ИНФОРМАЦИОННАЯ И ЛОГИЧЕСКАЯ ПРИРОДА САНКЦИЙ ПРАВОВЫХ НОРМ
Неотъемлемым свойством права является его обеспеченность (гарантированность) силой государственного принуждения. Нет и не может быть в праве норм, которые так или иначе не были бы защищены силой государства. Поведение людей, не укладывающееся в модель, данную в праве, может быть силой государства «исправлено», возвращено в нужное русло. Конечно, взяв без четкого критерия какой-то отрезок текста нормативного акта и представив его как норму, трудно в любом случае логически «привязать» к нему санкцию (если это, например, указание на одностороннее право, дефиниция и т. д.). Но здесь все дело в том, что считать нормой. Если норма содержит указание на права и обязанности (что в действительности и имеет место), то санкцию «логически привязать» к обязанности не составляет труда.
Интерес же представляют два вопроса о санкциях. Первый состоит в том, как следует рассматривать санкцию — как элемент (составную часть) или атрибут нормы? Это тот вопрос, который явился одним из предметов дискуссии о структуре нормы. Второй вопрос — рассмотрение санкции как самостоятельного правила поведения. В первую очередь интерес представляет информационный аспект этих проблем.
Необходимо отметить, что первый вопрос носит в известной мере формально-логический характер, в то время как второй — касается скорее существа регулируемых правом отношений, системы адресатов правовых предписаний.
С формально-логической точки зрения формулировка санкции отлична от предыдущих двух элементов нормы — гипотезы и диспозиции. Между санкцией и предыдущими элементами нет логической связи. Более того, такой связи нет даже между нарушением диспозиции и следующим за этим наказанием78. Связь здесь чисто «нормативная», т. е. установленная по воле законодателя. Поэтому, кстати, неточными представляются распространенные термины «логическая норма», или «логическая структура нормы». Их применение оправдано лишь постольку, поскольку для обозначения смысловой связи понятий просто нет другого термина.
Представляется, что логическая разнородность санкции и иных элементов не позволяет считать санкцию составной частью, элементом структуры конкретной, отдельно взятой нормы права. Наверно, правильней было бы все же говорить о логической структуре права, памятуя о том, во-первых, что термин «логический» имеет здесь несколько иной оттенок, и, во-вторых, что формула «если — то — иначе» отражает, скорее, не правило поведения, а механизм правового регулирования. Удачным в этой связи нам кажется термин «логико-юридическая структура», предложенный В. К. Бабаевым79.
Далее. При анализе норм выясняется, что не все рассматриваемые элементы их одинаковы и по своим «регулирующим свойствам». Для условно взятого адресата (скажем, гражданина) собственно велением государства лично ему, т. е. в известном смысле «управляющим приказом», являются лишь гипотеза и диспозиция нормы в их неразрывной связи и единстве80. Они совместно ориентируют адресата и дают программу поведения. Именно эта информация, выраженная во фразе «при таких-то обстоятельствах поступайте так-то» (возможна и иная формулировка) является моделью поведения и тем самым «побудителем к действию», который в идеальном случае непосредственно «переводится» в реальное поведение. В случае правомерного поведения механизм реализации модели таков: при возникновении ситуации, описанной в гипотезе, диспозиция (программа поведения) в сознании адресата превращается в комагду, которую он и исполняет.
Сказанное не означает, что прогностическая информация, содержащаяся в формулировке санкции (так же как и позитивного результата поведения или его недостижения) не имеет для адресата нормы значения. Имеет и подчас огромное. Но такая информация не модель, не масштаб его поведения. Санкцию, точнее ее угрозу, можно, конечно, назвать «побуждением к действию», однако это побуждение совсем другого рода, так сказать, косвенное, в своем отношении к поведению как к таковому, опосредованное комплексом эмоциональных, психологических, оценочных и т. п. моментов. Если диспозиция и гипотеза — это описание, модель собственного поведения адресата, то санкция — лишь то, что надо «иметь в виду»81. Потому мы и именуем информацию, содержащуюся в формулировках санкций, прогно-
6 Заказ 2091 81
стической. Она, так сказать, «пассивна», не переводится в поведение. Образно говоря, она гласит «вот, что может быть, если не...»
Это различие в качестве, с одной стороны, сочетания «гипотеза-диспозиция», т. е. нормы, а с другой стороны, санкции, правильно подмечено сторонниками двух-звенной нормы, в частности С. С. Алексеевым, который образно именует двухзвенное предписание «живой», работающей частичкой правовой материи82. Действительно, модель правомерного поведения «работает», если предписание реализуется и санкция «молчит». Если предписание не исполняется, работает новое предписание, где санкция для одного адресата стала диспозицией для другого адресата (органа государства).
Выведение санкции за пределы структуры нормы не означает, что есть нормы права, не обеспеченные государственным принуждением, защитой и поддержкой. Известное ленинское положение, что «право есть ничто без аппарата, способного принуждать к соблюдению норм права»83, нужно понимать не только так, что государственной охраной обеспечено каждое веление государства, но и что это обеспечение отражено в праве в виде санкций, которые «обслуживают» все без исключения нормы права. Не может быть веления государства, ничем не обеспеченного. Если такого рода правила поведения есть, то они не являются нормами права. Выведение санкции из нормы, впрочем, не ведет к отрицанию^ обеспеченности всех норм силой государства. Санкцией обеспечены все нормы права, и это результат системности права, взаимосвязи и «взаимоподдержки» правовых норм.
Во взгляде на место санкций мы придерживаемся точки зрения упомянутых выше авторов, считающих санкцию атрибутом правовой нормы, хотя их аргументация несколько иная. «Атрибутивный» подход ценен тем, что он решает трудности как содержательного, так и формально-логического порядка, преодолевает некоторую односторонность как классической концепции трехзвенности, так и концепции двухзвенных предписаний.
Положение о том, что элементы структуры права «меняются ролями» в зависимости от точки зрения, с которой нормы рассматриваются, не вызывает сомне-
и I. £ ft ~"^ *"?; |
ний. Этот аспект правовых норм отмечен в ряде работ советских правоведов84.
Действительно, все адресаты правовых предписаний могут быть условно разделены на две группы: те, кому адресованы гипотезы и диспозиции регулятивных норм, и те, кто назначает или реализует санкцию. Конечно, и те и другие характеризуются так или иначе в зависимости от угла зрения. В то же время в этом аспекте наблюдается ряд интересных закономерностей.
В силу своеобразной «системности» адресатов правовых предписаний, когда, условно говоря, действующим субъектам соответствуют субъекты, контролирующие и исполняющие санкцию, система норм приобретает характер цепочки, или «лестницы», двухзвенных предписаний. «Сигналом» для реализации каждого следующего в этой цепочке предписания является нарушение предыдущего. Эта зависимость условно может быть продемонстрирована на схеме:
И Т.Д. | ||||||
/"*/niM | ||||||
д2 ^^ | С(ДЗ)| | |||||
. | И Т.Д | 1. | \ A3 | |||
\ | С(Д | ^ | ||||
Г2 | гг п | ^-\^^ | ||||
\ •, | IJ, | ' | \ / | ^2 | ||
J „ | С(Д | I1) | ||||
Г •?• | ' \ | \ А1 |
Г — гипотеза
Д — диспозиция
С — санкция
А — адресаты права
Из схемы следует, что, во-первых, санкция для предыдущего адресата—это не что иное, как диспозиция для адресата следующего уровня. В этом смысле информация, содержащаяся в санкции, перестает быть прогностической и становится программной, т. е. моделью поведения адресата, реализующего требования санкции. Во-вторых, предписание каждого следующего уровня «обрастает» целым рядом элементов информации. На-
6* |
пример, для суда первой инстанции (А') гипотезой служит не только описание состава преступления, но и субъекта, сроков давности и т. д., словом, всего того, что включено и в гипотезу для гражданина (А). Для суда кассационной инстанции гипотеза — все это плюс подведомственность суду первой инстанции, его действия и т. д.
Но интересно и другое. Нетрудно заметить, что представленная на схеме «лестница» предписаний (и адресатов) заканчивается по-разному, но всегда начинается с определенного первого звена (А). Очевидно, что этим звеном выступают, скорее всего, те адресаты, которые не являются представителями государства и не могут в силу этого назначать или реализовывать санкции. Видимо, по этому принципу (в ряду других) авторы концепций «двухзвенности» делят предписания на регулятивные и охранительные. С. С. Алексеев, говоря о гипотезах таких норм, в частности, пишет: «В регулятивных предписаниях к числу условий относятся в большинстве случаев такие юридические факты, как правомерные действия субъектов, юридические события. В охранительных предписаниях условием является то или иное нарушение правовых обязанностей — правонарушение»85. Причем интересно, что охранительных предписаний (и это видно на схеме) оказывается значительно больше, чем регулятивных (ср. А и Ai; A2; Аз и т. д.).
По отмеченным признакам в разряд охранительных попадают целые отрасли права (процессуальные, материальное уголовное и др.). Однако с содержательной точки зрения резкое разграничение регулятивных и охранительных предписаний не совсем верно. Существует целая группа общественных отношений, а также адресатов правовых предписаний, в отношении которых охранительные предписания выступают в качестве норм позитивного регулирования. Это, например, органы и лица, деятельность которых начинается и оканчивается в значительной степени в сфере противоправного поведения других лиц (это органы прокуратуры, милиции, суда и т. д.). В этих случаях эти органы и не затрагивают правомерное поведение: "вся «сфера деятельности» (и область, описываемая гипотезами адресованных им норм) — это неправомерное поведение. Относительный характер гипотезы, диспозиции, санкции позволял в предыдущем изложении анализировать механизм
^ воздействия правовой информации (норм) на поведе-Hf ние в принципе, т. е. отвлекаясь от различного положе-у ния действующих субъектов в «социальной иерархии». Ht Независимо от того, кем является данное лицо — граж-^ данином, покупающим товар, должностным лицом, при-
^нимающим на работу, судьей, рассматривающим дело, и т. д , оно в аспекте настоящего исследования являет-J ся прежде всего адресатом правового предписания, ко-4 торое имеет гипотезу и диспозицию, обеспечено санк-Ц цией на случай нарушения. Схема «адресат—закон— правоприменительный орган» не имеет жесткого содержания. Ее первый элемент может быть любым субъектом права.
Регулятивный характер охранительных норм обусловливает обилие правовой информации, «обслуживающей» эти нормы. Достаточно указать на процессуальные отрасли, которые (в определенном аспекте) конкретизируют и детализируют правила применения санкций.
За исключением некоторых специфических отраслей права, рассмотренных выше, в целом прогностическая информация (в частности, формулировки санкций) занимает в законодательстве гораздо меньший объем, нежели ориентирующая и программная (нормы позитивного регулирования). Многие санкции универсальны, их «набор» невелик, и поэтому обильна информация, содержащаяся не в самих санкциях, а в правилах их реализации.
Вообще «сцепленность» двухзвенных предписаний как основная структурно-функциональная характеристика права ярко иллюстрируется не только местом санкций в этой структуре, но и так называемыми поощрительными нормами (заранее оговоримся, что поощрение нельзя рассматривать как «позитивную санкцию»— это неверно по существу и бессмысленно по форме). Содержание и структуру поощрительных норм показал В. М. Баранов86. Применительно к этому виду норм классическая трехзвенная структура «не работает», здесь наблюдается «лестница» предписаний, где гипотеза и диспозиция меняются ролями: работник в соответствующих условиях (х) обязан выполнить определенную работу (р); он вправе и перевыполнить задание (p+Pi)> тогда у администрации появляется обязанность (либо право, либо и то, и другое) премировать этого
работника; перевыполнение — гипотеза новой нормы;
если администрация не поощряет работника, когда по закону она обязана это сделать, следует санкция в отношении администрации и т. д.
Прежде чем перейти к анализу ценностного и коммуникативного аспектов правовой информации, представляется необходимым суммировать изложенное в данной главе.
Регулятивное действие права, воздействие норм на сознание и поведение людей зависит от характера и содержания заключающейся в них информации, ее распределения по структуре права.
Правовая информация в целом касается ряда этапов и сторон поведения — от его формирования (выбора варианта) до завершения, реализации цели. Отсюда — три основные функции (вида) правовой информации, соответствующие «сферам неопределенности», связанной с поведением: ориентирующая, программная, прогностическая.
Эти функции, взятые безотносительно к конкретному лицу, не закреплены жестко за той или иной частью правовой материи—они взаимозаменяемы.
Применительно же к конкретному адресату они приобретают четко очерченное содержание. Ориентирующей для него является вся информация, содержащаяся в гипотезе норм, а также в нормах, адресованных не данному адресату, а иным лицам и не касающихся непосредственно его поведения. Программная информация—это диспозиция норм, адресованных данному лицу, где прямо (права и обязанности) или косвенно (в описательной форме) идет речь о поведении. Прогностическая—вся информация о последствиях поведения:
указание на позитивный результат деятельности, его недостижение или, наконец, санкцию.
Соответственно этим функциям, отражающим инфор-
мационную потребность адресата, последняя может 'строиться логически по иной формуле^ нежели известная формулировка нормы.
Выделение функций информации имеет не только теоретическое, но и практическое значение прежде всего для решения задач по созданию информационно-поисковых систем.
Вопросы об информационных структурах в праве и о структуре норм не совпадают полностью. В проблеме структуры нормы явно выделяются логический и «юридический» (т. е. государственно-властный, принудительный) аспекты. Анализ информационного и двух указанных аспектов приводит к выводу о том, что:
а) норма права двухзвенна, но гипотеза и диспозиция неразрывны: норма тождественна их единству;
б) норма — это властное веление государства, мера поведения; она содержит элемент долженствования, необходимости. В то же время это именно мера взаимного поведения людей, следовательно, она обязательно содержит явное или неявное указание на права и обязанности. Все остальные конструкции самостоятельными правовыми нормами не являются (например, дефиниции) ;
в) санкция обязательна для всех правовых норм, но в силу особой логической природы не входит в их структуру, а составляет их атрибут;
г) санкция всегда есть диспозиция самостоятельной нормы, вступающей в действие в случае нарушения «предыдущего» по цепочке (см. схему) предписания. В целом система правовых норм строится из комплексов двухзвенных норм, «обслуживающих» одна другую в случае нарушения. Эта система отражает динамику общественных отношений, системность всей совокупности адресатов, в частности функциональную взаимосвязь между различными звеньями государственного аппарата, включая правоохранительные органы, и гражданами;
д) формула «если — то — иначе» представляется теоретической конструкцией, отражающей, так сказать, принцип действия права на поведение, но не структуру нормы. К ней может быть применен термин «логико-юридическая» структура права.
Дата добавления: 2016-04-11; просмотров: 537;