ТОПОЛОГИЯ ПОЛИТИЧЕСКОГО ПРОСТРАНСТВА И ВРЕМЕНИ 6 страница

Так что, прямо по А. Чехову, получается: «...умно, благородно, но неталантливо; благородно, талантливо, но не умно; или, наконец, талант­ливо, умно, но неблагородно». Проблема универсальности человеческого идеала не решена, и, пока жизнедействует человечество, вряд ли она бу­дет решена исчерпывающе и досконально.

Следующий момент — политическое конституирование идеала в сис­теме властедействий. Какое время на дворе — таков и мессия. Утвержде­нием этого подрывается обреченность на адекватность державной такти­ки, почти исключительно зависящей от складывающихся условий. Коль

Власть

скоро ситуация отмечена печатью неопределенности, очертим пространство принципиальных вШможностей, характеризующих тип отправления соот­ветствующих властных функций. С позиции обеспечения идеала властедей-ствиями обосабливаются следующие варианты оперативного интервала: возможно либо отбирать, либо насаждать мечту. Первый вариант на примере обстоятельств Акакия Акакиевича разобрал Н. Гоголь: человек не в состоя­нии пережить утрату мечты, ибо жизнь его незамедлительно обессмыслива­ется. Второй вариант на образе самурая, который жил мечтой о бататовой каше, рассмотрел Акутагава: добившись идеала, человек сознаёт его несопоставимость ни с собой, ни со своей жизнью, что провоцирует выход из состояния самообмана с полной утратой жизненных опор. Кризис меч­ты и погружение в мечту — два типа экзистенциальных программ, соответ­ствующих нехватке или избытку идеала. Между этими границами — жизнь, самоутверждение человека. Что ему дано? И много ль ему надо? На эти во­просы в практической плоскости отвечает не властитель, а каждая личность самостоятельно. Задача властителя в этой связи — не деформировать пер­спектив ни народных, ни личностных идеалов, силой огненных мечей не отбирать правду ни у человека, ни у бога. Прямая обязанность властителя потому — не быть революционером: не ликвидировать и не инспирировать мечту, «из вечных истин строя казематы». Стремящаяся к долголетию власть должна быть жизнетворной, долготерпимой, умеющей избегать надрывно-сти: обструкция и насилие как таковые, по общечеловеческим масштабам, неоправданны: они не несут в себе и через себя ни процветания, ни свобо­ды. Отсюда — здоровый, навеваемый опытом гуманитарного строительства оппортунизм, отдающий предпочтение постепенности, эволюционное™, самоорганизованности общественного развития.

Принцип внутренней несвободы. Властитель не действует ad libitum (про­извольно): он не принадлежит себе; свобода воли его ограничена. Собствен­ная свобода и власть — извечные антагонисты: свобода исключает власть, власть — свободу. С принципиальной точки зрения, свобода воли сродни произволу, реализуется в сфере, где власти нет, — в духовном творчестве. В природе и обществе нет подлинной свободы, ибо есть власть в виде дав­ления обстоятельств — неволи, подневолия. Власть и несвобода неразрыв­ны, соподчинительны. Одно существует лишь благодаря тому, что сущест­вует другое. Власть и подчинение, принуждение, «завязанные» на толпу, принадлежат друг flpyiy Представитель власти — раб толпы, представитель толпы — раб власти. В своей неспонтанейности, несвободе власть и толпа координированы, единосущны: власть — питательная нива толпы, толпа — питательная нива власти. В последнем и проявляется их взаимосогласован­ный modus vivendi (условия существования).Раздел IV

Имеющий власть — не то что бог, всего не может и не имеет. Возвыша­ясь, возносясь над простыми смертными, властитель не приближается, а удаляется от всемогущего бога. Бог свободен, неподсуден; повелевая, он творит. Властитель зависим, подсуден; царствуя, он правит.

Принцип внутренней несвободы властителя характеризует наличие в нем развитого верхнего сознания, сообщающего понимание немыслимо-сти, неприемлемости, неприменимости необеспеченных вмешательств в шествие истории, ток жизни. Свободна ли рыба, идущая на нерест? Сво­боден ли предводитель Отечества, памятующий об евангельском «горе вам, слепые поводыри» и не желающий самочинно стелить постель вар­варству?

Вступающему во владение и реализующему права на него, которые «есть отчасти непосредственный физический захват, отчасти формирование, от­части просто обозначение»⁶, следует представлять, что мудрость правления не в совершенстве, а в совершенствовании. Достигнувшего высот что удер­живает от своеволия? Близлежащий ответ — «царствие небесное, внутри нас пребывающее», — на фоне неисчислимых драм истории выглядит нереалистичным. Обоснованней принять: от самочинных действий власти тела удерживает отлаженный механизм сдержек и противовесов, а также — со стороны духовной образующей — гуманитарная ответственность за судьбы вверенных ему стран и людей. Такого рода ответственность — тяж­кое бремя, ибо властитель — последний авторитет: не существует иных от­стоящих авторитетов, на которых при случае можно перелагать ответствен­ность.

Принцип внутренней несвободы, следовательно, принцип разумной сдер­жанности: на путеводительском месте не пристало делать больше, чем по­нимаешь, что делаешь. На постижение того, что «как» во властедействиях в итоге гораздо важнее, чем «что» работают следующие обстоятельства:

1. Жизненной сфере недопустимо навязывать философско-политиче-ские мерки. Изменять мир программами невозможно. «Я решительно убеждаюсь, что на службе можно приносить только две пользы: 1) отрица­тельную, т. е. не брать взятки; 2) частную, только тогда, когда позволишь себе нарушать закон», — признавался И. Аксаков. Нарушать закон... В ши­роком смысле сие означает выходить за заранее установленные (админи­стративно-бюрократические) рамки. У жизни и политики — разные, как правило, нестыкуемые измерения. Жизнь стоит над политической истори­ей; у нее свой строй, свой лад. Первоисточные ценности жизни — особые lebensformen (жизненные формы) — под политические курсы, линии не

⁶ Гегель Г. В. Ф. Философия права. М., 1990. С. 111.

Власть

1Щ

подводимы. Глупо, жутко жизнь свою сочетать с политическими кампа­ниями («борьба с вредителями», «покаяние» и т. д.). Ведь ты, чудак-чело­век, сосешь сиську, видишь солнце, поешь песни, любишь жену, играешь в карты, ешь хлеб, знаешь стыд, угрызения совести, муки творчества, на­пряжение мысли — вся существенная жизнь с тобою случается, и не так суть важно, в какую историческую эпоху, в какой стране и «формации» она течет⁷.

Жизнь личности абсолютна. Течение политической истории относи­тельно. Жизнь сопротивляется готовым решениям, откуда бы они ни ис­ходили. В жизни нет никакой априорно задаваемой метрики. Метрику жиз­ни, проходя мировые линии, человек устанавливает себе сам. Разумеется, он ломает дрова, куролесит, блуждает в потемках, ориентируясь тем не менее на высокие образцы, ценности с универсальной пропиской — такие, как Вера, Надежда, Любовь, Красота, Польза. Не политические, а гумани­тарные программы заставляют следить за собой человека, не ронять дос­тоинства. Не власть, но логика высокого в жизни удерживает нас от пре­вращения в «беспастушье стадо»..

2. Во властных, по природе конъюнктурных действиях нет истины, а есть интересы. Истина (естина) — то, что есть. Интересы же — область желаемого. Организуема ли жизнь но интересу? Имея в виду здравомыс-ленную платформу существования — скорее всего нет. К тому же поли­тическая—частичная—властесфера не способна предложить универсаль­ного интереса.

В чем смысл жизни? Опыт вершения истории подводит к тому, что нет у жизни особого трансцендентного смысла. Любить жизнь и не искать смысла — вот мудрость; тогда по ходу дела и жизненный смысл обозна­чается, проступает.

Для властителя, координирующего хаотические устремления нолей, сбивающего их в единое, такая модель не подходит. Социальный функцио­нер — властитель — пытается привносить в жизнь групповой смысл, ин­тегрировать «я» в «мы» и эксплуатировать его в своих целях. Тонкость, однако, в том, что ниоткуда не вытекает, будто в «мы» больше смысла, чем в «я». Почему, к примеру, «человек-ненавистник— это плохо, а класс-не­навистник — это хорошо?»⁸

Смысл жизни — в нашей свободе, в автономных акгах утверждения сво­его «я». Отношение «власть — человек» таково же, как и отношение «чернь (чиновничество) — поэт». «Чернь требует от поэта служения тому же, чему

⁷См.: Гачев Т. Д. Русская Дума. М, 1991. С. 111. «Там же. С. 68.

143Раздел IV

служит она: ... внешнему миру; она требует от него «пользы»... чиновни­ки... собираются направлять поэзию по каким-то собственным руслам, по­сягая на ее тайную свободу и препятствуя ей выполнять ее таинственное назначение» (А. Блок).

Вопрос капитальных жизненных целей не властно-политический. Это экзистенциально-практический вопрос. Не жизнь подчиняется политике, а политика — жизни. Преднамеренные властно-политические интервенции в жизнь должны быть сугубо и сугубо осмотрительными. Жизнь — исход­ное. Lebensform — базовое. Властно-политическое — производное. Цель целей — глобальный регулятор экзистенциальных порывов, гуманитарный абсолют — нечто выходящее за компетенцию и власти, и политики. Лишь совокупная культура отвечает на вопросы о началах и концах, предпосыл­ках и воплощениях жизни и человека.

Сказанное подводит к заключению, что отягощенный знанием логики Lebens — сферы властитель, sine ira et studio (без гнева и пристрастия), внедряясь в органичное лоно экзистенциальных форм, полагается на одно: ограничивающую далеко идущую непродуманную инициативу (преобра­зовательный зуд) здоровую самоорганизованность жизни.

Принцип реальности. В «Живой этике» Рерихов говорится: «Берегись ядовитых вибраций, стремись в будущее и не подпади под влияние на­стоящего». Совет этот, уместный для личности, откровенно дезориен­тирует властителя, являющегося непременным активистом настоящего. Не подходит и иная сама по себе глубокая нотация: «Каждое размышление о мире высшем есть необходимость дня». В противоположность простым смертным, которым позволителен отход в эмпиреи, властители погруже­ны в довлеющую дневь злобы дня, заняты миром наличным, мигом на­сущным. Это — их почва, реальность.

Внутренняя несвобода властителя, проявляющаяся в зависимости от обстоятельств, исключает априорную мотивацию властедействий. По­следние всегда и везде — результирующие, возникающие как баланс сил заданного политического пространства. Отсюда следует:

а) идеальная власть полностью и прочно детерминирована изменяющи­мися порядками и условиями, возможностями народа, а не отстаиванием восседающими на Паладинском холме «собственной линии». Дальновид­ная власть стремится попасть в фордевинд, согласующий курс судна с на­правлением ветра. Этот совершенный случай в гражданской истории, од­нако, редкость. Чаще представлен другой эпизод, когда за объективную реальность власть выдает свое идейно-политическое отношение. Чем это оканчивается, известно. В который раз, вслед за какой толщей писаний обозначим причины катастрофы такого «неуязвимого» гиганта, как КПСС.

Власть

Они, по-нашему, — в отсутствиичувства реальности.Программные и опе­ративные документы компартии действительно были наводнены множе­ством несбыточных,невыполнимых на протяжениижизни одного поколе­ния, а то и иллюзорных установок и задач. Вспомним. Чего стоит тезис одного из последних проектов ЦК, утвержденного февральским (1990) Пленумом, о необходимости улучшения сельских (почему сельских?) до­рог? Плачевное их состояние еще в прошлом веке отмечали А. Пушкин, Н. Гоголь, А. Чехов идр. Между тем спрашивается: кто конкретно должен проводить улучшение — партия? Работающие в дорожных организациях коммунисты? Советы? Ответа не дается. А как быть с разрабатываемыми партией традиционно не выполняемыми пятилетними планами, одобрен­ными съездами неизменно проваливаемыми социальными проектами? Как быть с конечной целью движения — построением коммунизма, самый ход строительства которого сообразно принятым в современности стандартам точности и строгости никак не детализирован, не уточнен?

Л. Толстой не выполнял своих планов, о чем свидетельствуют его днев­ники, и это допустимо. Творческая личностьдля того и создана, чтобы не выполнять своих планов. Иное дело — правящая партия. Она имеет каса­тельство к судьбам людей. Отправляющая общесоциальные функции пар­тия берет на себя всю полноту ответственности за свои планы, способ их воплощения. Партийные обязательства святы; никакое уклонение от них недопустимо.

Так можно ли основывать деятельность на несбыточных, нереализуе­мых планах и обещаниях, к тому же связанных с жертвенностью со сто­роны народа? Вопрос риторический.

Нереальное и несбыточное обещает религия. Но и спрос с нее малый. Установки ее непрактичны: фантастическое отражение действительности и освоение его продуктов — частное дело граждан. Иное — применительно к партии. Ее программа не частное дело, а руководство к социальному дей­ствию, ее установки практичны, ибо вовлекают массы в непосредственное творение жизни. Оттого и спрос с нее великий.

Авторитет комдвижения в глазах народа всецело зависел от перевода его на твердую почву реализма. К планам, лозунгам, директивам, программам партии с самого начала следовало предъявлять максимально жесткие тре­бования доказательности, практичности, даже удаленные предпосылки фиксации партийных установок, идей в стиле Нагорной проповеди надо было подвергать остракизму. Надо было... Тоскливое, безнадежное сосла­гательное наклонение;

б) атрибутивное власти чувство реальности не поощряет причастным к ней руководствоваться в действиях идеалами. «В политике, — указывает

ЮЗак. 3993

145Раздел IV

Фюстель де Куланж, — идеал почти всегда вреден. Осложнять управление человеческими интересами сверхчеловеческими теориями — значит де­лать управление почти невозможным». С фактической точки зрения иде­ал есть далеко не безобидная манера брюзжать, чреватая губительной для властителя дереализацией. По этой причине властитель чурается много­различных непреложностей заранее установленного масштаба; ему не подобает быть рабом идей, хотя бы и передовых.

Властителыо претит благодушие в виде наивно оптимистической идео­логии Панглоса: сегодня лучше, чем вчера, а завтра лучше, чем сегодня. Нет никакого закона ни природного, ни социального универсума, гаранти­рующего улучшение. Верить, что такой закон есть, — значит обрекать себя на квиетизм, отказываться от личного участия, ответственности.

Родоначальное, метафизическое властекредо заключается в другой фор­муле, которая гласит: et si male nunc, non olim sic erot. Отправляясь от это­го, власть делает ставку на определяемый инициативой прогресс, хотя и малое, но связанное с почином совершенствование;

в) финальная цель, вожделение власти — могущество — не всеобъем­люще: конечным пунктом притязаний власти выступает свобода лич­ности — ее экзистенциальное и социальное самоосуществление, посягать на которое невозможно.

«Для того, чтобы поднять государство с самой низкой ступени вар­варства до высшей ступени благосостояния, — отмечал А. Смит, — нужны лишь мир, легкие налоги и терпимость в управлении. Все остальное сдела­ет естественный ход вещей. Все правительства, которые насильственно на­правляют события иным путем или пытаются приостановить развитие об­щества, противоестественны. Чтобы удержаться у власти, они вынуждены осуществлять угнетение и тиранию». Сказано давно, но как будто для нас, перед которыми стоит задача перейти от дисциплинарно-командно-бюро­кратического, директивно-приказного — к естественно-экономическому творению истории. Как это сделать? Посредством занятия достойного мес­та в цивилизации за счет введения политической альтернативности, эконо­мической многоукладное™, правовой защищенности.

Онтологию данных столпов, атомов цивилизации образует широко по­нятый плюрализм как такая система политических институтов, которая, исключая диссидентство как гражданское состояние, обеспечивает то­лерантность власти к официально несанкционированным действиям, взглядам. Дело упирается здесь в гарантии — не лозунги, а реальные ме­ханизмы, через нормы, процессуальные акты, процедуры, наделяющие защищенностью свободно самоутверждающихся людей. Обратим внима­ние на принципиальность указанного обстоятельства.

Власть

Закон как таковой — суть декларация, что тонко подмечал еще Н. Го­голь, утверждавший, что указ, как бы обдуман и определителей он ни был, есть не более чем бланковый лист, если не будет снизу такого же чистого желания применить его к делу именно той стороной, какой нужно. Силу закону дают социальные механизмы.

Присмотримся к ранее принятым Конституциям 1936 и 1977 гг. В час­ти защиты и обеспечения прав на вариантность мыслей и поступков они не совершенны по причине отсутствия отработанных механизмов перево­да норм из плана должного в план сущего. Эти механизмы заменяли мно­гочисленные инструкции, указания, толкования аппарата, себе в угоду не гнушавшегося подменой силы мнений мнением силы. Таким образом, плюрализма нет и не может быть без должных механизмов, встроенных в саму ткань властных, политических отношений.

Что же мешало выработке подобных механизмов в нашей без четверти вековой советской истории? В ряду многообразных причин выделим одну, именно — псевдосоциалистическую тактику безоглядного обобществления. В материальной сфере — это лобовой курс на огосударствление (упраздне­ние, свертывание негосударственных форм собственности). В духовной сфере — это целенаправленная культивация унифицированного сознания и

поведения: все как один.

Деиндивидуализация, деперсонализация социальной и частной жизни (всеосведомленность, всеучастие общественности) порождали стандар­тизированные, подконтрольные, нивелированные формы межсубъек­тивных связей, не оставляя места самодостаточному личностному нача­лу. Тотальное разрушение последнего исключало даже удаленные предпосылки плюрализма, ибо, где вытравлено индивидуалистичное, не

бывает плюралистичного.

Следовательно, проблема плюрализма поглощается более объемной проблемой индивидуализма. Хотят этого или нет, но содержательным обеспечением плюрализма является разумно понятый индивидуализм, на путь укоренения которого в переживаемый момент наше общество и всту­пило. Однако процесс этот идет не так быстро, как хотелось бы. Тормоз, на наш взгляд, в отсутствии радикальности возрождения стимулов, откры­вающих простор личностным началам.

Поскольку в условиях современности, где социальная техника протека­ет сознательно, значительна роль фактора cogito (сознание), для получения дополнительных степеней свободы в практике обновления необходима серьезная доктринальная ревизия, преследующая двоякую цель: 1) устра­нить из идеологии и массового сознания архаичные комплексы, сцеплен ные с псевдосоциалистическим коллективизмом, с ведущей в застои

147Раздел IV

антиличностной парадигмой; 2) провести капитальные ценностные переориентации, нацеленные на усиление гуманитарного звучания идеа­лов свободной личности.

Лишь через демонтаж монистического авторитаризма, бюрократизма, централизма и развертывание плюралистического демократизма на основе новой политической и экономической культуры, на базе учета специфи­ческих многообразных (личностных, региональных, национальных) инте­ресов, а также объединенных трудовых (физических и интеллектуальных) усилий всей массы населения страны пролегает наш путь в будущее. Дру­гого пути нет.

Принцип предусмотрительности. По духу и направленности своей уточняет предыдущий принцип. Реализм, т. е. холодный, трезвый и точ­ный обсчет политической деятельности и ее последствий в обозначенной обстановке, помимо прочего, достигается предусмотрительным исполне­нием властью своего «золотого правила» — предоставлять максимум сво­боды объекту власти и минимум возмущающих воздействий на него со стороны субъекта власти. Лишь в этом случае наблюдается саморе­гулируемый ток событий, обусловливаемый естественной природой ве­щей. Поэтому использующий, как говорят китайцы, все «волосики сво­ей кисточки» добропорядочный властитель, выполняя это правило, стремится:

— жить своими мыслями и чужими чувствами (Л. Толстой);

— не употреблять на должности при себе лукавых людей, дабы не не­сти за них ненужной ответственности (Солон);

—- возвышаясь над страстями, избегать «пьедестального» мышления, не заниматься кумиротворением (устойчивость личности, вероятно, к наи­тягчайшему испытанию «медными трубами»);

— избегать импульсивных действий — смелость в политике не синоним глубины: фигурально выражаясь, по методу Ноздрева недопустимо смахи­вать фишки с доски в поисках выигрыша; во всем надлежит ожидать ответ­ного удара, боязнь которого, как назидал Ш. Талейран, — начало государ­ственной мудрости;

— не пускаться в масштабные и мало подготовленные перестроечные акции (стройки века — рукотворные памятники) — ничто не порождает в государстве такой неразберихи, как радикальные нововведения;

— не рвать цепь времен, не перечеркивать прошлое, подрывая тем са­мым собственные корни;

— не расшатывать государственный строй, чтобы при его крушении са­мому не погибнуть, — плоды смуты не достаются тому, кто ее вызвал; он лишь породил рябь на воде, а ловят рыбу другие (М. Монтень);

Власть

— не использовать один авторитет в руководстве массами, а опирать­ся на заинтересованность и правовой подход: время слепых влюбленно­стей прошло (П. Чаадаев);

— не жить одним подрывающим общественные устои отрицанием, но обращаться к положительным и общепонятным началам;

— иметь объемную перспективную программу действий: когда не ве­дают далеких дум, то не избегнут близких огорчений (Конфуций);

— не вызывать время, но когда оно наступает, не упускать его. Принцип коллегиальности. Сила власти в партнерстве, кооперативно-

сти: предпочтительнее быть первым среди равных, нежели первым без равных. Отсюда нежелательность властной монокультуры — подрыв коллегиальности оборачивается деградацией личностного измерения вла­стных структур, общим хирением власти, вырождением ее в тиранию, диктаторство. Это отчетливо демонстрирует новейшая отечественная история, где пышным пустоцветом произрастал отвратительный вождизм в характерных комбинациях: вождь с соратниками, вождь без соратников, несостоявшийся вождь, лично назвавшийся вождем, пародия на вождя.

Требования к властному сообществу весьма жестки: команда верша­щих судьбы истории государственных мужей должна отличаться социаль­но-политической и психологической гомогенностью. Социально-полити­ческая гомогенность повышает вероятность достижения крайне сложно обретаемых при отправлении властных функций единомыслия и едино-действия, упрочивающих власть и способствующих ее цельности, целеуст­ремленности. Психологическая гомогенность означает отсутствие лично­стных разломов в руководящей среде (изнуряющая борьба самолюбий, противоборство мелких незначительных душ) на фоне равнозначности гуманитарного измерения сотрудничающих лиц, их высокой совместимо­сти по экзистенциальным параметрам — запросы духовной жизни, ком­плекс возможностей, уровень притязаний, человеческие качества.

Чисто психологический подтекст августовского фарса 1991 г.— лично­стный разбаланс верхов, специфическая неравноценность взаимодействую­щих человеческих единиц. С одной стороны, это плод неумения президен­та сплачивать вокруг себя неординарных, конкурентоспособных людей; с другой стороны, это результат гуманитарной низкопробности гэкачепи-стов, в психологическом плане индивидов несомненно нагруженных, со значительными комплексами, зашифрованными в подсознании.

Учитывая сильнейшее и все нарастающее политическое размежевание со всякого рода нежелательными противостояниями, необходима срочная ор­ганизация политического центра, ядро которого составляет скорейший по­лилог за «круглым столом» и последующий консенсус лидеров, пользую-

149Раздел IV

щихся влиянием организаций и движений. В настоящий момент стабиль­ность в стране способно обеспечить не однопартийное, а коалиционное правительство. Нет лучшего средства прекратить раскачивание уже тону­щей лодки, нет лучшего способа предотвратить бессмысленный бехпо-щадный российский бунт, как сделать ныне безответственные гражданские силы политически ответственными. Для этого требуется поделить власть, наделить всех заинтересованных лиц властными полномочиями.

Принцип толерантности. Высокая терпимость, благожелательность — признак широты взглядов, отличие ума дальновидного, противящегося оп­рометчивым агрессивным действиям властителя. Покой мира можно нару­шать где угодно, но не в политике. Смелость, решительность, напористость властителя по этой причине уравновешиваются открытостью, способно­стью к ведению диалога, высвечивающего помимо прочего два крайне важ­ных в политическом отношении обстоятельства: во-первых, сила полити­ческого ума в количестве отрабатываемых (в контактах с соратниками и соперниками) вариантов; во-вторых, как бы там ни было, политика — это кратчайший путь от человека к человеку.

Имеется прямая необходимость блокировать крайности в организации властедействий — и ту, которая умещается в связку «ненависть—боязнь», и ту, которая умещается в связку «благодушность—безучастность». Первый вариант — тип жесткой конфронтационности, экспансионизма, основанных на «выделении объектов ненависти» (Й. Геббельс) и их подавлении. Второй вариант — кунктаторство, провоцируемое некритичным клише о мудром устройстве мира. И одно, и другое, в принципе, — неперспективные мерт­вые точки, время от времени, однако, реанимируемые политической прак­тикой. Говоря об этом предмете, акцентируем лишь два обстоятельства.

1. Если вслед за космическими признавать социальные циклы и ритмы, правомерно констатировать периодическое затухание и нарастание си­ловых аннексионистских мотивов в отдельные фазы жизни тех или иных народов. Таковы этапы захвата жизненных пространств, фазы колонизации, удельные периоды, когда, по выражению В. Белинского, народам присуща гордыня и драчливость. Подверженный диктату времени, логике геополи­тических обстоятельств властитель, естественно, удовлетворяет вызовам эпохи, соответственно ассюрируя свои действия. Единственно сдерживаю­щее, от чего он не может отрешаться, суть этика ответственности, которая, приобщая к гуманитарным абсолютам, всегда перекрывает гораздо более конъюнктурную этику убеждений. Чисто профессионально по минимуму поэтому властитель руководствуется правилом «Primum ne noceas» (не на­вреди), тогда как по максимуму — правилом «Primum ut proficeas» (будь полезен).

Власть

2. Не существует таких законов импликации, которые бы утверждали, что из добра следует добро, а из зла — зло. Не терпя черно-белых красок, жизнь интригует· Поскольку добрые дела не делают добрым человека (на­оборот, — добрый человек делает добрые дела) и зло к финишу может при­ходить первым, медлительность, нерешительность, непротивленчество ока­зываются сродни попустительству и как таковые в политике недопустимы. V Принцип приставки «со»: соучастие и сопричастие, сомыслие и содей­ствие. Цивильная власть как доминирование, проистекающее не из права силы, а из силы права, базируется не на угодничестве, а на легальном, доб­ровольном сотрудничестве. Она заинтересована в расширении круга по­борников (не пособников), волонтеров (не подневольных). Используя ме­тод полиэкрана, отображающий события на разных площадках, властитель volens-nolens (волей-неволей) пропускает реальность через биполярную модель мира: они и мы, наши и не наши. «Кто не со мной, тот против меня», — некогда изрек Христос (сказав так, он не мог поступить иначе, ибо действовал как первоаиостол, миссионер, т. е. как деятель, собствен­но, не духовный, а политический). Так вот откуда самая точная и самая кровавая формула истории — от первосвященника, утвердившего непре­рекаемый закон политики: тот прав, у кого больше прав.

С позиций онтологии традиции свободного участия в правлении в Рос­сии весьма и весьма худосочны. Непомерна Россия в своеволии и само­державии (М. Волошин). Лишь в 1762 г. Петр III издал указ о дворянской вольности, освобождавший представителей знати от обязательной го­сударевой службы. Раскрепощение же крестьян, когда каждой кухарке было даровано формальное право заниматься «управлением», произошло спустя 99 лет, в 1861 г. Тем не менее в России сильны механизмы самона­лаживания групповой деятельности. Достаточно сослаться на пример по­рядков жизни старообрядцев, казачества, артелей. Все это вместе взятое позволило К. Аксакову подытожить, что в основании государства Россий­ского — добровольность, свобода и мир.

Существует два типа ангажемента людей на власть — система пребенд, формирующая профессиональное чиновничество (властные элиты) на на­чалах разделения труда, и система политического сотрудничества на на­чалах соратничества. В прошлом России превалировал второй путь; сего­дня надлежит отдать предпочтение первому.

V Принцип конъюнктурности. Логика власти ситуативна, что затрудня­ет соблюдение в ней правил, принципов. Необходимость сделок, компро­миссов, блоков, объединений, размежеваний делает власть занятием в пол­ной мере своекорыстным. К примеру, осенью 1987 г. на Пленуме ЦК КПСС можно было дирижировать разносом Б. ыЕльцина, а в дальнейшем

151Раздел IV

его травлей, что, однако, не препятствовало главному политическому оп­поненту потерпевшего вступить с ним в некий альянс осенью 1991 г. Всего четыре года, а какой кульбит: от борьбы, противостояния к заискиванию, инспирации дружбы.