Предмет философии и ее место в современной культуре 21 страница

Основными в механике Ньютона являются понятия силы, массы, простран­ства и времени, которые органически связаны между собой, и вне их связи не­возможно осмыслить содержание каждого из них. В этом отношении научная программа Ньютона не отличается принципиально от декартовской: она пред­ставляет собой строго продуманную систему принципов. Само же содержание этих принципов радикально отличается как от картезианских, так и от атомис­тических. Если у Декарта свойства тела сводятся к протяжению, фигуре и дви­жению, причем источником движения Декарт считает Бога, если атомисты для определения природы телесного начала вводят ещё и непроницаемость (твер­дость), считая его главным свойством материи, то Ньютон присоединяет к пе­речисленным свойствам ещё одно - силу, и это последнее становится у него ре­шающим. Сила, которой наделены все тела без исключения, как на Земле, так и в космосе, есть, по Ньютону, тяготение.

Именно сила тяготения тел есть та причина, с помощью которой, по убеждению Ньютона, можно объяснить, - а не только математически описать - явления природы. Это та последняя причина, к которой восходит всякое физическое, или механическое познание природы; сама же она, как подчеркивают Ньютон и его последователи, в рамках механики объяснена быть не может. Поскольку всё, что невозможно было объяснить с помощью механических причин, в XVII-XVIII вв. ква­лифицировалось как «скрытое свойство» и изгонялось из науки, то оппоненты Нью­тона настойчиво требовали либо исключить «гипотезу тяготения», либо найти ей объяснение, выводя ее если не из явлений, то из более простой и понятной причины. В течение нескольких лет Ньютон пытался найти способ объединения силы тяго­тения как космической силы, определяющей движения планет, с силой тяжести земных тел. В 1685 г. он открыл закон, согласно которому земной шар притяги­вает находящееся вне его тело так, как если бы вся масса Земли была сконцентри­рована в одной точке - центре. Это открытие позволило Ньютону подойти к точному математическому сравнению двух сил - земного тяготения и космичес­кого притяжения. В «Началах» эти две силы отождествлены.

Важное значение в разработке механистической картины мира имеет за­кон инерции.

Его пытались сформулировать и Кеплер, и Декарт. Кеплер, так же как и Арис­тотель, считал, что для приведение тела в движение и для сохранения этого дви­жения всякое тело - как земное, так и небесное - нуждается в двигателе. Движущая причина, или сила, необходима, согласно Кеплеру, чтобы тело могло двигать­ся. Иначе трактует закон инерции Декарт, а за ним и Ньютон. Сформулированный Декартом закон инерции гласит: каждая вещь пребывает в том состоянии, в ка­ком она находится, пока ничто ее не изменит; в этом отношении состояния дви­жения и покоя равноправны; и при этом каждая частица материи в отдельности стремится продолжать свое движение не по кривой, а исключительно по прямой.

У Ньютона закон инерции звучит так: врожденная сила материи есть при­сущая ей способность сопротивления, согласно которой всякое отдельно взятое тело, поскольку оно предоставлено самому себе, удерживает свое состояние по­коя или равномерного прямолинейного движения. Закон инерции необходимо предполагает бесконечное изотропное пространство и однородную материю, составляющую вещество как земных, так и космических тел. Эти обе предпо­сылки являются общими у Декарта и Ньютона, как, впрочем, и у двух других научных программ классической науки - атомистической и лейбницевской.

Однако если бесконечное изотропное пространство мыслится в картезиан­ской программе как относительное, то у Ньютона оно получает совсем иную интерпретацию. Вводя понятия абсолютного пространства и времени, Ньютон вступает в полемику не только с картезианцами, но и с атомистами, и с Лейбни­цем. Вместе с понятиями абсолютного пространства и времени Ньютон вводит также понятие абсолютного движения. Эта концепция пространства и времени как арены для движущихся тел, свойства которых неизменны и независимы от самих тел, составляла основу механической картины мира.

В учении об абсолютном пространстве нашли свое выражение философско-теоло-гические взгляды Ньютона, игравшие в его мышлении важную роль^{173/ [4]}. В качестве одной из философских предпосылок ньютоновской динамики следует указать на его убеждение в том, что материя по природе есть начало пассивное, а поэтому долж­но существовать некоторое активное начало, которое служило бы, образно гово­ря, источником «питания» вселенной. Такое представление о материи у Ньютона совпадает с картезианским: у Декарта, как мы знаем, источником движения в мире является Бог. Далеко не случайно принцип тяготения имеет в качестве своего кор­релята в ньютонианской физике понятие абсолютного пространства. Ведь после­днее Ньютон наделяет особым свойством активности, называя его «чувствилищем бога» (Sensorium Dei). Ньютоново абсолютное пространство есть, в сущности, нечто вроде мировой души неоплатоников, которая как бы осуществляет связь всех вещей во вселенной, подобно тому, как душа животного - связь всех его органов. В пользу такого понимания абсолютного пространства говорит и тот факт, что оно, согласно Ньютону, не является делимым. Однако Ньютон не согласен считать пространство мировой душой: понятие мировой души несовместимо с христиан­ством, он заявлял, что пространство - это атрибут Бога, а не его субстанция.

У ньютонианцев в XVIII в. закрепилось и абсолютизировалось представ­ление о ньютоновской научной программе как программе прежде всего эмпи­рической. И хотя в работах Ньютона было немало оснований для такого толко­вания его метода, однако распространившееся в XVIII в. представление о прин­ципах ньютонианской физики было все-таки односторонним: из научной программы Ньютона, в сущности, полностью элиминировалось ее философс­кое ядро. В результате и возник тот облик ньютоновской физики, который впос­ледствии оказался одним из аргументов в пользу позитивистского толкования науки и ее истории.

А. Эйнштейн писал: «значение трудов Ньютона заключается не только в том, что им была создана практически применимая и логически удовлетвори­тельная основа механики, а и в том, что до конца XIX в. эти труды служили программой всех теоретических исследований в физике»^{174/ [5]}, - и не только в ней, но и в других науках.

В числе ученых XVIII в., работавших в рамках научной программы Нью­тона - Пьер Симон Лаплас (1749-1827), выдающий французский математик и астроном. Его пятитомное произведение «Трактат о небесной механике» как бы подытожило развитие классической механики. Именно в небесной механике Лаплас, как и другие ученые XVIII в., видит вершину механики как науки, в которой находит свое полное подтверждение принцип механического понима-

ния природы. Лаплас полностью убежден в том, что физика должна быть сведе­на к механике, а последняя решает все задачи путем дифференциального исчис­ления. Достаточно проинтегрировать систему дифференциальных уравнений, описывающих движение всех без исключения тел и частиц, составляющих все­ленную, чтобы получить исчерпывающее знание о том, что есть, что было и что будет. Всякая случайность, согласно этой программе, будет результатом наше­го незнания. Здесь он близок к французским материалистам, о чем достаточно убедительно свидетельствует его ответ на реплику Наполеона, получившего в подарок экземпляр «Изложения системы мира» Лапласа: «Ньютон в своей кни­ге говорил о Боге, в Вашей же книге я ни разу не встретил имени Бога».- «Граж­данин Консул, в этой гипотезе я не нуждался».

Важная особенность функционирования механической картины мира в качестве фундаментальной исследовательской программы - синтез естествен­нонаучного знания на основе редукции (сведения) разного рода процессов и яв­лений к механическим. Несмотря на ограниченность уровнем естествознания XVII в., механическая картина мира сыграла в целом положительную роль в развитии науки и философии. Она давала естественнонаучное понимание мно­гих явлений природы, освободив их от мифологических и религиозных схолас­тических толкований. Она ориентировала на понимание природы из неё самой, на познание естественных причин и законов природных явлений.

9.5.4. Лейбницева научная программа

С критикой ньютоновской научной программы выступили очень многие ученые и философы. Одни из них уделяли больше внимания принципам механи­ки Ньютона, другие - философским предпосылкам последней.

Одним из критиков ньютоновской научной программы был Готфрид Виль­гельм Лейбниц (1646-1716). Он квалифицирует Ньютонов принцип тяготения (дей­ствия тел на расстоянии) как чудо или нелепость вроде оккультных качеств схо­ластов. Все в мире природы, как убежден Лейбниц, должно быть объяснено ис­ключительно с помощью механических начал. Природа - это механизм, только механизм в высшей степени совершенный. Не только неорганическая природа, но и живые организмы представляют собой машины, созданные гениальным механиком - Богом.

Оппозиция Лейбница по отношению к Ньютону в вопросе о тяготении - это оппозиция христианского теолога, жестко отделяющего творение от творца и на­стаивающего на трансцедентности Бога по отношению ко всему сотворенному.

Все сотворенное, таким образом, является машиной, но, разумеется, машиной особой, у которой все детали, как бы глубоко мы в них не проникли, окажутся в свою очередь опять-таки машинами, а не простым «мертвым» веществом, как в машинах человеческих. Лейбниц писал: «Всякое органическое тело живого суще­ства есть своего рода божественная машина, или естественный автомат, кото­рый бесконечно превосходит все аппараты искусственные. Ибо машина, соору­женная искусством человека не есть машина в каждой своей части; например, зубец латунного колеса состоит из частей или кусков, которые уже не представ­ляют для нас ничего искусственного... Но машины естественные, т. е. живые тела, и в своих наименьших частях, до бесконечности продолжают быть машинами. В том и заключается различие между природой и искусством, т.е. между искусст­вом божественным и нашим»^{175/ [6]}.

¹⁷⁵ Цит. по Гайденко П.П. Эволюция понятия наука (XVII-XVIII века). - М., 1987. - С. 14.

Ни картезианцы, ни Лейбниц не могли принять ньютонову физику, пото­му что ее предпосылка требует снять жесткое разделение мира божественного -трансцедентного и мира природного - сотворенного: ведь пространство есть как бы присутствие Бога в сотворенном мире. Бог при этом становится как бы «частью природы», превращаясь в мировую душу языческой философии.

Лейбниц отрицал абсолютность пространства и времени и считал, что тела суть проявления нематериальных монад, составляющих субстанциональное бы­тие. Философским ядром научной программы Лейбница стала его - монадология («Монадология», 1714). По мнению Лейбница, монада - это единое, или едини­ца. Она не состоит из частей, неделима. Поскольку все материальное состоит из частей, то монада не может быть материальной. Не протяжение, а деятельность составляют ее сущность. Монады образуют умопостигаемый мир, производным от которого выступает мир феноменальный (физический космос). Монады фи­зически не взаимодействуют друг с другом, но вместе с тем образуют единый развивающийся и движущийся мир, который регулируется предустановленной гармонией, зависящей от высшей монады (абсолюта, Бога)^{176/ [7]}.

Лейбниц обосновывает с помощью понятия актуальной бесконечности принцип непрерывности. В природе нет и не может быть скачков, утверждал он. На ос­нове принципа непрерывности он разрабатывал идею развития. Но если Декарт пытался вывести живое из неживого, то Лейбниц объясняет даже неживое из живого и видит в механизме внешнюю форму проявления организма. Лейбниц не­сколько изменил декартово учение о врожденных идеях, которые, по Лейбницу, заключаются в разуме, подобно прожилкам камня в глыбе мрамора.

В методологии Лейбница происходит возрастание аналитической компонен­ты по сравнению с Декартом. Идеальным Лейбниц считал создание универсаль­ного языка (исчисления), который позволил бы формализовать все мышление. Критерием истинности он считал ясность, отчетливость и непротиворечивость знания. В соответствие с этим для проверки истин разума достаточны законы аристотелевой логики (тождества, противоречия, исчисления третьего), для про­верки «истин факта» необходим закон достаточного основания.

Полемика между Ньютоном и Лейбницем не закончилась со смертью этих выдающихся ученых: борьба между двумя направлениями в науке продолжа­лась на протяжении всего XVIII столетия. Принципы Лейбница защищал Хри­стиан Вольф и его сторонники, научную программу Ньютона - Дж. Кейл и С. Ф-рейнд, а затем также известные ученые и философы на континенте: П. Мопер-тюи, Л. Эйлер, Вольтер, д'Аламбер, Кондильяк и другие.

Итак, в науке Нового времени сосуществовали несколько научно-иследова-тельских программ - картезианская, атомистическая, ньютоновская, лейбнице-ва. Несмотря на все различия, у них всех был некий общий идеал естествозна­ния, отход от которого они оценивали как возвращение к средневековой физике с ее принципом «скрытых качеств».

Общее между научными программами Нового времени:

• понимание науки как особого рационального способа познания мира, ос­нованного на эмпирической проверке или математическом доказательстве;

• убеждение, что все природные процессы полностью подчинены ме­ханическим законам;

• естествознание изучает только количественно измеримые парамет­ры явлений природы и устанавливает функциональные зависимос­ти между ними; строгая научность связывалась с математикой;

• опора на эксперимент, поставляющий и проверяющий результаты;

• господство аналитического подхода, направляющего мышление на поиск простейших, далее неразложимых первоэлементов реаль­ности (редукционизм);

• понимание предмета и объекта познание как объективных, суще­ствующих реально и независимо от сознания познающего субъекта, поведение которых подчиняется строгим законам однозначно детер-минационного характера и описывается определенным математичес­ким формализмом, допускающим и геометрическое представление;

• существует потенциальная возможность достижения абсолютного знания о мире (в лапласовском смысле). Направленность научного познания на достижение, на реализацию этой возможности - методо­логическое требование, определяющее направления развития науки.

Таким образом, возникновение классической науки было неразрывно свя­зано с формированием особой системы идеалов и норм исследования, в кото­рых, с одной стороны, выражались общие установки классической науки, а с другой - осуществлялась их конкретизация с учетом доминанты механики в си­стеме научного знания данной эпохи

В целом же методологическая система классического периода развития на­уки характеризуется как метафизическая (не диалектическая). Она не предписы­вает рассматривать мир как систему взаимосвязанных и взаимодействующих эле­ментов, во всей совокупности его составляющих. Предполагается, что матери­альные объекты этого мира не меняются, меняются только с течением времени их количественные характеристики. Естественным следствием такого представления является убежденность в неизменности и понятийного аппарата теории, если эта теория получила эмпирическое подтверждение, а тем самым и в ее абсолютности.

Познание рассматривалось как наблюдение и экспериментирование с объектами природы, которые раскрывают тайны своего бытия познаю­щему разуму. Причем сам разум наделяется статусом суверенности. В идеале разум (субъект) трактовался как дистанцированный от вещей, как бы со стороны наблюдающий и исследующий их, не детерминиро­ванный никакими предпосылками, кроме свойств и характеристик изучаемых объектов. Условием объективности знания считалась элиминация из теоретического объяснения и описания всего, что относится к субъекту, средствам и операциям его познавательной деятельности. Классический тип рациональности центрирует внимание только на объекте и выносит за скобки все, что относится к субъекту и средствам деятельности.

Идеалом было построение абсолютно истинной картины природы. Главное внимание уделялось поиску очевидных, наглядных, «вытекающих из опыта» онтологических принципов, на базе которых можно строить теории, объясняющие и предсказывающие опытные факты.

В XVII - XVIII вв. наука рассматривалась в качестве одной из важнейших ценностей человеческой жизнедеятельности. Это гарантирует опережающее раз­витие научных знаний, открывает возможности для превращение науки в про­изводительную силу, а затем и социальную силу, регулирующую управление раз­личными социальными процессами.

9.6. Предпосылки кризиса классической науки и революция в естествознании на рубеже XIX - XX вв.

В конце XVIII - начале XIX в. происходят радикальные перемены в естествоз нании. Начинает развиваться биология, химия и др. области знаний, что приводит к выделению науки из натурфилософии, формированию дисципли­нарно организованной науки. Натурфилософские системы природы, созданные до XIX в. И. Кантом, Ф. Шеллингом, Г.В.Ф. Гегелем, в XIX в. не могли уже вы­полнять функции теоретического анализа и обобщения новых научных данных Это было обусловлено, с одной стороны, тем, что натурфилософия давала умоз­рительную картину мироздания, в формировании которой участвовали этичес­кие, эстетические и религиозные взгляды, она часто опиралась на антропомор­фные аналогии, эмоциональные аргументы и фантазии. И, с другой стороны, -тем, что натурфилософия XVII - XIX вв. опиралась на механистическую карти­ну мира. При этом механика прямо отождествлялась с точным естествознанием и ее задачи, сфера её применяемости казались безграничными^{177/ [8]}.

Переход к дисциплинарному естествознанию ограничил сферу идеалов механи­ки и сформировал новую систему разнообразных, специфических для каждой дис­циплины идеалов и норм, отражающих особенности различных предметов исследо­вания. В биологии, химии и других областях знания формируются специфические картины реальности, нередуцируемые к механической картине мира. Накапливают­ся факты, которые всё труднее было согласовывать с ее принципами^{178/ [9]}. Начался про­цесс расшатывания механической картины мира, она теряет свой универсальный ха­рактер, расщепляясь на ряд частнонаучных картин. В середине Х1Х в. она оконча­тельно утратила статус общенаучной. Стало очевидным, что законы ньютоновской механики уже не могут играть роли универсальных законов природы.

Что же касается общих познавательных установок классической науки, то они еще сохраняются в данный исторический период. Соответственно возникающей дисциплинарной организации науки видоизменяются ее философские основания. Они становятся гетерогенными, включают довольно широкий спектр смыслов тех основных категориальных схем, в соответствии с которыми осваиваются объек­ты (от сохранения в определенных пределах механицистской традиции до вклю­чения в понимание «вещи», «состояния», «процесса» и других идей развития). В эпистемологии центральной становится проблема соотношения разнообразных методов науки, синтеза знаний и классификации наук. Выдвижение ее на первый план связано с утратой прежней целостности научной картины мира, а также с появлением специфики нормативных структур в различных областях научного исследования. Поиск путей единства науки, проблема дифференциации и интегра­ции знания превращаются в одну из фундаментальных философских проблем, со­храняя свою остроту на протяжении всего последующего развития науки.

Этот процесс протекал в условиях резко усиливающейся производитель­ной роли науки, превращения научных знаний в особый продукт, имеющий то­варную цену и приносящий прибыль при его производственном потреблении. В этот период начинает формироваться система прикладных и инженерно-техни­ческих наук как посредника между фундаментальными знаниями и производ­ством. Различные сферы научной деятельности специализируются и формиру­ются соответствующие этой специализации научные сообщества.

К средине XIX века наука из преимущественно собирающей становится упорядочивающей; происходит расширение сферы экспериментальных иссле­дований, усиливается значение мыслительного эксперимента, оперирующего иде­ального объектами^{179/ [10]}; усиливается процесс математизации естествознания; в науку проникают идеи развития.

Ведущее место в науке XIX в. по-прежнему занимает физика. Ее лидирую­щее положение связано с новыми открытиями и развитием новых разделов фи­зики - термодинамики, электрофизики, теории электричества и теплоты. От­крытия закрепляются развитием крупного машинного производства, техничес­ким переворотом, связанным с изобретением и применением рабочей машины. Вместе с тем формируется химия, в рамках которой разрабатывается теория химического строения (Д. Менделеев, А. Бутлеров).

Развитие науки средины XIX в. связано с открытием закона сохранения и превращения энергии (Ф. Майер, Дж. Джоуль, М.Р. Ленц), клеточной теории живого (П.Ф. Горяинов, М. Шлейден, Т. Шванн), эволюционной теории Ч. Дар­вина. Эти законы вносили в науку новые идеи и представления: о взаимосвязи различных процессов (свет, теплота, химические процессы и т.п. не изолирова­ны, а связаны друг с другом), единстве строения организмов животных и расте­ний и идею развития, эволюции. Они придали мощный импульс научному про­грессу, поэтому, как пишет А. Уайтхед, средина XIX века превратилась в сплош­ной праздник науки, казалось, что все тайны природы раскрыты. Наука склонялась к представлению о том, что сформировавшаяся картина мира завершена в ее фун­даментальных основах. Дж. Томсон писал о необходимости уточнить только не­которые детали, о двух «облачках» на чистом небосклоне физического знания -затруднениях теории теплового излучения и отсутствии изменения скорости све­та в движущихся телах^{180/ [11]}. И именно из этих облаков и грянул гром....

В конце XIX - начале XX вв.:

• опыты А. Майкельсона поставили под сомнения существование эфира и аб­солютного пространства, в котором скорость света должна быть больше в направлении движения светильника, а она оказалась неизменной, постоянной по величине, независимой от скорости движения источника света;

• Г. Герц (80-е гг.) доказал реальность электромагнитных волн и подтвер­дил теорию Дж.К. Максвелла, которая была несовместима с механистическими представлениями о мире (с помощью механистических моделей эфира);

• в 1895 - 1896 гг. были открыты рентгеновские лучи, радиоактивность (А. С. Беккерель) и электрон (Дж. Томсон, 1897 г.), которые опровергли представ­ление об атоме как последнем, неделимом «первичном кирпичике» мироздания и утверждали мысль о сложном строении атома;

• специальная и общая теория относительности А. Эйнштейна поставилапод сомнение положение об абсолютности пространства, времени и движения и обосновывали идею об органической связи пространства и времени с движу­щейся материей («замедление» времени, «искривление» пространства)^{181/ [12]};

• в 1924-1930 гг. была экспериментально подтверждена гипотеза Луи де Бройля о корпускулярно-волновой природе материальных образований и, как следствие этого сформулировано соотношение неопределенности (В. Гейзенберг) - о невозможности для микрообъектов одновременно точно определить координаты и импульс.

Новые открытия в науке не укладывались в господствующую механисти­ческую картину мира, свидетельствовали об ее ограниченности. Встал вопрос об абсолютной истинности классической механики как теоретической базы ес­тествознания и основанной на ней картины мира и об адекватности эпистемо­логических идей и представлений, лежащих в основаниях научного познания^{182/ [13]}. Фундаментальные естественнонаучные представления о материи, пространстве, времени, причинности потребовали серьезного философского анализа. Это при­вело к осознанию кризиса в естествознании (прежде всего в физике). Он прояв­лялся и на уровне понятий и принципов^{183/ [14]}, и на уровне философско-методоло-гических оснований, и на мировоззренческом уровне (материализм, идеализм).

9.7. Становление неклассической науки

Осознание кризиса в естествознании приводит к необходимости коренной перестройки оснований науки - перестройки научной картины мира, идеа­лов и норм познания, философских оснований науки^{184/ [15]}.

Становление новой научной картины мира во многом связано с формиро­ванием нового образа детерминизма.

В конце XIX - нач. XX вв. начался переход к новому типу рациональности, в основе которого представление о неразрывности субъекта и объекта исследова­ния, невозможности устранения субъекта из научной картины мира, изображение мира самого по себе, без учета средств и методов познания. Квантовая механика дала первые наглядные примеры и неопровержимые доказательства о включен­ности познающего субъекта в тот предметный мир, который он исследует. Пове­дения атомных объектов «самих по себе» невозможно резко отграничить от их взаимодействий с измерительными приборами, со средствами наблюдений.

С появлением квантовой механики, пишет М. Борн, в физику, несмотря на строгие и точные методы, проникает «неустранимая смесь субъективного», воз­никает «философская проблема, трудность которой состоит в том, что нужно

говорить о состоянии объективного мира, при условии, что это состояние зави­сит от того, что делает наблюдатель»^{185/ [16]}. Было осознано, что без активной дея­тельности субъекта получение истинного образа предмета невозможно. Не толь­ко в гуманитарных науках, но и «в естествознании предметом исследования яв­ляется не природа сама по себе, а природа, поскольку она подлежит человеческому вопрошанию, поэтому и здесь человек опять-таки встречает са­мого себя», подчеркивает Гейзенберг^{186/ [17]}.

Революция в науке на рубеже XIX - XX вв. привела к кардинальному изме­нению стиля научного мышления. В. Гейзенберг писал, что «сама природа, а не какие-либо человеческие авторитеты, заставляют нас изменить структуру мышления»^{187/ [18]}, ввести в науку неаристотелеву логику. Новую логику, которая пред­ставляет собой, по его мнению, более общую логическую схему, чем аристоте­левская, и включает последнюю в качестве предельного случая, Гейзенберг на­зывает квантовой. Об этом писал и французский методолог науки Г. Башляр, который ратовал за введение в науку новой логики, новой диалектики, которая бы «вобрала в себя движение», развитие.

9.8. Проблемы формирования постнеклассической науки

В науковедческих исследованиях сложилось представление о том, что в 70-е годы XX в. научное знание претерпело новые качественные трансформации. Это обусловлено:

• изменением объекта исследования современной науки;

Объектами современных исследований все чаще становятся системы, кото­рые характеризуются открытостью и саморазвитием. Такого типа объекты по­степенно начинают определять и характер предметных областей фундаменталь­ных наук, детерминируя вид современной, постнеклассичекой науки. Если на пре­дыдущих этапах наука была ориентирована преимущественно на постижение все более узкого, изолированного фрагмента действительности, который выступал как предмет той или другой научной дисциплины, то специфику современной науки определяют комплексные исследовательские программы и междисциплинарные и проблемно-ориентированные формы исследовательской деятельности.

Организация междисциплинарных исследований во многом зависит от оп­ределения приоритетных направлений, их финансирования, подготовки кадров и др. В самом же процессе определения научно-исследовательских приоритетов рядом с собственно познавательными целями все большую роль начинают иг­рать цели экономического и социально-политического характера.

• интенсивным применением научных знаний практически во всех сферах со­циальной жизни;

• изменением самого характера научной деятельности, которое связано с революцией в средствах сохранения и получения знаний.

Компьютеризация науки, появление сложных и дорогих комплексов при­боров, которые обслуживают исследовательские коллективы и функционируют аналогично средствам промышленного производства и т.п., изменяют вид на­уки и сами основы научной деятельности.

Все это приводит, по мнению ряда исследователей, к рождению постнеклассической науки.

Эти трансформации усиливают те тенденции в методологии научного по­знания, которые сформировались в процессе становления неклассической науки:

· необходимость преодоления неадекватного и упрощенного представле­ния об объекте познания и о реальности как внешнем по отношению субъекта познания мире;

· снятие противопоставления и отрыва субъекта познания от объекта;

· о редукции как основном методе научного познания. Критическому пересмотру подвергаются представления, которых не кос­нулась неклассическая наука. Это представление о научном познании как:

· процессе, который ориентирован на проявление закономерностей обще­го и универсального порядка, причинных связей и предполагаемых тенденций и игнорирование особого, единичного и случайного;

· ценностно-нейтральном процессе и отсечение от субъекта познания его ценностных ориентаций;

· кумулятивном процессе, в ходе которого происходит нагромождение все новых знаний и все более адекватных теорий, верифицируемых в сопоставле­нии с эмпирической реальностью.