Методические рекомендации по выбору наименований для экспертизы текстов, содержащих побудительные высказывания
Правильное наименование экспертизы определяет тип и характер сведений, которые могут быть получены при ознакомлении с тем или иным экспертным заключением. Поэтому выбор наименования экспертизы - что на первый взгляд кажется сугубо техническим и малозначащим фактором при ее проведении - на самом деле является важным шагом в самом начале экспертного исследования текста.
Такой выбор необходимо сделать и при назначении экспертизы текстов, содержащих побудительные высказывания, в частности призывы. Очевидно, что название экспертизы в определенном смысле очертит тот круг вопросов, на которые эксперт должен будет ответить, проводя исследование и формулируя выводы.
Отступление от представляющегося наиболее приемлемым наименования – лингвистическая экспертиза – может происходить или сознательно, что позволяет назначающему экспертизу реализовать заранее известные ему конкретные цели, или без конкретной цели, тогда есть опасность проведения исследования, которое не даст ответов на существенные вопросы именно вследствие некорректности избранного наименования экспертизы. Проблемные ситуации, связанные с определением названия экспертизы, можно условно разделить на четыре типа:
1) выбор названия экспертизы, сужающего круг анализируемых языковых явлений;
2) выбор названия экспертизы, требующего ее проведения силами специалистов в определенных лингвистических дисциплинах;
3) выбор названия экспертизы, расширяющего круг анализируемых явлений.
Рассмотрим каждый из типов последовательно.
5.1. Выбор названия экспертизы, сужающего круг анализируемых языковых явлений, оказывается в подавляющем большинстве случаев нецелесообразным. Такие названия, как стилистическая экспертиза, семасиологическая экспертиза, семантическая экспертиза, лексическая экспертиза, задают слишком узкие рамки исследуемой предметной области, в которой рассмотрение побудительных конструкций и коммуникативных намерений автора текста либо может проходить попутно (стилистическая экспертиза), либо вообще не осуществляется (семасиологическая, семантическая, лексическая экспертизы).
Начнем с характеристики так называемой стилистической экспертизы. Стилистика – раздел языкознания, предметом которого является понятие стиля в различных его аспектах: стиль языка, функциональный стиль, индивидуальный стиль, стиль художественного произведения и т.п. Стиль – разновидность языка или речи, связанная с особыми принципами отбора, комбинации и организации языковых средств – фонетических, словообразовательных, лексических, синтаксических. Под стилем языка со времен М.В. Ломоносова с его «теорией трех штилей» принято понимать разновидность языка, традиционно закрепленную за какой-либо сферой социальной жизни. Выделяют нейтральный, книжный («высокий») и разговорный («низкий») стили языка. Кроме того, принято выделять пять функциональных стилей книжной литературной речи: научный, официально-деловой, публицистический, церковно-религиозный. Разговорная речь представляет собой особую разновидность литературного варианта русского национального языка. Индивидуальный стиль речи, или идиостиль, присущ каждому носителю языка – мастеру слова, писателю, журналисту, каждому из говорящих и пишущих на том или ином языке. Язык художественных произведений находится вне системы функциональных стилей: в нем возможно использование элементов не только литературных, нормативных, но и диалектных, просторечных, жаргонных и др.; тем или иным художественным текстам присущ определенный стиль, и тогда говорят о стиле художественного произведения, стиле литературного направления и т.д.
Стилистическая экспертиза способна оценить текст с точки зрения его принадлежности, например, к публицистическому стилю. При этом сам по себе факт выражения мыслей в рамках того или иного стиля, подбор с большей или меньшей степенью удачности стилистических средств (лексических, фразеологических, синтаксических) может свидетельствовать об общем образовательном уровне говорящего, о богатстве его словарного запаса, наконец, о его риторических способностях, но ни на йоту не приблизит исследование к ответу на вопросы, которые интересуют следствие.
В частности, выявление и описание типологии призывов в рамках стилистической экспертизы вообще не предполагается.
Проще говоря, стилистическая экспертиза способна определить, что, например, при назывании представителей некоей национальности кровососами на изможденном теле русского богатыря использован публицистический стиль, а при описании их же как гнусных тварей, на каждом шагу обжирающих русских, – сниженный, разговорный стиль. Однако в общем случае таких выводов недостаточно для полной лингвистической характеристика указанных фрагментов текста.
Назначение семасиологической или семантической экспертизы (семасиология, или семантика, – раздел языкознания, изучающий значения слов, их взаимодействие и развитие; теория языкового значения) возможно и целесообразно, если речь идет лишь о значении одного слова или группы слов.. Например, слово жид в контекстах типа Ну и жид же сосед, зажал сотню до зарплаты! и Бей жидов, спасай Россию! имеет, очевидно, разное значение, изменявшееся во временном интервале с начала XIX в. до наших дней (см. выше 4.5.2.2.). Однако, как правило, перед экспертом ставится целый комплекс вопросов, касающихся не только значения отдельных слов, но и смысла высказываний, коммуникативных интенций говорящих и пишущих, поэтому искусственно сужать границы исследования, называя экспертизу семасиологической, на наш взгляд, нецелесообразно.
Сказанное выше в полной мере относится и к лексической (лексика – словарный состав языка, совокупность слов языка) экспертизе. Если эксперт предпримет попытку все-таки ответить на вопросы, предполагающие, например, анализ типологии некоторых синтаксических конструкций, он выйдет не за рамки своей компетенции, но за рамки круга лингвистических явлений, которые может изучать в ходе экспертизы с подобным названием.
5.2. Выбор названия для экспертизы, требующей проведения ее силами специалистов в определенных лингвистических дисциплинах, может быть вполне оправданным при назначении социолингвистической или психолингвистической экспертизы, осуществляемой соответственно специалистами по социолингвистике или психолингвистике. Обычно такая экспертиза требуется в тех случаях, когда речь идет о восприятии призывов, обращенных к определенным возрастным, социальным, профессиональным группам, группам лиц, объединенных по признаку пола, места проживания, общности интересов или политической ориентации и т.п. Однако опыт многолетней работы подсказывает, что лучше в данном случае назначать комплексную комиссионную социолого-лингвистическую или психолого-лингвистическую экспертизу, то есть экспертизу, проводимую силами специалистов смежных гуманитарных специальностей - социологов и лингвистов или психологов и лингвистов соответственно, возможно, с привлечением также социолингвистов или психолингвистов.
При формировании комиссии экспертов и формулировании обращенных к ним вопросов следует изначально исходить из того, что лингвисты способны проанализировать содержащиеся в тексте оценки, призывы, создающие определенные предпосылки для понимания текста, а социолог и психолог, в том числе и с использованием экспериментальных методов, способны подтвердить или опровергнуть гипотезы, выдвинутые лингвистами, с опорой на те или иные социальные и психологические факторы.
5.3. Выбор названия экспертизы, расширяющего круг анализируемых явлений, также нецелесообразен. Это касается, например, такого названия, как филологическая экспертиза. Конечно, если ориентироваться на название, экспертиза такого типа по смыслу охватывает более широкий круг проблем, поскольку филология включает в себя как лингвистику (языкознание), так и литературоведение. Предположить, что существенными для интересов следствия могут оказаться сюжетные линии некоего текста, его литературные достоинства, использованный в пропагандистских стихах стихотворный размер и т.п., то есть проблемы, находящиеся в поле зрения литературоведения, трудно. В то же время производство экспертного исследования литературоведом направит следствие по ложному пути, поскольку эксперт, будучи кандидатом или доктором филологических наук, может специализироваться, например, на изучении истории литературы, литературной критики, не владея в полной мере даже понятийным аппаратом лингвистики текста. Поскольку филологическая экспертиза отличается от лингвистической наличием литературоведческой составляющей, которая в рамках экспертиз по рассматриваемым делам не представляется существенной, назначать филологические экспертизы не рекомендуется.
Что касается социо-гуманитарной экспертизы как типа экспертных исследований, рекомендованного в некоторых методических пособиях, то гуманитарная сфера знания о мире столь широка, что предполагает возможность привлечения таких специалистов, как историки, религиоведы, политологи, культурологи, искусствоведы и пр. Но, как показывает опыт, как правило, типовые вопросы достаточно легко группируются по двум-трем смежным гуманитарным специальностям, отнюдь не охватывая всего спектра гуманитарных дисциплин. Если действительно имеется необходимость рассмотрения текста с разных сторон, например, специалистами по психологии, языковедами и религиоведами, можно определить порядок проведения трех самостоятельных экспертиз, каждая из которых будет оценивать либо один и тот же массив текстов, либо сужать круг исследуемых явлений (например, психологи оценивают видеозапись в целом, языковеды – дискурс, отраженный в нем, то есть текст и ситуацию общения).
Целесообразность назначения лингвистической экспертизы мотивирована, во-первых, возможностью в ее рамках без дополнительных комментариев объективно оценивать языковые явления разных уровней – лексика, стилистика, синтаксис, коммуникативные цели, ситуация общения. Кроме того, координация многочисленных экспертных групп, работающих в разных учреждениях, довольно сложна, а выполнение каждой группой своей части работы позволяет следователю получить в итоге несколько экспертиз, каждая из которых квалифицированно оценивает текст с интересующей следствие стороны.
6. Типовые вопросы, задаваемые эксперту при назначении экспертиз текстов, содержащих побудительные высказывания
Прежде всего, следует отметить, что вопросы, задаваемые лингвисту, должны иметь конкретные формулировки, не предполагающие знания им соответствующих законов. Поясним это на примере. Формулировка вопроса типа: «Имеются ли в предложенном для исследования тексте призывы к экстремистской деятельности?» недопустима на том основании, что эксперт-лингвист не владеет в полной мере терминологией, принятой в рамках определенного закона, значение словосочетания «экстремистская деятельность» должно быть конкретизировано в постановлении о назначении экспертизы.
Так как в Федеральном законе «О противодействии экстремистской деятельности»[82] в ст. 1 дается определение экстремистской деятельности, согласно которому экстремистской деятельностью признаются, в частности, публичные призывы к осуществлению следующих видов деятельности:
· к насильственному изменению основ конституционного строя и нарушению целостности Российской Федерации;
· к подрыву безопасности Российской Федерации;
· к захвату или присвоению властных полномочий;
· к созданию незаконных вооруженных формирований;
· к осуществлению террористической деятельности;
· к возбуждению расовой, национальной или религиозной розни, а также социальной розни, связанной с насилием или призывами к насилию; к унижению национального достоинства;
· к осуществлению массовых беспорядков, хулиганских действий и актов вандализма по мотивам идеологической, политической, расовой, национальной или религиозной ненависти либо вражды, а равно по мотивам ненависти либо вражды в отношении какой-либо социальной группы;
· к пропаганде исключительности, превосходства либо неполноценности граждан по признаку их отношения к религии, социальной, расовой, национальной, религиозной или языковой принадлежности
· к пропаганде или демонстрированию нацистской атрибутики или символики,
можно рекомендовать задать эксперту целый ряд вопросов, связанных с раскрытием отдельных аспектов этого понятия. Вероятно, что при этом назначающее экспертизу лицо способно заранее определить, целесообразно ли в конкретном случае задавать вопросы в отношении каждой разновидности экстремистской деятельности или ограничиться теми вопросами, на которые, с его точки зрения, возможен положительный ответ.
Ниже даются образцы формулировок вопросов, рекомендуемых при назначении экспертиз текстов, содержащих призывы к экстремистской деятельности. Заметим попутно, что вопросы, сформулированные в качестве типовых, следует задавать применительно к текстам в целом, так как выделение отдельных цитат, отрыв их от контекста может с большой долей вероятности привести к искажению смысла или, как минимум, формы представления информации, могут появиться или, наоборот, исчезнуть смысловые акценты, расставленные автором текста и очевидные только при анализе текста в целом.
Для выявления целого ряда призывов определенной смысловой направленности (прежде всего, призывов, условно названным выше призывами к насильственным действиям) можно рекомендовать вопрос, состоящий из двух частей, например:
Имеются ли в предложенном для исследования тексте призывы к действиям, направленным на насильственное свержение конституционного строя и нарушение целостности России? Если да, то какие именно языковые средства указывают на это?
Двухчастная структура вопроса позволяет сразу ориентировать эксперта на описание языковых средств выражения смысловой направленности призыва. Эксперт вынужден будет подробно пояснить, почему он счел ту или иную фразу призывом, какие языковые средства указывают на насильственный характер действий, к которым призывает автор текста (например, «с оружием в руках свергнем режим», «утопим режим в крови» и т.п.). Наличие второй части в вопросе делает ответ доказательным, не позволяет эксперту ограничиться простой констатацией наличия в исследуемом тексте призывов к определенным действиям. В том случае, если по каким-то причинам, констатируя наличие призыва к определенным действиям, эксперт оставит вторую часть вопроса без ответа, этот вопрос можно будет поставить во время допроса эксперта в ходе судебного заседания или при проведении дополнительной экспертизы.
Аналогично можно построить следующие вопросы:
- Имеются ли в предложенном для исследования тексте призывы к действиям, направленным на подрыв безопасности России? Если да, то какие именно языковые средства указывают на это?
- Имеются ли в предложенном для исследования тексте призывы к действиям, направленным на захват или присвоение властных полномочий? Если да, то какие именно языковые средства указывают на это?
- Имеются ли в предложенном для исследования тексте призывы к действиям, направленным на создание незаконных вооруженных формирований? Если да, то какие именно языковые средства указывают на это?
- Имеются ли в предложенном для исследования тексте призывы к пропаганде или демонстрированию нацистской атрибутики или символики? Если да, то какие именно языковые средства указывают на это?
Возможно разбиение общих формулировок на вопросы частного характера, например, при проведении дополнительных или повторных экспертиз: Содержатся ли в тексте негативные оценки власти в целом, ее конкретных представителей? Содержится ли в тексте информация о необходимости смены власти? Имеются ли в тексте призывы к смене власти? Содержатся ли в тексте призывы к смене власти, в частности насильственным, неконституционным путем? Или: Содержатся ли в тексте призывы к формированию вооруженных групп лиц? Формулируются ли в тексте цели их деятельности, если да, то каковы языковые средства, используемые в этих формулировках?
По изложенным в начале данной главы соображениям вопрос, касающийся призывов к осуществлению террористической деятельности, не может быть задан в форме «Имеются ли в предложенном для исследования тексте призывы к террористической деятельности?» Понятие «террористическая деятельность» нуждается в расшифровке в соответствии со статьей 205 УК РФ: «Терроризм, то есть совершение взрыва, поджога или иных действий, создавших опасность гибели людей, причинения значительного имущественного ущерба либо наступления иных общественно опасных последствий, если эти действия совершены в целях нарушения общественной безопасности, устрашения населения либо оказания воздействия на принятие решений органами власти, а также угроза совершения указанных действий в тех же целях…».
Таким образом, корректная постановка вопроса будет выглядеть так: - Имеются ли в предложенном для исследования тексте призывы к действиям, направленным на совершение взрыва, поджога или иных действий, создающих опасность гибели людей, причинения значительного имущественного ущерба либо наступления иных общественно опасных последствий? Если да, то какие именно языковые средства указывают на это? Содержится ли в тексте выраженная языковыми средствами информация о цели указанных действий; если да, то какова эта информация?
Отдельно следует отметить вопросы, связанные с конфликтным взаимодействием представителей разных социальных, религиозных, этнических, национальных, языковых, политических, идеологических и т.п. групп (см. 4.5.2), которое обобщенно может быть сведено к отношениям «мы - они». Сам по себе этот процесс включает в себя несколько существенных психологических моментов, находящих соответствующее отражение в языке, которые уже упоминались и отчасти рассматривались выше:
1. «Они плохие» – представители всей расы, народности, нации, приверженцы определенной религии или идеологии в целом выступают как носители негативно оцениваемых черт как внешних (свиньи, грязные, чумазые), так и внутренних (злые, агрессивные, тупые), совершающие однозначно негативно оцениваемые с позиций нашей системы ценностей действия – грабеж, убийства, воровство, насилие, детоубийство и т.п. Логическим продолжением этого утверждения являются рассуждения, построенные на противопоставлении «они плохие, а мы хорошие». По форме содержащейся в них информации высказывания подобного рода могут представлять собой как оценочные, непроверяемые на достоверность суждения, так и сообщения о фактах, которые могут быть проверены с точки зрения соответствия действительности.
2. «Всё, что они делают, – плохо для нас». Любые действия, совершаемые ими, интерпретируются как вредные или опасные для нас. Часто эта интерпретация лежит вне текста, выводится из него читателем или слушателем (или может выводиться в большинстве случаев). Понимание утверждения «Чеченские дети скажут спасибо Правительству Москвы за новые квартиры [а русские семьи новых квартир не поучат]» определенным образом задается контекстом в целом, в котором речь идет о льготах, которые получают приехавшие в Москву чеченцы, в то время как оказывать помощь русским в аналогичной ситуации никто не собирается. По форме сообщаемой информации высказывания подобного рода часто могут представлять собой предположения.
3. «Мы должны совершить действия, направленные против них». По форме сообщаемой информации высказывания подобного рода могут представлять собой побуждения, в том числе призывы, к насильственным действиям (ударь, убей, прогони) или ненасильственным действиям дискриминирующего характера (лишить работы, регистрации, гражданства, права голоса и т.п.).
4. «Следствием наших действий, направленных против них, станет улучшение нашей жизни». Этот компонент смысла часто не выражается словесно, но предполагается, задается всем ходом рассуждений как обязательный.
В обобщенном виде рассуждения, построенные по описанной выше схеме, выглядели бы так: «Все представители нации Х – бандиты. Они живут, грабя, убивая, притесняя представителей нации Y. Представители нации Y, бейте, убивайте представителей нации Х, не давайте им поселиться рядом с вами, тогда вы станете жить лучше».
Желательно после предварительного ознакомления с текстом задать вопросы таким образом, чтобы выявить по возможности все перечисленные выше смысловые компоненты. Ниже типовые вопросы сгруппированы по компонентам смысла, на выявление которых они направлены.
«Они плохие»
1. Имеются ли в тексте выраженные языковыми средствами негативные сведения о действиях представителей отдельных наций (рас, народностей, религий, идеологий, политических течений, социальных групп и т.п.)?
2. Относятся ли негативные сведения о действиях представителей отдельных наций (рас, народностей, религий, идеологий, политических течений, социальных групп и т.п.) ко всей нации (расе, народности, религии, идеологии, политическому течению, социальной группе и т.п.) в целом?
3. В какой форме (утверждения, мнения, предположения или иной) и от чьего имени негативные сведения о действиях представителей отдельных наций (рас, народностей, религий, идеологий, политических течений, социальных групп и т.п.) поданы?
4. Имеются ли в тексте выраженные языковыми средствами негативные оценки представителей отдельных наций (рас, народностей, религий, идеологий, политических течений, социальных групп и т.п.)? Если да, то содержит ли текст мотивацию негативной оценки?
5. Относятся ли негативные оценки ко всей нации (расе, народности, религии, идеологии, политическому течению, социальной группе и т.п.) в целом или к отдельным ее представителям?
6. От чьего имени даны негативные оценки?
«Они плохие, а мы хорошие»
7. Содержится ли в тексте информация об исключительности, превосходстве либо неполноценности граждан по признаку их отношения к религии, социальной, расовой, религиозной, национальной или языковой принадлежности? Если да, то какими языковыми средствами эта информация выражена?
8. Содержится ли в тексте информация об антагонизме, несовместимости отдельных наций (рас, народностей, религий, идеологий, политических течений, социальных групп и т.п.), об их противопоставленности друг другу? Если да, то какими языковыми средствами эта информация выражена?
«Всё, что они делают, – плохо для нас»
9. Устанавливается ли в тексте причинно-следственная связь между неблагополучием в прошлом, настоящем и будущем одной нации (расы, народности, религии, идеологии, политического течения, социальной группы и т.п.) и существованием, действиями другой нации (расы, народности, религии, идеологии, политического течения, социальной группы и т.п.)? Какие языковые средства используются для выражения этой причинно-следственной связи?
«Мы должны совершить действия, направленные против них»
10. Содержатся ли в тексте выраженные языковыми средствами призывы к насильственным действиям в отношении представителей отдельных наций (рас, народностей, религий, идеологий, политических течений, социальных групп и т.п.)?
11. Содержатся ли в тексте выраженные языковыми средствами призывы к дискриминирующим действиям ненасильственного характера в отношении представителей отдельных наций (рас, народностей, религий, идеологий, политических течений, социальных групп и т.п.)?
12. Содержатся ли в тексте выраженные языковыми средствами призывы к осуществлению массовых беспорядков, хулиганских действий и актов вандализма по идеологическим, политическим, расовым, национальным, религиозным, социальным причинам?
13. Имеются ли в тексте высказывания, содержащие положительные оценки насильственных действий в отношении представителей отдельных наций (рас, народностей, религий, идеологий, политических течений, социальных групп и т.п.)?
14. Имеются ли в тексте высказывания, содержащие положительные оценки действий дискриминирующего характера в отношении представителей отдельных наций (рас, народностей, религий, идеологий, политических течений, социальных групп и т.п.)?
«Следствием наших действий, направленных против них, станет улучшение нашей жизни»
15. Устанавливается ли в тексте причинно-следственная связь между насильственными действиями в прошлом, настоящем и будущем в отношении представителей отдельных наций (рас, народностей, религий, идеологий, политических течений, социальных групп и т.п.), с одной стороны, и благополучием другой нации (расы, народности, религии, идеологии, политического течения, социальной группы и т.п.) - с другой? Если да, то какими языковыми средствами эта информация выражена?
16. Устанавливается ли в тексте причинно-следственная связь между действиям дискриминирующего характера в прошлом, настоящем и будущем в отношении представителей отдельных наций (рас, народностей, религий, идеологий, политических течений, социальных групп и т.п.), с одной стороны, и благополучием другой нации (расы, народности, религии, идеологии, политического течения, социальной группы и т.п.) - с другой? Если да, то какими языковыми средствами эта информация выражена?
17. Имеются ли в тексте выраженные языковыми средствами призывы о предоставлении льгот и привилегий отдельным гражданам или группам лиц только потому, что они принадлежат к определенной нации (расе, народности, религии, идеологии, политическому течению, социальной группе и т.п.)?
Относительно унижения национального достоинства следует помнить, что как унижающие национальное достоинство могут быть квалифицированы как сведения, выявленные в результате ответов на вопросы 1-9 (1-3 – при условии несоответствия действительности), так и сведения, в которых негативная информация выражена не языковыми средствами, а определяется неязыковыми моментами, например: Мусульмане, живущие в Москве, едят свинину. Лингвист не может квалифицировать высказывания, в которых негативная информация не выражена языковыми средствами, как унижающие национальное достоинство, так как для этого необходим не лингвистический анализ текста, а владение сведениями о нормах поведения отдельных наций (рас, народностей, приверженцев определенных религий, идеологий, политических течений, социальных групп и т.п.), которыми располагают культурологи, религиоведы и т.п. Даже если эксперт-лингвист знает, что еврей должен чтить субботу, а мусульманин - воздерживаться от употребления в пищу свинины, эти знания формально лежат вне сферы его экспертной компетенции.
Кроме того, при распространении сведений в печатном виде или в СМИ существенным может оказаться вопрос о проявлении позиции газеты (корреспондента, редактора, журналиста и т.п.) в той или иной форме применительно к каждому поставленному вопросу. Даже если эта позиция выражена в виде резко негативных оценочных суждений или критики в явной форме по отношению к высказываниям, содержащим, в свою очередь, негативные оценки отдельных наций (рас, народностей, религий, идеологий, политических течений, социальных групп и т.п.) и призывы к насильственным или дискриминирующим действиям против них, нужны дополнительные основания для того, чтобы утверждать, что журналист солидаризируется с изложенной позицией, разделяет ее.
7. Принципы, лежащие в основе определения границ компетенции эксперта-лингвиста
При определении границ компетенции эксперта-лингвиста следует помнить о том, что при работе с печатной продукцией он анализирует текст, а при работе с видеоматериалами – дискурс, то есть текст в определенной ситуации общения, в которой есть адресант (говорящий, автор) и адресат (слушающий, зритель, читатель). Есть при этом некоторые моменты, которые лингвист может оценить как гражданин, человек, но не в состоянии квалифицировать как эксперт – например, восприятие и понимание того или иного текста разными социальными группами, а также степень действенности призывов, если таковые в тексте обнаруживаются. Иными словами, эксперт-лингвист не может определить, какова специфика восприятия того или иного текста людьми в зависимости от их пола, возраста, профессии, места жительства, фоновых знаний, образованности и т.п. и сформируется ли в сознании читателей то или иное отношение к описываемой проблематике. Если эксперт-лингвист и попытается дать ответ на вопросы типа: Может ли данный призыв привести к массовым беспорядкам в среде учащейся молодежи? – то ответ этот следует квалифицировать как мнение частного лица, предположение, строящееся на субъективном представлении конкретного человека о системе ценностей, бытующей в рамках конкретной социальной группы, склонности этой группы к активным действиям и т.п. К ответам на подобные вопросы необходимо привлекать экспертов других специальностей, например, социологов, специалистов в области социальной психологии и др.
Вне компетенции эксперта-лингвиста и вопрос, все ли читатели, ознакомившись с тем или иным текстом, будут совершать действия, к которым их в явной или неявной форме призывают авторы текста. Иначе говоря, постановка перед экспертом-лингвистом вопроса о том, сколь вероятно совершение насильственных действий или действий дискриминирующего характера после прочтения того или иного текста, методически некорректна.
Не следует проводить только силами экспертов-лингвистов исследование объектов, имеющих эстетическую ценность, – художественных текстов, кинокартин, видеоматериалов с элементами монтажа и т.п., так как очевидно, что помимо собственно языковых средств выражения здесь имеются иные, неязыковые средства.
Наконец, трудность представляет анализ текстов не светского, а религиозного содержания вне зависимости от конфессиональной принадлежности текста и самого эксперта. Анализ таких текстов в принципе не может производиться с позиций буквального прочтения. Причин тому множество: многие тексты религиозного содержания являются переводными, как правило, изобилуют метафорами, фрагментами в виде притч (например, Евангелие или Шулхан-Арух), создавались много веков назад, могут отражать ситуацию гонений на веру и ее сторонников и т.п. Кроме того, их понимание, толкование определяется не столько законами языка, сколько многовековой церковной традицией.
Таким образом, вне сферы компетенции эксперта-лингвиста оказываются вопросы, касающиеся восприятия, понимания, действенности текстов, содержащих призывы к экстремистской деятельности, а исследование текстов религиозного содержания или художественных требует привлечения в качестве экспертов специалистов иных гуманитарных специальностей – религиоведов, искусствоведов и пр.
[1] Классификацию интонационных контуров (ИК) см. в книге [Брызгунова 1963].
[2] В лингвистической литературе принято разграничивать синтаксическое побудительное наклонение и морфологическое повелительное наклонение глагола. Однако в ряде научных работ термины побудительное наклонение и повелительное наклонение используются как синонимы.
[3] В современном русском языке глагольная форма будемте и конструкции с нею воспринимаются как устаревшие.
[4] Здесь и далее знаки ' , '' и ''' служат для указания на силу ударения в словах.
[5] В приводимых ниже примерах знак ' поставлен перед ударным слогом в том слове, которое интонационно выделяется в составе фразы.
[6] Здесь и далее цифры в верхнем индексе указывают на тип ИК, в соответствии с классификацией Е.А. Брызгуновой.
[7] Searle J. R. Speech acts: An essay in the philosophy of language. London, 1969.
[8] Наиболее известная классификация речевых действий с позиции теории речевых актов дана в [Сёрль 1986в].
[9] В толкованиях М. Я Гловинской этим компонентам приписаны разные статусы: ассерции, пресуппозиции, мотивировка, которые соответствуют различным уровням организации смысла, но для нас в данном случае это несущественно.
[10] Здесь и далее используются материалы лингвистических экспертиз, проведенных авторами данной работы по запросам различных учреждений (суда, прокуратуры, адвокатских контор и т.п.). В частности, имеется в виду реальное уголовное дело, по материалам которого была осуществлена лингвистическая экспертиза; однако поскольку к моменту написания данной работы подсудимому еще не вынесен судебный приговор, мы не считаем себя вправе назвать его фамилию.
[11] ВежбицкаяА. Речевые акты // Новое в зарубежной лингвистике. М., 1985. Вып. XVI, с. 251-275.
[12] Ожегов С.И., Шведова Н.Ю. Толковый словарь русского языка. М., 1992.
[13] Такое мнение высказывается в кн. Очерк американского коммуникативного поведения // Под ред. И.А. Стернина и М.А. Стерниной. Воронеж: Изд-во ВГУ, 2001. Здесь же отмечается, что американская традиция устной коммуникации более толерантна, чем русская.
[14] Словарь русского языка в 4-х тт. / Под ред. Евгеньевой А.П. Т.3. М., 1986.
[15] Ожегов С.И., Шведова Н.Ю. Толковый словарь русского языка. М., 1992.
[16] Словарь русского языка в 4-х тт. / Под ред. Евгеньевой А.П., М., 1986.
[17] Словарь русского языка в 4-х тт. / Под ред. Евгеньевой А.П., М., 1986.
[18] Словарь русского языка в 4-х тт. / Под ред. Евгеньевой А.П., М., 1986.
[19] Ожегов С.И., Шведова Н.Ю. Толковый словарь русского языка. М., 1992.
[20] Словарь русского языка в 4-х тт. / Под ред. Евгеньевой А.П., М., 1986.
[21] Русский семантический словарь / Под ред. Н.Ю. Шведовой. М., 1998.
[22] Ср. еще один характерный контекст автонимного употребления такого рода в уже цитировавшемся словаре С. И. Ожегова и Н.Ю. Шведовой «На баррикады! (призыв к вооружённой борьбе)» из словарной статьи слова «баррикада».
[23] Ср. в этой связи известную работу В.И. Ленина «О лозунге Соединенные Штаты Европы», в которой обсуждаются основания использования этого лозунга в конкретной политической ситуации на фоне других лозунгов – в частности, призыва к социалистической революции, лозунга «Рабоче-крестьянское правительство» и пр. Интересно, что политическая дискуссия имела вид «борьбы» лозунгов, определявших ближайшие и перспективные политические цели и идентифицировавших участников политического процесса.
[24] Подробнее об особенностях лозунговой коммуникации см.: Баранов А.Н. Языковые игры времен перестройки (феномен политического лозунга) // Русистика. 1993. № 2; Левин Ю.И. Семиотика советских лозунгов // Левин Ю. И. Поэтика. Семиотика: Избранные труды. М., 1998.
[25] Ожегов С.И., Шведова Н.Ю. Толковый словарь русского языка. М., 1992.
[26] Следует отличать употребления данного типа от контекстов, в которых слово апелляция используется в значении «обращение к некоторой ценности, аргументу в споре»: При этом следует заметить, что апелляция к общественным интересам может быть понята и поддержана субъектами Федерации лишь при условии обретения ими той степени самостоятельности, которая давала бы возможность проявления инициативы в реализации форм жизни, исторически свойственных данному народу [Независимая газета]; Поэтому, должно быть, об интеллигенции толкуют сегодня с надрывом, с обидой на общественное недопонимание, но и с гордостью, опять же с апелляцией к традиции, к великомученикам[Московские новости].
[27] Олкер Х.Р. Диалектическая логика «Мелосского диалога» Фукидида // Язык и моделирование социального взаимодействия. М., 1987.
[28] Ожегов С.И., Шведова Н.Ю. Толковый словарь русского языка. М., 1992.
[29] Русский семантический словарь / Под ред. Н.Ю. Шведовой. М., 1998.
[30] Русский семантический словарь / Под ред. Н.Ю. Шведовой. М., 1998.
[31] Словарь русского языка в 4-х тт. / Под ред. Евгеньевой А.П., М., 1986.
[32] Призыв на листовке 1941 г., обращенной к солдатам вермахта, на русском и немецком языках.
[33] Призыв-лозунг эпохи перестройки.
[34] Призыв-лозунг эпохи перестройки: под «Борисом» имеется в виду Борис Ельцин.
[35] Призыв-лозунг эпохи перестройки: под «Валькой» имеется в виду министр финансов В.С. Павлов.
[36] Русская грамматика, Т. 1, М., 1980, § 1544.
[37] Лозунг национал-большевиков.
[38] Лозунг Демократического союза В. Новодворской в период кризиса 1993 г.
[39] Призывы-лозунги, сформулированные В.И. Лениным.
[40] Призыв-лозунг региональных избирательных кампаний середины-конца 90-х гг.
[41] Выступление на митинге в Самаре М.В. Филина 7 октября 1998 г.
[42] Выступление на митинге в Самаре А.М. Макашова А.М. 7 октября 1998 г.
[43] Газета "Право-защита", № 2 (59), апрель 2004 г.
[44] Заметим, что дополнительно в данной фразе содержится пресуппозиция ‘Путинский режим навязал Чечне войну’.
[45] Грайс Г.П. Логика и речевое общение // Новое в зарубежной лингвистике, вып. XVI, Лингвистическая прагматика. М., 1985.
[46] Федеральный закон «О противодействии экстремистской деятельности» от 25 июля 2002 г. N 114-ФЗ, принят Государственной Думой 27 июня 2002 года.
[47] Словарь русского языка: В 4-х т. / Под ред. А. П. Евгеньевой. – 2-е изд., испр. и доп. – М.: Русский язык, 1981–1984, т. 2, с. 394.
[48] Там же.
[49] См., например, Баранов А.Н., Михайлова О.В., Сатаров Г.А., Шипова Е.А. Политический дискурс: методы анализа тематической структуры и метафорики. М., 2004.
[50] Ср. мнение П. Стросона: «Суть намека заключается в том, что слушающий должен подозревать (не более того) наличие определенного намерения, например, намерения вызвать или раскрыть определенное убеждение. Намерение, которое имеет человек, говорящий намеками, по существу своему не предназначено к открытому узнаванию (nonavowable)» (Стросон П.Ф. Намерение и конвенция в речевых актах // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. ХYII. Теория речевых актов. М., 1986, с. 144).
[51] Ожегов С.И., Шведова Н.Ю. Толковый словарь русского языка. М. 1992.
[52] Словарь русского языка: В 4-х т. / Под ред. А. П. Евгеньевой. – 2-е изд., испр. и доп. – М.: Русский язык, 1981–1984, т. 3, с. 727.
[53] Там же.
[54] См., например: Василий Буй. Русская заветная идиоматика (веселый словарь крылатых выражений). М., 1985; Василий Буй. Русская заветная идиоматика (веселый словарь народных выражений). М., 2005; Мокиенко В.М., Никитина Т.Г. Большой словарь русского жаргона. - СПб, 2000; Мокиенко В.М., Никитина Т.Г. Словарь русской брани. – СПб, 2004.
[55] Х…й, х…р, п…да, м…да, б…дь, е…ть, еть.
[56] Ожегов С.И., Шведова Н.Ю. Толковый словарь русского языка. М. 1992; Большой толковый словарь русского языка. Под ред. С.А. Кузнецова. – СПб, Норинт, 2001.
[57] Некоторые из них обсуждаются в книге: Баранов А.Н., Бельчиков Ю.А., Горбаневский М.В., Сафонова Ю.К., Шварцкопф Б.С. Цена слова. М., 2002, с. 329 и далее.
[58] Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка, т. 4, с. 155.
[59] Ср.: «Сволочь - 1) прост., бран. Негодяй, мерзавец; 2) собир. Сброд, подлые люди. Всякая с.» (Ожегов С.И., Шведова Н.Ю. Толковый словарь русского языка. М., 1997, с. 705).
[60] Здесь и далее выделено нами [авторы].
[61] Толковый словарь русского языка. Под ред. Д.Н. Ушакова. Т. 1. М., 1935, с. 868.
[62] Толковый словарь русского языка конца XX века: Языковые изменения. С.-П., 1998.
[63] Большой толковый словарь русского языка. С.-П., 1998.
[64] См. об этом: Из истории русских слов. М., 1993, с. 69—72; В.В. Виноградов. История слов. М., 1994, с. 162—165.
[65] “Жид, Презрит. название еврея. || Скупой, скряга, корыстный скупец|| “ (В. И. Даль. Толковый словарь живого великорусского языка. В. 4-х т. Под ред. И. А. Бодуэна де Куртене. С.-П., М., 1903, Т. 1). Заметим, кстати, что расстановка стилистических помет принадлежит не Далю, а редактору указанного издания – Бодуэну де Куртене.
[66] Словарь русского языка в 4-х тт. / Под ред. А.П. Евгеньевой Т. 3. М., 1983.
[67] Приведенный анализ оценочной семантики слова жид представляет собой расширенный вариант аргументации, изложенной в экспертизе А.Н. Баранова и Ю.А. Сафоновой по делу А.М. Макашова (частично текст этой экспертизы воспроизводится в книге: Баранов А.Н., Бельчиков Ю.А., Горбаневский М.В., Сафонова Ю.К., Шварцкопф Б.С. Цена слова. М., 2002).
[68] Рассматривается реальный случай и реальные контексты употребления, однако фамилии политиков опущены.
[69] Ожегов С.И., Шведова Н.Ю. Толковый словарь русского языка. М., 1992.
[70] Словарь русского языка в 4-х тт. / Под ред. Евгеньевой А.П., т. II, М., 1986.
[71] Ожегов С.И., Шведова Н.Ю. Толковый словарь русского языка. М., 1992.
[72] Словарь русского языка в 4-х тт. / Под ред. Евгеньевой А.П., т. II, М., 1986.
[73] Ожегов С.И., Шведова Н.Ю. Толковый словарь русского языка. М., 1992; Словарь русского языка в 4-х тт. / Под ред. Евгеньевой А.П., т. I, М., 1981.
[74] Ожегов С.И., Шведова Н.Ю. Толковый словарь русского языка. М., 1992; Словарь русского языка в 4-х тт. / Под ред. А.П Евгеньевой., т. I, М., 1985.
[75] Словарь русского языка в 4-х тт. / Под ред. А.П.Евгеньевой, т. I, М., 1981.
[76] Севастьянов А.Н. «Национал-демократия или новый реализм». М. 1996.
[77] Словарь русского языка в 4-х тт. / Под ред. А.П. Евгеньевой Т. 1, М., 1981.
[78] Там же.
[79] Словарь русского языка в 4-х тт. / Под ред. А.П. Евгеньевой Т. 3, М., 1983.
[80] Словарь русского языка в 4-х тт. / Под ред. Евгеньевой А.П. Т. 2, М., 1986.
[81]Ожегов С.И., Шведова Н.Ю. Толковый словарь русского языка. М., 1997, с. 699.
[82] Федеральный закон «О противодействии экстремистской деятельности» от 25 июля 2002 г. N 114-ФЗ, принят Государственной Думой 27 июня 2002 года.
Дата добавления: 2016-04-06; просмотров: 1162;