Предмет философии и ее место в современной культуре 15 страница

и начинают, как правило, с ее критики. Неопозитивизм исследовал «го­товое знание» и отвлекался от исследования процесса развития науки. Не отри­цая появления новых фактов и теорий, неопозитивисты выдвигали постулат принципиальной формальной идентичности когнитивных структур всех науч­ных концепций независимо от того, принадлежат ли они античности, эпохе Воз­рождения, естествознанию Нового времени или ХХ в. Они отвлекались от со­циокультурной зависимости науки и научного знания.

Интересы представителей постпозитивизма концентрируются в основном вокруг следующих проблем: как возникает новая теория? Как она добивается признания, и каковы критерии сравнения и выбора конкурирующих научных теорий? Как развивается система научных знаний? От проблем структуры науч­ного знания методологический анализ смещается к проблемам его роста, оспа­риваются кумулятивистские модели развития науки.

Для постпозитивистского этапа в развитии философии науки характерен отказ от дихотомии эмпирического-теоретического, исчезает противопоставле­ние фактов и теорий, контекста открытия и контекста обоснования. Вместо рез­кого противопоставления эмпирического знания как надежного, обоснованно­го, неизменного теоретическому знанию как ненадежному, необоснованному, изменчивому, постпозитивизм говорит о взаимопроникновении эмпирического и теоретического, о плавном переходе от одного уровня знаний к другому и даже об относительности этой дихотомии. Представители современной фило­софии науки говорят о «теоретической нагруженности» фактов, показывают, что для установления фактов всегда требуется определенная теория, поэтому факт в определенной мере зависит от теории или даже детерминируется ею. Фак­ты, установленные на основе одной теории, могут отличаться от фактов, от­крытых другой теорией. Поэтому смена теории часто приводит и к смене фак­тического базиса науки.

Как реакция на узкий эмпиризм позитивистов, принижавших статус теоре­тического знания, и на антиисторизм позитивизма, рассматривавшего знание как статичную систему, зарождается критический рационализм (30-е годы ХХ в.). Его основателем стал Карл Раймунд Поппер (1902 -1994) - британский философ и социолог, который свою философскую концепцию построил как антитезу нео­позитивизму.

Он отказался от узкого эмпиризма логических позитивистов и их поисков абсолютно достоверной основы знания - эмпирический базис не представляет собой чего-то окончательно истинного, а является продуктом конвенции, зави­сящей от теории. Концепция сведения теоретического знания к эмпирическому оказалась бессильной объяснить тот факт, что из теоретических положений на­уки возможно выведение качественно новых, ранее вообще не наблюдавшихся фактов. Согласно Попперу эмпирический и теоретический уровни знания орга­нически связаны между собой.

Любое научное знание носит, с точки зрения Поппера, лишь гипотетичес­кий, предположительный характер, подвержено ошибкам (принцип «фаллибилиз-ма»). В противовес стремлению логических эмпиристов сформулировать крите­рии познавательного значения научных утверждений на основе принципа вери­фикации Поппер полагал, что индуктивным методам нет места ни в обыденной жизни, ни в науке. Он предложил заменить этот принцип - принципом фалъсифи-кации (от лат. falsus - ложный, fasio - делаю) - принципиальной опровержимос-тью любого утверждения, относимого к науке. Фалъсификация - методологичес­кая процедура, позволяющая установить ложность гипотезы и теории в соот­ветствии с правилом modus tollens классической логики.

Поппер верно подметил, что тот или иной отдельный опыт (или их ограниченная серия) не доказывает окончательно законов природы, но зато нередко их основатель­но опровергает. Но для окончательной фальсификации теории необходима альтерна­тивная теория: лишь она, а не сами по себе результаты экспериментов в состоянии фальсифицировать испытуемую теорию. Т. е. только в том случае, когда имеется новая теория, действительно обеспечивающая прогресс в познании, методологически оправдан отказ от предшествующей научной теории. Таким образом, Поппер сводил научную осмысленность теорий к отчетливому определению тех фактов, которые, будучи обнаруженными, опровергали бы, «фальсифицировали» данную теорию и тем самым расчищали бы почву для появления нового смелого предположения, обреченного в свою очередь пасть под ударами «эмпирической» фальсификации.

Идеи К. Поппера получили развитие в концепциях И. Лакатоса, У. Барт-ли, Дж. Агасси, а также в различных вариантах критического рационализма. Их влиянием отмечены и те концепции, которые стремятся опровергнуть фаль-сификационизм (например, Т. Куна, П. Фейерабенда).

Общей особенностью постпозитивистских концепций является их стремление опереться на историю науки. Позитивизм не питал инте­реса к истории, он брал за образец научности теории математичес­кой физики и полагал, что все научное знание в конечном счете дол­жно приобрести форму аксиоматических или гипотетико-дедуктивных теорий. Если какие-то дисциплины далеки от этого идеала, то это свидетельствует лишь об их незрелости. Представители постпо­зитивизма главным объектом исследования сделали развитие зна­ния, поэтому они вынуждены были обратиться к изучению истории возникновения, развития и смены научных идей и теорий.

Особый интерес в этом отношении представляют исследования Томаса Куна, Стивена Тулмина, Джеральда Холтона и др. Возникает тенденция к историза-ции философии науки, в связи с чем соотношение философии науки и истории науки выдвигается в число центральных проблем, позволяющих понять, пользу­ется ли историк методами и нормами, вырабатываемыми в философии науки, и что дает методологу история науки, как соотносятся историческая и методоло­гическая реконструкции развития науки и т. п.

Расширение предметного поля философии науки приводит к анали­зу мировоззренческих и социальных проблем науки: встает вопрос о соотношении науки и иных форм рациональности, о социальной де­терминации научного знания, о науке как факторе общественного развития и т. п. Особую актуальность приобретают проблемы, свя­занные с процессами гуманитаризации и гуманизации науки. Реаби­литация метафизики проявляется в распространении философско-методологического анализа на сферу социогуманитарных наук, а также ненаучных, донаучных, вненаучных и прочих типов познава­тельной деятельности и, в свою очередь, в проникновении в филосо­фию науки результатов и методов социогуманитарного знания (со­циологии, психологии, лингвистики, социальной антропологии, куль­турологии).

7.3. Антипозитивистские концепции в философии науки ХХ в.

Неорационализм

В 30-40-е годы ХХ в. под влиянием новых открытий в науке формируется не только неопозитивизм, основывающий свои концепции на методологии эм­пиризма, но и антипозитивистское течение в философии и методологии науки -неорационализм, который ориентировался на достижения математического и те­оретического естественнонаучного знания.

В его рамках можно различить методологически ориентированный неорационализм (Г. Башляр, Ф. Гонсет, Э. Мейерсон) и онтологически ориентированный неорационализм (А. Уайтхед).

Основное место в методологически ориентированном неорационализме за­нимает проблема обоснования, функционирования и развития теоретического знания, исследование процедур обоснования и оценки знания, способов его транс­формации. Его представители ставят задачу формирования нового научного разума, нового научного духа путем осмысления практики современного есте­ственнонаучного познания и, в частности, роли дедуктивных наук в его разви­тии. Образцом таких наук служит для неорационализма современная физика с ее фундаментальными открытиями: она призвана вести за собой все другие на­уки, а также философию - в той мере, в какой она способна избавиться от мета­физических и иррационалистических предрассудков.

Отвергая позитивистские узкоэмпиристские концепции научного познания, неорационализм признает зависимость эмпирических данных от структур тео­ретического знания, в которых эти данные получают свое объяснение. Неора­ционализм стремится к новому диалогу разума и опыта вне традиционной ме­тафизики с ее субстанциализмом и вне мистики. Теоретизм неорационализма -это не новый априоризм. Разум в неорационализме не исключает динамику, риск, творческую интуицию. Новый научный разум восприимчив ко всему неизве­данному, отрабатывая свою утонченную чувствительность на весьма разнород­ном материале - не только собственно познавательном, но и связанном с рабо­той художественного воображения, интуиции и т. п. Для неорационализма важ­на не одна лишь мощь познающего разума, а «красота науки» и тех моральных идей, которые лежат в основе разумной деятельности.

В противоположностъ классическому рационализму, который опирался на ап­риорные схемы обоснования знания, неорационализм исходит из исторически меня­ющихся предпосылок познания и применяет в области историко-научных исследо­ваний диалектические идеи. При этом его представители ставят цель исследования различных типов и форм рационалъности в их зависимости от историко-культур­ных условий, от степени технического развития и т. д.; анализ способов доказатель­ства, опровержения аргументации в различных областях опыта и познания и т. п.

На фоне кризиса классического идеала рациональности¹¹⁴ и утраты дове­рия (на уровне микромира) к законам ньютоновской физики в науке появляют­ся новые (вероятностные и статистические) формы описания причинных связей, а в философии в это же время подвергается критике сам рационализм. Начина­ется процесс восстановления контекста бытийных, онтологических условий жиз­ни научного знания, возрождения самого духа науки, примером чего является и творчество Г. Башляра.

¹¹⁵ См.: Мамардашвили М.К. Классический и неклассический идеалы рациональности. - Тбили­си, 1984.

7.3.1. Концепция «нового рационализма» и «нового образа» науки Г. Башляра

В центре внимания французского философа Гастона Башляра (1884-1962) -глубокие качественные преобразования теоретического естествознания, момент относительности научных истин, научных теорий и гипотез. Наиболее извест­ные его книги - «Новый научный дух» (1934), «Философия не» (1940), «Форми­рование научного духа» (1938).

Башляр разрабатывает концепцию «интегрального рационализма»¹¹⁶ , ко­торый отражает «новый дух науки» - неевклидовой геометрии, неньютоновс­кой физики, химии не «по Лавузье»¹¹⁷. Утверждая, что гегелевская и марксистс­кая диалектика «наивная», «устаревшая», «преднаучная», он считал необходи­мым тщательно исследовать проблему диалектики естественнонаучного познания.

Башляр с его явным стремлением к обновлению основ научного мышле­ния, в определенном смысле лишь поставил (а не обосновал) проблему соотно­шения классического и неклассического рационализма (на его языке - проблему соотношения картезианской и некартизианской эпистемологии).

Он писал:

«Говоря о некартезианской эпистемологии, мы отнюдь не осуждаем положений картезианской физики и даже механицизма, дух которого остался картезианским; мы настаиваем лишь на осуждении доктрины простых и абсолютных начал»"⁸.

Почему? Потому что

«картезианский метод, который столь прекрасно объясняетмир, не способен усложнитьфизический опыт...»¹¹⁹.

Позицию Башляра - эпистемолога, интересовавшегося прежде всего условиями появления нового знания в науке, можно сформулировать так: философ не может оставаться в этой ситуации рабом схемы, согласно которой ученый выступает каким-то звеном в цепи растущего и развивающегося знания. Он усматривал в этом своего рода неточность мышления, нежелание или неумение специалиста (акаде­мического философа или историка науки) продумать до конца проблему действи­тельного «производства» и места нового знания в мире, рождающегося отнюдь не путем «перехода количества в качество» или каких-то иных приращений, а совсем иначе. Как? Как преодолеть разрыв между, скажем, физикой Ньютона и физикой Эйнштейна, или любым старым и новым знанием в ситуации, когда заве­домо ясно, что старое знание изобреталось не для того, чтобы стать ступень­кой или кирпичиком к новому, ибо оно само было самодостаточным и по-своему завершенным? Но тем не менее на уровне восприятия эта его завершенность - под гипнозом ли теории эволюции, идеи прогресса, идеи историзма, чего-то еще - нами, как правило, не осознается, и поэтому снова и снова воспроизводится образ неко­его причинно-поступательного движения науки.

В эпоху нового научного духа, считал он, должна быть полностью переос­мыслена традиционная проблема так называемого наглядного представления. По мнению Башляра, в неклассической науке происходят существенные измене­ния: меняется образ науки, стандарты и идеалы научности. На смену уверенно­сти

¹¹⁶ Г. Башляр называл свою философскую позицию в зависимости от контекста терминами - "интегральный", "диалектический", "прикладной" рационализм, рационалистический материализм и даже "сюрреализм".

¹¹⁷ Лобачевский "диалектизировал понятие параллели". благодаря "геометрическому юмору". Этот последний проявился в свободно-игровом подходе Лобачевского к евклидовому постулату параллельных, считавшемуся незыблемым основанием единственно возможной системы геометрии. Эйнштейн " диалектизировал" понятия пространства и времени.

¹¹⁸ Башляр Г. Новый рационализм. - М., 1987. - С. 128.

¹¹⁹ Там же. С. 126.

в окончательности научных истин приходит понимание их условности и относительности; взамен характерного для классической науки дисциплинар­ного построения знания все большую роль играет междисциплинарность; осо­бая роль принадлежит «полемическому разуму», т.е. критике устоявшихся мне­ний и концепций. Философия «обновленного рационализма» предполагает ана­лиз культурно-исторической обусловленности науки.

Башляр показывает несостоятельность неопозитивистской дихотомии ана­литического (или логико-математического) и синтаксического (эмпирического) компонентов знания. Как раз математический элемент и становится воплоще­нием творческого синтеза в современной науке, пришедшего на смену традици­онному индуктивизму. В диалектическом единстве разума и опыта ведущей сто­роной является именно разум, вооруженный математическими методами. По­этому и физическая реальность не может уже трактоваться феноменологически, т. е. в духе классического позитивизма. Реальность открывается прежде всего в конструктах теоретического мышления.

Для неорационализма в целом характерно преувеличение творчески-конструктивных аспектов познания за счет отображательных его моментов, что обусловлено сложностью и опосредованностью про­движения из сферы практического опыта к тому, что постулируется в качестве законов науки. В области философии математики и со­временной математической физики этот гиперконструктивизм обна­руживает свои положительные свойства, позволяя показать содер­жательность и эвристичность любых аксиоматик и преодолеть про­блему так называемой «мистики чисел», поставить применительно к этой группе наук ту же проблему «разума в действии», что и по отношению к любым другим наукам.

7.3.2. Структурализм и постструктурализм

Современная компьютерная эра требует не только более строгого анализа форм мысли и особенностей языка, чем главным образом занимались неопози­тивисты, но и таких целостных образований, как тексты, документы и т.д. Для современной научно-технической практики очень важен вопрос о методологии структурирования языковых выражений, текстов и вопрос о том, что значит «понимание» текстов. Предвосхищением объективной потребности практики (например, проблем создания систем искусственного интеллекта, интеллекту­ального интерфейса человек - ЭВМ, решения проблемы автоматического пере­вода и т.п.) и культуры в таком анализе стала философия в рамках таких своих направлений как структурализм и герменевтика. Не случайно формирование структурализма и герменевтики протекало почти одновременно с формирова­нием кибернетики.

Структурализм - общее название ряда направлений преимущественно в социогуманитарном познании XX в., связанных с выявлением структуры изучаемых систем и разработкой структурных методов исследования. Возникает структурализм как метод исследования в лингвистике, литературоведении, психологии, теории этнографии при переходе этих наук от преимущественно описательно-эмпирических к абстрактно-теоретическим исследованиям.

Наибольшее распространение он получил в 60-е годы ХХ в. во Франции, претендуя на объективность и научную строгость в противовес экзистенциализ­му, открыто противопоставлявшему себя науке и научному методу. Основные представители структурализма Клод Леви-Стросс (этнолог), Жак Дерида, Ми­шель Фуко (история искусств), Жан Лакан (психоанализ), Ролан Барт и др. В своих исследованиях они стремились обосновать гуманитарное знание как тео­ретическую науку. При этом, например, Леви-Стросс ориентирует гуманитар­ные науки на идеал естественнонаучной строгости, на использование методов познания, разрабатываемых в естественных науках.

Основной акцент структуралисты делают на выявление структуры как со­вокупности скрытых отношений, инвариантных при некоторых преобразова­ниях и зависящих от нее системоприобретенных свойств. Такая структура рас­сматривается ими не просто устройство какого-то объекта, сочетание его час­тей и элементов, доступное непосредственному наблюдению, она выявляется силой абстракции. При этом происходит абстрагирование от субстратной спе­цифики элементов той или иной системы. Вычленение знакового аспекта в язы­ке, искусстве, мифах и др. позволяет выявить абстрактные структуры благодаря таким особенностям знаковых систем как четкая дискретность их элементов и относительная независимость от специфики их субстрата (о чем свидетельству­ет, например, замена звуков на буквы). Выявленная таким образом структура поддается исследованию методами формальной логики и математики (теорией групп, теорией графов и т.п.), информационно-вычислительной техники.

Характерную черту структурализма составляет стремление за сознательным манипулированием знаками, словами, символами обнаружить неосознаваемые глубинные структуры, скрытые механизмы знаковых систем («ментальные струк­туры» Леви-Стросса, «дискурсивные формации» Фуко и т.д.), которые опосреду­ют отношение человеческого сознания и мира. Эти неосознаваемые структуры, с точки зрения французских структуралистов, не иррациональные импульсы эмпи­рически-биологического характера (З. Фрейд), они логичны и рациональны и есть не что иное, как скрытый, бессознательный механизм знаковых систем («симво­лическая функция»). Так, нормально владеющий языком человек применяет в своей речи грамматические правила, не думая о них и даже, может быть, не зная об их существовании. Структурный же метод позволяет переходить от поверхностных, осознаваемых связей к скрытым, неосознаваемым закономерностям.

Леви-Стросс пытается найти такие «ментальные структуры», которые были бы общими для всех культур и всех людей, развивая идею сверхрационализма. По его мнению, сверхрационализм - это гармония чувственного и рационального начал, потерянная современной европейской цивилизацией, но сохраненная на уровне первичного мифологического мышления. Последнее он рассматривает как коллективное бессознательное.

Лингвистический структурализм ведет свое происхождение от работ крупного швейцарского лингвиста Ф. де Соссюра (1857-1913) и его работы «Курс общей лингвистики». В различных течениях лингвистического структурализма, развив­шихся после де Соссюра, выявление скрытых структур языка осуществлялось раз­ными путями и на разных уровнях абстракции. Общей их особенностью является методологический примат отношений над элементами в системе. Исследование детерминирующей роли отношений привело здесь к созданию целой новой науки -фонологии, выделившейся из прежней фонетики как учение о языковых звуках (ра­боты пражской школы структурализма).

Анализ познавательных практик структурализма позволяет вычислить ос­новные категориальные элементы его построений: структура, язык, бессозна­тельное. При этом структуры языка трактуются как пример объективных струк­тур, отвлеченных от сознания и переживаний говорящего, от специфики конк­ретных речевых актов. Бессознательное рассматривается как необходимое условие познания: оно есть то, что находятся вне сознания, но дает доступ к сознанию.

Следствием такой методологической установки на объективность является то, что человек, субъект либо вообще выносится за рамки рассмотрения в струк­турализме, либо трактуется как нечто зависимое, производное от функциони­рования объективных структур. Этот структуралистический тезис, названный тезисом о «смерти человека», вызвал резкую критику.

Философскую специфику структурализма определить нелегко. С одной сто­роны, структурализм содержит критику опорных абстракций рационалистичес­кой субъективистики (например, субъекта, самосознания, суждения), с другой, - структурализм развивает рационалистические идеи в новой познавательной и мировоззренческой ситуации. Развитием своих позиций и подходов структура­лизм повлиял на поиски объективности и изучения языка в феноменологии, су­щественно определил облик современной герменевтики.

С конца 60-х - начала 70-х годов ХХ в. происходит переход к новому этапу развития структурализма - постструктурализму. В его рамках знание лишает­ся ореола объективности, трактуется как средоточение социальных и полити­ческих сил, как воплощение стратегий власти, принуждений и побуждений. Ак­цент в исследованиях постструктуралистов смещается с анализа объективных нейтральных структур к анализу всего того, что лежит вне структуры, что отно­сится к ее «изнанке».

Постструктурализм нацелен на выявление парадоксов и апорий, возника­ющих при попытке объективного познания человека и общества с помощью языковых структур, на преодоление структуралистического аисторизма и линг­вистического редукционизма, построение новых моделей смыслообразования, создание новой практики «открытого» чтения, преодолевающей аналитические истолкования. Главные представители постструктурализма - Мишелъ Фуко (1926­1984), ЖакДеррида (р. 1930), Жилъ Делез (1925-1995), Жан Лиотар (р. 1924), Жан Бодрийар (р. 1929) и др. Подобно структурализму, постструктурализм не обра­зует организационного единства и не имеет общей программы, существует оп­ределенная общность проблемного поля и подходов к решению проблем.

Одной из главных задач постструктурализма является критика за­падноевропейской метафизики с ее логоцентризмом, выявление за всеми культурными продуктами и умственными схемами языка вла­сти и власти языка.

Среди ориентаций внутри постструктурализма особенно важны две - с ак­центом на политическую реальность: «все в конечном счете - политика» (Делез) и «нет ничего кроме текста» (Деррида).

Одним из наиболее ярких представителей постструктурализма считается французский философ Жак Деррида. Его работа «О грамматологии» (1967) ста­ла программной. Поставив вопрос об исчерпанности ресурсов разума в тех фор­мах, в которых они использовались ведущими направлениями классической и современной западной философии, Деррида считает условием преодоления метафизики

такой способ философской работы, как деконструкция. Суть его - в выявлении в текстах опорных понятий и слоя метафор, указывающих на само­тождественность текста, на следы его перекличек с другими текстами. Главная задача деконструкции (операций «разборки» и «сборки») - показать в любого рода текстах значимость элементов внесистемных, маргинальных, «раздразнить и выманить наружу конфликтующие силы означения» (Б. Джонсон).

Особое значение при этом приобретает контекст - система размыкается и «входит в контекст». Поскольку контекст может безгранично расширяться, по­стольку зависящее от контекста значение оказывается совершенно неопределен­ным. Под давлением контекста в тексте размываются границы «внешнего и внут­реннего». В противовес исключению субъекта в структурализме постструктура­лизм выдвигает тезис о «включенности» желаний субъекта в процесс означения.

Постструктурализм заостряет вопрос о путях и судьбах философии. Фило­софия осознается как конструктивная сила, непосредственно участвующая в формировании новых культурных объектов, новых отношений между различ­ными областями духовной и практической деятельности. Ее новая роль не мо­жет быть понята до конца, пока не пережит до конца этот опыт. Нерешенным, но крайне существенным для ее судьбы остается вопрос: можем ли мы оспорить, проблематизировать разум иначе как в формах самого разума? Можем ли мы жертвовать развитой, концептуально проработанной мыслью ради зыбкой, лишь стремящейся родиться мысли - без образов и понятий?

7.3.3. Философия процесса А.Н. Уайтхеда

Алъфред Уайтхед¹²⁰ в отличие от представителей позитивистски ориенти­рованной философии науки ХХ в. остался верным традиционно-классическому идеалу философского (метафизического) знания. Размышляя о взаимоотношении науки и философии в истории нового времени, когда физика решительно порвала с метафизикой - вытолкнула философское умозрение за пределы науки, Уайтхед утверждает, что от этого разрыва страдают и наука, и философия. Между тем последняя четверть XIX и первая четверть XX столетия создали предпосылки для нового их объединения на основе универсальной категориальной схемы, которая должна доказать свою эффективность во всех областях человеческого творчества.

¹²⁰ Альфред Норт Уайтхед (1861-1947) англо-американский философ, логик, математик, методо­лог науки. Вёл преподавательскую работу в Кембриджском, Гарвардском и др. университетах. Уайтхед посвятил себя математике (но не пренебрегал при этом изучением классических языков и истории), и в 1898 г. вышел в свет «Трактат по общей алгебре». Вместе с Расселом Уайтхед создал трехтомный труд «Principia mathematica» (1910-1913). Эта работа принесла ему большую известность и в значительной мере определила последующее развитие математической логики. До 1924 г. он преподавал математику в Кембридже и Лондоне. Как философ стал известным лишь на склоне лет, и для современников это было совершенной неожиданностью, потому что до этого 40 лет своей сознательной жизни он отдал математике, математической логике и физи­ке, увенчав этот период своей жизни созданием специфического варианта теории относительно­сти. В 1925 г. появляется «Наука и современный мир», которая сразу встретила восторженный прием. С этого времени начинается его философская известность. В 1929 г. выходит «Процесс и реальность» - главное произведение Уайтхеда, которое содержит развернутое изложение всей категориальной схемы и приложение этой схемы к уяснению фундаментальных характеристик мироздания. Тогда же выходит из печати брошюра «Функция разума» - настоящий гимн во славу философского рационализма, подвергающегося гонению со стороны представителей уз­кого профессионализма среди естествоиспытателей и философов позитивного толка. В «При­ключении идей» (1933) Уайтхед рассматривает философию, науку и религию в контексте всей истории европейской цивилизации. Это одна из наиболее известных и цитируемых его работ. В 76 лет Уайтхед уходит в отставку, и на следующий год появляется его последняя книга - «Спосо­бы мышления» (1938), она полезна тем, что некоторые свои идеи автор изложил здесь с большей ясностью, чем ранее. В 80 -летнем возрасте Уайтхед последний раз поднимается на кафедру. Тема его лекции - "Бессмертие". 30 декабря 1947 г. он умер.

Диалектическая систематизация философской традиции, по замыслу Уайтхеда, есть вместе с тем выражение логики развития самой науки, которая вслед за физикой постепенно претерпевает ломку основных понятий, подразумевающих значительное изменение основных координат миропонимания.

Превратить скрытые предпосылки, молчаливо подразумеваемые онтологические интуиции в концептуально оформленную, логически согласованную объясняющую конструкцию - вот задача «спекулятивной философии».

Философское умозрение не только вырабатывает картину мира и строит на этой основе мировоззрение, оно имеет, по мысли Уайтхеда, и научно-эвристическое значение, оказывает обратное влияние на ход научного исследования, когда выработанные с его помощью категории становятся стимулами и ориентирами теоретического поиска. Так, «взятое» из науки в нее же и возвращается, снова включается в обращение идей. Эта идея методологической открытости глобальной философской систематики дает Уайтхеду несомненное преимущество перед Гегелем, для которого философия была «абсолютной наукой», предназначенной, между прочим, указывать на «недостатки и ошибки» всякого иного, а особенно естественнонаучного знания.

С его точки зрения, научное мышление, кроме операционалистического момента, содержит еще и неустранимый ингредиент «спекулятивного Разума», который рождается из «духа бесконечной пытливости», «незаинтересованного любопытства» независимо от гнета материальных потребностей и ставит перед собой только одну (но зато необъятную по своей сущности) цель: возможно более полное объяснение мира. Наука развивалась, отмечает Уайтхед, под влиянием спекулятивного Разума, стремления к объясняющему знанию. Присутствие спекулятивного элемента в научных построениях объясняет органическую связь естествознания и философии, физики и метафизики.

Уайтхед констатирует печальный факт разрыва между наукой и философией в современном мире, аналогичный тому, что был в эпоху Галилея. Тогда ответственность за этот разрыв по справедливости была возложена на агрессивный догматизм теологии, и люди науки боролись с обскурантизмом теологов за свободу научного исследования. Теперь же ситуация иная: люди науки должны бороться с обскурантизмом специалистов, убаюканных успехами частных методов, созданных для решения специальных задач, и не заботящихся о том, чтобы связать прагматические эффективные идеи в узких областях исследования в единую картину действительности, картину, которая включала бы также и систему человеческих ценностей. Но ведь только эта система ценностей и способна придать смысл всем частным целям и результатам.