ЭФФЕКТИВНОСТЬ ПРАВОВОЙ КОММУНИКАЦИИ

ФОРМА И СОДЕРЖАНИЕ ПРАВОВОЙ ИНФОРМАЦИИ

Восприятие и переработка правовой информации ад­ресатом, эффективность процесса правовой коммуника­ции во многом зависят от формы правовой информации.

Выделение в том или ином явлении формы и содер­жания во многом определяется контекстом, в котором это явление исследуется, и потому такое выделение но­сит отпечаток целей исследователя. «В известных отно­шениях и условиях содержание явления может высту­пать как форма, а форма — как содержание другого

явления»⁹⁹. Так, право может пониматься как особая форма общественных отношений, как самостоятельное явление, имеющее своим содержанием правила поведе­ния, а внешней формой—нормативные акты. Наконец, законодательство может рассматриваться как самостоя­тельное явление¹⁰⁰, имеющее своим содержанием нормы права, а формой — язык нормативного акта, и т. п. Пра­во предстает перед исследователем как явление много­аспектное, имеющее ряд форм и соответственно ряд со­держаний.

Формой считается относительно устойчивая структу­ра, связь, в определенном смысле—способ выражения элементов содержания. Форма закрепляет, фиксирует содержание, она в определенном смысле консервативна, содержание же более подвижно. Тем не менее содержа­ние «ближе» к сущности вещи, это развернутая, обога­щенная, конкретизированная сущность¹⁰¹.

В праве содержание не только выражает государ­ственную волю, но и включает то, что, собственно, воз­действует на поведение людей—правила поведения, ин­формацию о поведении. Поскольку эта информация оказывает свое воздействие на адресата, лишь оформив­шись в виде устойчивых, логически неделимых струк­тур-норм, последние и следует считать «внутренней» фор­мой права¹⁰².

Но на этом определение формы и содержания не

заканчивается. Рассматривая право как управляющую информацию, мы неизбежно приходим к новым форме и содержанию, которые отнюдь не -сводят к нулю все многообразие уровней формы и содержания права, а

лишь усложняют его.

Обратимся к трактовке философской категории

идеального и его материального воплощения в том ви­де, как она представлена в теории информации и кибер­нетике¹⁰³.

Информация—обозначение содержания, полученно­го из внешнего мира, образ действительности. В дан­ном смысле информация идеальна, материален лишь ее носитель—сигнал <код). Информация неотделима от сигнала, воплощена в нем, но в то же время инвариан­тна по отношению к нему. Отсюда следует, что формой информации является ее материальное воплощение— сигнал (речь идет скорее о внешней форме, так как внутренней формой сообщения следует считать, так

сказать, «структуру смысла»). Такое решение вопроса применимо и к праву, как к разновидности информации. Формой в указанном смысле является здесь форма вы­ражения правовых предписаний, т. е. словесное выра­жение, а содержанием — модель общественного отно­шения, закрепленная в предписании.

Однако и в информационной плоскости форма и со­держание права не однозначны. «Внутренней» формой можно считать структуру нормы или системы норм. В качестве внешней формы правовой информации можно рассматривать и структуру текста закона, имеющую под собой, несомненно, не только техническую, но и юридическую почву. В равной степени формой можно считать набор букв (знаков), грамматику и синтаксис нормативного текста вне зависимости от юридико-тех-нической специфики его построения.

Наконец, формой права можно считать, так сказать «юридический скелет» нормативного материала, а со­держанием — его «фактическое наполнение», тему нор­мативного акта.

Таким образом, в праве выделяются «этажи» формы и содержания. То обстоятельство, что форма каждого порядка имеет свое содержание, позволяет рассматри­вать соответствующие «этажи» права как относительно самостоятельные явления. В качестве таких самостоя­тельных, отдельных явлений можно рассматривать право, законодательство, язык закона и т. д. Лишь в единстве, взаимосвязи, взаимообусловленности формы и содержания право (на каком бы «уровне» оно ни рассматривалось) способно выполнять свои функции, быть качественно своеобразным явлением.

В этом смысле та незыблемая форма, которая, соб­ственно, и делает право правом, т. е модели поведения правилами поведения, есть логическая структура пра­ва, выражающая его государственно-властную, воле­вую, общеобязательную сторону. Законодательство как своеобразное, самостоятельное явление становится та­ковым, лишь когда нормы права обретают «плоть» в тексте, языке нормативного акта. В свою очередь язык нормативного акта (как самостоятельное явление) будет таковым, если сохранена грамматическая (пра­вильная) его форма (структура) и т. д.

Правовые предписания — разновидность социальной управляющей информации. Как инструмент управления

людьми правовая информация должна обладать рядом необходимых качеств. Но о социальной информации имеет смысл говорить лишь постольку, поскольку в на­шем поле зрения постоянно находятся субъект и объ­ект социальной коммуникации, иными словами, тот, кто производит и передает информацию, и тот, кто ее вос­принимает, перерабатывает и использует.

В определенной степени проблема коммуникации сводится к проблеме восприятия информации адресатом как необходимого условия управления. А для восприя­тия информации (и для понимания содержания) важ­ное значение имеет форма сообщения. «От того, как сформулирована государственная воля в праве, во мно­гом зависит эффективность ее осуществления, ее пони­мание исполнителями, соответствие их действий пред­писаниям права»¹⁰⁴.

Восприятие (понимание и т. д.) —тоже «многоуров­невый» процесс, и вопрос о том, какой из уровней фор­мы сообщения имеет главное значение для понимания сообщения, решается неоднозначно.

Специфика права как разновидности социальной ин­формации в значительной мере проявляется в характере воздействия права на сознание и поведение человека, в процессе восприятия правовой информации. Конечно, физическая структура психических и т. п. процессов восприятия и переработки правовой информации и других ее видов одинакова, но все же «многослойность» формы права имеет особое значение.

Выделение в праве нескольких уровней формы и содержания предполагает выяснение того, насколько каждый из уровней формы участвует в процессе вос­приятия и переработки правовой информации, в какой степени определяет результаты этих процессов.

Подробное и специальное рассмотрение этих вопро­сов большей своей частью выходит за рамки теории ин­формации и тем более правоведения, оно относится ско­рее к области психологии восприятия. Тем не менее мы считаем возможным высказать некоторые общие поло­жения.

Очевидно, что первой формой, обусловливающей прием сообщения, является его языковая (или иная символическая) оболочка. В плане технико-юридиче­ском эта проблема выступает как язык нормативного

акта. Язык, знак—необходимое условиене только уз­навания текста, но и понимания его содержания.

Для понимания текста имеет значение не только зна­ние символов (букв, знаков), но и определенные сведе­ния относительно его содержания (так сказать «старая информация»). В праве это проявляется особенно на­глядно, так как правовая информация значительно от­личается в этом смысле от других видов информации— научной, эстетической и т. д.

Право содержит правила, нормы, модели поведения. Оно говорит о том, как должно, дозволено или запре­щено поступать в реальных жизненных, т. е. в силу это­го уже известных ситуациях. Правовая программа спо­собна выполнить свое назначение постольку, поскольку правило в сознании человека соотнесено с реальной ситуацией (моделируемой в гипотезе нормы).

Как известно, в процессе правотворчества на язык нормативных актов обращается большое внимание. Закон должен быть понятен, доступен «среднему» (в смысле интеллекта, образования) человеку. Эта проб­лема приобретает особое значение в аспекте социали­стической законности.

Язык законодательства является специфическим по построению и выступает как бы промежуточной (по сложности) формой между научным изложением пра­вовых вопросов и популярными брошюрами на право­вые темы. «Если законодатель стремится показать, в чем состоит сущность преступного, то он в отличие от ученого-юриста не должен давать дефиниции преступ­ного, а должен показывать, какие жизненные ситуации безотносительно к индивидуальным их проявлениям яв­ляются преступными»¹⁰⁵. Упрощенная форма той же информации—конкретные примеры преступного в худо­жественной литературе, популярных брошюрах и т. д.

По отношению к этой языковой форме правовая ин­формация, как отмечалось, инвариантна. Одно и то же содержание может быть передано разными способами. Например, запрет совершать определенные действия может быть выражен словами или дорожньгм знаком. Восприятие и понимание (при условии знания симво­лики) от этого не страдают.

Следовательно, на ближайшем уровне восприятия важна не столько «внешность» сообщения, сколько со­хранение структуры знаков и их соотношения, а также

правильного соотношения знаков и значения (синтак­сис и семантика).

Однако 'в действительности, как отмечалось, дале­ко не во всех случаях (и даже пе в большинстве) пра­вовые предписания «извлекаются» из текста законов и иных нормативных актов. Отдельная норма или сис­тема норм (в адекватном пли искаженном виде) может, по-видимому, восприниматься и закрепляться в со­знании людей по элементам ^информации, почерп­нутым из различных источников (печать, радио, общение с другими людьми, личный опыт и на­блюдения) и в разнообразных сочетаниях. Отсюда — ограниченная роль текстуальной формы правовой ин­формации в процессе воздействия норм права на созна­ние и поведение людей.

Сказанное в меньшей степени относится к особой категории адресатов — должностным лицам, которые специфическую (адресованную им) правовую инфор­мацию извлекают преимущественно из текстов законов, инструкций, разъяснений и т. д

Проникая несколько глубже в процесс восприятия правовой информации, можно обнаружить следующий уровень формы нормативного сообщения, по отношению к которому инвариантность содержания существенно ограничивается. Речь идет о построении текста норма­тивного акта не в грамматическом или синтаксическом, а в смысловом отношении. Это относится к распределе­нию норм по статьям, к формулировкам статей, к соот­ношению общих и специальных норм, дефинициям и т. д.

Построение «нормативного произведения», располо­жение в нем норм права, дефиниций, призывов, прин­ципов—это один из уровней внешней формы права или внутренняя форма (структура) его законодательного выражения. Эта форма уже более стабильна, чем сим­волическая, она определяет более глубоко механизм восприятия и переработки информации. Эта форма мо­жет быть искажена (окажем, нарушена логическая стройность изложения), но такое искажение уже не све­дет возможность восприятия к нулю, а лишь затруд­нит его.

Устойчивость элементам логической структуры права придает их внешнее оформление в том виде, в котором правовая информация «преподносится» адресату. Это и предпосылка «распознавания» нормы, как веления госу-

дарства, в тексте нормативного акта. В основе четкого расположения элементов правовой информации «по ад­ресам» лежит способность каждого из них служить «опознавательным знаком» всей нормы, алгоритмом восприятия и переработки всей относящейся к ней ин­формации, первым звеном информационной логической цепочки, тянущейся от фактов реальной действитель­ности через требования права к поведению. «Опозна­вательный знак» нормы, то, что позволяет получателю отождествить информацию с действительностью, не юридическое (право, обязанность и т. д.), а фактиче­ское, предметное содержание фразы текста или, говоря проще, то, о' чем идет речь в данной фразе. Поэтому смысловой единицей яорм.ативного акта является фра­за правового текста, нашедшая свое выражение в . статье (части статьи, абзаце, пункте) нормативного акта.

В целом право, как и его отдельные элементы, но­сит алгоритмический характер—предписываются «ша­ги» поведения, .протекающего в определенных услови­ях и ведущего к соответствующему результату. Однако человека окружает такое обилие объектов и отношений, что весьма нелегко отождествить «реальную» (жиз­ненную) массу информации с алгоритмом правовых предписаний, опознать и сравнить шаги, требуемые пра­вом, со своими предполагаемыми шагами поведения. «Чтобы сделать предписание «ясным», необходимо, в первую очередь, исходя из способностей и возможностей системы-исполнителя, сделать эти шаги явными, постро­ить предписание из. операций, обусловливающих местные, локальные, а не глобальные изменения объектов, с указанием, в каком порядке выполнять операции...»¹⁰⁶, и, добавим, давая «координаты» системы-исполнителя •на 'каждом шагу ее поведения с тем, чтобы предоста­вить ей возможность «опознать», квалифицировать си­туацию, сориентироваться в ней.

Опознание «правового образа» реальной ситуации состоит в отождествлении каких-то ее параметров с теми, которые предусмотрены правом, в выделении

юридически значимых признаков, сторон конкретного отношения.

Эту роль и выполняют детали текста нормативных актов. Если отношение, внутри которого развивается поведение субъекта, характеризуется рядом парамет­ров, каждый из них находит свое место в отдельном

информационном сообщении, выделяющемся в осмыслен­ной фразе текста, привязанной по смыслу к норме в целом (,и к другим нормам). «Необходимость четкого всестороннего регламентирования данных отношений, предусматривающего особенности конкретной фактиче­ской ситуации, ведет ,к тому, что законодатель наряду с основной нормой формулирует предписания, которые призваны уточнить отдельные стороны и детали регу­лирования, его особенности в зависимости от конкрет­ных фактических обстоятельств» (курсив наш. —

Ю. К.)¹⁰⁷.

Можно полагать, что в действительности нередко эти «отдельные стороны и детали» и выступают предме­том неопределенности для конкретного субъекта. Если в праве 'основная норма, отражающая, так оказать, су-щество отношения, «обрастает» конкретизирующими моментами, то в действительности, т. е. со стороны ад­ресатов, картина может быть обратной. Первым звеном информационной цепочки может оказаться именно де­таль .регулирования, а за ней «вытягивается» вся ос­тальная информация, основная норма и т, д. Поэтому ,.' в тексте нормативных актов информ1ация группируется % предметно, позволяя устранить минимально возможную "'"'' (на данном уровне поведения) неопределенность, по одной детали отношения восстановить его в целом.

Если обратиться, скажем, к нормам, регулирующим отношения по усыновлению (например, гл. 12 КоБС РСФСР), то видно, что каждый из «параметров» от-, ношения (т. е. возможное поведение каждого из субъ­ектов, участвующих в отношении), будь то согласие .родителей, детей или супругов на усыновление, регист­рация усыновления, тайна усыновления, изменение фа­милии и т. д., является как бы опознавательным знаком каждой из норм и как следствие этого выводится в заглавие статей.

В статьях, разделенных на части, элементами ин­формации выступают уже эти последние, представля­ющие собой законченную мысль, устраняющие неопре­деленность в каком-либо вопросе.

Таким образом, требования удобства, простоты и целенаправленности правового регулирования ааставля-ют .компоновать и внешне (словесно) оформлять нормы права по их информационному значению, по функциям информации. Это—'процесс приведения «идеального»

8 Заказ 2091 113

алгоритма в соответствие с возможностями управляе­мой системы и реальной обстановкой.

На уровне отраслей законодательства изложенное также .находит свое .подтверждение. Для формирования новых отраслей законодательства (например, воздуш­ного, водного, о науке, о здравоохранения) характерно использование традиционных юридических конструк­ций, норм и других элементов, наполнение их новым содержанием, специфичным для данной сферы челове­ческой деятельности. Таковы, например, традиционные конструкции договора, обязательств из причинения вре­да, понятие ответственности и т. д.

В принципе, для регулирования отношений в лю­бой области достаточно абстрактных, «универсальных» традиционных юридических конструкций, понятий и норм. Однако новые сферы деятельности (особенно та­кие, как 'воздухоплавание, освоение космоса, новые •направления медицины) настолько богаты новой, ори­гинальной информацией, что старый алгоритм в чистом виде может оказатья неэффективным. Для того чтобы найти юридически значимые признаки, взятые из тра­диционных отраслей, в совершенно новой сфере отноше­ний, необходимо, чтобы это новое, особенное, нашло отражение в законодательстве. «Опознавательным зна­ком» нормативных предписаний комплексных отраслей служит специфика деятельности — для законодатель­ства о здравоохранении это «медицинская» сторона, о науке и технике—«техническая» 'и т. д.¹⁰⁸. «Старая» и «новая» информация вместе образуют цельный и доста­точно эффективный инструмент управления. Эта ин­формация материализуется в законодательстве и, в частности, в кодифицированных актах.

Наконец, выделим последний уровень формы пра­ва—его специфически юридическую форму, которая тем не менее оказывает существенное (подчас решаю­щее) влияние на процесс восприятия, понимания и ис­пользования правовой информации (здесь затрагива­ется уже прагматический аспект). По отношению к ло­гической структуре нормы, структуре юридических кон­струкций и т. д. содержание (модель поведения) инва­риантностью уже не обладает. Логическая структура норм—единственная и незыблемая форма правовой информации, которая делает 'право правом, а не просто набором сведений. В прагматическом отношении лишь

такая логическая структура права, отражающая его государственно-властную природу, принудительный ха­рактер и т. д., создает возможность не просто понима­ния адресатом того, о чем идет речь в нормативном акте, но и логической мыслительной обработки этой информации, ее соотнесения со своими целями и ин­тересами, предпосылками, содержанием и результа­тами своего поведения.

Анализ уровней формы в праве (правовой инфор­мации), особенно языковой формы, находит свое прак­тическое применение в создании информа.ционно-по-иокового языка по законодательству, способного аде­кватно отражать как «поверхностные», языковые, так и более глубокие логические связи в праве¹⁰⁹.

С точки зрения эффективности коммуникации, вос­приятия информации важно, насколько полно форма выражает содержание. Поэтому проблема избыточности правовой информации, анализу которой посвящен следу­ющий параграф, может быть приблизительно охаракте­ризована как проблема избыточности формы по отноше­нию к содержанию.