Концепция П.А.Сорокина

Питирим Алексаццрович Сорокин (1889— 1968) создал более рациональную теорию цивилиза­ций. «Сорокин, подобно М.Веберу, отвергает «редукционистские» концепции культуры, представленные «организмом», «экономизмом». Культура есть явление особого рода, гораздо более сложное и совершенное, чем организм. Она не детерминируется экономикой. В понимании Сорокина культура выступает как система значений — ценностей, с помощью которых общество интегрируется, поддерживает взаимосвязь своих ин­ститутов. Культура определяет энергию и направлен­ность человеческих усилий».

Только понимание процесса развития цивилизаций позволит нам правильно оценить ход социального и культурного развития человечества и направить его в должную сторону. Он полагал, что холистическая тео­рия в понимании представителей морфологической школы неприменима к культурам, потому что они не являются замкнутыми комплексами.

Развертывая критику концепции Тойнби, Сорокин подчеркивал, что многие единообразия, на которые гот претендует в связи со своей схемой, либо ложны, либо переоценены. Например, его единообразие нега­тивной связи между географическим распространени­ем цивилизации и ее внутренним ритмом; между вой­ной и ростом; между прогрессом техники и ростом. В утверждениях Тойнби есть известная доля истины, но как категорические формулировки они безусловно ошибочны. Если бы цивилизации Тойнби не распространялись на обширные районы и множество людей, а остались бы просто цивилизацией маленькой шумер­ской, греческой, египетской или арабской деревушки, они вряд ли стали бы «историческими» и безусловно не привлекли бы внимания историков и самого Тойнби.

Все цивилизации Тойнби — сложные комплексы, распространившиеся на обширные территории и группы населения... Если Тойнби предполагает, как это он делает в некоторых местах, что такое распространение на обширные районы происходило мирно, без войны, благодаря невольному подчинению «варваров» очаро­ванию цивилизации, то такое утверждение опять-таки неверно. Все его цивилизации во время роста распро­странялись не только мирно, но и с помощью силы, насилия, войн. С другой стороны, многие из них в пе­риод разложения сжимались, а не расширялись, и были миролюбивее, чем во время роста.

Следуя Шпенглеру, тень которого тяжело нависла над ним, Тойнби приписывает некоторым из своих цивилизаций различные господствующие тенденции: эстетическую — эллинской, религиозную — индий­ской (долины Инда), механистически-техническую — западной (другим восемнадцати цивилизациям он таких господствующих влечений не приписывает). Такие суммарные характеристики опять-таки очень сомнительны. Западная цивилизация не обнаруживала своей предположительно господствующей черты при­мерно до XIII в.: с VI по конец XII в. движение техни­ческих изобретений и научных открытий стояло почти на нуле.

С VI по XVIII в. эта механическая цивилизация была сверху донизу религиозной, даже более религиоз­ной, чем индийская или индуистская во многие пе­риоды их истории... Предположительно эстетическая эллинская цивилизация не обнаруживала своего эсте­тического (в смысле Тойнби) влечения до VI вдо н.э. и, наоборот, выказала определенный научно-техничес­кий порыв между 600 г. до н.э. и 200 г. н.э. Арабская цивилизация, чью доминирующую черту Тойнби не подчеркнул, выказала исключительный порыв к науч­ным и техническим занятиям в VIII—XIII вв. гораздо больший, чем западное общество в те же века. Все это значит, что приписывание, в духе Шпенглера и Тойн­би, некоторой специфически вечной тенденции той или иной цивилизации, не обращая внимания на ста­дию развития, не соответствует фактам и вводит в за­блуждение.

В отличие от Тойнби, Сорокин выделяет несколько тенденций развития современных цивилизаций: 1) перемещение центра творческих сил. Как известно, эти центры перемешались в истории человечества по­стоянно. Последним известным нам центром был за­падноевропейский. Теперь его силы иссякли, и твор­ческая нинциаггива переходит на американский конти­нент (в целом) и на восток, в частности, в Россию.

Другая тенденция обнаруживается в постепенном упадке сенсуалистической культуры, основой которой является уверенность, что за пределами свидетельств наших органов чувств нет ни реальности, ни ценностей. Вытеснив средневековую спиритуалистическую культуру, сложившуюся на основе веры в то, что подлинной реальностью является Бог и царство Божье, сенсуалистическая культура распространилась по всей Европе и господствовала с XV по XX в.

К началу XX в., по мнению Сорокина, ее творчес­кие силы почти полностью иссякли, продолжая деиствовать лишь в области науки и техники. Но и здесь она становится разрушительной силой. Вместо ToreJ чтобы служить богу творчества, наука, или, во всяком случае, ряд ее ответвлений, служит дьяволу разрушения. Эту культуру уже ничто не может возродить. Ввиду ее больших заслуг перед человечеством ее надо, как предлагает Сорокин, с благодарностью и почтения ем поместить в музей. «

Сорокин полагает, что намечается зарождение новой культуры или нового интегрального социокультурного порядка, по его терминологии. Борьба между умирающей и зарождающейся новой культурой иде повсюду, в каждом человеке, в каждом коллективе и обществе. Меняется представление о характере подлинной реальности и подлинной ценности. Не только в религии и философии, но и в науке утверждается представление, что подлинная реальность обладает нe только эмпирическим, сенсуалистическим аспектом» но и несенсуалистическим, рациональным и сверхрациональным аспектом.

Возникающая интегральная культура исходит т» предпосылки, что подлинная реальность и ценность бесконечны по своим аспектам и что мы не располага­ем терминологией, которая могла бы их отразить. Из-s менилось и представление о человеке: согласно этому представлению, человек — творец со сверхрационая диетическими возможностями и искрами гениальное ти. Идет борьба и в философии. Материалистическая философия еще разделяется многими, но, по мнению Сорокина, она мало что добавила к прежним материа­листическим системам. Другими словами, как полагает П.Сорокин, здесь нет искры гениальности. Мы ее находим в ряде новых течений, идеалистических или интегральных по своему характеру. Аналогичный про­цесс и в религии, где на смену догматическим религи­озным системам вдет «святой дух творчества» и «уни­версальная религия творческой альтруистической любви». Таким образом, по убеждению Сорокина, если не произойдет апокалиптическая катастрофа, интегральная культура поможет вступить в новую творческую эру.

По словам П.Сорокина, «совокупность смыслов», ценностей и норм в науке, в величайших философ­ских, религиозных, этических или художественных смыслах образует идеологически целое. Эта идеологи­ческая система вполне осязаемо реализует себя в пред­метах материальной культуры, в поведении ее носите­лей, агентов и членов. Кроме обширных культурных систем, существуют еще более обширные системы, ко­торые можно было бы назвать культурными суперсис­темами. Идеология любой из суперсистем, по мнению ПА.Сорокина, базируется на определенных основных посылках или определенных конечных принципах, раз­витие, разработка и провозглашение которых в совокуп­ности образуют вдеологию суперсистемы. Коль скоро идеологии суперсистем являются самыми обширными из идеологий, их основные посылки или конечные принципы являются самыми обобщенными из истин, предположений или ценностей. Перед человечеством вставал вопрос: «Какова природа истинной и конечной ценности?» И на этот вопрос давалось три ответа.

Конечная истинная ценность чувственна. Кроме нее нет других реальностей и не существует внечувственных ценностей, — таков был первый ответ. Из этой основной посылки развилась огромная суперсистема, называемая сенсиггивной. Было и другое разрешение этого вопроса: конечной истинной целью является сверхчувственный и сверхразумный бог (Брахма, Дао, «Священное Ничто» и прочие ипостаси бога). Чувст­венные или какие-либо другие реальности или цен­ности являются либо миражами, либо низменньми и тенеподобными псевдореальностями. Такая основная посылка и соответствующая ей культурная система на­зывается идеациональной.

Существует и третий ответ. Конечной истинной ценностью является Многоликая Бесконечность, об­нимающая все различия, беспредельно качественно и количественно. Человеческий ум, которому положены определенные пределы, не может определить и вос­произвести ее доподлинно, не может охватить ее. Эта Многоликая Бесконечность невыразима. Мы способ­ны лишь на очень отдаленное приближение к трем Ее аспектам: рациональному (или логическому), чувст­венному и сверхчувственному — сверхразуму.

Все все три аспекта реальны и гармонически соединяе­мы в Ней. Реальны Ее сверхчувственно-разумные и чувственные ценности. Она может называться Богом, Дао, нирваной, Священным Ничто, сверхсущностью (у Дионисия Ареопагита) и «расчлененной эстетической непрерывностью» (у американского философа ис-1: тории Ф.С.К. Нортропа). Эта типично мистическая концепция конечной истины, реальности и ценност» (и основанная на ней соответствующая суперсистема называется идеалистической (интегральной).

Каждая из этих суперсистем содержит в своем лон обширные системы, описанные выше. Суперсистемах сенситивная образуется из сенситивной науки, сенси тивной философии, сенситивной религии (или чего" либо в этом роде), сенситивного искусства, сенситивной; морали и права, экономики и политики и одновременно — из сенситивно мыслящих личностей, групп,» из базирующихся на чувственном учении стилей жизни и социальных институтов. То же самое относится к идеационным и идеологическим суперсистемам.

Так, например, в средневековой культуре Европы с) XI до конца XII в. мы обнаруживаем, что идеационна (спиритуалистическая) суперсистема была господству ющей. Ее важнейшим положением был христиански символ веры со сверхзвуковой и сверхчувственна Троицей, представляющей собой конечную и истт ную реальность и ценность. Этот символ веры прово; глашался и господствовавшей в средние века «наукой и философией, и искусством, и правом, и моралью, экономикой, и политикой.

Средневековая наука подчинялась богослов этой королеве наук. Естественные и прочие на были служанками богословия. Средневековая фил-. фия едва ли отличалась от богословия и религии. Средневековая архитектура и скульптура были не ч иным, как «библией в камне», провозглашавшей в тот же символ веры. Ту же роль играли живопись музыка, литература и драма.

Общеевропейская культура XVI—XX вв. представ ляет собой, по мнению П.А.Соролкина, совершенно иную картину. В этот период в ней господствует скорее сенситивная (чувственная), нежели развалившаяся идеационная суперсистема. В течение последних четы­рех столетий большинство подразделений европейской культуры возглашает, что «конечная реальность» и ценность чувственно познаваемы». Все подразделения этой культуры прошли через соответствующее обмир­щение. Религия и богословие потеряли былое влияние и престиж. Безразличная к религии, временами совер­шенно не религиозная, сенситивная наука преврати­лась в высшую объективную истину.

Подлинной истиной стала теперь истина чувствен­ных данных, эмпирически воспринятых и выверенных. Философия сенсуализма (материализм, эмпиризм, скептицизм, прагматизм и т.д.), сенсуалистическая ар­хитектура, литература, музыка, живопись, скульптура вытеснили религиозное искусство средневековья. Сенсуалистические, утилитарные, гедонистические, релятивистские законы и моральные нормы, создан­ные человеком, вытеснили спиритуалистические, без­условные, «богом данные» законы и сакральные нормы средних веков. Материальные ценности, благо­состояние, комфорт, наслаждение, власть, слава и по­пулярность стали основными ценностями, за которые борется нынешний сенситивный человек.

Наконец, если взять греческую культуру V в. до н.э. или европейскую культуру XIII в., мы обнаружим, что в них господствовала идеалистическая культурная супер­система. Эта культура всеми своими основными подраз­делениями утверждала важнейшие положения идеализ­ма, что истинной конечной реальностью и ценностью является Многоликая Бесконечность, частично чувст­венно воспринимаемая, частично рациональна, частич­но сверхразумная и сверхчувственная. Вот три суперсис­темы — самые обширные из доселе известных.

лантинцип лась в течение всего XIX в. Конец ей положила первая мировая войА затем в результате русской револю­ции и ответной реакции на нее конфликт наций усту­пил место конфликту идеологий. Сторонами такого конфликта в соответствии с концепцией Хантингтона были вначале коммунизм, нацизм и либеральная де­мократия. Во время «холодной войны» этот конфликт воплотился в борьбу двух сверхдержав, ни одна из ко­торых не была нацией-государством в классическом европейском смысле. Их самоидентификация форму­лировалась в идеологических категориях.

Конфликты между правителями, нациями-государ­ствами и идеологиями были главным образом кон­фликтами западной цивилизации. У. Линд назвал их «гражданскими войнами Запада». Это столь же спра­ведливо в отношении «холодной войны», как и в отно­шении мировых войн, а также войн XVll, XVIII, XIX столетий. С окончанием «холодной войны» подходит к концу и западная фаза развития международной поли­тики. В центр выдвигается взаимодействие между За­падом и незападныи цивилизациями. На этом новом этапе народы и правительства незападных цивилиза­ций уже не выступают как объекты истории — мишень западной колониальной политики, а наряду с Западом начинают сами двигать и творить историю.

Идентичность на уровне цивилизации, по мнению Хантингтона, будет становиться все более важной, и облик мира будет в значительной мере формироваться в ходе взаимодействия семи-восьми крупных цивили­заций. К ним относятся западная, конфуцианская, японская, исламская, индуистская, православно-сла­вянская, латиноамериканская и, возможно, африкан­ская цивилизации. По мнению оппонентов американ­ского культуролога, если исходить из его критериев выделения цивилизаций (язык, история, обычаи, ин­ституты, самоидентификация), непонятно, почему ла­тиноамериканская и православная (российская) циви­лизации выделяются, а не включаются в состав запад­ной. Ведь православная теология и литургия, лени­низм и учение Льва Толстого— все это проявления западной культуры.

Итак, самые значительные конфликты будущего, по мнению Хантингтона, развернутся вдоль линий разло­ма между цивилизациями. Как он обосновывает свою концепцию? Во-первых, различия между цивилиза­циями не просто реальны. Они наиболее существенны. Цивилизации несхожи по своей истории, языку, куль­туре, традициям и, что самое важное, — религии. Люди разных цивилизаций по-разному смотрят на от­ношения между Богом и человеком, индивидом и группой, гражданином и государством, родителями и детьми, мужем и женой, имеют разные представления о соотносительной значимости прав и обязанностей, свободы и принуждения, равенства и иерархии. Они более фундаментальны, чем различия между полити­ческими идеологиями и политическими режимами. Конечно, различия не обязательно предполагают кон­фликт, а конфликт не обязательно предполагает наси­лие. Однако в течение столетий самые затяжные и кровопролитные конфликты порождались именно раз­личиями между цивилизациями.

Во-вторых, мир становится более тесным. Взаимо­действие между народами разных цивилизаций усили­вается. Это ведет к росту цивилизационного самосо­знания, к тому, что глубоко осознаются различия между цивилизациями и то, что их объединяет. Севе­роафриканская иммиграция во Францию вызвала у французов враждебное отношение и в то же время ук­репила доброжелательность к другим иммигрантам — «добропорядочным католикам и европейцам из Поль­ши». Американцы гораздо болезненнее реагируют на японские капиталовложения, чем на куда более круп­ные инвестиции из Канады и европейских стран. Ьсе происходит по сценарию, описанному американским ученым Д.Хорвицем: «В восточных районах Нигерии человек народности ибо может быть лишь ибо-оуэрри, либо же ибо-онича. Но в Лагосе он будет просто ибо. В Лондоне он будет нигерийцем, в Нью-Йорке — аф­риканцем». Взаимодействие между представителями разных цивилизаций укрепляет их цивилизационное самосознание, а это, в свою очередь, обостряет уходя­щие в глубь истории или, по крайней мере, восприни­маемые таким образом разногласия и враждебность.

В-третьих, процессы экономической модернизации и социальных изменений во всем мире размывают традиционную идентификацию людей с местом жи­тельства, одновременно ослабевает и роль нации-госу­дарства как источника идентификации. Образовав­шиеся в результате лакуны по большей части заполня­ются религией, нередко в форме фундаменталистских движений. Подобные движения сложились не только в исламе, но и в западном христианстве, иудаизме, буд­дизме, индуизме. В большинстве стран и конфессий фундаментализм поддерживают образованные моло­дые люди, высококвалифицированные специалисты из средних классов, лига свободных профессий, биз­несмены. Как заметил американский религиовед Г.Вайгель: «десекуляризация мира — одно из доми­нирующих социальных явлений конца XX в.» Воз­рождение религии, или, говоря словами другого тео­лога Ж.Кепеля, «реванш Бога», создает основу для идентификации и сопричастности с общностью, вы­ходящей за рамки национальных границ, для объ­единения цивилизаций.

В-четвертых, рост цивилизационного самосознания диктуется раздвоением роли Запада. С одной стороны, Запад находится на вершине своего могущества, а с другой — возможно, как раз поэтому среди незапад­ных цивилизаций происходит возврат к собственным корням. Все чаще приходится слышать о «возврате в Азию» Японии, о конце влияния идей Неру и «индуи-зации Индии», о провале западных идей социализма и национализма и «реисламизации» Ближнего ростока, а в последнее время — споры о вестернизации или же русификации «страны Бориса Ельцина». На вершине своего могущества Запад сталкивается с незападными странами, у которых достаточно стремления, воли и ресурсов, чтобы придать миру незападный облик.

В прошлом элиты незападных стран обычно состо­яли из людей, в наибольшей степени связанных с За­падом, получивших образование в Оксфорде, Сорбон-не или Сандхерсте и усвоивших западные ценности и стиль жизни. Население же этих стран, как правило, сохраняло неразрывную связь со своей исконной культурой. Но сейчас все переменилось. Во многих не­западных странах идет интенсивный процесс девестер-низации элит и их возврата к собственным культур­ным корням. И одновременно с этим западные, глав­ным образом американские, обычаи, стиль жизни и культура приобретают популярность среди широких слоев населения.

В-пятых, культурные особенности и различия менее подвержены изменениям, чем экономические и поли­тические, и вследствие этого их сложнее разрешить либо свести к компромиссу. В бывшем Советском Союзе, саркастически замечает Хантингтон, комму­нисты могут стать демократами, богатые превратиться в бедных, а бедняки — в богачей, но русские при всем желании не смогут стать эстонцами, а азербайджанцы — армянами.

Хантингтон ссылается также на усиление экономи­ческого регионализма. Судя по всему, роль региональ­ных экономических связей будет усиливаться. С одной стороны, успех экономического регионализма укреп­ляет сознание принадлежности к одной цивилизации. А с другой — экономический регионализм может быть успешным, только если он коренится в общности ци­вилизации. Европейское сообщество покоится на общих основаниях европейской культуры и западного христианства. Успех НАФТА (североамериканской зоны свободной торговли) зависит от продолжающего­ся сближения культур Мексики, Канады и Америки. А Япония, напротив, испытывает затруднения с создани­ем такого же экономического сообщества в Юго-Вос­точной Азии, так как Япония — это единственное в своем роде общество и цивилизация. Какими бы мощ­ными ни были торговые, экономические и финансо­вые связи Японии с остальными странами Юго-Вос­точной Азии, культурные различия между ними меша­ют продвижению по пути региональной экономичес­кой интеграции по образцу Западной Европы или Се­верной Америки.

Общность культуры, напротив, явно способствует стремительному росту экономических связей между Китайской Народной Республикой, с одной стороны, и Гонконгом, Тайванем, Сингапуром и заморскими китайскими общинами в других странах Азии — с дру­гой. С окончанием «холодной войны» общность куль­туры быстро вытесняет идеологические различия. Ма­териковый Китай и Тайвань все больше сближаются. Если общность культуры — это предпосылка экономи­ческой интеграции, то центр будущего восточно-азиат­ского экономического блока скорее всего будет в Китае.

По мнению С.Хантингтона, культурно-религиозная схожесть лежит также в основе Организации экономи­ческого сотрудничества, объединяющей 10 неарабских мусульманских стран: Иран, Пакистан, Турцию, Азер­байджан, Казахстан, Киргизстан, Туркмению, Тад­жикистан, Узбекистан и Афганистан. Данная органи­зация была создана в 60-е годы тремя странами: Тур­цией, Пакистаном и Ираном. Важный импульс к ее оживлению и расширению дало осознание лидерами некоторых из входящих в нее стран того факта, что им закрыт путь в Европейское сообщество. Точно также КАРИ КОМ, центрально-американский общий рынок и МЕРКОСУР базируются на общей культурной осно­ве. Но попытки создать более широкую экономичес­кую общность, которая бы объединяла страны остро­вов Карибского бассейна и Центральную Америку, нс увенчались успехом — навести мосты между англий­ской и латинской культурой пока еще не удалось.

Культурные разломы

Таким образом, конфликт цивилизаций раз­ворачивается на двух уровнях. На микроуровне груп­пы, обитающие вдоль линий разлома между цивилиза­циями, ведут борьбу, зачастую кровопролитную, за земли и власть друг над другом. На макроуровне стра­ны, относящиеся к разным цивилизациям, сопернича­ют из-за влияния в военной и экономической сфере, борются за контроль над международными организа­циями и третьими странами, стремясь утвердить соб­ственные политические и религиозные ценности.

С.Хантингтон считает, что если в годы войны ос­новные очаги кризисов и кровопролития сосредоточи­вались вдоль политических и идеологических границ, то теперь они перемещаются на линии разлома между цивилизациями. «Холодная война» началась с того мо­мента, когда «железный занавес» разделил Европу по­литически и идеологически. «Холодная война» закон­чилась с исчезновением «железного занавеса». Но как только был ликвидирован идеологический раздел Европы, вновь возродился ее культурный раздел на за­падное христианство, с одной стороны, и православие и ислам — с другой.

Возможно, что наиболее важной разделительной линией в Европе является, как считает один из совре­менных американских исследователей У.Уоллис, вос­точная граница западного христианства, сложившаяся к 1500 г. У этих стран общий опыт европейской исто­рии: Ренессанс, Реформация, Просвещение, Француз­ская революция, промышленная революция. Их эко­номическое положение, как правило, гораздо лучше, чем у людей, живущих восточнее. Сейчас они могут рассчитывать на более тесное сотрудничество в рамках единой европейской экономики и консолидацию де­мократических политических систем.

Восточнее и южнее этой линии живут православ­ные христиане и мусульмане. Исторически они отно­сились к Османской либо царской империи, и до них донеслось лишь эхо исторических событий, опреде­ливших судьбу Запада. Экономически они отстают от Запада и, похоже, менее подготовлены к созданию ус­тойчивых демократических политических систем. И сейчас, по словам С.Хантингтона, «бархатный занавес» культуры сменил «железный занавес» идеологии в ка­честве главной демаркационной линии в Европе. Со­бытия в Югославии показали, что это линия не только культурных различий, но временами и кровавых кон­фликтов.

Уже 13 веков тянется конфликт вдоль линии разло­ма между западной и исламской цивилизациями. На­чавшееся с возникновением ислама продвижение ара­бов и мавров на Запад и на Север завершилось лишь в 732 г. На протяжении XI—XIII вв. крестоносцы с переменным успехом пытались принести в Святую Землю христианство и установить там христианское правление. В XIV— XVII столетиях инициативу пере­хватили турки-османы. Они распространили свое гос­подство на Ближний Восток и на Балканы, захватили Константинополь и дважды осаждали Вену. Но в XIX—начале XX вв. господство турок-османов стало клониться к упадку. Большая часть Северной Африки и Ближнего Востока оказалась под контролем Англии, Франции и Италии.

Военная конфронтация между Западом и ислам­ским миром продолжается целое столетие, и нет наме­ка на ее смягчение. Скорее, наоборот, военная кон­фронтация между Западом и исламским миром про­должается, она может еще больше обостриться. Обе стороны видят во взаимодействии между исламским и западным миром конфликт цивилизаций. «Западу навер­няка предстоит конфронтация с мусульманским миром, — пишет индийский журналист мусульманского вероисповедания МАкбар, — уже сам факт широкого распространения исламского мира от Магриба до Паки­стана приведет к борьбе за новый мировой порядок».

К сходным выводам приходит и БЛьюис: «Перед нами настроение и движение совершенно иного уров­ня, неподвластные контролю политики и прави­тельств, которые хотят их использовать. Это ни много ни мало конфликт цивилизаций — возможно, ирраци­ональная, но исторически обусловленная реакция на­шего древнего соперника против нашей иудео-христи-анской традиции, нашего мирского настоящего и гло­бальной экспансии того и другого».

На протяжении истории арабо-исламская цивили­зация находилась в постоянном антагонистическом взаимодействии с языческим, анимистическим (веря­щим в духов), а ныне по преимуществу христианским чернокожим населением юга. В прошлом этот антаго­низм олицетворялся в образе араба-работорговца и чернокожего раба. Сейчас он воплощается в ряде кро­вавых столкновений.

Конфликт цивилизаций имеет глубокие корни и в других регионах Азии. Уходящая в глубину истории борьба между мусульманами и индусами выражается сегодня не только в соперничестве между Пакистаном и Индией, но и в усилении религиозной вражды внут­ри Индии между все более воинственными индуист­скими группировками и значительным мусульманским меньшинством.

По мысли Хантингтона, уровень потенциальной возможности насилия при взаимодействии различных цивилизаций может варьироваться. В отношениях между американской и европейской субцивилизация­ми преобладает экономическая конкуренция, как и в отношениях между Западом в целом и Японией. В то же время в Евразии расползающиеся этнические кон­фликты, доходящие до «этнических чисток», отнюдь не являются редкостью. Чаще всего они происходят между группами, относящимися к разным цивилиза­циям, и в этом случае принимают наиболее крайние формы. Исторически сложившиеся границы между цивилизациями евразийского континента вновь сейчас полыхают в огне конфликтов. Особого накала эти конфликты достигают по границам исламского мира, полумесяцем раскинувшегося на пространстве между Северной Африкой и Средней Азией. Но насилие прак­тикуется и в конфликтах между мусульманами, с одной стороны, и православными сербами на Балканах, еврея­ми в Израиле, индусами в Индии, буддистами в Бирме и католиками на Филиппинах — с другой. Границы ис­ламского мира везде и всюду залиты кровью.

Группы или страны, принадлежащие к одной циви­лизации, оказавшись вовлеченными в войну с людьми другой цивилизации, естественно, пытаются заручить­ся поддержкой представителей своей цивилизации. Следующая мировая война, полагает Хантингтон, если она разразится, будет войной между цивилизациями.

По отношению к другим цивилизациям Запад нахо­дится сейчас на вершине своего могущества. Вторая держава — в прошлом ее оппонент исчезла с полити­ческой карты мира. Военный конфликт между запад­ными странами немыслим. Военная мощь Запада не имеет равных. Если не считать Японии, у Запада нет экономических соперников. Запад главенствует в по­литической сфере, в сфере безопасности, а совместно с Японией — и в сфере экономики. Мировые полити­ческие проблемы и проблемы безопасности эффектив­но разрешаются под руководством США, Великобри­тании и Франции, мировые экономические проблемы — под руководством США, Германии и Японии.

Все эти страны имеют самые тесные отношения друг с другом, не допуская в свой круг страны помень­ше. Так, по крайней мере, видят сегодняшний мир не­западные страны, и в их взгляде -есть значительная доля истины. Различия в масштабах власти и борьба за военную, экономическую и политическую власть явля­ются, таким образом, одним из источников конфликта между Западом и иными цивилизациями.

Другой источник конфликта — различия в культу­ре, в базовых ценностях и верованиях. В.С.Нейпол, американский исследователь, утверждал, что западная цивилизация универсальна и годится для всех народов. На поверхностном уровне многое из западной культу­ры действительно пропитало остальной мир. Но на глубинном уровне западные представления и идеи фундаментально отличаются от тех, которые присущи другим цивилизациям. В исламской, конфуцианской, японской, индуистской, буддистской и православной культурах почти не находят отклика такие западные идеи, как индивидуализм, либерализм, конституцио­нализм, права человека, равенство, свобода, верховен­ство закона, демократия, свободный рынок, отделение церкви от государства.

Усилия Запада, направленные на пропаганду этих идей, зачастую вызывают враждебную реакцию против «империализма прав человека» и способствуют укреп­лению исконных ценностей собственной культуры. Об этом, в частности, свидетельствует поддержка религи­озного фундаментализма молодежью незападных стран. Да и сам тезис о возможности «универсальной цивилизации» — это западная идея. Она находится в прямом противоречии с партикуляризмом большинст­ва азиатских культур, с их упором на различия, отде­ляющие одних людей от других. И действительно, как показало сравнительное исследование значимости ста ценностных установок в различных обществах, «цен­ности, имеющие первостепенную важность на Западе, гораздо менее важны в остальном мире». В полити­ческой сфере эти различия наиболее отчетливо обна­руживаются в попытках Соединенных Штатов и дру­гих стран Запада навязать народам других стран запад­ные идеи демократии и прав человека. Если она и ут­вердилась кое-где в незападных странах, то лишь как следствие западного колониализма или нажима.

По мнению С.Хантингтона, центральной осью ми­ровой политики в будущем станет конфликт между «Западом и остальным миром», как выразился араб­ский ученый К.Махбубани, и реакция незападных ци­вилизаций на западную мощь и ценности. Такого рода реакция, как правило, принимает одну из трех форм или же их сочетание.

Во-первых, и это самый крайний вариант, неза­падные страны могут последовать примеру Северной Кореи или Бирмы и взять курс на изоляцию — огра­дить свои страны от западного проникновения и, в сущности, устраниться от участия в жизни мирового сообщества, где доминирует Запад. Но за такую по­литику приходится платить слишком высокую цену, и лишь немногие страны приняли ее в полном объе­ме.

Вторая возможность — попробовать примкнуть к Западу и принять его ценности и институты. В теории международных отношений это называется «вскочить на подножку поезда».

Третья возможность — попытаться создать противо­вес Нападу, развивая экономическую и военную мощь и сотрудничая с другими незападными странами про­тив Запада. Одновременно можно сохранять исконные национальные ценности и институты — иными слова­ми, модернизироваться, но не вестернизироваться.

Как полагает Хантингтон, в будущем, когда при-, надлежность к определенной цивилизации станет ос­новой самоидентификации людей, страны, население которых представляют несколько цивилизационных групп, вроде Советского Союза или Югославии, будут обречены на распад. Однако есть и внутренне раско­лотые страны — относительно однородные в культур­ном отношении, но в них нет согласия по вопросу о том, к какой именно цивилизации они принадлежат. Их правительства, как правило, хотят «вскочить на подножку поезда» и примкнуть к Запацу, но история, культура и традиции этих стран ничего общего с Запа­дом не имеет.

Чтобы расколотая изнутри страна смогла заново об, рести свою культурную идентичность, должны быть соблюдены три условия. Во-первых, необходимо, чтобы политическая и экономическая элита этой стра­ны в целом поддерживала и приветствовала такой шаг. Во-вторых, ее народ должен быть согласен, пусть не­охотно, на принятие новой идентичности. В-третьих, господствующие группы той цивилизации, в которую расколотая страна пытается влиться, должны быть го­товы принять «новообращенного».

Препятствия, встающие на пути присоединения неза­падных стран к Западу, варьируются по степени глубины и сложности. Для стран Латинской Америки и Восточ­ной Европы они не столь уж велики. Для православных стран бывшего Советского Союза — гораздо значительнее. Но самые серьезные препятствия встают перед му­сульманскими, конфуцианскими, индуистскими и буд­дистскими народами. Японии удалось добиться единст­венной в своем роде позиции ассоциированного члена западного мира. В каких-то отношениях она входит в число западных стран, но, несомненно, отличается от них по своим важнейшим измерениям. '

Те страны, которые по соображениям культуры или ' власти не хотят или не могут присоединиться к Запа­ду, конкурируют с ним, наращивая собственную экономическую, военную и политическую мощь. Они добиваются этого и за счет внутреннего развития, и за счет сотрудничества с другими незападными странами. Самый известный пример такого сотрудничества — конфуцианско-исламский блок, сложившийся как вызов западным интересам, ценностям и мощи.

Конфликт между Западом и конфуцианско-ислам-скими государствами в значительной мере (хотя и не исключительно) сосредоточен вокруг проблем ядерно­го, химического и биологического оружия, баллисти­ческих ракет и других сложных средств доставки тако­го оружия. Таким образом сложился конфуцианско-исламский военный олок. Его цель — содействовать своим членам в приобретении оружия и военных тех­нологий, необходимых дпя создания противовеса военной мощи Запада. Будет ли он долговечным — неизвестно. Но на сегодня между исламо-конфуциан-скими странами и Западом разворачивается новый виток гонки вооружений.