Оценочно мотивированные призывы

Иная стратегия формирования призывов к возбуждению национальной, расовой и религиозной розни основывается на эксплицитном противопоставлении нескольких национальных, расовых и религиозных групп. Слово рознь толкуется в словарях через синонимы «вражда, распря»[52]. Тем самым, слово рознь, во-первых, содержит в своей семантике идею различия. Типичный способ говорить о различиях – это приписывание разных характеристик указанным типам сообществ. Однако слово рознь указывает не только на различие, но и на противопоставление национальных, расовых и религиозных групп. Действительно, слово вражда, через которое толкуется слово рознь, описывает такие отношения между людьми, которые «проникнуты неприязнью, взаимной ненавистью»[53]. Наиболее очевидный способ создания противопоставления – это приписывание отрицательных характеристик одним сообществам и положительных характеристик - другим. Пропозициональное содержание призыва часто обосновывается, мотивируется отрицательными оценками расовой, национальной или религиозной группы. К призывам такого рода относятся, например, лозунги Очистим страну от черножопой мрази!; Таджик изнасиловал 7-летнюю девочку. Звереныши - вон из Москвы!; Гнать хачиков, азеров и прочее дерьмо!; Жиды, убирайтесь!, Чеченская мафия – вон из Москвы!; Вон из Москвы, хохлятские уроды!; В помойку вонючих корейцев, китайцев и прочих азиатов, жрущих собачатину. В приведенных примерах оценочные компоненты значения присутствуют в таких словах и выражениях, как черножопый, мразь, звереныши, хачик, азер, дерьмо, жиды, мафия и т.п. Анализ таких лозунгов в рамках лингвистической экспертной деятельности предполагает в качестве первого шага изучение языковых средств передачи негативной оценки.

В лексике русского языка имеется целый арсенал средств передачи негативной оценки. К ним относятся, в частности, слова, имеющие стилистические пометы нецензурное, бранное, неприличное. Проблема заключается в том, что нормативные словари русского языка традиционно не включают нецензурную лексику из-за сильной табуированности этого слоя лексики. Поэтому, хотя это и кажется очевидным, доказать принадлежность того или иного обсценного слова к числу нецензурных довольно сложно. В этом случае приходится обращаться не к нормативным словарям, а к словарям сленгов, жаргонов, словарям ругательств и нецензурной лексики[54]. Согласно существующей не столько лексикографической, сколько лексикологической практике, к нецензурным словам отнесены несколько непроизводных слов, задаваемых списком[55], а также слова и словосочетания, производные от них.

Бранные слова – это слова, относящиеся к сниженному слою лексики, однако, в отличие от нецензурных, не имеющие абсолютного запрета на употребление. Они допускаются, например, в частном общении. Впрочем, использование бранных слов в общественной коммуникации также осуждается по моральным соображениям. Эти слова фиксируются словарями литературного языка с пометами бранное, грубое, вульгарное Кроме того, в самой словарных статьях этих слов часто содержится указание на особый характер их употребления в речи: на коммуникативную цель обидеть или оскорбить адресата. К бранным, согласно данным разных толковых словарей, относятся, например, слова жопа (о человеке), сволочь, скотина (о человеке), ублюдок, сука (о человека), холуй, старый хрен и т.п.[56]

Помета неприличное редко используется в современных словарях. В тех же словарных изданиях, где ее можно встретить, она конкурирует с пометой бранное и часто является ее синонимом. Кроме того, неприличными являются в официальной ситуации общения стилистически сниженные слова, передающие презрительное отношение к собеседнику. Неприличные, с точки зрения стилистики, слова и выражения также осуждаются в обществе с точки зрения моральных норм. К неприличным относятся некоторые метафоры фауны (например, свинья, козел – применительно к человеку), неологизмы, образованные в результате языковой игры и содержащие аллюзию на обсценные и бранные слова (например, дерьмократ) и некоторые другие типы лексем.[57]

Для отрицательной оценки часто используются альтернативные по отношению к нейтральным номинации национальностей и групп национальностей: хачики – вместо таджики (может употребляться и как соответствие названиям других национальностей), азеры – вместо азербайджанцы, чурки – вместо уроженцы Средней Азии, жиды – вместо евреи и т.п. В лексическом значении названий такого типа фиксирована отрицательная оценка. Ср. примеры призывов, приведенные выше, ср. также Чурок черножопых метлой гнать из России, выучили на свою голову!; Закрыть Москву от азеров и чурок!; Чурки, вон из моего родного города!!

Особый интерес в этом отношении представляет номинация жид-жиды, часто использующаяся в публичных дискуссиях по национальным отношениям, ср. Жиды прочь из славянских стран!; Быть русским означает - бить русских жидолизов!; Жиды, вон из России!; Зарегистрировать всех жидов и жидолизов!; Советы без жидов!

Ответчики, привлекаемые за использование данной номинации, нередко оспаривают ее негативно-оценочный статус. Стандартная аргументация в пользу того, что ничего отрицательного слово жид не содержит, сводится к следующим положениям:

1) слово жид - исконный общеславянский термин для обозначения евреев или лиц иудейского вероисповедания;

2) слово жид часто употребляется в произведениях русской классической литературы (в художественных произведениях, публицистике и письмах Г.Р. Державина, А.С. Пушкина, Н.В. Гоголя, Ф.М. Достоевского);

3) слово жид является презрительным наименованием евреев, а не оскорбительным (обычно со ссылкой на словарь В.И. Даля);

4) в составе народов России нет этноса, именуемого словом жиды;

5) следовательно, слово жид не является оскорбительной номинацией евреев.

Первый аргумент является историческим и не относится к современному русскому языку. Известно, что с течением времени слова часто меняют свои значения и стилистический регистр использования. Так, слова отморозок, стрелка, беспредел, относившиеся изначально к уголовному языку (фене), стали широко употребляться в публицистике в период перестройки и практически изменили свои стилистические характеристики. Слово сволочь словарь В.И. Даля толкует как «всё, что сволочено или сволоклось в одно место»[58], однако это не значит, что и в современном русском языке это слово употребляется в том же значении[59]. Тем самым, исторические аргументы первого типа не имеют силы при оценке негативной окраски слова жид в современном русском языке.

В качестве обоснования возможности нейтрального со стилистической точки зрения использования слова жид часто приводится аргументация, что именно так это слово использовалось во времена Державина, Пушкина, Достоевского (см. аргументы второго типа). Это не в полной мере соответствует действительности. Хотя такое употребление и допускалось, оно всё равно имело уничижительный оттенок. Приведем характерный пример из дневников А.С. Пушкина:

«Один из арестантов стоял, опершись у колонны. К нему подошел высокий, бледный и худой молодой человек с черною бородою, в фризовой шинеле, и с виду настоящий жид - я и принял его за жида[60], и неразлучные понятия жида и шпиона произвели во мне обыкновенное действие; я поворотился им спиною, подумав, что он был потребован в Петербург для доносов или объяснений. Увидев меня, он с живостию на меня взглянул. Я невольно обратился к нему. Мы пристально смотрим друг на друга - и я узнаю Кюхельбекера» [А.С. Пушкин Из автобиографических записок. Встреча с Кюхельбекером].

В приведенном контексте слово жид в явном виде ставится в один ассоциативный ряд со словом шпион, что мотивирует резко отрицательную реакцию автора текста. Нельзя, однако, отрицать и того, что название жид в эпоху Пушкина было почти стандартной номинацией евреев, ср.: - Незнакомец, с ужасными проклятиями отослав спать старосту Трифона и земского Авдея, отложил чтение письма до завтрашнего дня и пошел в приказную избу, куда жид понес за ним и его маленькой чемодан. [А.С. Пушкин. История села Горюхина]. Даже еще в начале ХХ века слова жид, жидовка могли использоваться как нейтральные в стилистическом отношении номинации евреев: ср. название рассказа А.И. Куприна «Жидовка», не содержащее никаких негативных коннотаций. Однако уже в словаре под ред. Д.Н. Ушакова слово жид имеет характерное толкование и соответствующую стилистическую помету: «Жид– 1. В устах антисемита – еврей (презрит.). 2. перен. В кругах антисемитов — скряга (простореч. бран.). [Первонач. не имело презрит. или бран. оттенка, но впоследствии стало ходовым шовинистическим обозначением еврея и приобрело черносотенно-погромный характер]»[61], что отражает значительно измененный статус этого слова в русском литературном языке.

В современном русском языке нейтральный стилистический оттенок слова жид окончательно утрачен, а бранное употребление приобрело агрессивную окраску под влиянием разнообразных социально-политических факторов, способствовавших распространению антисемитизма в бывшем СССР. Для иллюстрации этого приведем высказывание лауреата Нобелевской премии русского поэта Иосифа Бродского: “...В печатном русском языке слово “еврей” встречалось так же редко, как “пресуществление” или “агорафобия”. Вообще по своему статусу оно близко к матерному слову или названию венерической болезни... Помню, что мне всегда было проще со словом “жид”: оно явно оскорбительно...“ [И. Бродский. Меньше единицы].

Толковые словари современного русского языка также указывают на то, что слово жид стилистически окрашено, то есть не относится к нейтральной лексике, слово жид используется в значении «еврей - грубое, бранное и презрительное». Сравните:

ЖИД Разг. Уничиж. Презрительное, бранное название еврея.[62]

ЖИД Разг.-сниж. Презрительное название еврея.[63]

Отсюда следует, что слово жид содержит очевидную отрицательно-оценочную составляющую. Согласно В.В. Виноградову, слово жид приобрело презрительную, уничижительную, бранную, явно негативную окраску из-за влияния церковнославянской традиции, обвинявшей иудеев в том, что они не приняли учения Христа, а его самого предали и распяли. Кроме того, в новое время в Европе евреи занимались банковским делом, ростовщичеством и перекупкой, отсюда появление образа еврея - жадного скряги, кровопийцы, живущего за счет других^[64].

В связи с употреблением обсуждаемого слова часто отмечается также (третий аргумент), что в словаре В.И. Даля слово жид квалифицируется как презрительная номинация^[65]. Но выражение презрения в любом случае предполагает негативную оценку лица, называемого жидом, ср. презрительный – это «выражающий презрение», а презрение – «чувство полного пренебрежения, крайнего неуважения к кому-, чему-л.»^[66].

Ничего удивительно нет в том, что в официальном списке наций, национальностей и народностей России нет номинации жиды (четвертый аргумент). Это связано с тем, что данное слово в современном русском языке содержит очевидную негативную оценочную составляющую. Точно так же среди официальных названий национальных и этнических групп нет номинаций чучмеки, татарва, армяшки, черножопые и т.п.[67]

Стратегия построения оценочно мотивированных призывов заключается в том, что сначала за счет отрицательной (или положительной) оценки формируется противопоставление между двумя (или более) сообществами (религиозными, национальными и прочими группами), при этом отрицательные характеристики приписываются с помощью слов сниженного слоя лексики, а также с помощью лексем, содержащих в своем значении отрицательный компонент значения (слова типа хачик, азер, жид). Далее отрицательная (или положительная) оценка используется для мотивации действия (шире - поведения), к которому призывает говорящий. Схематически эту стратегию можно описать следующим образом:

· приписывание отрицательной (положительной) оценки группе людей, сформированной по этническому, национальному или религиозному принципу →

· противопоставление данной группы другим группам по указанной оценке →

· описание действия, которое надо выполнить по отношению к отрицательно (положительно) оцениваемой группе →

· мотивация действия оценкой (факультативно).

Чаще всего в призывах используются отрицательные оценки (ср. призывы типа В помойку вонючих корейцев, китайцев и прочих азиатов, жрущих собачатину!), однако возможно и использование положительной оценки. В этом случае и действие оказывается несколько иным – выполняемым в «пользу» положительно оцениваемой группы либо направленным против негативно оцениваемой группы: Великий русский народ, восстань и сбрось с себя уродливых инородцев! В приведенном примере призыва положительная оценка русского народа (на это указывает прилагательное великий) обосновывает, хотя и в неявной форме, то, что требуется в призыве: комплекс действий против нерусских – инородцев, оцениваемых отрицательно (ср. прилагательное уродливый). Дополнительно следует отметить наличие в призыве-лозунге метафоры персонификации: русский народ осмысляется как богатырь, который встает – восстает – и сбрасывает с себя нечто неприятное, мелкое. Метафора позволяет существенно усилить противопоставление национальных групп – «русские vs. нерусские», превратив его в непреодолимое противоречие (великие русские vs. уродливые инородцы).

Анализ оценочно мотивированных призывов предполагает обязательную квалификацию оценки как контрастивной или неконтрастивной (см. выше). Частая ошибка при исследовании призывов такого рода – игнорирование неконтрастивного статуса оценки. Так, высказывание Чеченский народ - самобытный и уникальный само по себе не может рассматриваться как фраза, направленная на возбуждение национальной розни, поскольку априори нельзя сказать, что другим национальностям приписываются отрицательные оценки. Соответствующий вывод можно сделать только при анализе всего текста, в котором употреблена данная фраза.

Приведенная стратегия формирования призыва может реализоваться в пределах одного лозунга – см. примеры приведенные выше. Разумеется, последовательность операций в этом случае не соблюдается – порождается уже результат. Однако довольно часто такая стратегия используется для формирования структуры аргументации целого текста. Рассмотрим некоторые примеры такого рода.