ПОЛИТИЧЕСКИЕ АСПЕКТЫ ГЕНЕЗИСА ГРАЖДАНСКОГО ОБЩЕСТВА В СОВРЕМЕННОЙ РОССИИ

Проблема коллективного и группового выбора является тем не менее чрезвычайно важной, когда сам выбор вызван необходимо­стью осуществления широкомасштабных социальных реформ. В начале 90-х годов перед таким выбором оказались страны, отбро­сившие социалистические принципы и вступившие на капиталисти­ческий путь развития. В связи с этим следует вернуться к обсужде­нию проблемы гражданского общества, но только для того, чтобы ответить на вопрос — возможно ли формирование его основы на иных, нетолерантных принципах? Для понимания особенностей по­становки данной проблемы необходимо осознавать тот историче-

⁹ Ibid. Р. 11-13.

Гражданское общество в политическом измерении 121

ский и культурный контекст, в котором происходит сама дискуссия, выделив принципиальные пункты аргументации:

— Возрождение концепции гражданского общества в России в период «перестройки» и Восточной Европе периода «бархатных ре­волюций» носит на себе идеологический отпечаток специфического варианта модернизации, пройденной социалистическими странами в XX в. Создание индустриальных обществ в этих странах на основе внедрения марксистской концепции (и модели) общественного раз­вития может рассматриваться (с известными оговорками, конечно) как реализация одного из вариантов «западного пути» развития, тео­ретические принципы которого были разработаны К. Марксом в борьбе с либеральной теорией общества;

— Индустриализация и модернизация социалистического типа осуществлялись в рамках тоталитарного государства, в котором все независимые от этого государства элементы (общественные инсти­туты, организации и группы) были либо уничтожены, либо транс­формированы в соответствующем тоталитарным принципам духе;

— Следовательно, проблема соотношения общества и государ­ства приобретает в рамках так называемого «посттоталитаризма» смысл и характеристики, далеко не всегда сопоставимые с теми дискуссиями, которые ведутся теперь в Западной Европе и США вокруг этих понятий;

— То общее, что существует между Западной и Восточной Ев­ропой в идеологическом и политическом плане, в конечном итоге сводится к проблеме ценностей либеральных идей и институтов и их модификаций в посткапиталистическую эпоху. Под последним по­нятием обычно подразумевают, с одной стороны, те видоизменения, которые происходят на капиталистическом Западе под влиянием технологической и информационной революций, а с другой сторо­ны, особенности интеграции бывших социалистических стран в ци­вилизацию западного типа.

— Разработка новых конституционных проектов в России, а также в странах Центральной и Восточной Европы, наряду с пер­спективой создания демократической политической системы и сво­бодной рыночной экономики, была ориентирована на формирование основных предпосылок гражданского общества западного типа. В этом смысле речь идет о новом социальном эксперименте, когда

122________Гражданское общество: истоки и современность

фундаментальные идеи, характеризующие западную систему ценно­стей, проходят как бы «вторичную проверку». Тем не менее на сего­дняшний день результаты этого эксперимента в России достаточно противоречивы, а перспективы крайне неопределенны.

В большинстве посткоммунистических стран идеал граждан­ской свободы оказался первоначально реализованным в новом госу­дарственном аппарате и новой бюрократии. По своему характеру эти социальные структуры составляют явный контраст западным традициям. Причины, обусловившие новый виток бюрократической спирали, были, конечно, различными. Например, В Польше, пере­жившей в XVIII—XIX вв. три раздела и несколько закончившихся неудачей революционных восстаний, а в XX в. — военный разгром и оккупацию нацистской Германией и в дальнейшем подчинение советской гегемонии, никогда не существовало сильного автоном­ного государства (за исключением краткого периода существования авторитарного режима Пилсудского в период между двумя мировы­ми войнами) современного типа. Идея гражданского общества при­обрела поэтому у польских идеологов «Солидарности» характер идеологической альтернативы иностранному господству и имела сильный националистический налет.

В России с ее традициями патриархальной монархической и то­талитарной коммунистической политической культуры концепция гражданского общества, будучи встроенной в догматический псев­долиберальный проект, оказалась еще более идеологизированной и далекой от реальности. Антитоталитарная направленность этой кон­цепции с примесью традиционной антикоммунистической риторики приводила, как правило, к тому, что она искажала и камуфлировала реальный процесс разложения советского общества в направлении формирования неономенклатурного государства, нуждавшегося именно в идеологических мутантах гражданского общества, а не в его действительном существовании в качестве противовеса государ­ству.

Перечисленные симптомы кризиса, связанные с реализацией классической концепции гражданского общества на востоке Евро­пы, не ограничиваются, однако, только данным регионом. Следует обратить внимание на стремление западных ученых — политологов, социологов, культурологов к «повторному открытию» идеи граж-

Гражданское общество в политическом измерении_______123

данского общества в условиях «постиндустриальной цивилизации». Например, в США, всегда представляемых в научной литературе в качестве образца гражданского общества, адекватность американ­ской его модели современным общественным потребностям часто ставится под сомнение. В печати постоянно обсуждаются вопросы, связанные с индивидуальными правами и наделением правами, с соотношением личных свобод и общественного (публичного) регу­лирования. Этические дилеммы, вытекающие из новейшей биотех­нологии (суррогатное материнство или искусственное оплодотворе­ние), религиозные верования, находящиеся в конфликте с современ­ной медицинской практикой, дебаты о корпоративной собственно­сти и участии рабочих в управлении, законы против наркотиков и т. д. — все эти вопросы о границах публичного и частного, пределах индивидуальных свобод, концептуализации понятия «общественное благо» и его отношения к правам индивида, его свободе и ответст­венности непосредственно затрагивают современное понимание концепции гражданского общества.

С ними связан и феномен новых политических движений на За­паде, ориентированных на требования, до этого традиционно не рас­сматривавшиеся как политические. В практику этих движений во­влекаются неинституциональные средства политического участия в различных сферах — забота о здоровье, благосостояние, права в сфере образования, определение роли и сферы деятельности жен­щин в обществе и др.

В какой мере в свете такой перспективы можно говорить о реа­лизации в современной России элементов гражданского общества? Его предпосылки, по мнению теоретиков радикальных либеральных реформ, создаются в результате приватизации. В действительности приватизация имела гораздо большее воздействие на страну, чем ее авторы себе представляли.

В советский период идея примата государственных интересов достигла своего апогея, особенно в 20-30-е годы, когда большеви­ками последовательно искоренялись любые ростки гражданского общества. Как справедливо отмечал В. Шляпентох, антикоммуни­стическая революция 1991 г. способствовала прыжку России от об­щества с мощной коллективистской идеологией к обществу, в кото­ром общественные интересы устранены из умов почти каждого —

Гражданское общество: истоки и современность

от граждан до должностных лиц высшего ранга. Поскольку история любит перемещаться от одной крайности к другой, россияне превра­тились в народ, который почти совершенно безразличен к любой социальной ценности, к любому общественному вопросу и не же­лают приносить даже малейшей жертвы общественному благу '°.

Такое состояние является вполне понятным, когда большинство граждан предоставлено собственной судьбе. Долгие десятилетия россияне не могли отождествлять свои интересы ни с одной из ассо­циаций — церковью, профсоюзами или политическими партиями. В настоящее время таких организаций как прочных референтных групп также не существует. В то же время исчезло чувство защи­щенности и уверенности в поддержке государства.

Новый психологический климат отнюдь не благоприятствует формированию плюралистического сознания, который стимулирует инициативу помимо криминальной (если не брать в расчет проблему собственного выживания каждого индивида). Основные конституи­рующие силы в России — бюрократия и организованная преступ­ность. Нормальная предпринимательская деятельность невозможна без поддержки одной из них или обеих сразу.

По Шляпентоху, современное российское общество (как, впро­чем, и всякое другое) состоит из шести блоков: 1. некоррумпиро­ванные бюрократы; 2. коррумпированные бюрократы; 3. лица не вовлеченные в незаконную деятельность; 4. лица в нее вовлечен­ные; 5. члены криминальных группировок; 6. люди, вовлеченные в неорганизованную криминальную деятельность ".

Все перечисленные выше сферы органически присущи любому обществу. Отличие России — чрезвычайно высокая роль «незакон­ных секторов».

Можно прийти к определенному выводу о том, что в России возникло своеобразное гражданское общество со знаком минус, представляющее собой историческую аномалию. Причина возник-

¹⁰ Shtapentokh, V. Early Feudalism - The Best Parallel for Contemporary Russia // Europe-Asia Studies. Formerly Soviet Studies. 1996. Vol. 48. No.3. P. 393-397. " Ibid.; ср.: Shiapentokh, V. Bonjour. Stagnation: Russia's Next Years // Europe-Asia Studies. Formerly Soviet Studies. 1997, Vol. 49. '5, p. 865-882; Shiapentokh, V. Russia as a Medieval State // The Washington Quarterly 1996. Winter. 19.01.; Sakwa R. The Regime System in Russia // Contemporary Politics. March 1997. Vol. 3, No. 1; J.

Гражданское общество в политическом измерении 125

новения такой аномалии та же, которая привела к возникновению коммунистического тоталитарного строя — попытка резкого разры­ва с прежней традицией путем бездумного и преступного внедрения в общественную ткань умозрительного социального проекта. Неиз­бежная реакция отторжения возвращает общество в результате це­лого ряда социальных метаморфоз в более архаизированное состоя­ние как по отношению к собственному историческому прошлому, так и по отношению к нормам и социальной практике, сложившимся в либеральных обществах.

Одной из версий интерпретации новой исторической ситуации стала концепция «нового российского феодализма», получившая довольно широкое распространение среди отечественных и зару­бежных ученых. Так, выступая на Тринадцатом всемирном конгрес­се социологов, Н. Покровский довольно категорично утверждал, что современная посткоммунистическая Россия представляет собой оп­ределенную форму «феодализма с постмодернистским лицом»¹².

Напротив, в работах В. Шляпентоха представлена концепция, основанная на параллелях современной российской социальной сис­темы и общественного сознания с раннеевропейским феодализмом. «Феодальная Европа, — отмечает он, — представляет многочислен­ные параллели с политической жизнью современной России, даже если экономическая среда двух обществ кажется несопоставимой — для одного характерна средневековая экономика с абсолютным пре­обладанием сельского хозяйства и ремесел, для другого — высоко­развитая индустриальная экономика, способная запускать космиче­ские корабли. Конечно, сельское хозяйство продолжает играть важ­ную роль в судьбе российского общества. Сходство с ранним фео­дализмом может быть также найдено в любом современном общест­ве, которое, вследствие межэтнических и племенных конфликтов или благодаря коррупции, имеет государство, не способное придать силу законности и порядку»¹³.

Как и в Западной Европе тысячелетней давности, «в сегодняш­ней России границы между публичной и частной сферами либо раз-

Покровский Н. Великий отказ: возвращение в феодализм с постмодернистским лицом // Независимая газета. 1994. 27 сент. С. 5. ¹³ Shiapentokh V. Early Feudalism... P. 393.

126 Гражданское общество: истоки и современность

мыты, либо вообще не существуют: власть и собственность настоль­ко переплетены, что их часто невозможно отделить друг от друга. Подобно средневековым баронам, российские бюрократы на всех уровнях иерархии используют свою политическую власть для осу­ществления контроля над собственностью, в то время как богачи обменивают деньги на власть, для чтобы контролировать политиче­ские решения»¹⁴. Соответственно личные связи играют зачастую | гораздо большую роль, чем связи, основанные на формальном по­ложении людей в политических, социальных и экономических структурах. «Это означает, что наиболее могущественными людьми в стране являются не государственные деятели, избираемые на вы­борах, но близкие друзья президента (или короля, если мы обратим­ся к прошлому)»¹⁵.

Одна их последних обобщающих попыток подвести итоги дис­куссии о новом российском феодализме содержится в работах анг­лийского политолога Д. Лестера, выделившего следующие его эле­менты: *

• Абсолютное преобладание частных интересов над публич­ными не только на уровне обыденной жизни, но особенно в предпочтениях и поведении государственных служащих - от бюрократов до политиков.

• Тесное переплетение собственности и власти. Во многих случаях целые области превращаются в обширные феоды на условиях личного держания.

• Постоянно усиливающееся преобладание личных связей, ос­нованных на все более формальных (или институализиро-ванных) отношениях в политической, социальной и эконо­мической сферах. Типичным выражением этих связей ста­новится понятие «крыша». Если отношения «вассалитета» преобладают на уровне самих правителей, на нижних ступе­нях социальной лестницы наиболее типичными становятся отношения патронажа и клиентелы, являющиеся, как свиде­тельствует опыт европейского средневековья, не выражени-

¹⁴ Ibid. P. 394.

¹⁵ Ibid.

Гражданское общество в политическом измерении 127

ем анархии, но, наоборот, стремления к установлению опре­деленного порядка.

• Всеобщее господство бартера на всех уровнях общества - от производственных коллективов до сферы государственного управления.

• Рост насилия, заставляющий людей все больше полагаться на собственные силы вплоть до создания личных армий те­ми, кто обладает достаточными для этого средствами. Есте­ственно, эта тенденция усиливает отношения между «лор­дами» и «баронами» по принципу предоставления защиты (крыши) более слабым со стороны более могущественных.

• «Провинциализация» страны, т. е. резкое уменьшение тен­денции к интеграции во всех сферах жизни.

• Неспособность достичь компромисса и согласия в политиче­ской сфере, поскольку в результате усиления интриг ставки в борьбе за власть часто оказываются очень высокими.

• Политические партии и ассоциации все больше становятся орудием частных интересов и продвижения отдельных по­литиков, а не формой представительства и артикуляции ин­тересов.

• Формирование «государства в государстве» в высших эше­лонах власти как средство обеспечения безопасности и лич­ного благосостояния ¹⁶.

О том, что концепция «российского феодализма» вовсе не пре­пятствует анализу проблемы генезиса гражданского общества, сви­детельствует, например, ранняя интерпретация этой концепции, осуществленная Т. Самуэли, который настаивает на существовании неизбежной дихотомии при любой оценке исторической роли за­падной феодальной традиции. «С одной стороны, она бесспорно представляла собой анархическую силу и в исключительных случа­ях... приводила к хаосу. И все же заслуживает внимательного отно­шения и тот факт, что гораздо более важным в долговременной пер­спективе было то сдерживающее влияние, которое [феодализм] ока-

Lester J. Feudalism's Revenge: The Inverse Dialectics of Time in Russia // Contempo­rary Politics. 1998. Vol. 4. No. 2. P. 200 sqq; ср.: Shiapentokh V. Early Feudalism... P.402.

53ак 3616

128 Гражданское общество: истоки и современность

зывал на государственную власть. Именно эта способность привела к тому, что феодализм внес решающий вклад в эволюцию демокра­тических процессов...»¹⁷. В этом смысле «феодализм, при всей его несправедливости и неравенстве, был в сущности тем, что сегодня можно было бы назвать плюралистическим обществом в противо­положность монолитному деспотизму (или этатизму)»¹⁸.

Очень вероятно, что дальнейшая эволюция российских полити­ческих институтов сделает ненужной подобную реабилитацию фео­дализма в духе А. де Токвиля. Проблема заключается в том, что со­временные политические дискуссии о перспективах становления гражданского общества в регионах, где формирование последнего может пока рассматриваться как следствие социального экспери­мента, имеют вполне объективную тенденцию игнорировать имен­но аспект толерантности. Удивительного здесь ничего нет: искусст­венное навязывание стандартов, которые общественное сознание и практика не могут освоить по мановению волшебной палочки, неиз­бежно порождает нетерпимость как со стороны элиты, так и со сто­роны основной массы индивидов.

Искусственная комбинация гражданственности и толерантности невозможна в принципе ни в одном обществе. Их органическая со­вместимость может возникнуть лишь вместе с появлением сложной системы гражданских коммуникаций и групп интересов, не только дополняющих и ограничивающих друг друга, но и неизбежно навя­зывающих новой бюрократии толерантный компромисс.

¹⁷ Szamuely Т. The Russian Tradition. London, 1988. P. 105.

¹⁸ Ibid. P. 106.