СОЦИОКУЛЬТУРНЫЙ ПЛЮРАЛИЗМ — РЕАЛЬНОСТЬ XX В.

Основная проблема при попытке определить характер взаимо­отношений между государством и гражданским обществом возника­ет из-за того, что понятие «гражданского общества» имеет два ас­пекта — политический и социальный. Непонимание этого обсто­ятельства длительное время способствовало тому, что «большое» общество, государство, рассматривались как политические образо­вания, а гражданскому обществу в качестве особого социального образования вообще отказывали в праве на существование. И даже в 1690 г. Дж. Локк в труде «Второй трактат о правлении», одна из глав которого названа: «О политическом или гражданском обществе», отличает гражданское общество от других общественных форм, — семьи, рода, цеха, — по тому признаку, что последние не являются политическими образованиями. Для него политическое и граждан­ское общество суть одно и то же и противопоставляются естествен­ному состоянию человека: «...когда какое-либо число людей так объединено в одно общество, что каждый из них отказывается от своей исполнительной власти, присущей ему по закону природы, и передает её обществу, то тогда и только тогда существует политиче­ское, или гражданское общество... Цель гражданского общества состоит в том, чтобы избегать и возмещать те неудобства естествен-

Государство и гражданское общество... 161

ного состояния, которые неизбежно возникают из-за того, что каж­дый человек является судьей в своем собственном деле» '.

Только в XVIII в. в работе А. Фергюсона «Опыт истории граж­данского общества» и в статьях А. Гамильтона и Дж. Мэдисона, опубликованных в «Федералисте», намечается разрыв между поли­тической и социальной сферами при рассмотрении общественных образований. Гамильтон и Мэдисон соглашались, что общество поч­ти всегда было расколото на «фракции», т. е. группы, отстаивающие свои специфические интересы. Однако наличие этих групп вовсе не следует рассматривать как отрицательное явление, ибо оно свиде­тельствует о плюрализме интересов и ценностей. Гамильтон пола­гал, что сильное республиканское правление, обладающее иммуни­тетом к непостоянным страстям демократического большинства, сумеет удержать фракции под своим контролем и пресечь возмож­ные беспорядки. Мэдисон был убежден, что единственный способ обуздать фракции — это, во-первых, открыто признать их существо­вание и, во-вторых, поддерживать баланс различных, но в равной мере законных интересов. Как только любой фракции предоставля­ются такие же законные права, что и остальным, гарантией безопас­ности общества становится их многообразие. В самом деле, чем больше фракций, тем труднее им объединиться в одну крупную группировку, способную представить угрозу для общества. Управ­ление обществом должно обеспечивать равную защиту интересов всех социальных групп². Таким образом зарождается традиция рас­сматривать гражданское общество как совокупность различных со­циальных групп, противостоящих произволу государства. В этом смысле гражданское общество ближе к человеку и защищает его права.

XIX и XX вв. не внесли ясности в статус гражданского общества и его структуру. Под ним понимают или просто человеческое сооб­щество, или те формы социальности, которые оказывают влияние на политику, или оппозиционные государству общественные группы. В это же время ставится и получает первые концептуальные решения проблема взаимоотношения между гражданским обществом и госу­дарством. В большинстве европейских стран гражданское общество

' ЛоккДж. Два трактата о правлении // Локк Дж. Соч. В 3 т. М., 1988. Т. 3. С. 312. ² Федералист: Политические эссе А. Гамильтона, Д. Мэдисона и Д. Джея. М., 1993.

162 Гражданское общество: истоки и современность

рассматривалось как оппозиция государству, ибо деятельность по­следнего зачастую сводилась к грубому вмешательству в частную и корпоративную жизнь граждан. Политическая традиция англосак­сонских стран, напротив, рассматривает гражданское общество и государство как взаимодополняющие друг друга силы. Поэтому по­нятие гражданского общества утратило там свое специфическое значение.

Неоднозначным является и ответ на вопрос о том, что возникло раньше — государство или гражданское общество? В англосаксон­ских странах, в Швейцарии гражданское общество предшествует государству, а в большинстве западноевропейских стран, на Востоке и в России гражданское общество рождалось и рождается в настоя­щее время в жесткой борьбе с государственными институтами. Крайние позиции в этом вопросе представлены в учениях о государ­стве и праве И. Канта и Г. Гегеля. Кант расширил понятие граждан­ского общества до общества граждан мира, а Гегель утверждал, что государство представляет из себя действительность нравственной идеи и является высшей формой организации общества.

Можно выделить следующие характерные особенности граж­данского общества:

— Оно представляет из себя совокупность социальных групп, каждая из которых является и центром социальной власти;

— Каждая из ассоциаций, входящих в гражданское общество, стремится к полной или частичной автономии от государства;

— Говорить о существовании гражданского общества можно лишь в том случае, если политическая и социальная сферы общест­венной жизни отделены друг от друга. Государство по преимущест­ву решает политические проблемы, а гражданское общество пред­ставляет из себя среду, в которой протекает повседневная жизнь людей;

— Гражданское общество формирует основные нравственные добродетели людей, способствует выработке цивилизованного пове­дения и социальной ответственности;

— Водораздел между гражданским обществом и государством проходит не по характеру жесткости в организации общественной жизни, а по размеру организуемого социального пространства: госу­дарство формально перекрывает своим влиянием все общество, а гражданское общество представляет локальные, местные интересы.

Государство и гражданское общество... 163

Таким образом, можно сделать вывод, что классическая полити­ко-правовая теория знает три модели взаимоотношения между гра­жданским обществом и государством:

— Государство берет на себя и функции гражданского общест­ва, делая последнее просто ненужным. Это имеет место в том слу­чае, когда политическая и социальная сферы не обособлены друг от Друга;

— Гражданское общество является средоточием оппозиции го­сударству и настроено враждебно по отношению к существующим властным структурам;

— Гражданское общество и государство взаимодополняют друг друга через разделение политических и социальных функций.

Смысл гражданского общества заключается в том, что оно сни­мает напряжение между государством, локальными социальными группами и индивидами, неизбежно возникающее по мере расшире­ния общественного пространства и углубления социальной диффе­ренциации. Это напряжение вызвано тем, что в большом и разно­родном обществе труднее добиться соблюдения принципа социальной справедливости из-за коллизии общих и частных инте­ресов. Несправедливость влечет за собой ослабление общественной солидарности и, как закономерное следствие, усиление государства, институты которого рассматриваются в качестве единственной це­ментирующей силы общества. В этих условиях различные общест­венные ассоциации, образующие гражданское общество, берут на себя заботу о распределении основных жизненных благ, делегируя государству задачу обеспечения общественной целостности.

Модель, в которой государство и гражданское общество сотруд­ничают друг с другом, считается наиболее оптимальной, однако ус­ловием её действенности является относительная однородность ин­тересов и ценностных установок индивидов и социальных групп:

различия между ними не должны иметь принципиального характера. В этом случае существует возможность выработки удовлетворяю­щей всех участников социального действия формулы общежития. Но исторический прогресс, среди прочего, проявляется в плюрали-зации социокультурной жизни, в углублении различий, в появлении новых границ между культурами и внутри них. Постепенно этот процесс приводит к формированию качественно новой исторической эпохи, онтологию которой определяет радикальный плюрализм со-

164 Гражданское общество: истоки и современность

циальных и культурных форм. В философии истории эта эпоха по­лучила название «постмодерна», а главной её проблемой оказался кризис универсальной солидарности, которая стала проблематичной из-за того, что в одном жизненном пространстве очутились индиви­ды, социальные и культурные группы, считающие свою особость, уникальность, инаковость главной ценностью, формирующей инди­видуальную и групповую идентичность. Любые попытки поставить под сомнение значимость ценностей, на которых выстраивается эта самобытность, выглядят как покушение на святая святых — право на различие, на свой особенный образ жизни, а посему квалифици­руются как несправедливость. Классические общественные институ­ты, призванные организовывать социальное пространство и обеспе­чивать оптимум справедливой солидарности, утратили свою силу. В первую очередь это относится к государству.

Ситуация социокультурного плюрализма порождает новую мо­дель взаимоотношений гражданского общества и государства: ло­кальные социальные и культурные группы фактически берут на себя функции государства, выступая в качестве центра не только соци­альной, но и политической власти. Государственное право теряет свою эффективность из-за того, что защищаемая им «средняя» нор­ма справедливости не устраивает никого из субъектов социального действия. И напротив, обычное право и другие структуры граждан­ского общества берут на себя ответственность за все стороны жиз­недеятельности своих членов, гарантируя справедливое распределе­ние основных благ и обеспечивая общественную солидарность на локальном уровне. Такое положение чревато опасными последст­виями в мире, столкнувшемся с серьезными вызовами: экологиче­скими проблемами, порожденными определенным типом социально-политической и технико-экономической активности, неконтроли­руемым ростом народонаселения, расширением и умножением оча­гов национальной и религиозной нетерпимости. В этих условиях от всех участников общественно значимой деятельности требуется чувство ответственности за прямые и косвенные последствия того, что они делают. Такое отношение возможно лишь в том случае, ес­ли существует сознание причастности людей к единому целому, — человеческому роду, нации, локальной социальной группе, семье. Ответственность можно ощущать только перед теми, кто близок и дорог. Она предполагает единство «Мы», или, иными словами, со-

Государство и гражданское общество... 165

лидарность. Но эта солидарность и стала проблематичной в ситуа­ции радикального социокультурного плюрализма.

Проблема, таким образом, состоит в том, чтобы выработать ус­ловия возможности общественной солидарности, превосходящей размеры местных социальных и культурных образований. При этом принципиальным является вопрос о месте и роли государства в ре­шении данной проблемы. Камнем преткновения является отношение к самому факту культурного плюрализма: представляет ли он из се­бя позитивный факт или негативный? От оценки плюрализма зави­сит решение и заявленной проблемы, поэтому есть смысл несколько подробнее остановиться на причинах современного плюрализма и его последствиях.

Плюрализм можно определить как принцип, согласно которому на каждый существенный вопрос допускается возможность несколь­ких взаимоисключающих друг друга ответов. Оправданием этого служит то обстоятельство, что в основе каждого из таких ответов лежит свой особый способ существования, истоки которого теряют­ся в глубинах бытия и истории. Такой плюрализм не может быть сглажен или упразднен, он является абсолютным. Феноменальная действительность плюралистична потому, что она производив от субстанциальной плюральности.

Плюрализм на уровне определенного бытия проявляется в мно­жественности жизненных практик и связанных с ними символиче­ских форм, в многочисленности образов мира, культурных и пове­денческих различий. Знак, символ, слово не имеют одного истинного значения, а допускают множество равноправных интер­претаций. Окружающий нас мир не обладает, согласно плюралисти­ческому мировоззрению, изначальной жесткой связанностью и при­чинно-следственной заданностью. Он предполагает различные комбинации и в руках умелого строителя является благодатным ма­териалом для создания множества вселенных. Тем самым плюра­лизм свидетельствует о внешнем и случайном характере связей, су­ществующих в мире. Уильям Джеме считал, что плюрализму имманентно присущи компромисс и опосредование и поэтому он более демократичен, чем монизм: «Плюралистический мир более похож на федеративную республику, чем на империю или королев­ство. Сколько бы фактов вы ни собрали воедино, сколько бы эле­ментов вы ни соотнесли к какому-нибудь действительному центру

166 Гражданское общество: истоки и современность

сознания или действия, всегда останутся такие (факты. — С. Ч.), ко­торые сохранят свою автономию, отсутствуют и не сводятся к един­ству»' .

Наиболее заметен плюрализм в нормативной сфере, где он про­является в множественности различных способов и форм легитима­ции человеческих действий. Не существует поступков, которые бы­ли бы одинаково нравственными для всех субъектов социального действия.

Интерес к общефилософским аспектам плюрализма не случайно возник именно сейчас. Проблема плюрализма в концентрированном виде выражает большинство затруднений, с которыми сталкиваются современная социальная теория и практика. Плюрализм — это ре­альность нынешней социокультурной жизни во всех её проявлениях и на всех уровнях — от онтологического до феноменального. В плюралистическом мировоззрении действительность предстает как некое множество, которое нельзя непротиворечиво представить в теории и сложно упорядочить на основе общего правила. Выход со­стоит в том, чтобы или пытаться преодолеть плюрализм посредст­вом монистической теории, или смириться с фактом плюрализма, как это делает постмодернизм.

Главная теоретическая и практическая проблема, ассоциируемая с плюрализмом, состоит не в том, насколько правомерны утвержде­ния о множестве жизненных и дискурсивных практик, а в том, на­сколько значительны различия, лежащие в основе этого множества. «Достигают ли Неба» перегородки, разделяющие современные ре­лигии, или же они не настолько высоки, чтобы препятствовать диа­логу и выработке компромиссов? Действительно ли этнические и расовые различия настолько глубоки, что не дают возможности мирного бесконфликтного сосуществования разных этносов и рас в одном жизненном пространстве? Убедительный ответ на эти вопро­сы дает исследование истоков современного социокультурного плюрализма, предпринятое Максом Вебером в работах по хозяйст­венной этике мировых религий⁴. Ученый показал, что попытка обосновать единство мира на основе принципа рациональности, привела к противоположным результатам: рациональность во всех

Джеме У. Вселенная с плюралистической точки зрения. М., 1911. С. 178. * Weber М. Religionssoziologie. Bd. 1-3. Ttibingen, 1920-1921.

Государство и гражданское общество... 167

культурах выступает в качестве средства оправдания фундаменталь­ных специфических ценностей определенной культуры. Все люди являются не столько равными, сколько разными, ибо их образ жиз­ни, когнитивные структуры, политика и экономика базируются на метафизических и исторических ценностях, характерных только для определенных локальных культурных групп. Рациональность вы­ступает лишь в качестве средства, с помощью которого эти ценности эксплицируются в мире, но облик этого мира зависит от характера ценностей, а не от структур рациональности. Именно поэтому мы и имеем в итоге разнородную социокультурную реальность, делаю­щую невозможной социальное единство.

Можно выделить очень много признаков и свойств, по которым индивиды и социальные группы отличаются друг от друга: пол, цвет кожи, принадлежность к тому или иному этносу, язык, религия, ис­тория, экономические интересы, нравственные ценности и эстетиче­ские вкусы, гастрономические и сексуальные предпочтения. Чем выше уровень индивидуального и коллективного самосознания, тем более люди чувствительны к различиям. Это связано с тем, что именно на различии основывается идентификация объекта, т. е. вы­деление его из множества других объектов, установление его спе­цифики, оригинальности, самости. Повышение чувствительности к различиям ведет к появлению дополнительных идентификационных признаков и, как следствие, к углублению границы между индиви­дами и появлению новых групп идентичности. Этот процесс являет­ся закономерным.

Умножение различий как вследствие повышения чувствитель­ности людей, так и из-за объективных процессов дифференциации, способствует все большему раздроблению действительности на фе­номенальном уровне. Это проявляется в ухудшении среды обитания человека из-за несогласованности хозяйственной деятельности; в непрекращающихся войнах и военных конфликтах, в основе кото­рых лежат этнические и религиозные противоречия; в увеличении случаев немотивированного, на первый взгляд, насилия в экономи­чески развитых странах; в расширении атмосферы нетерпимости к любому различию, — от соседа, голосующего за другую политиче­скую партию, до случайного попутчика в метро, болеющего не за ту хоккейную команду.

168 Гражданское общество: истоки и современность

Существующие в настоящее время различия между индивидами и социальными группами можно свести в три группы:

— Различия, связанные с антропологическими особенностями;

— Культурные различия в самом широком смысле этого слова;

— Политико-правовые различия.

Эти группы различий реально существуют и воспринимаются участниками общественных отношений как свидетельства плюра­лизма жизненных форм, однако не все из них являются принципи­альными и, следовательно, не все имеют прямое отношение к обсу­ждаемой нами проблеме условий возможности социального единства в плюральной среде.

Под антропологическими различиями понимаются те многооб­разные расовые и этнические формы, посредством которых единая человеческая природа обнаруживает себя в мире. Цвет кожи, форма носа, разрез глаз, рост и пропорции тела, особенности психического склада и другие внешние признаки отличают не только одного ин­дивида от другого, но и проводят границы между большими груп­пами людей, отделяя китайца от француза, монгола от русского, представителя негроидной расы от европейца. Эти различия имеют природный характер и не могут быть проигнорированы, ибо с ними связаны различия языков, религий, ментальных структур, форм по­знания. Но они не являются основанием для препятствования кон­тактам в политической, экономической, религиозной и других сфе­рах. История последних столетий почти не знает крупных политических и военных столкновений, в основе которых лежали бы расовые или этнические предубеждения, и, более того, для XX в. характерны причудливые политические и экономические конфигу­рации, в которые объединяются страны, чье население принадлежит к разным антропологическим группам: Германия и Япония воевали во вторую мировую войну против США, СССР и Великобритании, а во времена «холодной войны» Советский Союз и Китай противо­стояли США, Японии, Турции и государствам Западной Европы. Это служит подтверждением того, что внешние антропологические различия не являются преградой для плодотворных контактов меж­ду отдельными людьми и целыми народами.

С вопросом о культурных различиях дело обстоит гораздо сложнее, прежде всего из-за неоднозначности и неопределенности самого понятия «культура». Каждая культура представляет собой

Государство и гражданское общество... 169

стратегию адаптации своего народа. Она включает в себя неизмен­ный набор стереотипов мышления и действий, которые базируются на одной или нескольких основополагающих ценностях и отличают одну группу людей от других. Таким образом, культура определяет­ся одновременно и позитивно, и негативно: она объединяет людей в устойчивые общности, но одновременно и отделяет одну группу от другой.

Представители различных обществ являются носителями раз­ных культур, они отличаются друг от друга своим мировоззрением, ценностями, навыками и предпочтениями. Поэтому с понятием культуры ассоциируются представления о границах, демаркацион­ных линиях, размежеваниях. В действительности при определении культуры эти два аспекта — разделительный и объединительный дополняют друг друга. Но именно различие является тем, что объе­диняет людей в одну культурную группу и отграничивает эту груп­пу от других групп. Как выразился Р.Рорти, это различие является той «стигмой», которая свидетельствует о принадлежности человека к определенной социокультурной группе⁵. Различие, инаковоеть оп-редмечиваются через форму культуры, члены которых идентифици­руют себя на основе принадлежности к определенной группе, а сами группы конституируются на основании фундаментальной ценности, вне которой существование группы теряет смысл.

Культурным может быть любое различие, которое для индивида и группы считается главным признаком идентичности. Раса, язык, пол, религия, профессия и другие факторы могут составлять основу культурного обособления. Один и тот же человек может принадле­жать к различным группам идентичности: негр и представитель анг­лосаксонского большинства США, живущие в Нью-Йорке, голосуют на выборах в парламент за демократическую партию, принадлежат к одной баптистской общине и болеют за одну бейсбольную команду. Но если негру-баптисту придется выбирать между белым баптистом и негром-католиком, скорее всего он предпочтет брата по крови.

Дробление, плюрализация культурных форм особенно показа­тельны для периодов социальных изменений, когда происходит раз­рушение одних форм идентичности и создание новых. Для отдель-

⁵ Рорти Р. Обретая нашу страну. Политика левых в Америке XX века. Пер. с англ. М., 1998. С. 90.

170 Гражданское общество: истоки и современность

ных индивидов примыкание к самобытной культурной группе явля­ется выходом из идентификационного тупика, ибо служит средством упрощения реальности. В постоянно меняющемся мире образование культурных групп представляется важнейшим средством самосо­хранения. Индустриализация, головокружительные темпы техниче­ского развития, часто неуправляемая глобализация капиталистиче­ской экономики и финансового рынка, вмешательство комму­никаций в нашу жизнь — все это разрушает не только каждоднев­ную материальную жизнь людей, но и их символическую систему координат. Поэтому бегство в свой собственный мир и поиски куль­турных или этнических корней выглядят попыткой поставить все на свои места. Людям нужно определить свою самобытность, потому что это упрощает жизнь и делает её более стабильной. Идентифика­ция через создание своей культурной группы выступает в качестве главного средства преодоления постмодернистского хаоса. Имми­гранты, женщины, глухонемые, представители сексуальных мень­шинств, приверженцы экзотических религиозных культов образуют свои замкнутые культурные ниши, чтобы защититься в них от жи­тейских невзгод.

Из имеющихся различий культурные различия представляются наиболее глубокими. Это последний оплот индивидуальности, вторжение в который рассматривается как покушение на самое со­кровенное и святое, что может быть у людей, — их право быть са­мими собой, не такими, как все. В отношении культур невозможны оценочные суждения: немецкая культура не может быть лучше или хуже французской, они — разные. Именно поэтому религиозные и этнические конфликты являются самыми жестокими, бессмыслен­ными и неконструктивными, ибо ни одна из сторон не может посту­питься своими принципами, рассматривая их как смысл своего су­ществования. И дело не в самих культурных ценностях, а в том, что они прямо связаны с распределением жизненных благ внутри одного социального пространства, т. е. влияют на характер справедливости.

В качестве примера культурного релятивизма можно взять от­ношение различных культур к полигамии. Если мы принадлежим к культурной традиции, осуждающей многоженство, то любые дейст­вия власти, направленные на недопущение практики полигамии, расцениваются нами как справедливые. Но существуют другие культуры, в которых полигамия считается не только допустимой, но

Государство и гражданское общество... 171

даже освященной практикой. Возникает вполне резонный вопрос:

«Должны ли мы пересмотреть свое отношение к моногамии ввиду того, что в других странах полигамия признана легитимной?» Чтобы избежать правовых и нравственных коллизий при поисках ответа на этот вопрос, необходимо признать, что однозначного решения не существует, ибо любая социальная практика оценивается по крите­риям той культуры, в которой она имеет место. Для одной культуры в силу обстоятельств, понять и артикулировать которые можно только в контексте этой культуры, полигамия является незаконной и несправедливой. А для членов другой культурной группы, чье кол­лективное представление об этических обязанностях формировалось под влиянием иных факторов, полигамия вполне легитимна и спра­ведлива.

Таким образом, можно сделать вывод о том, что не существует никаких причин утверждать, что наши моральные принципы, кото­рые мы получили вместе с нашей культурой, должны иметь значе­ние и для других культур. Культурный плюрализм не признает внешних критериев для облегчения выбора между той или иной ценностью, а исходит из того, что только находясь «внутри» культу­ры, люди в состоянии выбирать между конкурирующими ценност­ными представлениями, опираясь на господствующие в этой куль­туре коллективные убеждения. На сегодняшний день культурный плюрализм имеет статус онтологического плюрализма. Это означа­ет, что он является абсолютным и в отношении него невозможно выработать интегрирующую форму, некую «усредненную» культур­ную ценность. Р. Инглегарт объясняет усиление роли культур в со­временном мире тем, что повышение риска, рост насилия и в целом возрастание опасности актуализируют потребность людей в абсолю­тах. Когда человек постоянно живет в состоянии сильного стресса, ему необходимы жесткие, понятные в своей логике правила, роль которых выполняют культурные нормы⁶.

Политические различия составляют третью группу различий и, в отличие от культурных и антропологических, характерны для феноменального уровня социальной жизни. Разнообразие форм и способов осуществления политической власти и связанных с ними

⁶ Инглегарт Р. Культурный сдвиг в зрелом индустриальном обществе //Новая постиндустриальная волна на Западе. Антология. М., 1999. С. 258.

172 Гражданское общество: истоки и современность

аспектов общественной жизни позволяют говорить о политическом плюрализме как реальном факте. В идеале плюралистическое госу­дарство предполагает, что публичная власть надлежащим образом переходит к многочисленным группам, составляющим общество и органично дополняющим одна другую. Общественная политика вы­рабатывается и реализуется в процессе свободного взаимодействия этих групп, мирной конкуренции между ними, в результате чего возникает естественное равновесие удовлетворенных групповых ин­тересов. Основу политического плюрализма составляют заинтересо­ванные группы, претендующие на формирование своих центров вла­сти в обществе. Он предполагает равенство субъектов политической жизни, которое состоит в равенстве возможностей доступа к ресур­сам, необходимым для осуществления власти, и мыслится как сред­ство поддержки, создания, сохранения справедливости в условиях поликультурной среды. Политический плюрализм не может полно­стью «заместить» культурный плюрализм, но в состоянии транс­формировать его в более нейтральные формы.

Политический плюрализм свидетельствует о наличии граждан­ского общества в виде многочисленных ассоциаций. Ж.-Ж.Руссо считал появление последних событием, угрожающим общественной целостности: «Все политические сообщества состоят из меньших сообществ различных типов, каждое из которых обладает своими интересами и максимами. Но эти сообщества, которые реально ося­заемы, так как выступают для индивидов в качестве внешних, авто-ризированных, не являются единственными реально существующи­ми в государстве. У объединенных в группы индивидов могут быть и свои собственные постоянные или временные интересы. Влияние этих специфических интересов — не менее реально для бытия, а их взаимоотношения являются столь же существенными для познания. Это ассоциации, которые разнообразными путями модифицируют наличие общественной воли влиянием своей собственной. Воля этих сообществ всегда двояка: для членов ассоциаций — это общая воля;

для большего сообщества — это частная воля, которая очень часто рассматривается как правильная в первом случае и ошибочная во втором... Такой взгляд может быть выгодным для малого сообщест-

Государство и гражданское общество... 173

ва и невыгодным для большого» . Противоположную позицию в от­ношении политического плюрализма занимал А. Токвиль. В своем знаменитом труде «Демократия в Америке» он рассматривает появ­ление и умножение политических ассоциаций как гарантию против тирании большинства: «Не существует других стран (кроме США. — С. Ч.), в которых ассоциации были бы более необходимы для предотвращения деспотизма отдельной или судебной власти правителя, чем те, что организованы демократически»⁸.

Предпринятый выше экскурс в теорию и историю проблемы плюрализма позволяет говорить о том, что нынешний социокуль-турный плюрализм качественно отличается от плюрализма прежних эпох, в том числе и эпохи модерна. Постмодерное социальное про­странство «населено» социальными и культурными группами, фор­мально входящими в одно общественное целое, но фактически пред­ставляющими собой «государство в государстве». Абсолютность различий, проистекающая из-за несоизмеримости онтологических принципов, привела к появлению нового типа конфликтов, которые не могут быть преодолены привычными средствами и способами, через поиск и выработку удовлетворяющего всех решения. Связано это с тем, что онтологический плюрализм обострил противоречия вокруг проблемы справедливости, — главной проблемы социально­го бытия людей. Несовместимость позиций по поводу распределе­ния социальных благ, по вопросу о статусе индивидуальных и груп­повых интересов и ценностей, вытекает из радикальности куль­турных разногласий. Как показывает анализ, различия между куль­турами являются самыми существенными и оказывают большое воздействие на остальные сферы общественной жизни, — социаль­ную, политико-правовую и экономическую. Культурные различия нельзя сгладить без устранения источника этих различий, в роли ко­торого выступает носитель определенной культуры.

Социокультурная и психологическая особенность современного плюрализма проявляется в его амбивалентностию С одной стороны, он акцентирует внимание на различии, придавая ему статус главной индивидуальной и групповой ценности, а с другой — обостряет

¹ Цит. по: Даль Р. Полиархия, плюрализм и пространство // Вопросы философии.

1994. № 3. С. 42-43.

⁸ Токвиль А. Демократия В Америке. М., 1994. С. 87.

174 Гражданское общество: истоки и современность

проблему социального единства, которое жизненно необходимо пе­ред лицом вызовов, бросаемых человечеству современным научно-техническим прогрессом. Уважение к различию, иному, концепту­ально оформляется как требование справедливости, в то время, как требование единства ассоциируется с восстановлением или создани­ем общественной солидарности. Не будет преувеличением утвер­ждение, что судьба современного мира зависит от того, удастся ли выработать такую модель общежития, которая гарантировала бы солидарность на всех уровнях социального бытия и не вступала бы в противоречия со специфическими стандартами справедливости, присущими различным ассоциациям людей. Выработка такой теоре­тической модели предполагает проясненность понятий «солидар­ность» и «справедливость», а также определение институциональ­ных механизмов, обеспечивающих практическое функционирование этой модели.