НАУКА КАК СОЦИАЛЬНЫЙ ИНСТИТУТ 6 страница

и гармонию. В эволюционный период развития науки ее собственные теоретические основания выполняют роль своеобразного экрана и одновременно фильтра. С одной стороны, они отторгают иррелевантные дан­ной науке внешние факторы, а с другой — пропускают через себя те воздействия и, в частности, те философи­ческие концепции, которые имманентны имеющимся собственным теоретическим основаниям. Таким обра­зом, в эволюционные периоды развития науки влия­ние на нее философии и других факторов социокуль-туры во многом является внешним, несущественным и уж во всяком случае контролируемым со стороны на­уки, которая не допускает проникновения в нее идей, противоречащих ее собственным основаниям. Вот по­чему в структуре стандартной науки трудно выделить и сформулировать явным и однозначным образом ее философские основания. Последние оказываются как бы снятыми в ее собственных теоретических осно­ваниях.

Другое дело — периоды научных революций, ког­да происходит отказ от ранее принятой научной тео­рии, выработка данной наукой новых собственных теоретических оснований и их обоснование. Здесь наука становится открытой к философии, которая ока­зывает на нее существенное влияние. Особенно это относится к так называемым глобальным научным революциям, когда происходит смена господствовав­шей научной картины мира или смена идеалов и норм научного исследования. Яркими примерами подобных глобальных научных революций являются: коперникан-ско-галилеевско-ньютонианская революция в есте­ствознании XVIII в., революции в физике и математике в конце XIX — начале XX в., современная научно-тех­нологическая революция. Возникающие в ходе таких революций собственные теоретические основания наук во многом несовместимы со старыми и требуют для своего обоснования выхода в область более общих, философских принципов и представлений. Попытки ряда авторов (например, Т. Куна) ограничиться в объяс­нении научных революций только представлением их в качестве своеобразных внутринаучных мутаций выг-

лядят уходом от раскрытия их действительного меха­низма.

Таким образом, анализ природы философского и конкретно-научного знания, механизма их функциони­рования и развития показывает, что несмотря на каче­ственное отличие между ними, а во многом и благода­ря ему, философия и конкретные науки вынуждены обращаться друг к другу. Реальное отношение между ними не может быть понято ни с позиций редукцио-низма, ни с точки зрения абсолютной автономии. Вза­имосвязь между философским и конкретно-научным знанием носит характер диалектического единства качественно различных уровней в рамках общего ра­ционального способа познания как целого. Как и вся­кое диалектическое единство, единство философского и конкретно-научного знания является опосредован­ным. Прежде всего, таким специфическим концепту­альным образованием как «философские основания науки». В силу качественного различия конкретно-на­учного и философского знания они не могут быть со­отнесены друг с другом непосредственно. Конкретно-научное знание может выступить как подтверждение или опровержение некоторой философской концепции не само по себе, а лишь после его философской интер­претации. С другой стороны, и философия может ока­зать влияние на конкретную науку не непосредственно, а только в результате либо ее философской интерпре­тации, либо соответствующей научной конкретизации философской теории. Важнейшим следствием опосред­ствованного характера взаимосвязи философского и конкретно-научного знания является отсутствие меж­ду ними однозначной связи.

Наряду с философскими основаниями науки, дру­гим важнейшим когнитивным посредствующим зве­ном между философским и частно-научным знанием являются философские проблемы науки. В чем отли­чие последних от философских оснований науки? Во-первых, они отличаются по логико-синтаксической форме. Тогда как философские основания науки суть некоторые утверждения, философские проблемы на-уки — вопросительные предложения. Например: како­

ва структура физической реальности? (Онтологичес­кая философская проблема физики.) Какова логика квантовой механики? (Логическая проблема физики). Отражает ли что-нибудь математическое знание в объективной реальности и если да, то что именно? (Гносеологическая проблема математики.) Во-вторых, имеется различие в концептуальной структуре фило­софских оснований и философских проблем науки. Тогда как первые непосредственно связаны только с фундаментальными понятиями научных теорий, фило­софские проблемы науки могут включать в свой состав также и производные понятия науки, ее так сказать «теоремную часть». Многообразие философских про­блем конкретных наук ставит проблему их классифи­кации, упорядочения по типам. Среди основных форм классификации можно выделить следующие: 1) в зави­симости от специфики содержания философской час­ти проблемы (онтологические, гносеологические, логи­ческие, методологические,онтологические); 2) в зави­симости от специфики содержания конкретно-научной части проблемы (философские проблемы физики, био­логии, химии, психологии, истории и т. д.); 3) в зависи­мости от направленности возникновения и целей ис­следования (от философии к науке или от науки к философии).

Ясно, что все эти классификации не исключают друг друга и могут быть совмещены в рамках более сложной и полной классификации. Существование различных типов философских проблем науки требует для их решения привлечения в каждом случае специ­фического философского и конкретно-научного инст­рументария.

Вместе с тем, необходимо учитывать при постанов­ке и решении любой философской проблемы науки ряд общих методологических положений независимо от ее конкретного содержания. Главное из них состоит в том, что любая философская проблема науки представляет собой специфическую познавательную реальность: органический, диалектически-противоречивый синтез философского и конкретно-научного знания. Дело в том, что входящие в состав единой философской про-

блемы науки философские и конкретно-научные поня­тия имеют с семантической точки зрения существенно различные характеристики. В отличие от конкретно-научного знания, особенно от строгих математических и естественно-научных теорий, многие философские категории по своим семантическим характеристикам весьма близки к понятиям обыденного (естественного) языка с его открытостью, отсутствием жестких значе­ний терминов, существенной описательностью и содер­жательностью рассуждений и др. Эту семантическую гетерогенность философских проблем науки важно четко осознавать, чтобы не впадать в иллюзию логичес­ких позитивистских или аналитических философов, что философскую проблему можно решить с помощью толь­ко логического или лингвистического анализа языка.

Наконец, третьим важным когнитивным звеном, опосредующим отношение между философией и нау­кой, выступает такая комплексная дисциплина как «философия науки». Ее основными задачами являют­ся: систематическая философская рефлексия над нау­кой, вписывание достижений науки в наличный соци-окультурный контекст эпохи, осуществление синтеза философского и частно-научного знания. Рассмотрим взаимоотношение между философией и наукой на примерах взаимодействия философии с теориями клас­сического и современного естествознания. Как извес­тно, парадигмальными науками классического есте­ствознания являлись механика Ньютона, классическая космология, электродинамика Максвелла, термодина­мика Клаузиуса, теория эволюции Дарвина, физиоло­гия Павлова, теория бессознательного Фрейда и др. Несмотря на очевидное содержательное различие пе­речисленных концепций классического естествозна­ния, все они исходили из неких общих философских принципов, которые считались единственно верными. Это принцип детерминизма, господства однозначных причинно-следственных отношений между явлениями природы; принцип «чистой» объективности научного знания и его абсолютной истинности; принцип невоз­можности альтернативных научных теорий об одном и том же предмете; принцип непрерывного, постепен­

ного развития науки; принцип наличия универсально­го научного метода; принцип прогрессивного развития научного знания и др.

Чему учат нас современные концепции естество­знания? Прежде всего тому, что всему естественно­научному знанию, всему развитию науки присущи скачки, революционные концептуальные изменения, что возможно принятие качественно несовместимых с прежними теориями концепций в одной и той же об­ласти науки. Классической механике Ньютона, господ­ствовавшей в Европе в качестве непререкаемого эта­лона научной истины более чем 200 лет, были выдви­нуты в качестве альтернативных теорий механического движения специальная и общая теория относительно­сти и квантовая механика. В отличие от механики Нью­тона, специальная теория относительности утвержда­ет изменяемость пространственных промежутков и временных интервалов, зависимость их друг от друга и от скорости движения тел. С точки зрения теории относительности о пространственных и временных свойствах тел самих по себе ничего определенного сказать нельзя, а можно — только по отношению к выделенной конкретной системе отчета. В механике Эйнштейна утверждается также, что и масса тел меня­ется вместе со скоростью их движения, и поэтому гово­рить что-либо о массе тела самого по себе вне отнесен­ное™ его к какой-либо системе отсчета также бессмыс­ленно, как и в отношении пространства и времени. Пространство, время и массу тел Эйнштейн лишил абсолютной субстанциальности, сделав их атрибутив­ными, относительными свойствами тел, значение ко­торых существенно зависит от выбора наблюдателем некоторой системы отсчета.

При этом все наблюдатели, утверждая разные значения пространства, времени и массы одних и тех же тел относительно своих систем отсчета, будут оди­наковы правы, если не сделали ошибок в вычислени­ях. Более того, в рамках общей теории относительнос­ти Эйнштейна утверждается, что пространственные и временные свойства событий зависят не только друг от друга и от выбора системы отсчета (возможность

абсолютной, привилегированной системы отсчета в механике Эйнштейна полностью отвергается как вне-эмпирическое допущение), но и от влияния на них других масс или тяготения. Сам факт возникновения и принятия научным сообществом механики Эйнштейна утвердил, во-первых, принципиальную возможность и правомерность в науке альтернативных теорий об од­ной и той же предметной области, а, во-вторых, не абсолютно истинный характер физических истин, а лишь— относительно-истинный. При этом реляти­визм отнюдь не означает утверждение субъективного характера научного знания, а лишь отрицает его объективно-трансцендентальный характер. Следую­щий революционный шаг в развитии естествознания, в становлении неклассической науки был связан с воз­никновением и утверждением квантовой механики — другой фундаментальной концепции современного ес­тествознания. Если Эйнштейн разрушил веру в транс­цендентальный, абсолютный характер научного зна­ния, в возможность абсолютно-истинной научной кар­тины мира, то создатели квантовой механики Бор, Гейзенберг, Борн, де Бройль и др. подорвали всеобщ­ность и непререкаемость другого фундаментального онтологического принципа классического естествозна­ния — принципа детерминизма, принципа господства в природе причинно-следственных законов, имеющих необходимый характер связи причины и следствия («причина всегда с необходимостью порождает свои следствия», «следствие всегда есть необходимый ре­зультат какой-то причины»). Этой концепции, получив­шей название лапласовского детерминизма, до конца своей жизни придерживался Эйнштейн. Так что и в науке можно быть революционером в одном деле и кон­серватором в другом. И это для большинства ученых не исключение, а скорее — правило, ибо радикальное отрицание чего-то существующего конструктивно воз­можно только на основе безусловного принятия каких-то позитивных утверждений в качестве истинных.

В отличие от классической механики, в квантовой механике выдвигается положение о принципиально вероятностном характере поведения любых физичес­

ких тел, а не только микрообъектов, как это иногда полагают. Невозможность однозначного описания дви­жения тел связана с теми ограничениями, которые накладывает принцип неопределенности Гейзенберга на возможность одновременно абсолютно точного из­мерения многих сопряженных величин, входящих в физические законы. Согласно этому принципу, невоз­можно например одновременно точно измерить коор­динату и скорость (или импульс) тела и тем самым однозначно предсказать его будущее состояние. Ниж­няя граница неопределенности определяется весьма небольшой величиной — постоянной Планка, но пре­одолеть это значение невозможно в принципе. Таким образом, согласно квантовой механике, условия физи­ческого познания мира задают возможность описывать его адекватно только вероятностно. Необходимые же законы, которыми оперирует классическая наука, суть не что иное как огрубленное, неадекватное описание действительности, которое, правда, часто целесообраз­но из прагматических соображений простоты, когда для многих случаев успешной практики не требуется аб­солютной точности. Квантовая механика решительно сформулировала перед философией и наукой важный и для философии и для науки тезис: с точки зрения возможностей человеческого познания мир — индетер-министичен, им управляет вероятность, а не необходи­мость, а в основе вероятности лежит множество слу­чайных событий. Кроме того, квантовая механика на­учила философию еще двум принципиальным вещам. Первая. Для большинства объектов и систем невозмож­но их единственное непротиворечивое описание, по­скольку многие из них имеют частично или полностью взаимоисключающие свойства: например фотоны и электроны обладают и корпускулярными и волновыми свойствами. Поэтому полное их описание возможно только в виде двух дополняющих друг друга картин: волновой и корпускулярной. Свойства волны и части­цы являются у элементарных объектов диспозицион-ными, а реально они проявляют себя всегда либо как волны, либо как корпускулы. А как конкретно они себя проявят в каждом случае, зависит от условий их позна-

ния, в частности, от условий наблюдения с помощью различных приборов. Таким образом, с точки зрения квантовой механики физическая истина не только от­носительна, но и субъект-объектна, поскольку условия познания (наблюдения) существенно влияют на резуль­тат познания и не могут быть элимированы из послед­них в принципе, как это допускала классическая меха­ника. И это — второй урок, преподанный квантовой механикой философии. Абстракция чисто объективно­го познания физической реальности при исследовании классических объектов с большими массами и относи­тельно малыми скоростями (по сравнению со скорос­тью света) верна только с практической точки зрения (так как отвлечение от малых, с точки зрения макро­практики, величин значительно упрощает при этом описание реальности), но она неверна теоретически, с философско-гносеологической позиции. Таким обра­зом, философские основания классической и неклас­сической механики не просто различны, но и отрица­ют друг друга, т. е. несовместимы.

Третьим показательным уроком динамики есте­ствознания для философии явилось создание современ­ной космологии, которая сознательно положила в фун­дамент своих философских оснований распростране­ние принципа эволюции с живой природы также и на всю неживую природу, поместив начало его действия в точку сингулярности, т. е. в момент Большого Взры­ва — начало образования нашей Вселенной. Более того, современная космология исходит не только из универ­сального характера действия принципа эволюции, но и вводит в число своих философских оснований так называемый антропный принцип, согласно которому эволюция во Вселенной носит целесообразный, на­правленный характер, целью которой является порож­дение разумных существ, человека, в частности. На языке теории систем и кибернетики это означает, что наша Вселенная по существу является системой с реф­лексией, т. е. самопознающей и (само)управляемой с самого начала своего возникновения (и в данном слу­чае несущественно — с вмешательством Творца или нет). Как показывают многочисленные физические и

математические расчеты, без допущения антропного принципа, или принципа рефлексивного характера Вселенной как системы, невозможно объяснить очень тонкий характер согласования многих многократно подтвержденных на опыте фундаментальных физичес­ких констант и законов. С точки зрения вероятностно­го мышления величина вероятности того, что эти тон­кие физические согласования имеют случайный харак­тер должна быть приравнена к нулю. С этих позиций взгляды ранних античных философов о разумном уст­ройстве космоса и о «нусе» (Анаксагор) как об есте­ственном объективном разуме — высшем законе При­роды, равно как и взгляды объективных идеалистов об объективном (внечеловеческом) характере мышления не кажутся такими уж фантастическими и сказочно-умозрительными. Можно утверждать, что именно со­временная космология являет собой начало и яркий образец того, что многие философы (В.С. Степин и др.) называют постнеклассической наукой, приходящей на смену неклассической науке, парадигмальную основу которой составляли теория относительности и кванто­вая механика. Сущность современной постнекласси­ческой науки действительно состоит в том, что она перешла к изучению сверхсложных, в высшей степе­ни организованных систем, часто включающих в себя человека в качестве одного из важнейших элементов и подсистем (биосфера, геосфера, техносфера, экономи­ка, глобальные проблемы и т. д.).

Наконец, последний и по времени и по важности из уроков современного естествознания для мировоз­зрения связан с возникновением и бурной экспансией во все фундаментальные области современной науки (механика, химия, биология, космология, техника) идей новой фундаментальной концепции современного ес­тествознания — синергетики. Возникнув в 50-х годах XX века вначале как вполне безобидное распростра­нение идей классической термодинамики на описание поведения открытых стохастических механических систем при взаимодействии их с окружающей средой путем обмена с ней энергией, массой и информацией, творцы синергетики (И. Пригожий, Г. Хакен, С. Кур-

дюмов и др.) обнаружили, что в открытых диссипатив-ных системах в целом не действуют линейные зависи­мости при описании поведения отдельных элементов такой системы и системы в целом. Диссипативные системы эволюционируют в целом не постепенно, а скачкообразно, траектории их эволюции всегда име­ют выделенные точки (бифуркационные точки), где происходит «выбор» одной из множества возможных траекторий следующего этапа эволюции системы. В точках бифуркации выбор системой дальнейшей траектории движения определяется в целом случай­ным образом и не связан линейной или причинной зависимостью с ее предшествующими состояниями (в этих точках система как бы «забывает» весь свой прошлый опыт). Современное естествознание безус­ловно меняет свой концептуальный облик, переходя при описании движения и взаимодействия своих объектов с языка линейных уравнений и причин­но-следственных зависимостей на язык нелинейнос­ти и кооперативных, резонансных связей между объек­тами. Фактически, налицо новая революция в есте­ствознании, по своей методологической значимости ни в чем не уступающая появлению в свое время таких теорий как неевклидова геометрия, эволюционная теория Дарвина, теория относительности и квантовая механика. Новая парадигма современного естествоз­нания — синергетика — является выражением, обо­снованием и универсализацией идеологии нелиней­ного мышления в науке, основанного на признании фундаментальной и творчески-конструктивной роли случая в мире природы, значимость и вес которого в структуре бытия, по крайне мере, не меньше законо­сообразности, а тем более — необходимости. По су­ществу, квантовая механика нанесла лишь первый и притом отнюдь не смертельный удар по лапласовско-му детерминизму. По-настоящему это сделала лишь синергетика, изящно и естественно объяснив вторич-ность порядка по отношению к хаосу, возможность ма­тематически обосновать происхождение первого из второго (а, впрочем, откуда же было, спрашивается, и взяться порядку как не из хаоса).

Конечно, об уроках, преподанных философии раз­витием современного естествознания, можно говорить всерьез только с позиций философии, ориентирован­ной на науку, как на один из важнейших элементов своего концептуального и проверочного базиса. Для сторонника антиинтеракционистской концепции соот­ношения философии и науки, драма научных идей, перипетии эволюции естествознания никакого суще­ственного отношения к философии не имеют. С этих позиций философия для решения своих проблем мо­жет и должна черпать силы только из самой себя. Наука, как оказалось, переменчивая в своих взглядах, не может быть твердым основанием для истинной философии. Антиинтеракционисты видимо правы, пре­достерегая философию от безоглядного, некритичес­кого взгляда на науку, а тем более от когнитивного пресмыкания перед ней. Но и полное абстрагирова­ние от опыта научного познания, одного из важнейших культурных институтов вряд ли уместно для тех, кто претендует на серьезную философию. Различие, как известно, не только не исключает, но и требует опре­деленной кооперации для более эффективного суще­ствования в рамках целого, функции которого челове­чеством возложены на культуру. Мудрость случайной кооперации, пожалуй, не ниже знания причинной не­обходимости. По крайней мере, если считать всеобщее учение о бытии (онтология) необходимым и важным разделом философии, вряд ли можно надеяться на серьезное принятие онтологических построений фило­софии без соответствующего их соотнесения с теми концепциями о бытии, которые поставляет современ­ное естествознание.

Однако, современное естествознание не только преподало определенные «уроки» философии, но и само получило их от нее. Если исходить из того, что главной задачей философии является построение об­щих рациональных моделей основных типов отноше­ния человека к окружающему его миру, то одними из главных уроков, которые преподала философия совре­менному естествознанию следующие:

1) утверждение концепции непричинного отношения между бытием исознанием (в том числе между объектом и научным знанием о нем);

2) утверждение взгляда о конструктив­ном и творческом характере мышления по созданию моделей объекта и теоретически возможных миров;

3) утверждение принципиально плюралистичной при­роды философии и предлагаемых ею решений собствен­ных проблем;

4) осознания точечного, селективного, а отнюдь не фронтального воздействия философии на развитие и функционирование естественно-научного познания как в диахронном (историческом), так и в синхронном аспектах их взаимодействия;

5) необходи­мость осознания социальной, коллективной природы научного познания, для функционирования которого социокультурный контекст науки, коммуникационные связи и консенсус в достижении и утверждении науч­ной истины играют не меньшую роль, чем сам пред­мет (объект) той или иной естественной науки и получаемая о нем эмпирическая информация.

И самый главный урок, преподанный философией современной науке заключается в том, что как бы не велика была относительная самостоятельность и мощь науки и ее роль в развитии цивилизации, ученые всегда должны помнить, что их главное предназначение — способство­вать продолжению человеческого рода, росту не толь­ко его материально-энергетического, но и духовного могущества.

Глава 2

НА ПУТИ К ЕДИНСТВУ ЕСТЕСТВЕННО-НАУЧНОЙ И ГУМАНИТАРНОЙ КУЛЬТУРЫ

Проблема диалога культур является, возможно, центральной проблемой наших дней и важнейшей из оставленных «в наследство» нашему, XXI веку веком ушедшим, XX.

Конечно, эта проблема далеко не исчерпывается вопросом об отношении естественно-научной и гума­нитарной культуры. В своем полном виде она может трактоваться и как проблема соотношения науки в целом с миром художественного творчества или даже еще шире — как проблема соотношения науки, искус­ства и религии'. А в своем глобальном выражении она вообще выходит на проблему, названную популярным современным американским политологом С.Хантингтоном «столкновение цивилизаций»². Но и взятая в та­ком, сравнительно узком аспекте, она чрезвычайно актуальна и важна. Немало бед, видимо, удалось бы избежать человечеству в XX в., если бы отношения между представителями этих двух культур строились не на началах противостояния и вражды, а на пути кон­структивного диалога и сотрудничества.

О расколе двух культур (естественно-научной и гуманитарной) как тревожном факте жизни современ-

' См. фейнберг Е.Л. Наука, искусство и религия // Вопросы философии, 1997. №7.

² См. Хантингтон С. Столкновение цивилизаций. М.: УРСС, 2003

ной цивилизации активно заговорили где-то на рубе­же 60-х — 70-х гг. XX в. У многих на памяти яркие вы­ступления известного английского писателя и ученого Ч.П. Сноу, подытоженные им в книге именно с таким названием — «Две культуры»^}. Но уместно будет заме­тить, что не он один забил в это время в колокола. На­пример, в эти же годы выдающийся американский уче­ный-медик и гуманист Ван Ронселлер Поттер в целой серии выступлений и публикаций, сложившихся затем в книгу с не менее знаменитым названием «Биоэти­ка — мост в будущее», призвал к полной трансформа­ции сферы этического на базе современной биологии (и других естественных наук) как путь решения все той же центральной проблемы — наведения моста между двумя культурами (естественно-научной и гуманитар­ной)². Не случайно поэтому, что тема эта проходит как сквозная через работы 70-х годов XX в. многих выда­ющихся ученых современности. Достаточно назвать имена только таких лауреатов Нобелевской премии как В.Гейзенберг, И.Пригожий и К.Лоренц³. А в 80-е — 90-е годы задача выработки единого языка (или хотя бы немногих языков) широкого междисциплинарного общения как абсолютно необходимого условия реше­ния важнейших глобальных проблем современности осознается в научном мире как центральная задача наших дней.

Эта озабоченность выдающихся ученых нашла живой отклик в широких кругах общественности и была связана с осознанием того, что западная цивилизация в своем триумфально развитии путем научно-техничес­кого прогресса неожиданно подошла к некоему крити­ческому рубежу. Неуклонный рост населения, хищни­ческое истребление невозобновимых природных ре-

' См. Сноу Ч.П. Две культуры. М.: Прогресс, 1973.

² См. Поттер Ван Ранселер. Биоэтика: мост в будущее. Киев, 2002.

³ См., напр., Гейзенберг В. Физика и философия. Часть и целое, М.: Наука, 1989; Пригожин И., Стенгерс И. Порядок из хаоса: новый диалог человека с природой. М.: Прогресс, 1986; Лоренц К. Оборотная сторона зеркала. М.: Республика, 1998.

сурсов, катастрофическое загрязнение природной сре­ды промышленными и бытовыми отходами, разруше­ние естественных биоценозов и многое многое др. — все это вдруг было осознано как неумолимая неотвра­тимость, грозящая человечеству неслыханными беда­ми. Стали появляться публикации, проводиться меж­дународные конференции по так называемым «гло­бальным проблемам человечества»; возникли первые международные неправительственные организации, объединяющие крупнейших ученых, общественных деятелей, мыслителей-гуманистов (одной из наиболее известных и авторитетных организаций такого рода явился знаменитый Римский клуб), которые стали про­водить в жизнь широкомасштабные программы по ис­следованию и разъяснению необходимости принятия самых неотложных и радикальных мер по предотвра­щению наступающих кризисов. Крупнейшие ученые буквально забили в набат, предлагая самые радикаль­ные рецепты спасения человечества. К.Лоренц опове­стил мир о «восьми смертных грехах цивилизованного человечества»¹. Аурелио Печчеи — создатель и много­летний лидер Римского клуба, сформулировал шесть стартовых целей для человечества². Академик Н.Н.Мо­исеев наметил пять основных направлений деятельно­сти, которые могли бы лечь в основу того, что он назы­вал Стратегией выживания человечества³. Можно было бы привести много и других примеров. Но сейчас важ­нее обратить внимание на другое. С тех пор прошло уже не одно десятилетие. За это время, безусловно, многое было сделано, и были получены некоторые об­надеживающие результаты^. И тем не менее основные угрозы человечеству не только не были преодолены, но даже не отодвинуты. И есть все основания считать,

' Лоренц К. Указ. соч. С. 4—61.

² Печчеи А. Человеческие качества. М.:Прогресс. С. 259—280.

³ Моисеев Н.Н. Современный антропогенез и цивилизацион-ные разломы. Эколого-политологический анализ // Вопросы фи­лософии, 1995, №1.

⁴ См., например, Отчет о деятельности Римского клуба за 25лет // Вопросы философии, 1995, №3.

что сейчас мы оказались в ситуации, когда вновь тре­буется возвращение, так сказать, к истокам, к поиску корней и первопричин цивилизационных кризисов, как уже переживаемых человечеством, так и тех, что грозным призраком выступают из будущего. Как со­вершенно справедливо пишет отечественный иссле­дователь этих проблем А.И.Павленко, «для решения, проблемы преодоления кризиса созданы многочислен­ные международные организации, издаются тысячи периодических изданий, собираются конгрессы, пи­шутся воззвания и декларации. Между тем проблема до сих пор не только не решена, но, вполне возможно, во всей своей полноте еще даже и не осознана, а кри­зис оказывается «удаленным» от своего преодоления сегодня еще больше, чем это было на момент начала его осознания — 1960— 1970-е годы»¹. Действительно, на сегодня очевидно, что практический успех в реше­нии глобальных проблем напрямую зависит от даль­нейшей углубленной теоретической проработки этих проблем, которые все носят,— и это сейчас совершен­но очевидно,— в высшей степени комплексный и меж­дисциплинарный характер. Несмотря на совершенно неоспоримую мощь современных методов математи­ческого и компьютерного моделирования, сами по себе они не всемогущи. А методология исследования такого рода проблем, особенно в части, затрагиваю­щей тонкие содержательные аспекты, до сих пор да­лека от ясности. И в немалой степени это проистека­ет как раз из отсутствия до сих пор надлежащего взаимопонимания между представителями двух науч­ных культур — естественно-научной и гуманитарной. Ядром всех этих проблем, вне всякого сомнения, яв­ляется проблема человека как центральная комплек­сная и междисциплинарная научная проблема наших дней. «Ибо, — как писал А. Печчеи еще в 70-е годы,— суть проблемы, которая встала пред человеком на нынешней стадии его эволюции, заключается именно в том, что люди не успевают адаптировать свою культу-