Правонарушение — противоправное виновное деяние

Общественная опасность или вредность деяния для данного строя приводит к запрещению такового в законе под страхом наказания. Противоправность поступка оказывается объективной стороной состава любого правонарушения. Однако не каждое нарушение права и правопорядка является правонарушением, которое влечет юридическую ответственность. Иное означало бы сугубый формализм в определении понятия правонарушения да

и не соответствовало бы реальному положению вещей. Наруше­ния правопорядка могут быть настолько малозначительны, что не представляют собой общественной опасности и не причиняют серьезного вреда. Здесь оговоримся. В принципе любое наруше­ние закона является вредным для правопорядка, но не всегда настолько, чтобы должна была следовать юридическая ответ­ственность. К тому же бывает вынужденное нарушение правопо­рядка, продиктованное особыми обстоятельствами. Скажем, необходимая оборона или крайняя необходимость.

Правонарушение, его состав предполагают причинение опре­деленного вреда или достаточно реальную возможность такого причинения. В ряде случаев законодатель прямо связывает дан­ный состав правонарушения с наступлением определенных вред­ных последствий. Тогда противоправное деяние должно быть непосредственной причиной наступивших последствий. Противо­правность деяния, общественно вредные последствия и причинная связь между ними—элементы объективной стороны правонару­шения.

Важнейшим элементом субъективной стороны правонаруше­ния является вина²⁹. Без вины нет правонарушения, упречного поведения и не должно быть ни юридической ответственности, ни наказания. Вопреки имеющим место суждениям ³⁰, теория права не имеет никаких оснований оправдывать возможность привле­чения к юридической ответственности за совершение объективно противоправного деяния, даже в виде исключения. Можно пола­гать, что возникающие в советской юридической науке по этому вопросу дискуссии связаны с неточной терминологией некоторых нормативных актов, в которых повышенные юридические обязан­ности именуются ответственностью.

Вина—обязательный и решающий элемент субъективной стороны правонарушения. В государствах и в новое время подчас встречаются законы, предусматривающие юридическую ответ­ственность за невиновное причинение, за формально противо­правное деяние и даже санкционирующие объективное вменение. Однако с принципиальных позиций без вины нет упречного пове­дения, а потому и не должно быть наказания. Общественная опасность или вредность правонарушения проявляется не только в противоправности, но и в субъективной стороне правонаруше­ния, которая прежде всего характеризует отношение лица к со­вершенному деянию. Вина в виде умысла или неосторожности выражает психическое отношение лица к совершенному им дей-

²⁹ Теория государства и права. Отв. ред. Н. Г. Александров. М., 1974, с. 618.

³⁰ Там же, с. 629. См. также: Иоффе О. С. Ответственность по совет­скому гражданскому праву. Л., 1955. Критику позиции, признающей возмож­ность ответственности без вины по советскому праву, см.: Малеин Н. С. Имущественная ответственность в хозяйственных отношениях. М., 1968.

ствию (бездействию) и к его последствиям. Проблема вины составляет центральный вопрос субъективной стороны правона­рушения—отсутствие вины исключает или во всяком случае должно категорически исключать любой вид ретроспективной социальной ответственности, тем более ответственности юриди­ческой, связанной с государственным принуждением, с личными или имущественными лишениями по причине упречного поведе­ния. Отрицание значения вины для состава правонарушения, осо­бенно преступления, и для вопросов юридической ответствен­ности часто используется в классово-антагонистических форма­циях для теоретического и практического оправдания судебного произвола.

Психическое—область деятельности человеческого мозга, но оно непременно предшествует и пронизывает всю сознательную деятельность людей. Поэтому было бы неправильно не только отождествлять или противопоставлять психическое и внешнюю (физическую) деятельность, но и отрывать внутреннее решение от физического, в котором оно проявляется и воплощается, даже корректируется и уточняется.

Осуждению со стороны общества и государства может под­лежать лишь такое отношение субъекта к своему противоправ­ному деянию, которое выражено в форме умысла или неосторож­ности. Субъект, обладая свободой воли и выбора, может по-раз­ному относиться к своему действию (бездействию) и его резуль­татам, по-разному решать, как ему поступать при тех или иных обстоятельствах. Отрицательная оценка обществом (государ­ством) умысла и неосторожности как форм вины индивида свя­зана прежде всего с тем, что подобное отношение оказывается непосредственной субъективной причиной его общественно опас­ного или вредного деяния. Однако отрицательная оценка вины, трактовка вины в качестве условия юридической ответственности (наказания) обусловлена и самим социальным содержанием ви­ны—упречность такого состояния психики состоит именно в том, что вина является субъективной стороной противоправного дея­ния, т. е. юридического (классово-политического) выражения общественной опасности или вредности поведения. Если пойти дальше, то можно сказать, что упречность вины состоит в том, что это такое состояние психики, которое заключается в антисо­циальной установке личности, в отрицательном отношении к ин­тересам данного общества.

Сочетание объективной и субъективной сторон правонаруше­ния дает возможность учесть не только общую характеристику соответствующих деяний как противоправных, но и решать в каждом конкретном случае: в какой степени внешняя противо­правность поступка и его вредность (опасность) для данного общества выражают отношение нарушителя к этому обществу, его отрицательное отношение к общим интересам, а потому и его личную вину и ответственность. Противоправность характеризу-

ет с внешней стороны то, что является по существу своему антисоциальным (по крайней мере, с позиций господствующих в государстве классов). Вина (умысел и неосторожность) харак­теризует тот же поступок с внутренней стороны, раскрывая под формальными признаками правонарушения не только социаль­ную суть деяния, но и отношение к нему нарушителя правопоряд­ка. Разумеется, что не только закон, но и суд дают при этом оцен­ку деяния, не лишенную классовой позиции, а в оценке вины пра­вонарушителя узкоклассовая позиция может проявляться с наи­меньшими препонами. Этот узкоклассовый и часто произвольный подход к вине правонарушителя может быть преодолен лишь в обществе, где уже нет классовой борьбы и государство выра­жает интересы всего народа, т. е. при социализме. К тому же, и это главное, противоправность в таком обществе способна адекватно отражать реальную асоциальность правонарушения.

Суммируя отмеченное, можно сказать, что правонаруше­ние—это произвол отдельных индивидов, выраженный в каче­стве виновного противоправного деяния, опасного или вредного для данного общественного строя, и потому в первую очередь для интересов господствующих классов. Среди всех видов пра­вонарушений выделяются преступления, представляющие наи­большую опасность тем, что направлены против условий суще­ствования общества, "каковы бы ни были эти условия. К иным видам правонарушений относят административные, гражданско-правовые и дисциплинарные проступки.

Советская общая теория права еще не создала достаточно глубокой, цельной и убедительной концепции правонарушения. Единственной крупной научной монографией по теории интере­сующего нас вопроса является книга И. С. Самощенко. В каж­дой отраслевой юридической науке занимаются изучением пра­вонарушений, но заметный успех достигнут лишь в уголовном праве. Понятие преступления (и наказания) занимает в науке уголовного права одно из центральных мест, что обусловлено спецификой и задачами этой области правоведения. Если наука уголовного права традиционно развивает понятие преступления, то общая теория права можно сказать традиционно не занима­лась исследованием сущности правонарушений. В общей теории крайне сложно заниматься исследованием этого вопроса. Прежде всего в силу большого диапазона правонарушений (от убийств и грабежей до опоздания на службу), охватывающих несоизмеримые по социальной вредности нарушения. Другая сложность в том, что по мере развития общества изменяются многие составы правонарушений и их социальные причины, ха­рактер движения преступности и т. п. Законодательство каждого исторического типа государства устанавливает разные признаки тех или иных видов правонарушения. Казалось бы, можно не обращать внимания на законы страны и заниматься изучением одного лишь социального содержания правонарушений. Но ведь

без права нельзя провести четкую грань между отклоняющимся поведением и тем, что превращается в проступок или преступле­ние. Асоциальны и аморальные действия, многие из которых никто не решится назвать преступными. И как определить анти­общественность поведения, не считаясь с действующими в стране социальными нормами? С точки зрения реальной жизни, отсут­ствие заранее установленных формальных составов правонару­шений, за которые следует юридическая ответственность и нака­зание, привело бы к царству беззакония и произвола. Сведение правонарушения к его материальному содержанию с научной по­зиции означало бы игнорирование формы данного явления, вне которой не может существовать содержание. Идеологически такой подход прививал бы юридический нигилизм, мог бы слу­жить оправданием судебного и административного беззакония.

С другой стороны, было бы сугубым формализмом ограничи­ваться внешними признаками правонарушения. Разумеется, эти признаки (противоправность, виновность деяния) помогают отличить правонарушение от правомерного поведения, от не объ­ективировавшихся в действии (бездействии) помыслов и умона­строений, за которые нельзя наказывать, от случайно (невинов­но) совершенных нарушений объективного и субъективного пра­ва, правопорядка, от нарушений права несовершеннолетними и невменяемыми, не подлежащими юридической ответственности;

наконец, эти признаки позволяют отличить правонарушение от аморальных, но не запрещенных законом поступков. Однако формальные (внешние) признаки правонарушения не вскрывают социальной сущности и социально-классовой природы правона­рушений и прежде всего преступлений. Это подлежит научному анализу.

Представляется, что И. С. Самощенко верно поставил задачу:

«Теория государства и права не может свести свою работу к ком­пиляции выводов отраслевых дисциплин об отдельных видах правонарушений.Она должна прежде всего раскрыть социаль­ную сущность правонарушений. Но это только одна сторона де­ла. Исследование социальной сущности правонарушений должно служить более глубокому и правильному решению юридических вопросов, связанных с этим явлением. Поэтому в задачи науки теории... входит также раскрытие юридической формы обществен­ной вредности правонарушений, выявление необходимых элемен­тов их объективной и субъективной стороны...»³¹.

Несмотря на то, что общетеоретическая интерпретация право­нарушения встречает серьезные трудности, только на таком уровне есть возможность вскрыть глубинный социальный смысл этого явления. На более конкретном, особенно эмпирическом уровне юридическая форма и ее социальное содержание могут

³¹ Самощенко И. С. Понятие правонарушения по советскому законо­дательству, с. 5.

весьма часто не соответствовать друг другу. Как было ирониче­ски замечено, «само по себе право не только может наказывать за преступления, но и выдумывать их»³². Скорее всего тут речь идет не о правовой системе, а об отдельном законе государствен­ной власти, но от этого по смыслу ничто не меняется. Действи­тельно, и это уже было отмечено, осуществляющие государствен­ную власть могут при помощи закона отнести к преступлению такие деяния, которые вовсе не угрожают условиям существова­ния общества, и в состоянии «по закону» подвергать, например, административной ответственности за деяния, лишенные какой бы то ни было общественной вредности. Одновременно есть слу­чаи, когда по воле господствующих классов, государства явно антисоциальные проявления не только не пресекаются законом и судом, но даже, напротив, так или иначе поощряются. Только абстрагируясь в общей теории от отдельных случаев и выявляя лишь закономерную тенденцию, свойственную сущности преступ­лений и других правонарушений, можно раскрыть диалектиче­скую связь социального содержания этих явлений со свойствен­ными им юридическими (формальными, внешними) призна­ками.

Имея в виду это соотношение юридической формы и социаль­ного содержания, надо заметить следующее.

Во-первых, юридическая форма фиксирует в качестве право­нарушения только наиболее опасные или вредные для общества произвольные деяния и в первую очередь те, которые ставят под угрозу сами условия существования данного общества, предус­матривая за них наиболее жесткую ответственность в виде уго­ловного наказания. В этой фиксации играет роль не только объективная общественная опасность или вредность, но и непос­редственный классово-политический интерес, который только в общем и целом отражает объективный фактор и нередко мо­жет носить сугубо субъективистский характер. Нетрудно убе­диться в том, что юридическая форма наиболее адекватна соци­альному содержанию в периоды восходящего развития классо­вых общественных формаций и при демократических формах политической организации общества, в том числе его законода­тельной и судебной деятельности.

Во-вторых, наименьшую относительную самостоятельность проявляет юридическая форма при фиксации того, что есть пре­ступление, т. е. тех антисоциальных проявлений, которые пред­ставляют угрозу условиям существования общества. Состояние преступности в стране мало зависит от характера ее фиксации в юридической форме и представляет собой особое социальное явление, с которым любое государство вынуждено вести борьбу различными средствами, в том числе используя закон и суд, меры

^ М арке К. и Энгельс Ф. Соч., т. 13, с. 516.

уголовного наказания. Все, что ранее говорилось о социальной сущности правонарушений и их коренных социальных причинах, относится в первую очередь и главным образом к преступности. Именно в уголовной преступности, в тяжких уголовных преступ­лениях (грабежах, убийствах и т. п.) наиболее ясно выражены антисоциальный характер правонарушений, их общественная опасность и вредность.

В-третьих, самую малую долю произвольной фиксации анти­социальных проявлений имеет юридическая форма в области имущественных (экономических) отношений, вне зависимости от того, идет ли речь о признании деяний преступлениями или граж­данскими (административными) правонарушениями. Уже отме­чалось, что именно в этой области ранее всего появилась потреб­ность в правовой охране. Нарушение нормальных для данного способа производства отношений собственности и обмена всегда находило и находит в настоящее время самую быструю, четкую реакцию со стороны права. И можно, вероятно, сказать, что именно в сфере имущественных отношений юридическая квали­фикация и ответственность чаще всего наиболее адекватны соци­альному содержанию того или иного вида правонарушений, в том числе преступлений.

Наконец, в-четвертых. Можно с достаточной уверенностью сказать, что в сфере государственно-политических, администра­тивных отношений на юридическую фиксацию в наибольшей сте­пени влияют интересы правящих слоев и задачи поддержания соответствующего режима власти, классового господства. Часто устанавливаются такие составы преступлений против государ­ства, которые на самом деле не предусматривают действительно опасных для существования общества поступков и лишь подры­вают устои данной формы правления. Если эксплуататорская власть способна создавать составы ложных преступлений, то чаще и охотнее она прибегает к этому в борьбе против трудящих­ся, революционных движений, ссылаясь при этом на якобы суще­ствующую необходимость защиты общественной или националь­ной безопасности. Значительный субъективизм проявлялся в течение всей истории классового общества при юридических определениях административных и дисциплинарных проступков. Нередко, будучи предусмотрены нормами права, эти проступки по сути были лишены антисоциальной опасности, порождались самой государственной системой, навязываемой ею палочной дисциплиной, а то и прямым произволом должностных лиц, если их деятельность оказывалась бесконтрольной. С таким положе­нием можно столкнуться и в нашу эпоху в странах, где меньшин­ство господствует над большинством.

В целом можно сделать вывод, что юридическая форма выра­жения общественной опасности и вредности (противоправность, вина) в историческом и общесоциологическом плане так или ина­че отражает наличие асоциальных явлений, но отражает часто

в идеологически извращенном виде, находясь под непосредствен­ным воздействием практической политики данной власти в госу­дарстве. Следовательно, только в наиболее обобщенном виде пра­вонарушения (не как единичное нарушение, а как определенное явление в обществе), преступность (а не тот или иной состав и его нарушение), противоправность и юридически предусмот­ренная вина оказываются юридическим выражением обще­ственной опасности и вредности деяний, совершенных в клас-сово-дифференцированном и государственно-организованном обществе.

История подтверждает, что соответствие между юридической формой и ее действительным социальным содержанием всегда нарушалось во имя спасения и упрочения власти меньшинства над большинством. Лишь в социалистическом обществе складыва­ются предпосылки для того, чтобы юридическая ответственность возлагалась за действительно антиобщественные проявления. Если государство находится в руках народа, то и действия, на­правленные против него, подрывающие его устои, являются на­правленными против самого народа, носят антиобщественный характер. Исторические процессы сложны, и вовсе не всегда пути народов идут по восходящей линии социального прогресса, к тому же само понятие «народ» в разные эпохи имеет различное социальное содержание, а термином «враг народа» или «друг народа» подчас оперировали разнообразные общественные силы. Вот почему понятие общественная опасность является наиболее адекватным асоциальности, более точно выражающим со­циальную природу правонарушений, в первую очередь преступ­ности.

Какова социальная значимость юридической фиксации опас­ных и вредных для общества поступков? Она не однопланова. Во-первых, эта фиксация используется экономически и полити­чески господствующими классами для защиты своих интересов и подавления классового противника. Следовательно, оценка юридической фиксации зависит от того, какому классу и в каких исторических условиях она служит. Вместе с тем надо иметь в виду, что юридическая фиксация асоциального поведения является специфическим средством контроля общества над отклоняющимся от элементарных норм общежития деянием, ока­зывается инструментом сохранения и развития самих условий существования соответствующих социальных связей, вне которых не может функционировать ни один способ производства, ни одна цивилизация вообще. Важно учитывать и то, что фиксация со­ставов преступлений и других правонарушений, определение заранее мер ответственности способны до известной степени при иных благоприятных социальных условиях исключить личный произвол и ввести борьбу против нарушений правопорядка в офи­циальные рамки, служить гарантией против злоупотребления властью и силой.

Подлинно демократические принципы правосудия способны обеспечить процесс, при котором приговор (решение) основыва­ется на раскрытой по делу истине, а наказание соразмерно тяже­сти содеянного. Законность в стране может иметь место только, в частности, тогда, когда опасность и вредность деяния находят выражение в противоправности, в признании наказуемости соот­ветствующего поведения³³.