НАУКА КАК СОЦИАЛЬНЫЙ ИНСТИТУТ 5 страница

Сущность этой концепции была четко выражена словами Конта: «Наука — сама себе философия». Что означала эта формула? Во-первых, то, что историчес­кая миссия философии по отношению к науке закон-

чилась. Философия, утверждал Конт, безусловно сыг­рала необходимую положительную роль как в рожде­нии науки в целом, так и в возникновении многих научных теорий. Этому она способствовала двумя пу­тями:

1) формированием и развитием культуры абст­рактного (теоретического) мышления и

2) умозритель­ным конструированием ряда общих идей и гипотез о структуре мира (идеи атомизма, существования объек­тивных законов, системной организации действитель­ности и эволюции ее объектов, единства человека и Космоса и т. д.).

Однако, полагает Конт, во взаимоотно­шении философии и науки мы имеем дело с ситуаци­ей, когда ребенок (наука) стал взрослым, когда ученик (наука) превзошел учителя (философия) и когда пре­жняя патронистская и полезная позиция философии по отношению к науке является уже не только неуме­стной, но и вредной для развития науки, объективно тормозя развитие последней. В XIX в. наука прочно встала на свои собственные ноги и в плане накопле­ния большого количества фактов, и в отношении мето­дологической и методической оснащенности своих исследований, и в плане создания значительного чис­ла собственных теоретических построений, и в отно­шении признания обществом ее огромной практичес­кой и познавательно-мировоззренческой значимости. Теперь задача виделась в обратном — в недопущении философского стиля мышления и его умозрительных спекуляций в науку, как разрушающих точный и эмпи­рически проверяемый язык научных теорий (позитив­ное мышление). Более того, сама философия должна быть построена теперь, если это возможно, по кано­нам конкретно-научного (положительного) мышления. Традиционной философии как форме и методу позна­ния отныне место на интеллектуальном кладбище че­ловеческой истории, рядом с мифологией и религией, как столь же несовершенными по сравнению с наукой формами познания.

Согласно позитивистам польза от тесной связи конкретных наук с философией — проблематична, а вред — очевиден. Для конкретно-научных теорий един- ственной, пусть и не абсолютно надежной основой и

критерием их истинности, должна быть только степень их соответствия данным опыта, результатам система­тического наблюдения, измерения, эксперимента и статистическим данным.

Однако, как показала дальнейшая история науки, позитивистская концепция, хотя и отражает реальную научную практику многих успешно работающих уче­ных в их взаимоотношении с философией (часто не знающих глубоко философию и ее историю и, тем не менее, получающих блестящие эмпирические и тео­ретические результаты), в целом является ложной. Во-первых, потому что большинство создателей новых теоретических концепций (Эйнштейн, Бор, Гейзенберг, Борн, Вернадский, Винер, Пригожий и др.) сознатель­но использовали когнитивные ресурсы философии и при выдвижении и при обосновании новых исследова­тельских программ, демонстрируя необходимость и эф­фективность обращения ученых-теоретиков к профес­сиональным философским знаниям. Что заставляло их действовать подобным образом? Во-первых, четкое осознание того, что научные теории логически не вы­водимы из эмпирического опыта, а свободно констру­ируются (изобретаются) мышлением и надстраивают­ся над опытом в качестве его теоретических объясня­ющих схем. Во-вторых, в понимании того, что один и тот же эмпирический опыт может быть в принципе со­вместим с разными (часто взаимоисключающими) те­оретическими схемами (волновая и корпускулярная те­ория света, номологическое и стохастически-случайное объяснение результатов эволюции и т. д. и т. п.). Таким образом, поскольку локальный эмпирический опыт (а он всегда «локален») принципиально не дает возмож­ность сделать окончательный выбор в пользу той или иной научной гипотезы, то было бы, видимо, вполне уместно использовать в качестве дополнительного ог­раничения, влияющего на предпочтение одной из кон­курирующих теорий, ее соответствие тем общим фило­софским идеям, которые уже хорошо себя зарекомен­довали в различных областях науки и культуры. Дело в том, что с адаптационной точки зрения человечество «взыскует» не просто истинных идей, а плодотворных

теорий, приносящих благо и практическую пользу. Помимо этого, соответствие научных идей определен­ным философским концепциям способствует достиже­нию единства, интеграции человеческой культуры, ее обозреваемости и управляемости как целого. Вписы­вание с помощью философии (этого универсального те­оретического языка культуры) той или иной научной концепции в наличную культуру в качестве ее органи­ческого элемента придает этой концепции статус он­тологической подлинности, ибо культура и есть та глав­ная и единственна» тотальная реальность, в которой непосредственно живет человек.

Необходимо подчеркнуть, что хотя позитивистская концепция уже не пользуется доверием среди совре­менных философов (она основательно раскритикована и как бы «изжила» себя с помощью внутренней и внеш­ней критики), позитивизм отнюдь не преодолен и по­стоянно воспроизводится в качестве стихийного умо­настроения ученых. И для его воспроизводства имеются серьезные объективные основания: структурирован­ность самой научной деятельности, подавляющую часть которой (примерно 97%) занимают эмпирические и прикладные исследования и разработки, успех в кото­рых действительно напрямую никак не связан с про­фессиональным знанием философии. Постоянно вос­производясь, эта социальная база составляет объектив­ный источник безразличного или даже негативного отношения значительной части ученых к философии как необходимому и важному условию развития науки. Позитивизм, однако, не прав в главном — в абсолюти­зации подобной установки и распространении ее на всю научную деятельность. Ибо можно уверенно ска­зать, что без тех 3% ученых-теоретиков, которые, как показывает опыт развития науки, активно используют когнитивные ресурсы философии, находятся с ней в постоянном контакте, создают новые фундаментальные направления и программы научных исследований и тем самым задают определенный вектор развитию науки, прогресс в науке невозможен ни сегодня, ни в будущем.

Справедливость, однако, требует отметить, что, начиная с О. Конта, позитивисты считали вредным для

развития науки контакт ее не с философией вообще, а только со старой, умозрительной, ненаучной филосо­фией («метафизикой»). Многие из них верили в воз­можность построения «хорошей», научной философии. Такая философия, считали они, возможна только в одном случае, если она ничем не будет отличаться от других частных наук по своему методу. Будучи наукой (а любая наука по определению возможна только как «частная»), философия должна отличаться от осталь­ных наук только своим предметом, чем соответственно каждая наука и отличается от других. В ходе развития позитивизма на роль научной философии выдвигались разные теории:

1) общая методология науки, как результат эмпири­ческого обобщения, систематизации и описания реальных методов различных конкретных наук (О. Конт);

2) логика науки как учение о методах открытия и доказательства научных истин (причинно-след­ственных зависимостей) (Дж. Ст. Милль);

3) общая научная картина мира, полученная путем обобщения и интеграции знаний разных наук о природе (О. Спенсер);

4) психология научного творчества (Э. Мах);

5) всеобщая теория организации (А. Богданов);

6) логический анализ языка науки средствами мате­матической логики и логической семантики (Р. Кар-нап и др.);

7) теория развития науки (К. Поппер и др.);

8) теория, техника и методология лингвистического анализа (Л. Витгенштейн, Дж. Райл, Дж. Остин и др.).

Однако, как показал анализ указанных выше многочисленных попыток позитивистов построить различ­ные виды «научной философии», все они оказались несостоятельными. Им были присущи два коренных недостатка: во-первых, каждая из них неявно опира­лась на «метафизические» идеи, которые были отвер­гнуты как бессмысленные. Во-вторых, все они были малоэффективными с точки зрения возможностей сво­его практического применения в реальной научной практике.

Следующей из весьма распространенных в совре­менной культуре концепцией соотношения философии и науки является антиинтеракционистская концепция, проповедующая дуализм во взаимоотношении между ними, абсолютное культурное равноправие и самодо­статочность каждой из них, отсутствие внутренней взаимосвязи и взаимовлияния между ними в процессе развития и функционирования каждого из этих важ­нейших элементов культуры. Развитие, функциониро­вание частных наук (особенно естествознания) и фи­лософии идет как бы по параллельным курсам и в целом независимо друг от друга. Сторонники антиин-теракционистской концепции (а это в основном пред­ставители философии жизни, экзистенциалистской философии, философии культуры и др.) обосновывают свои взгляды тем, что полагают, что у философии и науки свои, совершенно несхожие предметы и мето­ды, исключающие саму возможность сколько-нибудь существенного влияния философии на развитие науки и обратно. В конечном счете они исходят из идеи раз­деления всей человеческой культуры на две разные культуры: естественно-научную (нацеленную в основ­ном на выполнение прагматических, утилитарных функций адаптации и выживания человечества за счет роста его материального могущества) и гуманитарную (нацеленную в конечном счете на увеличение духов­ного потенциала человечества, взращивание и совер­шенствование в каждом человеке его духовной состав­ляющей, единящей его с Богом). Философия в этом раз­делении относится к гуманитарной культуре, наряду с искусством, религией, моралью, историей и другими формами самоидёнтификации человека, отграничива­ющего его от других существ и предметов. С точки зрения гуманитарного видения философии ее главным предметом является вовсе не мир и его законы, и даже не сознание, если последнее понимать в качестве осо­бой (психической) реальности, а человек и его отноше­ние к окружающим событиям: Богу, космосу (приро­де) , обществу, другим людям и, наконец, к самому себе. А отношение человека к окружающему его бытию за-висит не столько от характера бытия, сколько от пони­

мания человеком своих целей, интересов и предназна­чения в этом мире.

Отношение человека к миру и осознание им смыс­ла своего существования никак не выводятся из зна­ния объективного мира, а задаются некоторой систе­мой ценностей, системой представлений о добром и злом, о значимом и пустом, о святом, непреходящем и тленном. Мир ценностей, не имеющий фактически ни­какого отношения к существованию и содержанию объективного мира — вот главный предмет философии с позиций антиинтеракционистов. Может ли философ для решения этих проблем почерпнуть что-нибудь из естествознания, его многообразных и зачастую альтер­нативных концепций? Ответ антиинтеракционистов отрицателен. Философу — философово, а ученому — науково. Более того, все философы жизни, особенно экзистенциалисты, вполне серьезно утверждают, что тесная связь философии с наукой не только не помо­гает, но и вредит философии в решении ее проблем, так как приводит к подмене внутреннего опыта пере­живания ценностей, которые только таким образом и могут быть постигнуты и усвоены, к внешнему пред­метному опыту познания, чуждому философии как та­ковой. Излишне сосредотачиваясь на познании объек­тивного мира и его законов, мы неизбежно уходим от познания самих себя, предаем самих себя ради позна­ния чего-то внешнего. Наблюдение над жизнью, искус­ство, знакомство с человеческой историей, опыт лич­ных переживаний — все это гораздо более значимый материал для решения философией своих проблем, нежели знание законов и научных теорий. Семанти­чески строгий, логически жесткий язык науки, ее об­щезначимые стандартные процедуры весьма чужды философии, для которой ближе метафорический язык художественной литературы, музыки, поэзии, живопи­си с их демонстрацией конструктивной свободы чело­веческого сознания и его творческой природы. Ника­кая система ценностей не может стать для человека истинной, быть принята им до тех пор, пока не будет им лично пережита на своем собственном, уникальном опыте. В отличие от научной истины, внешним опытом

удостоверяемой и многократно воспроизводимой раз­ными учеными, философские утверждения получают статус истины только в результате интимного, индиви­дуального переживания, как личного порождения. Сократовский диалог, гуссерлевское «эпохе», экзистен-циалистско — философское эссе, августиновско-пас-калевские Исповеди и «Опыты» Монтеня — вот пови­вальные атрибуты самопорождения философской ис­тины каждой личностью отдельно. Однако, с точки зрения антиинтеракционистов, не только конкретные науки (и особенно естествознание) ничего не могут дать философии для решения ее проблем, но и философия ничего не может дать науке, ибо методы у них совер­шенно разные. С точки зрения антиинтеракционистов выражение «научная философия» в любом из смыслов входящих в него слов столь же противоречиво, как и понятие «философское естествознание».

Наконец, четвертой концепцией взаимоотношения философии и науки является диалектическая. С нашей точки зрения именно эта концепция является наибо­лее корректной и приемлемой. В чем коротко ее суть? В утверждении внутренней, необходимой, существен­ной взаимосвязи между философией и наукой, начи­ная от момента их выделения в качестве самостоятель­ных подсистем в рамках рационального сознания вплоть до сегодняшнего дня; диалектически противо­речивого единства между ними; их взаимодействия на принципах равенства; структурной сложности и раз­витии механизма взаимодействия частно-научного и философского знания. То, что многие мыслители, осо­бенно в прошлом, одинаково успешно проявляли себя и на философском поприще и в области науки, равно как и то, что многие выдающиеся ученые-теоретики написали немало блестящих книг и статей по филосо­фии науки в целом и по отдельным ее философским проблемам — хорошо известный эмпирический факт из истории науки. Но доказывает ли он существование необходимой внутренней взаимосвязи между филосо­фией и частными науками? Ведь в качестве контрар­гумента можно привести доводы, что, во-первых, по-давляющее большинство хороших ученых вообще се­

рьезно не интересуется философскими вопросами науки, а во-вторых, мало ли чем занимаются гениаль­ные ученые помимо науки (искусством, общественной деятельностью, религией и т. д.). Это — дело личного интереса ученого и необходимым образом с его про­фессиональной деятельностью никак не связано. До-, казательство внутренней, необходимой связи филосо­фии и науки лежит не в плоскости социологического анализа частоты обращения ученых к философскому знанию при решении своих научных проблем, а в ана­лизе возможностей и предназначения конкретных наук и философии, их предметов и характера решаемых проблем.

Предмет философии, особенно теоретической — чистое всеобщее, всеобщее как таковое. Идеальное всеобщее — цель и душа философии. При этом фило­софия исходит из возможности постигнуть всеобщее рационально-логически, вне-эмпирическим путем. Предметом же любой частной науки является частное, единичное, конкретный «кусок» мира, эмпирически и теоретически полностью контролируемый, а потому осваиваемый и практически. Характер внутреннего взаимоотношения философии и частных наук имеет диалектическую природу, являя яркий пример диалек­тического противоречия, стороны которого, как извес­тно, одновременно и предполагают и отрицают друг друга, и поэтому необходимым образом дополнют друг друга в рамках некоего целого. Таким целым выступа­ет человеческое познание со сложившимся в нем ис­торически разделением труда, имеющим под собой сугубо оптимизационно-адаптивную, экономическую основу эффективной организации человеческой дея­тельности. В этом разделении труда по познанию ок­ружающей человека действительности как некоей про­тивостоящей ему целостности философия акцентирует в своем предмете познание (моделирование) всеобщих связей и отношений мира, человека, их отношения между собой, ценой абстрагирования от познания про­сто общего, а тем более частного и единичного. И един­ственно, где она серьезно спотыкается при таком ра­ционально-всеобщем подходе к изучению бытия, это —

человек, который интересен и возможен в качестве человека только своей индивидуальной, уникальной экзистенцией. Любая же конкретная наука не изучает мир в целом или в его всеобщих связях. Она абстраги­руется от этого. Но при этом всю свою когнитивную энергию направляет на познание своего частного пред­мета, изучая его во всех деталях и структурных срезах. Собственно наука стала наукой только тогда, когда со­знательно ограничила себя познанием частного, от­дельного, конкретного, относительно которого возмож­но эмпирически собирать, количественно моделировать и контролировать достаточно полный и потому впос­ледствии практически используемый объем информа­ции. С точки зрения познания действительности как це­лого, и философия и частные науки — одинаково одно­сторонни. Объективная действительность как целое безразлична к способам человеческого познания, она суть — единство всеобщего, особенного и единичного. Всеобщее в ней существует не иначе как через особен­ное и единичное, а единичное и особенное существует не иначе как единичное и особенное проявление неко­его всеобщего. Поэтому адекватное познание действи­тельности как целого, составляющее высшую теорети­ческую и практическую (биологически-адаптивную) задачу человечества, требует дополнения и «взаимо­просвечивания» результатов философского и частно-научного познания. Ясно, что интеграцией философс­кого и частно-научного знания, наведением «мостов» между ними профессионально может заниматься и занимается достаточно небольшое количество ученых и философов, испытывающих в этом наибольшую по­требность и имеющих соответствующую подготовку как в философии, так и в той или иной области частно-научного познания. Среди ученых такую деятельность осуществляют, как правило, крупные теоретики, рабо­тающие на границе пространства «наука» и последо­вательно раздвигающие его за счет освоения новых территорий. Общий и фундаментальный характер ре­шаемых ими проблем часто однопорядков с масшта­бом, сложностью и неоднозначностью философских тем. Философы же часто обращаются к частным на­

укам как материалу, призванному подтвердить одни философские конструкции и опровергнуть другие. Особенно это относится к тем философам, которые интересуются построением онтологических моделей, особенно, структурой, всеобщими законами и атрибу­тами объективного мира.

Несмотря на диаметральную противоположность трансценденталистской и позитивистской концепций соотношения философии и конкретных наук, для них характерно нечто общее — стремление противопоста­вить один вид знания другому как более ценный. Это, на наш взгляд, фундаментальная ошибка, связанная с непониманием специфики и самоценности как фило­софского, так и конкретно-научного знания, их отно­сительной самостоятельности и вместе с тем внутрен­ней взаимосвязи между собой как разных типов и уровней рационального знания. И для философии и для науки характерно следование идеалу рациональности, т. е. достижению определенного , обоснованного, сис­темно-организованного, объективно-истинного, откры­того к изменениям знания. Конечно, степень реализа­ции этого идеала в конкретных науках значительно выше, чем в философии. И поскольку это различие обусловлено прежде всего предметами и задачами философского и конкретно-научного-познания, по­стольку оно принципиально неустранимо. Вместе с тем, философское и конкретно-научное знание представля­ют собой не только два различных типа рационального знания, но и одновременно два его различных уровня.

Представляется, что отношение между философс­ким и конкретно-научным знанием во многом анало­гично (хотя отнюдь не тождественно) тому, которое имеет место между теоретическим и эмпирическим уровнями знания в конкретных науках. Известно, что научная теория всегда согласуется некоторым образом с данными наблюдения и эксперимента. Однако, ни одна научная теория не является ни краткой суммой («стенографической записью» — Милль) результатов наблюдения и эксперимента, ни их индуктивным обоб­щением. Будучи продуктом специфической идеализа­ции, теоретические понятия (материальная точка, иде-

альный газ, бесконечность, абсолютно прямая линия, пси-функция) включают в себя такое содержание, ко­торое в принципе не может быть сведено к харак­теристикам знания на уровне наблюдения. Поскольку в заключении любого формального вывода должны иметь место термины того же уровня, что и в посыл­ках, постольку между теоретическим и эмпирическим уровнями знания не существует формально-логичес­кого моста (В.А. Смирнов, Ст. Кернер). Создание науч­ных теорий — это творческий акт, в ходе которого создается качественно новая по сравнению с эмпири­ческим знанием понятийная реальность, обеспечива­ющая определенный способ видения, объяснения и предсказания фактов, проникновения в сущность на­блюдаемых явлений. Между эмпирическим и теорети­ческим уровнями знания существует взаимосвязь, од­нако, эта связь не непосредственная, а опосредованная, и осуществляется она с помощью такой специфичес­кой методологической операции как эмпирическая ин­терпретация теории. Последняя представляет собой особый вид творческой, содержательно-конструктив­ной деятельности ученых, результатом которой явля­ется совокупность интерпретативных предложений.

Подобная ситуация имеет место и в отношении между философией и конкретно-научным теоретичес­ким знанием с той лишь разницей, что последнее те­перь само выступает в качестве одного из элементов «фактуального» базиса философии. Для философской теории «фактуальным» основанием служат не только результаты конкретно-научного (как эмпирического, так и теоретического) познания, но осмысления и дру­гих способов духовного и практического освоения че­ловеком действительности. Посредством своего ка­тегориального аппарата философия пытается в специ­фической форме отразить реальное единство всех видов человеческой деятельности, осуществить теоре­тический синтез всей наличной культуры. Отражая это единство, философия выступает самосознанием эпохи, ее духовной «квинтэссенцией» (Гегель, Маркс). В фи­лософии наличная культура как бы рефлексирует саму себя и свои основания.

Подчеркивая апостериорное, «земное» происхож­дение философских принципов, необходимо в то же время видеть специфику их генезиса по сравнению с принципами конкретных наук. Различие здесь заклю­чается, во-первых, в широте объективного базиса аб­страгирования и, соответственно, в степени общности и существенности принципов. Во-вторых, в самом ха­рактере базисов. И наконец, в-третьих, в способе отра­жения и предъявляемых к процессу и результатам этого отражения требований рациональности. В то время как эмпирический базис любой конкретно-на­учной теории носит достаточно определенный и отно­сительно гомогенный характер, «фактуальный» базис философии является в высшей степени гетерогенным и неоднозначным по содержанию. Он и не может быть другим, так как включает в себя результаты теорети­ческого и практического, научного и обыденного, ху­дожественного и религиозного и других способов ос­воения человеком действительности. Ясно поэтому, что философское знание не может в той же степени удов­летворять критериям рациональности, что и конкрет­но-научное знание. Благодаря предельной общности и ценностно-мировоззренческой ориентации, философ­ское знание является более умозрительным и рефлек­сивным, но, вместе с тем, менее строгим и доказатель­ным, чем конкретно-научное познание.

Чем же диктуется необходимость обращения уче­ных к философии? Во-первых, объективной взаимосвя­зью предметов их исследования. А, во-вторых, харак­тером самого процесса конкретно-научного познания. Дело в том, что научное познание совершается отнюдь не учеными-робинзонами, имеющими якобы дело с «чистыми фактами» и обладающими логическим мето­дом открытия и обоснования научных законов, а ре­альными учеными-индивидами, живущими в опреде­ленную эпоху и испытывающими на себе в той или иной степени влияние культуры своего времени. Про­цесс научного познания имеет ярко выраженный твор­ческий и социально-обусловленный характер. Такой вещи, как чистое, беспредпосылочное знание в науке просто не существует. Открытие новых научных зако-

нов и теорий всегда происходит в форме конструктив­ной умственной деятельности по выдвижению, обосно­ванию и принятию определенных гипотез. Этот мыс­лительный процесс обусловлен не только имеющими­ся в распоряжении ученого эмпирическими данными, но и опосредован целым спектром составляющих со-циокультурный фон данной науки представлений и принципов научного и вненаучного порядка. Важней­шим элементом этого фона является философия. Как показывает реальная история науки, именно на осно­ве определенных онтологических, гносеологических, логических, методологических и аксиологических ос­нований строятся различного рода конкретно-научные модели изучаемых явлений, дается интерпретация те­оретических построений, оцениваются возможности и перспективы использования определенных методов и подходов в исследовании объективной реальности. Философские основания науки и являются тем посред­ствующим звеном, которое связывает философское и конкретно-научное знание. Эти основания не являют­ся «личной собственностью» ни науки, ни философии. Они представляют собой граничное знание и могут быть с равным правом отнесены к ведомству как фи­лософии, так и науки.

Каково основное содержание и специфика различ­ных типов философских оснований науки? Онтологи­ческие основания науки представляют собой принятые в той или иной науке общие представления о картине мира, типах материальных систем, характере их детер­минации, формах движения материи, общих законах функционирования и развития материальных объектов и т. д. Так, например, одним из онтологических основа­ний механики Ньютона являлось представление о суб­станциональном характере пространства и времени, их независимости друг от друга и от скорости движения объекта. Гносеологические основания науки суть при­нимаемые в рамках определенной науки положения о характере процесса научного познания, соотношении чувственного и рационального, теории и опыта, стату­се теоретических понятий и т. д. Например, именно на основе определенного истолкования статуса теорети­

ческих понятий Э. Мах в свое время отверг научную значимость молекулярно-кинетической теории газов Л. Больцмана. Как известно, Мах придерживался взгля­да, что все значимые теоретические понятия должны быть редуцируемы к эмпирическому опыту. Понятие же «атом», на котором была основана молекулярно-кинетическая теория, не удовлетворяло этому условию, так как в то время атомы были ненаблюдаемы. На этом же гносеологическом основании Мах отверг абсолют­ное пространство и время И. Ньютона. Логические основания науки — принятые в науке правила абстра­гирования, образования исходных и производных по­нятий и утверждений, правила вывода и т. д. Напри­мер, в конструктивной математике запрещается ис­пользовать понятие актуальной бесконечности, закон исключительного третьего в рассуждениях о бесконеч­ных множествах и т. д. Методологические основания науки представляют собой принимаемые в рамках той или иной науки представления о методах открытия и получения истинного знания, способах доказательства и обоснования отдельных компонентов теории и тео­рий в целом и т. д. Очевидно, что методологические основания науки могут не совпадать, быть различны­ми не только в разных науках (например, в естествен­ных, математических, технических и гуманитарных), но и в одной и той же науке на разных стадиях ее разви­тия. Так, например, имелось существенное различие в методологических основаниях древнегреческой и древ­неегипетской геометрии. Столь же существенным было различие в методологических основаниях физики Ари­стотеля и физики Галилея—Ньютона. Наконец, ценно-слшые, или аксиологические, основания науки пред­ставляют собой принятые представления о практичес­кой и теоретической значимости науки в целом или отдельных наук в системе духовной и материальной культуры, о целях науки, о научном прогрессе, его связи с общественным прогрессом, об этических и гу­манистических аспектах науки и т. д.

Рассматривая механизм влияния философии на науку, необходимо иметь в виду существенные разли­чия в характере, способах и силе этого влияния в за-

висимости от уровня научного познания (теоретичес­кое или эмпирическое), этапа развития науки (нормаль­но-эволюционный или кризисно-революционный), сте­пени ее зрелости (ранняя или имеющая развитый кон­цептуальный аппарат). Такой дифференцированный подход позволяет выработать более конкретное пред­ставление о механизме влияния философии на разви­тие и функционирование конкретно-научного позна­ния. Так, имеется существенное различие в характере влияния философии на теоретический и эмпирический уровни познания в науке. Содержание эмпирического познания определяется в основном непосредственны­ми данными наблюдения и эксперимента, а также частично — его теоретической интерпретацией с по­зиции определенной частно-научной теории. Содержа­ние же теоретического уровня научного познания су­щественно определяется его связью не только с эм­пирическим знанием, но и с философией. Связь с философией необходима для научной теории как на этапе ее возникновения, так и на этапе ее обоснова­ния. Именно теоретики науки чаще всего обращаются к философии и ее проблематике. На эмпирическом же уровне познания непосредственное влияние филосо­фии если и имеется, то только в качестве критико-рефлексивной деятельности, но не в плане обоснова­ния знания.

Различной является также сила влияния филосо­фии на эволюционной стадии науки и в период науч­ных революций. Это связано с тем, что эволюционный период в развитии науки представляет собой период реализации тех возможностей, тех потенций, которые были заложены в принятой данной наукой системе ее исходных абстракций и идеализации. Эти концептуаль­ные образования играют в структуре науки роль ее фундаментальных внутринаучных или собственных оснований. Они выполняют не только функции интег-ративного и организующего начала познавательной деятельности в конкретной науке определенного пери­ода, но и охранительные, защитные функции, отторгая проникновение в нее чуждых, дезорганизующих эле-ментов, разрушающих достигнутую в ней целостность