда следует, что марксистско-ленинская общая теория права есть в то же время его философия и социология. Как было показано во введении, это означает, что она включает в свою область не только анализ позитивного (действующего) права, но и проблемы социально-философского уровня, а также конкретные социологические исследования^w.

Социология права в качестве философско-социологического подхода к праву, требующего выявления социального содержа­ния правовой реальности и ее взаимодействия с иными факто­рами общественной жизни, смыкается с общей теорией права, составляет ее органическую часть, столь же важную, как обще­философское осмысливание права и методология изучения пра­вовой действительности. Единство философского, социологиче­ского и позитивного подхода к праву, иначе говоря, единство основных элементов общей теории права, не исключает, конеч­но, возможности относительно самостоятельных направлений исследования правовой реальности, специфической проблемати­ки каждого из этих направлений. В целом марксистско-ленин­ская общая теория права только обогащается, если расширяют-

⁴⁵ Ленинское учение о демократии и законности и его значение для современности. Под ред. Д. А. Керимова, М. П. Лебедева и А. В. Мицкеви­ча. М„ 1973, с. 8.

⁴⁶ Вопросы специфики теории, философии и социологии права бурно об­суждаются в зарубежной юриспруденции (Rec'htstheorie. Frankfurt, 1971). Обстоятельную оценку состояния этого вопроса дал Г. Кленнер в жур­нале АН ГДР (Rechtstheorie. Beitrage zur Grundlagendiskussion. Wissen-schaft Akademie der DDR, 1973, 3, S. 254—258).

ся ее философские и социологические аспекты⁴⁷. Социологии права в виде определенного направления в марксистском изу­чении действия права при помощи специфических приемов комп­лексных конкретно-социологических исследований может быть представлена как на уровне общей теории права, так и на уров­не отраслевых юридических наук. На уровне общей теории наи­более существенной проблемой оказывается выявление социаль­ного механизма действия права и социальной эффективности правового регулирования с точки зрения наиболее общих и прин­ципиальных ее критериев.

Предметом конкретно-социологических исследований дейст­вия права являются не сами юридические нормы, субъективные права и юридические обязанности, а фактическое поведение-лиц, осуществляющих эти права и обязанности, лежащие в ос­нове их поведения потребности, интересы и мотивы, социально-психологические установки, преследуемые цели, играющие свою роль в принятии решений, социальные ценности и жизненный опыт, культура, профессия, связь с микросоциальной средой и т. п. При этом анализ может осуществляться применительно к малым и большим социальным группам формального и нефор­мального свойства. Результаты конкретно-социологических исследований подлежат теоретическому обобщению и не могут быть ограничены полученными эмпирическими данными. В на­стоящее время такие исследования имеют большие перспекти­вы, особенно благодаря новым и значительным возможностям, связанным с социально-математическими измерениями, разви­тием количественного анализа в социологии.

Вместе с этим нельзя полагать, что только конкретно-социо­логические исследования действия права или, как их теперь чаще называют, социально-правовые исследования являются единственным мостом, перекинутым от общественных отноше­ний к праву и от него к реализации юридических установлении в реальных отношениях. Известно, что принципиальная связь между правом и общественными отношениями была вскрыта марксизмом более 100 лет тому назад, когда никто не занимал­ся этими исследованиями в том виде, в котором они сейчас представлены. Для марксистской правовой мысли всегда было и остается характерным стремление связать право с реальными общественными отношениями. Можно утверждать, что марксист­ская социология права появилась раньше, чем наметилось увле­чение социологией в буржуазной юриспруденции. Вопреки мне­нию многих советских и зарубежных социологов права, есть основания противопоставлять социально-правовые исследования не любой общей теории права, а лишь теории права буржуаз­ной, отличающейся спекулятивным характером. В. П. Казимир-чук много сделал для развития марксистской социологии права

⁴⁷ Право и социология, с. 51

n советской юридической науке, но он ошибается, утверждая, что вне конкретно-социологических исследований социалистиче­ская общая теория права занимается лишь его нормативной стороной и что социальный механизм действия права может быть монополией лишь конкретно-социологического анализа. Некоторые наши юристы-ученые в самом деле склонны к юри­дической догматике, но нельзя считать, что только «опыты», проведенные социологами показали, что «действительный эффект правовая форма может дать только там, где имеется наиболее полное соответствие ее экономическим закономер­ностям»⁴⁸. В данном случае конкретно-социологический анализ только лишний раз подтвердил то, что марксистской теории известно давным-давно. Надо ли было для этого проводить какие-либо новые исследования? Тот же В. П. Казимирчук пишет, что формула «правовое регулирование», понятие его механизма, разработанное нашей общей теорией права, ограни­чивается сферой правовой надстройки и лишь постановка вопро­са о социальном действии права выводит исследователя за рам­ки правовой действительности, сталкивает с фактическими обстоятельствами и отношениями⁴⁹. И это утверждение неспра­ведливо. Концепция правового регулирования, разработанная в советской общей теории права, отличается от более поздней идеи социального действия права только тем, что предполагает изучение не любого влияния права, а изучение его специфиче­ски-юридического воздействия, связанного с наделением субъек­тов юридическими правами и обязанностями. Никто не будет спорить, что понятие социального действия права конструктив­но и особенно полезно для исследования общественных условий механизма правового регулирования, но к чему же отказывать родившей эту идею концепции правового регулирования в том, что она в науке заслужила?

Такие кардинальные проблемы, как соотношение права и экономики, права и политики, права и нравственности, постав­лены и успешно разрешаются марксистской общей теорией пра­ва, их принципиальное общетеоретическое решение является отправной точкой комплексных конкретно-социологических исследований, осуществляемых в советской юридической науке.

В настоящее время происходит становление социологиче­ского направления в советской науке права, направления важ­ного и полезного. Но именно это обстоятельство заставляет с особым вниманием отнестись к высказываниям, дающим принципиальную оценку собственных достижений и положения в общей теории права, на которую опирается это направление. Пока нет причин для того, чтобы особенно хвалить результаты конкретно-социологических исследований в области действия

⁴⁸ Право и социология, с. 68.

⁴⁹ См. там же, с. 65—66.

права. Нет причины и для того, чтобы советскую общую теорию права сводить к позитивистской юриспруденции, считать, что она занята только анализом правовой формы. Преодоление прежнего скептического отношения многих наших ученых к со­циологическим проблемам права, связанным с осуществлением современными методами конкретно-социологических исследова­ний, является велением времени, насущным и актуальным. Оно будет тем успешней, чем критичней отнесутся энтузиасты этого научного направления к его первым шагам и чем с большим уважением они воспримут все то, что было до них сделано в общей теории права. Не следует полагать, что такой подход диктуется только соображениями научной этики. Суть в том, что современная дифференциация теоретических знаний проис­ходит в тесной связи с их интеграцией и не может вести, как уже отмечалось, к исчезновению тех отраслей науки, от которых отпочковываются новые направления.

Однако возвратимся к интересующей нас социологии дейст­вующего права. Разрабатываемая на уровне общей теории, в свете задач, которые стремятся разрешить конкретно-социоло­гические исследования, она должна ответить по крайней мере на три вопроса: 1) что следует считать правом, об исследовании действия которого идет речь; 2) что надо понимать под соци­альным действием права и какова структура его механизма, а также внешняя среда, в которой механизм действия права функционирует; 3) что можно понимать под эффективностью. действия права, каковы главные показатели этой эффектив­ности?

Не ответив на перечисленные вопросы, трудно проводить конкретно-социологические исследования в сфере реализации правовых установлении в жизни общества, в деятельности субъ­ектов общественных отношений. Наше понимание права изло­жено во второй главе и здесь обратим внимание лишь на одно обстоятельство. По мысли ряда ученых, занимающихся конкрет­но-социологическим анализом, правом надо считать прежде все­го правовые отношения, иначе путь к исследованию действия права закрыт⁵⁰. С такой'постановкой трудно согласиться. Пра­вовые отношения являются формой реализации права, но не самим правом.- К тому же это не единственная форма осуществ­ления права.

Правовые отношения потому и являются одним из объектов конкретно-социологического исследования, что имеют, в отличие от собственно права (объективного и субъективного), поведен­ческое содержание, анализ которого может показать, насколько

⁵⁰ Завадский С., Подгурецкий А. Конкретно-социологические исследования функционирования права.— «Советское государство и право». 1969, № 11. А. Подгурецкий идет еще дальше, придавая особое значение изу­чению интуитивного права (Подгурецкий А. Очерки социологии права).

претворяется в социальной действительности то, что устанав­ливается с качестве системы норм и прав субъектов обществен­ных отношений. Если правоотношения и есть право, то сама проблема действенной реализации его в общественных отноше­ниях автоматически снимается. Ведь правоотношения—лишь по своей форме должное и возможное поведение, а по непо­средственному содержанию—это, как было показано, реальные действия их участников (в пределах прав и обязанностей, -закрепленных в тех или иных источниках права). Только фор­мально-позитивистский подход к правоотношениям может трак­товать их как область возможности, но тогда они не разновид­ность реальных отношений, а лишь некая конкретизированная конструкция тех же правовых норм. Правовые отношения необ­ходимо исследовать средствами современной научной социоло­гии, но это будет анализ одной из форм реализации объектив­ного и субъективного права. В методологическом плане уясне­ние сущности права и сущности правоотношения необходимо, в противном случае нельзя определить эффективность собствен­но права.

Теперь по поводу понятия социального действия права. Механизм этого действия включает всю совокупность взаимо­связанных элементов и процессов влияния правовой действи­тельности на существующий общественный строй. Уже упоми­налось, что нельзя сводить к правовому регулированию все фор­мы воздействия права на общественные отношения. Действие права включает общее закрепление социально-экономической и социально-политической структуры данного общества, которое достигается всеми средствами, присущими соответствующему историческому типу правопорядка. На уровне воздействия пра­ва на поведение людей оно, это действие, включает и так назы­ваемое информативное влияние. Между тем правовое регулиро­вание предполагает только то влияние, которое связано с наде­лением субъектов правоспособностью (правовым статусом), субъективными правами и юридическими обязанностями.

Юридический анализ социального действия права включает исследование соблюдения, исполнения • и применения правовых норм, использования прав и выполнения обязанностей, режима законности и правопорядка, правовых отношений, юридической ответственности за правонарушения, правосознания и правовой культуры, пропаганды права и правового воспитания. Механизм действия права может рассматриваться и в социологическом аспекте. Тогда имеются в виду (1) социальные условия, находя­щиеся вне правового механизма, социальная среда, в которой функционирует этот механизм, и (2) социальные факторы и про­цессы, органически включенные в сам механизм действия права.

В первом случае мы рассматриваем право и иные социаль­ные факторы в единой общественной системе. В плане общей теории примером такого исследования является материал, изло-

женный в начале этой работы (после введения). Право и иные социальные факторы могут исследоваться также в конкретно-социологическом плане — этому посвящены, например, главы VII—Х уже упоминавшейся нами монографии «Право и социо­логия». Во втором случае речь идет о той социальной действи­тельности, которой пронизаны само право и его реализация. Так, например, внутри механизма действия права происходит некий контакт между государственной волей и волей индивидов, к ко­торым обращена юридическая норма. Речь тут идет о социально-психологическом, социально-этическом и социально-политико-идеологическом содержании механизма действия права на созна­ние и волю индивидов (коллективов, классов, народа); если угодно, то и о социально-психологическом переводе экономиче­ских потребностей в категории правосознания, в юридические категории. При изучении этих проблем нельзя игнорировать то, что есть разница между закономерностями, предопределяющи­ми массовые социальные процессы, и закономерностями, детер­минирующими индивидуальное поведение⁵¹.

Внутри механизма действия права оказываются и определен­ные стороны политических и экономических отношений, те из них, которые в данной стране опосредованы правовой формой. Ведь действием права на поведение личности, больших и малых социальных групп не исчерпывается изучение социальных аспек­тов правового регулирования. До сих пор еще не решены неко­торые вопросы влияния права на политические и экономические отношения.

В находящейся внутри механизма действия права подсисте­ме «закон и государственная власть» хорошо понято воздейст­вие государственной политики на право и роль государствен­ной охраны норм права. Слабее вскрыто влияние права на госу­дарственную структуру и деятельность, на управленческие отно­шения. То, что дают в этом плане исследования в области науки государственного и административного права, традиционно, в какой-то мере формалистично. Значительные сложности пока остаются в теоретической интерпретации действия права на экономические отношения. Проблема опосредования правом эко­номической структуры, хотя бы и в ограниченных рамках меха­низма действия права, ожидает своего дальнейшего изучения.

Перечисленные социальные аспекты самого механизма дейст­вия права, социальной ткани, пронизывающей правовое влияние на общественные отношения, могут изучаться как в общетеоре­тическом плане, так и в конкретно-социологическом аспекте.

По существу дела никакая теория механизма действия права не может отвлекаться от эмпирических данных, в то время как конкретно-социологические исследования эмпирического уров­ня всегда отправляются (должны отправляться) от некой тео-

⁵¹ Ядов В А. Социологическое исследование. М., 1972.

рстической гипотезы и должны обобщаться на достаточно высо­ком теоретическом уровне. Другой вопрос, что наиболее сложен сам процесс перехода от абстракций высокого уровня к эмпирии и от эмпирических исследований к теоретическому выводу. Тут масса опосредующих звеньев, не полностью изученных в каж­дой науке, в том числе и в юридической науке. Ясно, во всяком случае, что для правоведения эмпирические исследования, осу­ществленные специфическими средствами конкретно-социологи­ческого анализа, не являются единственным источником знаний о праве и его реализации в жизни общества.

Юридическая практика прошлого и настоящего составляет в каком-то смысле исторический эксперимент, социальный опыт десятков и сотен лет, который так или иначе отражается в чело­веческом сознании, духовно усваивается и, в том числе и в логи­ческих категориях юридической науки и общей теории права в частности. И если теперь благодаря применению количествен­ных методов и системному анализу современная научная социо­логия может доставить нам более точные знания, то из этого еще не следует, что подобные исследования можно абсолютизи­ровать. К тому же нет оснований ограничиваться социальным аспектом действия права.

Юридический и социальный аспект действия права подле­жит не только относительно самостоятельному анализу, но и непременному синтезу на уровне философского обобщения, свойственного марксистской общей теории права. При этом выяснение юридической специфики (анализ позитивно-право­вого материала) непременно должно исходить из социального понимания действия права, в то время как конкретно-социоло­гический анализ не может игнорировать специфику юридиче­ских проблем. Симптоматично, что в последние годы даже бур­жуазные теоретики, занимавшие крайне социологические или •сугубо нормативистские позиции, вынуждены признать полез­ность некоторого сближения этих направлений юриспру­денции ⁵².

Наконец, по поводу понятия эффективности права. В самом широком смысле вопрос об эффективности действия права смы­кается с проблемой действенности юридической формы в раз-

⁵² Так, Ф. Селзник пишет, что «связь социологии и права не может быть эффективной до тех пор, пока социологическое исследование не будет приме­нено непосредственно к изучению правовых проблем» (Социология сегод­ня. М., 1965, с. 153). С другой стороны, Г. Кельзен признает, что социология права может дополнить нормативную трактовку права (К е 1 s e n Н. Justice, Law and Politics in the Mirror of Science. Berkley, 1957, p. 270). Скромные успехи буржуазной социологии права и нормативистской концеп­ции права заставляют искать пути к их известному объединению... На какой основе может быть достигнут подобный альянс, трудно сказать. Однако не надо быть провидцем, чтобы констатировать происходящее сближение социо­логии и юриспруденции в рамках буржуазной науки (см. подр.: Щепань-с к и и Я. Элементарные понятия социологии. М., 1969, с. 12).

личных общественно-экономических формациях. Ответ на такой вопрос может дать лишь теоретический анализ всей историче­ской практики, и он совпадает по существу с оценкой значения, роли определенных типов права в социальном прогрессе. В об­щем виде можно утверждать, что степень действенности каждо­го типа права определяется характером господствующих произ­водственных отношений и их соответствием достигнутому уров­ню развития производительных сил общества. С этой точки зре­ния социалистическая правовая действительность обладает воз­можностями быть самой действенной, эффективной.

Однако проблема эффективности действия права чаще всего трактуется в более локальном виде. Тогда речь идет о правовой системе определенной страны в данный период, т. е. в некото­ром историческом срезе. Но и тут есть два аспекта вопроса. Достаточно широкий социальный аспект предполагает попытку выяснения всех форм влияния данной правовой действитель­ности на общественный строй, включая и область общего. закрепления юридической формой общественной структуры, условий нормального функционирования господствующего спо­соба производства.

Как и в первом случае, тут нельзя надеяться, что значитель­ную пользу могут принести лишь конкретно-социологические исследования. Больше можно от них ожидать при изучении эффективности действия отдельных норм (институтов) права на уровне регулирования ими поведения людей (их организа­ций) в общественных отношениях соответствующего вида. Это второй аспект изучения эффективности действия правовой системы определенной страны в соответствующий исторический период. Строго говоря, здесь будет идти речь об эффективности-правового регулирования, а не всех форм воздействия юриди­ческой формы. Именно о таком, сравнительно узком и специфи­ческом понимании эффективности права чаще всего и идет речь. в юридической науке. Поскольку без анализа эффективности правового регулирования, осуществляемого нормами (институ­тами), нельзя ничего конкретного сказать об эффективности права вообще, изучение этого вопроса имеет первостепенное значение, не говоря уже о том, что оно всегда имеет прикладное, чисто практическое значение. Об эффективности права в узком смысле и пойдет у нас речь в дальнейшем.

Юридически безупречно действие нормы права, когда она воплощается в реализуемых правах и обязанностях, которые ею предусмотрены. Однако юридическая и социальная эффектив­ность нормы права не тождественны. Социальная эффектив­ность предполагает достижение социально полезного результата при наименьших социальных тратах.

Можно сказать, что юридическая безупречность механизма действия права является лишь необходимой предпосылкой его социальной эффективности.

25t

В целом исследование действенности законодательства осу­ществляется либо в сфере его практической реализации самыми различными приемами и методами, либо проводится на основе социально-правовых экспериментов и теоретического моделиро­вания действия проекта закона. Эксперименты в праве прово­дить трудно, и они могут быть весьма ограниченными. Что каса­ется моделирования правового регулирования, то к нему наме­чаются сейчас лишь некоторые подходы. Таким образом, пока главный материал для суждений об эффективности дей­ствия норм права добывается только из их практической реали­зации.

В понимании социальной эффективности правовых норм существуют различные мнения. В большинстве случаев счита­ют, что основным мерилом эффективности реализующейся нор­мы является ее цель—насколько практическое претворение нормы способствует достижению целей, поставленных законо­дателем ⁵³.

Мы бы назвали эту позицию функционально-целевой. Досто­инство ее в том, что появляется возможность перейти от общих рассуждений к некоторому измерению соответствия результатов действия правовой нормы поставленным перед ней задачам. Подобное измерение осуществить не просто, не только потому, что нужно определить некие индикаторы, подлежащие кванти-фикации (шкалированию), но и потому, что всегда важно вычленить действие нормы из числа иных социальных факторов, способствующих достижению поставленной законодателем цели. Если такое вычленение будет удачным, тогда в какой-то мере применимы известные математические методы корреляции, дис­персионного и факторного анализа, теории игр и т. п.⁵⁴ Без подобного вычленения действия интересующей нас нормы суж­дения о ее действительной эффективности могут остаться весьма проблематичными.

Вычленение данной правовой нормы необходимо еще и пото­му, что без него невозможно сопоставить траты, связанные с действием нормы, с пользой, получаемой при достижении требуемого результата. Поскольку имеются в виду не только материальные траты, но и затраты человеческой энергии, вре­мени, возможные моральные и организационные издержки, то

^Самощенко И. С., Никитинский В. И. Изучение эффек­тивности действующего законодательства.— «Советское государство и пра­во», 1969, №8;Шаргородский М. Д. Система наказаний и их эффек­тивность.—«Советское государство и право», 1968, № 11; Конкретно-со­циологические исследования в правовой науке. Киев, 1967; Проблемы

•социологии права, вып. 1. Вильнюс, 1970; Человек и общество. Л., 1971.

⁵⁴ Количественные методы в социологии. М., 1966. Признавая воз­можным количественные выражения качественных состояний, надо иметь в виду, что на сегодняшний день математический аппарат разработан в ос­новном применительно к физическим явлениям и еще мало приспособлен для

-отражения социальных процессов.

соизмерение всего этого с социальным результатом действия нормы не может быть осуществлено только количественными методами. Известно, что цель никогда не может оправдать любые средства ее достижения, а "негодные средства в состоя­нии извратить и саму социальную цель, ради которой они при­меняются. Соотношение цели и средств ее достижения — про­блема этическая, политическая, а не только экономическая, и выразить ее абстрактной формулой почти невозможно.

Из отмеченного следует, что при всей перспективности коли­чественных измерений соответствия результата действия нормы права ее цели надеяться на одни лишь количественные показа­тели нельзя. Однако подобная существенная оговорка относится к любым исследованиям эффективности действия норм права и, собственно говоря, не является доводом против функциональ­но-целевого понимания эффективности права.

Функционально-целевая позиция имеет иной, свойственный только ей самой, недостаток. Суть в том, что действительно эффективной можно считать лишь такую норму, которая спо­собствует достижению объективно обоснованной цели. Дости­жение необоснованной цели—тоже результат действия нормы, но такой результат нельзя считать социально эффективным. Социально эффективной может быть лишь норма права, перед которой поставлена цель, достаточно верно отражающая объек­тивные потребности сохранения, функционирования, развития данной социальной структуры, а в конечном счете выражающая объективные закономерности, свойственные господствующему способу производства.

Иначе говоря, проблема эффективности реализации права в общественных отношениях оказывается связанной не только с выявлением социальных результатов действия нормы права, но и с исследованием тех социальных условий, которые вызвали эту норму и ее социальную задачу. Мы бы такую постановку вопроса об эффективности права назвали причинно-функцио­нально-целевой.

Важнейшими показателями эффективности нормы (институ­та) права являются: а) соответствие непосредственной социаль­ной цели законодателя объективным потребностям данного общества; б) оптимальность избранного масштаба поведения для достижения поставленной цели, возможность достижения этой цели юридическими средствами; в) соответствие средств достижения цели социальной ценности предполагаемого со­циального результата; г) минимальность социальных трат при максимальности социального результата; д) соответствие между .реальным результатом действия нормы и поставленной перед ней социальной целью.

В советской юридической литературе в последнее время •появился ряд исследований эффективности действия правовых .норм. К числу лучших специальных исследований относится

одна из первых монографии на эту тему — книга по трудовому праву В. И. Никитинского.⁵⁵

В буржуазных странах вопросами эффективности действия норм права занимается обычно так называемая эксперимен­тальная юриспруденция (мы не касаемся в данном случае спе­цифической области криминологии). Экспериментальная юрис­пруденция не ставит перед собой задачу выявления обоснован­ности целей законодателя. Более того, в ней реже всего идет разговор о социальной цели как таковой. Проблема эффектив­ности ею сводится к вопросу соотношения между правовой нормой и поведением субъекта, обладающего правами и юриди­ческими обязанностями. По существу дела речь идет лишь о юридической эффективности действия той или иной нормы. При этом даже не обсуждается вопрос, какие социальные силы желают данного поведения и в чем состоит классово-политиче­ская подоплека стремления обеспечить должное (возможное) поведение юридическими средствами и государственным при­нуждением. Вот почему обычная программа конкретно-социоло­гических исследований сводится тут к роли юридических санкций в обеспечении требуемого поведения.⁵⁶

Социология действующего права не замыкается проблемой эффективности действия норм права, хотя ее и можно считать стержневым вопросом этого направления исследований.

К числу проблем социологии действующего права относятся анализ процесса формирования объективного и субъективного права, влияния на него не только правосознания законодателей, но и судей, адвокатов, юрисконсультов, юристов-ученых, влия­ния общественного мнения и культуры населения, общественной психологии отдельных социальных групп и коллективов и в пер­вую очередь политики государственной власти и конкретных экономических факторов, а также господствующих нравствен­ных норм и ценностей.

Не менее важной проблемой социологии действующего права является изучение функционирования юридических учреждений» главным образом судебной и прокурорской деятельности, выяв­ление роли неюридических факторов в процессе применения права, форм социального давления на правоохранительные органы, исследование самого процесса принятия актов приме­нения закона и действенности тех или иных видов решений (приговоров), анализ влияния на эти акты общего состояния режима законности и уровня правосознания населения.

Исключительный теоретический и практический интерес

⁵⁵ Н и к и т и н с к и и В. И. Эффективность норм трудового права. М., 1971; см. также: Петров И. Н. Ответственность хозорганов за нарушение обязательств. М., 1974.

⁵⁶ См. напр.: My Philosophy of Law. Boston, 1941, p. 218—219;

Eckhoff. Sociology of Law in Scandinavia.—«Norms and Actions. National Reports on Sociology of Law». Hague, 1968.

может представлять изучение воздействия системы правовых норм на иные социальные институты и согласование их деятель­ности; актуальны конкретно-социологические исследования взаимодействия права и морали, законности и демократии не в статике (судя по нормам и провозглашенным принципам), а в динамике, в процессе реализации в практической жизни общества. Надо исследовать процессуальное право, его содер­жание, форму. Действие права и особенно его применение надо понимать как процесс. Если общее действие законодательства является по своей сущности социальным процессом воплощения его содержания в поступках и отношениях, который основывает­ся на информативно-духовном влиянии, протекающем вне ка­ких-то определенных рамок формального свойства, то правовое регулирование, осуществление прав и обязанностей юридиче­ского свойства в значительной мере регламентировано. В наи­большей мере это проявляется при применении права, при юрис-дикционной деятельности, связанной с разрешением споров о праве и с рассмотрением дел о правонарушениях.

Иначе говоря, одной из особенностей реализации права является то, что тут имеются определенные масштабы, нормы, шаблоны, которые используются для организации осуществле­ния права и его воплощения в общественные отношения. Л. Мейхью в определенной мере прав, когда пишет: «С социоло­гической точки зрения право должно пониматься как социаль­ный процесс, но все больше выясняется, что понять право как социальный процесс—значит понять функциональное значение правовых норм: как они проводятся в жизнь, как применяются, толкуются и в конечном счете через посредство шаблонов использования воплощаются в институциональную структуру общества».⁵⁷ И хотя автор напрасно считает социальным про­цессом само право, а не его реализацию, он верно подчерки­вает, что правовые нормы проводятся в жизнь, воплощаются в структуре общества (в общественных отношениях) через посредство так называемых шаблонов использования. Шаблоны использования предназначены для организации осуществления права и при определенных предпосылках обеспечивают его еди­нообразное понимание, толкование и применение, т. е. закон­ность. Будучи основаны на демократических принципах, шабло­ны использования правовых норм обеспечивают справедливое и гуманное применение закона, способствуют установлению по делу объективной истины, охраняют права граждан, исключая произвольное и противозаконное толкование закона органами юрисдикции и другими органами государственного аппарата.

О значении процессуального права в упрочении законности уже говорилось. Однако процессуальную форму реализации права нельзя сводить только к процессуальному праву, она

Американская социология. М., 1972, с. 233—234.

имеет свое социальное содержание. М. С. Строгович, например, пишет, что процессуальной формой надо считать «совокупность условий, установленных процессуальным законом для соверше­ния органами следствия, прокуратуры и суда тех действий, кото­рыми они осуществляют свои функции».⁵⁸ Видимо, речь идет о какой-то совокупности социальных условий, опосредуемых процессуальным правом. На содержание процессуально-право­вой формы обращают внимание С. С. Алексеев и В. М. Горше-нев,⁵⁹ последний подвергает специальному изучению процессуаль­ные формы правотворчества и правоприменительной деятель­ности.⁶⁰ Надо полагать, что процессуальная форма применения права появилась значительно раньше, чем форма правотворче-ской деятельности, исторически играла решающую роль в ста­новлении общих норм материального права (Рим). Она и в настоящее время сохранила свое первостепенное значение в обеспечении законности и правопорядка. И все же В. М. Гор-шенев имеет все основания обратить внимание на процессуаль­но-правовую форму правотворчества. Уже отмечалось, что вопросы законности имеют значение не только для исполнения закона, но и для порядка его принятия. Коль скоро процессу­ально-правовая оболочка наполнена всегда социальным содер­жанием, его надлежит тщательно исследовать, в том числе и с помощью методов научной социологии.

Со своей стороны добавим, что процессуальное право охва­тывает не только законодательную и правоохранительную деятельность государства, но также издание нормативных актов и их применение в области государственного управления⁶¹, т. е. охватывает все основные сферы государственной деятель­ности: законодательную, исполнительную и правоохранительную (судебно-прокурорскую). Особенность процессуальных правоот­ношений была выяснена в начале этой главы, и состоит она, в частности, в том, что социальное содержание таких отноше­ний полностью включает складывающиеся только на основе права фактические действия. Это обстоятельство придает кон­кретно-социологическим исследованиям правоотношений подоб-

^и Строгович М. С. Курс советского уголовного процесса, т. 1. М., 1968, с. 51. О гражданском процессе см.: Абрамов С. Н. Гражданский процесс. М., 1952; Ч е чин а Н. А. Нормы права и судебное решение. Л., 1961.

^Алексеев С. С. Социальная ценность права в советском обществе, с. 123—124; Горшене в В. М. Процессуальная форма и ее назначение.— «Советское государство и право», 1973, № 12.

⁶⁰ Г о р ш е н е в В. М. Способы и организационные формы правового регулирования в социалистическом обществе.

⁶¹ Салищева Н. Г. Административный процесс в СССР. М., 1964;

Сорокин В. Д. Административно-процессуальное право. М., 1972. О про­цессуальной форме государственного права см.: Ким А. И., ochobii'! В. С. Государственно-правовые процессуальные нормы и нх особенности.— «Правоведение», 1967, № 4.

ного рода свою специфику. Надо сказать и о том, что при всем значении изучения всех указанных разновидностей процессуаль­ных норм и правоотношений приоритетом должны пользоваться конкретно-социологические исследования судебной деятельности, ибо правосудие является и должно быть высшей юридической гарантией законности и правопорядка—оно для этого только и существует. Четко регламентированная процессуальная форма применения судами права настолько важна, что без нее самые лучшие нормы материального права окажутся бездействующи­ми, потеряют свою реальную социальную значимость.

В этом смысле есть доля истины в замечаниях, что мате­риальное право призвано обеспечить справедливость, а процес­суальное — безопасность⁶². Мы не думаем, что можно исследо­вать социальное содержание процессуально-правовых отношений вне анализа реализации с их помощью норм материального права. Таким образом, осуществляя конкретно-социологическое исследование судебно-процессуальных отношений, сталкиваются с тем, что его предметом оказывается как бы удвоенная юриди­ческая форма фактических отношений, направленная на обес­печение правопорядка, безопасности личности, общества и госу­дарства, путем разрешения судом конкретных уголовных и гражданских дел. Такого удвоения юридической формы нет, когда перед нами процессуальные правоотношения, опосредую-щие правотворческую деятельность органов власти и управле­ния. Наконец, при изучении деятельности правоохранительных органов нельзя избежать проблемы соотношения компетенции суда и прокуратуры с компетенцией законодательных и испол­нительных органов. Известную концепцию разделения властей марксистская наука отвергает, из чего не следует наше отри­цательное отношение к самому различию работы органов власти, управления и суда. Во всяком случае, для состояния законности и правопорядка это различие имеет большое значе­ние. Проблема не простая, но без ее соответствующей теорети­ческой интерпретации трудно составить удовлетворительную программу конкретно-социологических исследований.

Свои особенности будут у конкретно-социологических иссле­дований в области действия международного права. Сложность его социальной основы⁶³ и структуры⁶⁴ ставит тут специфиче­ские проблемы.⁶⁵ Главная из них состоит в верной научной интерпретации экономических, политических и культурных

"Radbruch Q. Grundzuge der Rechtsphilosophie. Leipzig, 1914, S. 9), 175.

^G3 Т у н к и н Г. И. Идеологическая борьба и международное право. М., 1967; Бобров Р. Л. Основные проблемы теории международного пра­ва. М„ 1968.

^Малинин С. А. Мирное использование атомной энергии. М., 1971.

^Баскин Ю. Я., Фельдман Д. И. Международное право. Про-" блемы методологии. М., 1971.

17 с. Л. Явич '?57

отношении между странами и народами. Представляется, что в современных условиях нельзя обойтись одними утверждения­ми, что международные отношения производны от производ­ственных отношений внутри участвующих в международных связях государств⁶⁶, заранее отвергающими мысль о том, что сейчас складываются (по крайней мере между определенными группами экономических национальных структур) своеобразные интернациональные производственные отношения первоначаль­ного характера. Скажем, можно ли применительно к мировой системе социализма сказать, что международные экономические отношения «не есть некая, хотя бы даже самая своеобразная разновидность первоначальных производственных отошений»?⁶⁷ И что тогда представляет план экономической интеграции госу­дарств, входящих в состав Совета Экономической Взаимопо­мощи? Не решив этих теоретических вопросов, трудно составить и осуществить программу сколько-нибудь крупного конкретно-социологического исследования международно-правовых отно­шений. К сожалению, содержание и форма этих правоотноше­ний в общей теории права не вскрыты, а наука международ­ного права продолжает сосредоточивать внимание лишь на юридических нормах.

"Бобров Р. Л. Основные проблемы теории международного права,

с. 18.

⁶⁷ Там же. Более верно ставят вопрос авторы книги: Международ­ное право. Свердловск, 1974.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

ПРАВОНАРУШЕНИЕ

§ 1. Социальная природа правонарушений

В общей теории права преступления и проступки объеди­няют общим понятием «правонарушение», что не исключает их значительного различия, но отражает нечто сходное, что свой­ственно любому нарушению права, влекущему юридическую ответственность и наказание. В первом приближении по поводу не единичных эксцессов, нарушающих право, можно сказать, что они уходят своими корнями в социальные условия жизни людей, порождающие как асоциальное поведение, так и способы борьбы с антиобщественными проявлениями. Успешное функ­ционирование производства требует в классовом обществе пра­вопорядка, нарушение которого есть произвол, от которого господствующие производственные отношения освобождаются благодаря средствам защиты со стороны закона и суда. Но этот произвол коренится в тех же условиях, что и существующее господство определенных отношений, против которого он на­правлен. Только идеализм может считать, что правонарушения порождены самим правом, что не будь господствующей воли в законе, не могло бы быть и ее нарушений. Это в полной мере относится к уголовному праву и в значительной степени к любой отрасли правовой системы. В «Немецкой идеологии» К. Маркс и Ф. Энгельс по этому поводу заметили, что только те, кто в праве и законе видят господство некой самодовлеющей всеобщей воли, могут усмотреть в преступлении простое нару­шение права и закона, «подобно праву и преступление, т. е. борьба изолированного индивида против господствующих отно­шений, также не возникает из чистого произвола. Наоборот, оно коренится в тех же условиях, что и существующее господство»'.

'Маркс К. и Энгельс Ф. Соч., т. 3, .с. 323. Интересно заме­тить, что классики марксизма часто проводят различие между юридическими и политическими преступлениями (см. там же, с. 331, 332, 333). Можно по­лагать, что первые являются действительно асоциальными, в то время как политические преступления направлены против существующей государствен­ной власти и на деле могут быть не произволом изолированного индивида, а объективно обусловленной и прогрессивной борьбой за новое общество.

Коль скоро сфера борьбы с преступностью для любой госу­дарственной власти актуальна, социологический подход к праву и правонарушениям начал проникать в юриспруденцию главным образом через криминологию, что убедительно показано Д. Хол­лом².

Некоторые системные представления и выводы о причинах антисоциального поведения были высказаны еще Ш. Монтескье и И. Бентамом, которые пытались интерпретировать правона­рушения и прежде всего преступность с точки зрения влияния на человека географической среды, климата, состояния его здо­ровья, хотя упоминали при этом и некоторые социальные фак­торы (видимо, как производные)³. Менее абстрактной и умозри­тельной была попытка 'А. Кетле, стремившегося использовать статистические данные, но и он главное внимание уделял влия­нию климата, пола и возраста, стоял на позициях вульгарно-материалистической физики⁴. Ч. Ломброзо в печально известной антинаучной теории врожденного преступника на первый план выдвигает антропологические (биологические и психобиологиче­ские) факторы преступности, а его последователь Э. Ферри пытается соединить антропологические, физические и социаль­ные факторы антисоциального поведения в единую классифика­цию⁵. В дальнейшем на криминологию оказал большое влияние фрейдизм, выдвигавший сексуальный момент на первый план причин, обусловливающих поведение человека.

Бесперспективность физико-природного, биолого-антрополо­гического, психо-сексуального объяснения человеческого поведе­ния, в том числе антисоциальных поступков, становится в XX веке очевидной даже для буржуазной науки. Восприняв механистическую теорию многофакторности, социологическая юриспруденция и криминология больше внимания уделяют ана­лизу общественных отношений. Однако и для них камнем претк­новения остаются объективные закономерности истории общест­ва, проблема отношений между личностью и обществом. Совре­менная социологическая юриспруденция и криминология, особен­но в США, базируется чаще всего на парсоновской ролевой кон­цепции личности и множественности факторов, определяющих развитие, сохранение и функционирование общества⁶. На Меж­дународном конгрессе сравнительного права в 1954 г. в Париже выступил Р. Паунд, который по существу исходил именно из этой концепции и призывал связывать право с некой суммой человеческих «разумных ожиданий в жизни цивилизованного об­щества при минимальных трениях и потерях», говорил о том,

² Н а 11 J. Studies in Jurisprudence and Criminal Theory. N. У., 1958.

³ Монтескье Ш. Избранные сочинения. М., 1956; Избранные сочинения Иеремии Бгнтама, т. 1. СПб, 1867.

⁴ Q u ё t e 1 e t A. Physique sociale. Bruxelles, 1869.

⁵ Ферри Э. Уголовная социология, т. 1. СПб, 1910.

"Parsons T. Sociological Theory and Modern Society. N. Y., 1967.

что «свободное самоопределение является высоко ценимым и исключительно разумным ожиданием, которое должно взве­шиваться при регулировании отношений в политически органи­зованном обществе этим политически организованным обще­ством» ⁷. Паундовские разумные ожидания вытекают из ролей, которые свойственны личности согласно парсоновскому функ­ционализму и мертоновской идее о том, что антисоциальное поведение возникает только тогда, когда существует расхожде­ние между декларируемыми в данном обществе потребностями и целями поведения и реальными возможностями их достиже­ния ⁸. В конце концов и теория Т. Парсонса, в свою очередь, зиждется не столько на признании многофакторности обстоя­тельств, предопределяющих поведение личности и ее отношения с обществом, сколько на постулировании решающего значения обстоятельств социально-психологического порядка, сильно на­поминающих дюркгеймовские коллективные представления, постоянно расходящиеся с социально-психологическими установ­ками индивидов. Социологический подход к праву, к преступ­ности, к трактовке факторов, обусловливающих поведение людей, оказывается в значительной мере подходом к обществен­ным явлениям с позиций субъективного идеализма прагматист-ского толка, претендующего на возвышение над материализмом и идеализмом, благодаря признанию жизненных фактов и кол­лективного опыта, но на деле не перешагнувшего черты сугу­бого эмпиризма и контовского позитивизма.

Мало помогает современным буржуазным концепциям обще­ства и поведения личности экзистенциализм Мартина Хайдегге-ра и Поля Сартра, дистрибутивизм Карла Поппера, теория персонализма Жака Маритена⁹. Во всяком случае, криминали­стическая наука Запада остается и сегодня на малоконструктив­ной и механистической позиции биолого-социологической или социально-психологической многофакторности '°.

Действительную социальную сущность правонарушения (в том числе и в первую очередь преступности) можно выявить лишь с позиций исторического материализма.

В развитии общества и в поведении человеческой личности решающее значение имеют социальные отношения, особые объективные закономерности, свойственные общественному дви­жению, в первую очередь—экономические законы, связанные с господствующим способом материального производства. Немыслимо понять поступки людей (правомерные и неправомер­ные) игнорируя совокупность объективно сложившихся произ­водственных отношений.

⁷ Цит. по Д. Холлу, см.: Hall J. Studies in Jurisprudence and Crimi­nal Theory, S. 135.

⁸ Социология преступности. М., 1966.

"ЯрошевскийТ. Личность и общество. М., 1973.

ⁱ⁰ Герцензон А. А. Введение в советскую криминологию. М., 1965.

Если социальный смысл правового регулирования заклю­чается в объективно необходимом закреплении соответствующих общественных отношений, то социальная сущность нарушений правопорядка коренится в тех же общественных отношениях, которые порождают поступки, так или иначе противопоставлен­ные господствующей системе общественных отношений и со­циальной форме их охраны. Не право рождает правонарушения, не географическая среда или антропология личности, а социаль­ные условия жизни людей вызывают антисоциальное поведение, требующее соответствующей реакции общества, в том числе и при помощи права. Разумеется, никто из марксистов не станет утверждать, что экономический фактор действует с фатальной определенностью на поведение каждой личности, что она лишена возможности выбора, а потому и не отвечает за свои действия. Однако в качестве особого социального явления антиобществен­ные эксцессы порождены самой структурой классового обще­ства.

f Социально-классовая природа правонарушений особо про­является в преступности. Обращая внимание на рост числа пре­ступлений при капитализме, К. Маркс писал: «Не следует ли серьезно подумать об изменении системы, которая порождает эти преступления, вместо того, чтобы прославлять палача, кото­рый казнит известное число преступников лишь для того, чтобы дать место новым?» " В. И. Ленин отмечал, что «в борьбе с преступлением неизмеримо большее значение, чем применение отдельных наказаний, имеет изменение общественных и полити­ческих учреждений» ¹². В другой работе он заметил, что «корен­ная социальная причина эксцессов, состоящих в нарушении правил общежития, есть эксплуатация масс, нужда и нищета их. С устранением этой главной причины эксцессы неизбежно начнут «отмирать». Мы не знаем, как быстро и в какой посте­пенности, но мы знаем, что они будут отмирать» ¹³.

Таким образом, общественный строй, базирующийся на общественном разделении труда, социальном неравенстве и социальной несправедливости, на эксплуатации человека чело­веком, на противоречии между общественными и личными инте­ресами, является главным источником антисоциальных эксцессов, плодит преступления, которые являются нарушением условий существования общества, каковы бы ни были эти условия ¹⁴.

Ясно, что в классовом обществе эти необходимые условия существования выражаются прежде всего в условиях существо­вания господствующих при данном способе производства инди­видов (групп, классов) ¹⁵ и что от государства до некоторой сте-

"МарксК.иЭнгельсФ. Соч., т. 8, с. 532.

¹² Л е н и н В. И. Полн. собр. соч., т. 4, с. 408.

¹³ Л е н и н В. И. Полн. собр. соч., т. 33, с. 91.

¹⁴ См.: МарксК.иЭнгельсФ. Соч., т. 8, с. 531.

¹⁵См.: Маркс К. и Энгельс Ф. Соч., т. 3, с. 45—46.

пени все же зависит, квалифицировать ли нарушения законов как преступления или проступки ^1в.

Подчеркивая социальный характер правонарушений, в том числе и преступлений, признавая, что их причины социальны, как и сама сущность нарушений норм человеческого общежития, надо все же признать, что в конкретных временно-пространственных границах и применительно к индивидуальному поведению ника­кие внешние условия, никакие дефекты социальной среды сами по себе, фатально не влекут противоправного деяния ¹⁷.

Вопреки концепциям бихевиоризма, вульгарно-материалисти­ческому пониманию влияния среды на индивида по принципу действие-реакция, социальные причины проявляются нетождест­венно в каждом отдельном случае. Правонарушение следует представлять не как механическое действие внешних условий и даже не как результат влияния этих условий через внутренние свойства личности, а как итог взаимодействия внешних и внут­ренних условий — социальной среды и личности ¹⁸.

Любое правонарушение, как и правомерное поведение, явля­ется актом внешне-объективированного характера, выражает отношение субъекта к реальной действительности, к другим лю­дям или организациям. Нельзя считать правонарушением (пре­ступлением) сами по себе мысли человека или его помыслы, пока они не нашли свою объективацию в поведении, в деянии человека.

Только проанализировав поведение субъекта, можно соста­вить более или менее точное мнение о его мыслях и чувствах, дать им определенную оценку.

К. Маркс писал, что нет иного мерила намерений лица, поми­мо содержания и формы его действий, что, помимо своих поступков, человек не существует для закона, а попытки реак­ционных властей ввести наказания за образ мыслей есть не что иное, как позитивно, законодательно санкционированный произ­вол ¹⁹. В иной связи В. И. Ленин также подчеркивал, что о реаль­ных мыслях и чувствах личностей можно судить только по одно­му признаку — по действиям этих личностей ²⁰.

Правонарушение—это определенное деяние, акт поведения находившегося под контролем воли и разума субъекта²¹. Деяние охватывает как активное действие, так и бездействие. В любом случае речь идет о волевом поведении как действии в «специфи-

¹⁶ См.: Маркс К. и Э н г е л ь с Ф. Соч., т. 13, с. 516.

¹⁷ Кудрявцев В. Н. 1) Причинность и криминологии. М., 1968, с. 74;

2) Социально-психологические аспекты антиобщественного поведения.— «Во­просы философии», 1974, № 1.

¹⁸ Долгова А. И. Криминологическое значение изучения личности пре­ступника.—«Советское государство и право», 1973, № 6, с. 91.

¹⁹См.: МарксК.иЭнгельсФ. Соч., т. 1, с. 120—122, 14.

²⁰ См.: Л е н и н В. И. Полн. собр. соч., т. 1, с. 423—424.

²¹ Иоффе О. С., Шаргородский М. Д. Вопросы теории права. М., 1960, с. 330.

чески человеческом смысле этого слова»²². Применительно к во­просам юридической ответственности за бездействие или дей­ствия, совершенные в состоянии физиологического аффекта, т. е. импульсивно, вопросы интерпретации волевого характера поведе­ния считаются подлежащими дальнейшим исследованиям. Но в общем можно согласиться с Б. С. Волковым, отметившим, что волевой акт является тем мостом, который соединяет внешнюю и внутреннюю сторону преступления, сознание и действие, что «именно благодаря волеизъявлению действие приобретает харак­тер человеческого поведения»²³. Поэтому «невозможно рассуж­дать о морали и праве, не касаясь вопроса о так называемой свободе воли, о вменяемости человека, об отношении между необходимостью и свободой»²⁴. При отсутствии свободы выбора, свободного волеизъявления не может быть и речи об упречности поведения, об ответственности. Но материалистический детерми­низм не исключает признания возможности волевого решения, выбора варианта поведения, не отрицает и ответственности за совершенные человеком поступки. В. И. Ленин писал: «идея детерминизма, устанавливая необходимость человеческих поступ­ков, отвергая вздорную побасенку о свободе воли, ни мало не уничтожает ни разума, ни совести человека, ни оценки его дей­ствий»²⁵. Полная независимость воли человека от среды —фанта­зия, свободное волеизъявление в пределах понимаемой необхо­димости — реальное положение вещей.

Наличие объективных закономерностей общественного разви­тия не обрекает людей на фатальные поступки, допускает в определенных ситуациях возможность сознательно-волевого выбора одного из нескольких вариантов поведения. На этом осно­вано регулирующее воздействие социальных норм, а также ответ­ственность за выбор правонарушителем того варианта поведения, который считается антисоциальным, вредным для данного общества.

Принцип детерминизма по отношению к индивидуальному поведению нельзя упрощать и сводить к характеру причинности, действующей в природе. Вот почему наивно выглядит давнее утверждение Д. Милля о том, что если знать в совершенстве человека и его побуждения, то можно предсказать его поведение «с такой же уверенностью, с какой предсказываем всякое физи­ческое явление»²⁶. К тому же надо иметь в виду и существенные изменения в понимании детерминизма в физике микромира, про­исшедшие в XX веке. Ныне ясно, что даже в природе законы

²² Рубинштейне. Л. Основы общей психологии. М., 1940, с. 4"i6.

²³ Волков Б. С. Проблема воли и уголовная ответственность. Казань, 1965, с. 10.

²⁴ Маркс К. и Энгельс Ф. Соч., т. 20, с. 115.

²⁵ Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 1, с. 159.

²⁵ Милль Д. Система логики силлогической п позитивной. М., 1914, с. 762.

макромира и микромира не тождественны. Теперь мы знаем и то, что закономерности индивидуального поведения (еще очень мало изученные) отличны от объективных законов развития мас­совых общественных явлений. Во всяком случае, при исследова­нии индивидуального поведения нельзя не учитывать диалектику взаимосвязи необходимости и случайности. В нашей литературе верно пишут, что «даже необходимость не означает неизбеж­ность, а возможность, превратившаяся в действительность, озна­чает не только необходимость, но может быть также и случай­ностью»²⁷.

Материалистическое понимание социальной действительности и поступков людей чуждо механистическому материализму II индетерминизму идеалистического толка. Поэтому советская юридическая наука отвергает как позитивистское, каузально-естественное определение человеческих поступков, по сути иск­лючающее признание человеческого выбора поведения, так и субъективистско-финальную трактовку поведения, в сущности отождествляющую действие с намерениями и желаемым резуль­татом.

По своему социальному содержанию правонарушения—это произвол изолированных индивидов, не единичные эксцессы, на­правленные против господствующих отношений, волевые деяния, которыми наносится или реально может быть нанесен вред дан­ному обществу. Асоциальность, общественная опасность или вредность составляют «материальное» содержание правонаруше­ний как особого социального явления. Юридическим выражением опасности или вредности поступка для данного общества являет­ся его противоправность.

В этой связи следовало бы сразу обратить внимание на то, что в условиях классово-антагонистического общества могут иметь место глубочайшие разрывы, существеннейшие несовпаде­ния между тем, что в действительности является антисоциальным и общественно вредным (опасным) деянием, и тем, что признано таковым в качестве противоправного поступка, ибо признание противоправности связано с существующим правопорядком в го­сударстве. Тут уместно привести положение марксизма о том, что наличие противоречия между личным (частным) и общест­венным (общим) интересом приводит к тому, что последний «в виде государства, принимает самостоятельную форму, ото­рванную от действительных—как отдельных, так и совмест­ных— интересов и вместе с тем форму иллюзорной общности»²⁸.

Одновременно важно иметь в виду, что интересы господствую­щих индивидов и классов способны олицетворять объективные потребности существующего способа производства, а государ­ство оказывается официальным представителем всего населения

^s7 И о ф ф е О. С., Ш а р г о р о д с к и и М. Д. Вопросы теории права, с. 341. ^:8 М а р к с К. и Э н г е л ь с Ф. Соч., т. 3, с. 32.

страны и вынуждено всегда осуществлять важнейшие для сохра­нения общества общие дела. К тому же нельзя упускать того, что объективное и субъективное право (а правонарушение явля­ется нарушением не только законодательства, но и правопоряд­ка, элементом которого являются и права субъектов) коренится в экономической потребности общественного порядка — формы упрочения любого способа производства, его ограждения от слу­чая и произвола. Иначе говоря, право и государство, используе­мые в своих целях господствующими классами, оказываются также специфическими социальными институтами поддержания общественности как таковой, вне которой невозможно производ­ство, а потому и существование человеческого общества, органи­чески связанного с трудовой деятельностью. Поэтому право и го­сударство осуществляют функции социального контроля над отклоняющимся от общественной нормы поведением, представ­ляющим опасность для всего социального организма.

Вероятно, ни одна правовая и политическая система не могла бы исторически длительно существовать, если бы она была по­рождена лишь узкоклассовым эгоистическим интересом мень­шинства населения, не выполняя при этом некоторых функций по сохранению классово-структурированного общества в целом, обусловленных в конечном счете объективными потребностями материального производства. В этом состоит тайна многовеково­го господства меньшинства над большинством населения страны, в этом же заложена историческая неизбежность гибели такого господства и создания коммунистического общественного само­управления в будущем, подготовленного становлением совершен­но нового способа производства, основанного на высшем развитии производительных сил общества и господстве коммунистической общественной собственности на средства (и орудия) производ­ства, которое исключит антиобщественные проявления в каче­стве особого социального фактора и приведет к тому, что они превратятся в редкие и легко устраняемые обществом эксцессы.

Социальная сущность правонарушения позволяет глубже понять общественную ценность и социальное значение правового регулирования общественных отношений, объективную потреб­ность в праве. Историческое становление человеческой личности и общества, развитие специфически человеческой общественности явилось решающим фактором возвышения людей над миром животных и покорения людьми стихийных сил природы, исполь­зования законов природы для удовлетворения своих жизненных потребностей. Уже в далекие времена совместная деятельность, элементы коллективизма и самодеятельности служили одним из средств выживания человеческих групп, развития производства и формирования человеческого разума, функционирования соци­альных отношений. Таким образом, по всей вероятности, общест­венное развитие почти с самого начала стимулировало у людей альтруистические качества характера в большей мере, чем такие

свойства, как индивидуалистический эгоизм и агрессивность поведения. Вот почему есть основание сильно сомневаться в том, что аморальность человеческих поступков коренится в генезисе людей. Напротив, миллионы лет становления человеческого общества и превращения человека в Homo Sapiens заставляют считать, что противоречие между личностью и обществом возни­кает позднее, с момента, когда социализация людей уже достиг­ла значительного развития и осуществлял-ась в особых общест­венных условиях, связанных с разделением труда и собствен­ности, с имущественным неравенством и появлением антагони­стических классов, с отчуждением человека от естественно-соци­альных условий его существования как общественного существа.

Если речь идет о психически здоровом человеке, то не его биологическая природа, не животные инстинкты, якобы постоян­но разрывающие узы социализации личности, а социально-клас­совая природа правонарушений (особенно преступности) объяс­няет сущность поведения, отклоняющегося от элементарных норм человеческого общежития. Антисоциальные массовые про­явления — результат тысячелетнего господства паразитирующего меньшинства и эксплуатации миллионных масс трудящихся, ре­зультат тех социальных условий развития общества, при которых стремление к самоутверждению и обеспечению оптимальных жиз­ненных условий индивида оборачивается в целом ряде случаев произволом и эгоизмом, извращенной установкой личности, про­тивопоставляющей собственные интересы (мнимые или реаль­ные) интересам целого класса или даже всего общества.

Преступность как фактор социальной жизни не является след­ствием вечного противоречия между биологической и социальной природой человека. Преступность —результат пороков общества, в котором есть социальное неравенство и несправедливость, клас­совые противоречия, нет гармонии между личным и обществен­ным интересом. В отличие от политической борьбы, преступления являются анархистским, индивидуалистическим, экстремистским протестом изолированных индивидов, не только не устраняющим пороки данного общества, но, напротив, так или иначе их усу­губляющим (тут имеются в виду юридические преступления и те из политических, которые действительно асоциальны).