ПАТОПСИХОЛОГИЧЕСКОГО ЭКСПЕРИМЕНТА 3 страница
вающие усиленную ориентировочную деятельность ана-
лизаторов, способствуют возникновению галлюцинаций.
В генезе зрительных галлюцинаций играют также роль
сенестопатии, оптико-вестибулярные нарушения про-
прио- и интерорецепции. Г. А. Абрамович (1958) опи-
сал больную, у которой было ощущение, что ее голова
раздувается, правый глаз становится больше; во время
этих пароксизмальных припадков возникали у нее
зрительные галлюцинации.
Таким образом, в сложном патогенезе галлюцина-
ций большую роль играет изменение деятельности
внешних и внутренних анализаторов. На основании
своих экспериментальных данных С. Я. Рубинштейн с
полным правом утверждает, что неправомерно опреде-
лять галлюцинации как ложные восприятия, возникаю-
щие без наличия обусловливающих их раздражителей
во внешней или внутренней среде. <Раздражители су-
ществуют, - говорит автор, - играют свою роль в воз-
буждени галлюцинаторных образов, в их проекции, но
не осознаются больными. Образы, обусловленные сле-
дами прежних раздражений, подверженные при нор-
мальном бодрственном состоянии, как неоднократно
указывал И. П. Павлов, отрицательной индукции под
влиянием более сильных наличных раздражителей
среды, здесь настолько преобладают над последними,
что эти реальные раздражители, играя роль в возбуж-
дении следовых процессов, не находят отражения в
отчете, который дает галлюцинант> [59]. Автор указы-
вает, что различные раздражители способны возбудить
содержания через сложную цепь ассоциаций, проме-
жуточные звенья которой могут ускользнуть от отчета.
Связь образа с наличными раздражителями трудно
поддается прослеживанию, она часто маскируется, но
она существует.
Выводы С. Я. Рубинштейн перекликаются с экспе-
риментами, проведенными в свое время В. М. Бехтере-
вым [З].
В присутствии больных, страдающих слуховыми
галлюцинациями, он применял монотонные звуко-
вые раздражители с помощью метронома и получил
следующие результаты: 1) галлюцинации меняли свою
проекцию в пространстве соответственно перемещению
источника раздражения; 2) раздражители иногда воз-
буждали галлюцинаторные явления; 3) больные пере-
. ставали видеть или слышать реальный раздражитель,
когда возникал галлюцинаторный образ, несмотря на
то, что последний был вызван этим раздражителем.
Все эти данные подтверждают положение С. Я. Ру-
бинштейн о том, что наличие подпороговых раздражи-
телей, вызывающих перегрузку деятельности анализа-
торов как внешних, так и внутренних, играет сущест-
венную роль в патогенезе обманов чувств [60].
Это положение очень важно, так как доказывает
роль искаженной деятельности в становлении симпто-
ма. Именно поэтому, как мы говорили выше, ана-
лиз любого психопатологического явления может ока-
заться полезным для вопросов общей психологии.
Психопатологически измененные процессы (в данном
случае восприятия) показывают, что к этим процессам
следует подойти как к формам деятельности.
П с е в д о г а л лю ц и н а ц и и
Особый интерес представляет, для психологии тот
вид галлюцинаций, который носит название псевдогал-
люцинации. Они были впервые описаны известным
русским психиатром В. X. Кандинским (1887) и фран-
цузским психиатром Клерамбо. Они отличаются от
описанных раньше галлюцинаций, (так называемых
<истинных>) тем, что они проецируются не во внеш-
нем пространстве, а во <внутреннем> - <голоса> зву-
чат <внутри головы>; больные часто говорят о том, что
они их слышат как бы <внутренним ухом>; они не
носят столь выраженного чувственного характера;
больные часто говорят о том, что <голос в голове>
похож на <звучание мыслей>, на <эхо мыслей>. Боль-
ные говорят об особых видениях, об особых голосах,
но они не идентифицируют их с реальными предмета-
ми, звуками. Второй отличительной характеристикой
псевдогаллюцинаций является то, что голоса восприни-
маются больными как <навязанные>, они кем-то <сде-
ланы>, у больного <вызывают звучание мыслей>. Псев-
догаллюцинации могут быть тактильными, вкусовыми,
кинестетическими. Больной ощущает, что его языком
<действуют помимо его воли>, его языком говорят сло-
ва, которые он не хочет произносить, его руками, но-
гами, телом кто-то действует. , Наступает известная?
деперсонализация: собственные -мысли, чувства стано-
вятся чужими.
Так, Л. М. Елгазина [16] описывает больную, кото-
рая чувствовала, будто <забирают ее мысли и включают
другие>. Она же описывает другого больного, у которого
истинные галлюцинации сочетались с псевдогаллюци-
нациями: с одной стороны, он слышит <голоса настоя-
щие> и одновременно <голоса в голове>; ему внушают-
плохие слова и мысли, он не может <распоряжаться
своими мыслями>; ему <фабрикуют> неуклюжую поход-
ку, он <вынужден> ходить с вытянутыми руками, сгор-
бившись; он не может выпрямиться.
Таким образом, псевдогаллюцинации характери-
зуются насильственностью, сделанностью, симптомом
воздействия. Больные боятся пользоваться транспор-
том, так как не хотят, чтобы посторонние люди слу-
шали их мысли (так называемый симптом <открыто-
сти>). Сочетание псевдогаллюцинаций с симптомом
отчуждения, <сделанности> носит название синдрома
Кандинского. Основной радикал синдрома Кандинско-
.го-это чувство <сделанности восприятия, мыслей>,
утрата их принадлежности собственной личности, чув-
ство овладения, воздействия со стороны. Различают
три компонента этого синдрома: 1) идиоторный-рас-
крытость мысли; 2) сенсорный - сделанность ощуще-
ний; 3) моторный-сделанность движений. Анализ
этого синдрома очень сложен. Его понимание может
быть основано на положениях И. М. Сеченова об
<органических ощущениях>. Как известно, И. М. Сече-
нов часто говорил о проприоцепциях, о <темных> ощу-
щениях, возникновение которых он связывает с нервны-
ми импульсами, идущими из внутренних органов. Эти
импульсы мы не ощущаем, но они находятся в тесной
связи с ощущениями, идущими от наших внешних ор-
ганов чувств. Именно эта связь и определяет целост-
ное восприятие человеком своего тела и является
<чувственной подкладкой <я>, т. е. служит основой са-
моощущения и самосознания>. Очевидно, при извест-
ной патологии наступает распад этой <чувственной
подкладки <я>, <темные чувства> начинают ощущать-
ся и нарушают единство самосознания>.
Для объяснения этого синдрома могут быть при-
влечены и положения А. А. Меграбяна о так-называе-
мых гностических чувствах. Дело в том, что когда мы
воспринимаем какой-нибудь предмет или явление
внешнего мира, у нас есть какое-то осознание, что на-
ши чувства, восприятия принадлежат нам. Если я рас-.
сматриваю что-то, то подспудно есть сознание, что
восприятие принадлежит мне. Нет ничейных пережи-
ваний, ощущений. Вот эти гностические чувства выпол-
няют, по мнению А. А. Меграбяна, связующую роль
между самовосприятием и самосознанием, с одной сто-
роны, и образованием высших автоматизированных
сложных навыков-с другой. Они возникают в резуль-
тате-синтеза предшествующего опыта наших ощуще-
ний и восприятий. Гностические чувства обнару-
живают, по А. А. Меграбяну, следующие свойства:
1) обобщают предшествующие знания о предмете и
слове в конкретно-чувственной форме; 2) обеспечи-
вают чувствование принадлежности психических про-
цессов нашему <я>, личности; 3) включают в себя
эмоциональный тон соответствующей окраски и интен-
сивности. В инициальной стадии психического заболе-
вания у больных с синдромом отчуждения наблюдают-
ся элементы распада сенсорных функций, нарушаются
акты узнавания предметов и образов. У больных же в
стадии выраженного психоза наступает полное отчуж-,
дение собственных психических процессов-мыслей,
чувств, поступков. Псевдогаллюцинации мало изучены
психологами, между тем исследование этого симптома
помогло бы подойти к проблеме становления сознания
и самосознания, роли самоощущения в становлении
познания действительности. Можно указать лишь на
работу Т. А. Климушевой [25], которая включила в
исследование больных с синдромом Кандинского и
..данные психологического эксперимента. Было обнару-
жено, что эти болезненные явления выступают в основ-
. ном тогда, когда больные испытывают интеллектуаль-
ные затруднения.
4. НАРУШЕНИЕ МОТИВАЦИОННОГО КОМПОНЕНТА
ВОСПРИЯТИЯ
Подход к восприятию, как деятельности, обязывает
выявить изменения ее различных характеристик, кото-
рые могут оказаться <ответственными> за его наруше-
.ние. Мы показали, как снижение обобщения
.приводит к агнозиям ( 1), как изменения функцио-
нального состояния деятельности анализаторов, внеш-
них и внутренних, приводят к обманам чувств ( 2).
-Деятельность восприятия ,включает в себя и основную
характеристику человеческой психики-<пристраст-
ность> (А. Н. Леонтьев). Еще в 1946 г. С. Л. Рубин-.
штейн писал, что в <восприятии отражается вся много-
образная жизнь личности> [55, стр. 208]. Поэтому сле-
довало ожидать, что при изменении личностного отно-
шения изменяется и перцептивное действие.
Прежде чем перейти к изложению экспериментальных данных, показывающих роль изменений мотиваци-
онного компонента в восприятии, хотелось бы остано-
виться на некоторых общих теоретических положениях
психологии восприятия. За последние годы усилился
интерес к выявлению личностных факторов восприя-
тия. Особенное развитие получил тезис о <личностном>
подходе к проблеме восприятия в ряде работ современ-
ных американских психологов.
Можно выделить следующие основные тенденции,
характерные для этого подхода: 1) восприятие рас-
сматривается как селективный процесс, определяющий-
ся взаимодействием объективных качеств стимуляции,
и рядом внутренних, мотивационных факторов (школа
New Look).
Так, Дж. Р. Брунер и Р. Постмэн [74] различают
аутохтонные и директивные факторы восприятия. Пер-.
вые определяются непосредственно свойствами сенсо-
рики человека, благодаря которым формируется пред-
ставление об относительно простых качествах объекта.
Директивные, или поведенческие факторы восприятия
отражают прошлый опыт человека, его эмоциональные
состояния, установки и потребности.
Что воспринимается человеком в данный момент,
определяется взаимодействием того, что презентирует-
ся аутохтонным процессом, и того, что выбирается ди-
рективным. В предложенной авторами когнитивной
теории восприятия роль внутреннего, директивного
фактора играет гипотеза, в концепциях других авторов
<установки>, <ожидания>, <схемы> и т. д. Действие
этих факторов обусловливает избирательность, сенси-
билизацию или искажение восприятия. Для иллюстра-
ции приведем известные эксперименты Шафера и Мар-
фи, в которых тахистоскопически предъявлялась из-
вестная фигура Рубина, образованная двумя <полуме-
сяцами>, каждый из которых мог видеться как
профиль, образующий фигуру на фоне. Опыт строился
по типу игры: испытуемый получал вознаграждение,
если видел одно из лиц, и штрафовался, если видел
другое лицо (при этом в тахистоскопе многократно
предъявлялось каждое лицо в отдельности). Когда
впоследствии внезапно предъявляли двусмысленную
фигуру, испытуемый воспринимал в качестве фигуры
то лицо, которое обычно вознаграждалось. Иначе го-
воря, <ожидания> субъекта определяли выбор элемен-
тов фигуры-фона. Аналогичные результаты получали
Сэнфорд, Левин, Чейн и Марфи в условиях пищевой
депривации. При тахистоскопическом предъявлении
неопределенных изображений испытуемые часто видели
пищевые объекты там, где их не было, при этом пище-
вые рисунки быстрее и правильнее узнавались с уве-
личением времени депривации.
источником <ожиданий> испытуемых в данном слу-
чае было состояние острой органической потребности,
которое стало причиной искажения и сенсибилизации
процесса восприятия.
Следует подчеркнуть, что в большинстве исследова-
ний, затрагивающих вопрос о влиянии <внутренних
факторов> на восприятие, мотивация выступает в ка-
честве дезорганизатора перцептивного процесса. Не
случайно в работах этого направления часто говорит-
ся об <аутизме восприятия>. Этим термином, пришедшим в психологию из клиники 3. Фрейда и Е. Блейера,
подчеркивалась оторванность познавательных процессов
от внешнего мира, их полную зависимость от аффек-
тивных, неосознаваемых состояний личности.
Таким образом, в трактовке роли мотивационных
факторов в восприятии авторы продолжают развивать
традиции психоаналитического направления; аффек-
тивная сфера человека остается для них прежде всего
источником <возмущающего> влияния на субъекта.
Другое направление, представленное Г. Виткиным
[87] и его сотрудниками, поставило вопрос о соотноше-
нии способа восприятия человека и его личностной
организации. Оказалось, что испытуемые при выпол-
нении различных перцептивных задач-ориентировки
в пространстве, теста <вставленных фигур> - проявля-
ют некоторые характерные способы восприятия. Так,
.при выполнении какого-то задания, в котором необхо-
димо было правильное восприятие какого-то элемента
перцептивного поля, одни испытуемые принимали за
точку <отсчета> проприоцептивные ощущения собст-
. венного тела, другие ориентировались преимуществен-
но на впечатления от <внешнего> зрительного поля.
Эту особенность восприятия Г. Виткин называл зави-
симостью (независимостью) от поля, которая, по мне-
нию автора, связана с определенной личностной струк-
турой.
Людей с <полевой зависимостью> отличает, по мне-
нию автора, пассивность в отношениях с внешним ми-
ром, отсутствие инициативы, конформизм. Незави-
симые же от поля люди демонстрируют противопо-
ложный набор личностных качеств. Автор считает, что
в восприятии психически больных описанная зависи-
мость или независимость от <поля> более сильно выра-
жена.
К третьему направлению следует отнести работы
зарубежных авторов, стремящихся доказать, что
восприятие обеспечивает адаптацию личности к внеш-
нему миру и в свою очередь отражает уровень ее
адаптации. Такое понимание функции восприятия выте-
кает из принятой в американской психологии концеп-
ции личности. Термин <личность> употребляется обычно в американской психологии для обозначения неко-
торой интегративной системы, которая обеспечивает
психологическую целостность и постоянство поведе-
ния индивида и которая постоянно подвергается
опасности разрушения либо со стороны запретных инстинктивных влечений, либо со стороны внешнего мира
и налагаемых им требований. Наличие постоянно дейст-
вующего конфликта создает определенный уровень
тревожности. При внезапном возрастании тревожности
немедленно пускаются, в ход механизмы психологиче-
ской защиты, целью которых является устранение
источника беспокойства и возвращение личности к со-.
стоянию комфорта. Проблеме психологической защиты,
впервые описанной 3. Фрейдом и А. Фрейд, посвящено
много исследований. Этого вопроса мы не будем здесь
касаться, так как он требует специального изучения.
Остановимся лишь на той форме психологической за-
щиты, которая привлекла внимание современных ис-
следователей восприятия и названа <перцептивной
защитой>. Приведение в действие механизма <перцеп-
тивной защиты> связано, как подчеркивают многие
авторы, со степенью структурированности перцептив-
ного материала. Неопределенная, конфликтная или
незнакомая ситуация способна привести к возрастанию
уровня тревожности, так как требует перестройки поведенческих схем, приспособления к новым ситуацион-
ным взаимоотношениям. <Непереносимость неопреде-
ленности> вызывает перцептивную защиту. Для при-
мера приводим исследования Мак-Гини и Адорнетто у
больных шизофренией. Применялась методика тахи
стоскопического предъявления нейтральных и эмоцио-
нально-значимых слов. Гипотезы, формулируемые в
процессе узнавания слов, объединялись в следующие
группы: 1) гипотезы, подобные структуре стимуль-
ного слова; 2) гипотезы, непохожие на структуру сти-
мульного слова; 3) бессмысленные гипотезы; 4) пер-
северирующие гипотезы.
Оказалось, что больные шизофренией были склон-
ны актуализировать гипотезы типа 2, 3, 4 при всех
словах; в норме же искажающие и бессмысленные ги-
потезы появлялись лишь в основном при предъявлении
слов-табу.
Мы рассмотрели здесь лишь некоторые аспекты
исследования восприятия за рубежом, в которых наи-
более четко отразился отказ от изучения восприятия в
отрыве от личности субъекта.
Однако основным недостатком этих исследований
является эклектичность методологических позиций ав-
торов, пытающихся синтезировать понятия гештальт-
психологии и психоанализа. Личностный компонент
восприятия заключается для этих авторов в агрессив-
ных тенденциях, чувстве тревожности, дискомфорте.
Из сферы психологического анализа выпадает значение
деятельности субъекта как основной формы проявле-
ния личностной активности, выпадает роль сформиро-
вавшихся в процессе этой деятельности социальных
мотивов, их иерархия, их содержание и смыслообра-
зующая функция.
Между тем из положений советских психологов
вытекает, что смыслообразующая функция моти-
вации играет роль и в процессе восприятия. Рабо-
тами А. Н. Леонтьева и Е. П. Кринчик показано
(1968), что введение подкрепления, имеющего различ-
ный смысл для испытуемого, по-разному влияет на
время реакции [37]. Ими выявлен активный характер
переработки информации человеком, что нашло свое
выражение в схватывании статистических характери-
стик объекта, в оптимизации деятельности испытуемого
при построении вероятностной модели. Поэтому мы
вправе были предполагать, что процесс восприятия не
только строится различно в зависимости от того, какие
мотивы будут побуждать и направлять деятельность
испытуемых, но можно было ожидать разную структу-
ру перцептивной деятельности у здоровых и больных
людей, у которых клиника диагностирует те или иные
изменения личности. Удалось экспериментально 1) по-
казать зависимость восприятия от характера мотива-
ции экспериментальной деятельности; 2) выявить осо-
бенности восприятия, связанные с нарушением смысло-
образующей функции мотива.
Экспериментальная методика состояла в следую-
щем. Предъявлялись сложные сюжетные картинки и
картинки с неясным сюжетом в условиях разной мо-
тивации. Мотивация создавалась, во-первых, с по-
мощью различных инструкций (<глухая>, <исследова-
ние воображения>, <исследование интеллекта>), во-
вторых, разной степенью неопределенности изображе-
ний. Неопределенность перцептивного материала высту-
пала непосредственным побудителем деятельности, роль
смыслообразующего мотива выполняла инструкция.
Используемые в эксперименте картинки представляли
собой изображения более или менее сложных ситуаций
(мать купает ребенка, группа чем-то взволнованных
женщин и т. д.) или нечеткие снимки объектов (цветы,
мокрая мостовая, пятна Роршаха).
Эксперимент включал три варианта исследования.
В варианте А карточки-картинки предлагались с <глу-
хой> инструкцией описать, что изображено. В вариан-
те Б сообщалось, что целью эксперимента является
исследование воображения, и для правильного выпол-
нения задания испытуемым необходимо проявить свои
творческие способности. В варианте В испытуемых
предупреждали, что задачей исследования является
определение их умственных способностей. Чтобы моти-
вировка задания выглядела убедительной, а также для
усиления мотивационного влияния инструкции, предва-
рительно предлагалась серия заданий, где эксперимен-
татор якобы оценивал интеллект испытуемых. В каж-
дом варианте предъявлялись разные наборы карти-
нок, содержание которых надо было определить. Та-
ким образом, во всех трех вариантах исследования
цель задания оставалась неизменной, менялась лишь
его мотивация.
В экспериментах участвовали здоровые испытуемые,
больные эпилепсией, больные шизофренией. Данные
историй болезни и общепсихологического исследования
показывают, что в клинической картине болезни на
первый план у больных выступали личностные рас-
стройства, типичные для выбранных нозологических
групп. Между исследованными больными не было суще-
ственных различий в возрасте и образовании.
Суммируя особенности процесса восприятия, свой-
ственные нашим испытуемым, отметим, что большин-
ство из них (как в норме, так и в патологии) при
предъявлении карточек-картинок выдвигают гипотезы.
Первоначальное предположение может развиваться,
дополняя или уточняя некоторый сюжет, или заменять-
ся новым. При восприятии структурных картинок испы-
туемые пытаются определить, на что могут быть
похожи изображения. В среднем на каждую картинку
больными формируется примерно в 1,5 раза больше
гипотез, чем в норме. Однако в условиях глухой инст-
рукции не все испытуемые стремятся содержательно
интерпретировать картинки. Одни ограничиваются пе-
речислением отдельных элементов изображения, другие отказываются от выполнения задания, ссылаясь на
его <бессмысленность>. Формальные ответы составляли
в норме 15%, у больных эпилепсии-10%, у больных
шизофренией-16%.
В условиях варианта А процесс восприятия не
обусловливался экспериментально заданной мотива-
цией. Тем не менее деятельность испытуемых в целом
направлена на содержательную интерпретацию карти-
нок и реализуется процессом выдвижения гипотез. Это
заставляет предположить, что наше задание актуализи-
ровало какие-то мотивы, существующие у испытуемых
потенциально, в форме своеобразной готовности, уста-
новки. Таким мотивом мог быть прежде всего <мотив
экспертизы>, который всегда актуализируется в психо-
логическом эксперименте; являясь моделью частных
-ситуаций, эксперимент особенно в клинике испытывает
влияние со стороны более широких жизненных отно-
шений. Адресуясь к личности испытуемого, его уровню.
притязаний, самооценке, он придает любому психологическому исследованию <личностный смысл>. Эта осо-
бенность экспериментальной ситуации подчеркивалась
еще К. Левиным , считавшим, что именно наличие
у испытуемого определенного отношения создает саму
возможность объективного психологического исследо-
вания. Наряду с <мотивом экспертизы> деятельность
испытуемых побуждалась собственным мотивом вос-
приятия (СМВ). Определяясь свойствами перцептив-
ного материала, СМВ как бы присутствует в самом
акте восприятия, побуждает к ориентировочной
деятельности, направленной на исследование характе-
ра стимуляции. Отчасти благодаря действию СМВ
предъявление картинок в условиях глухой инструкции
вызывает процесс выдвижения гипотез.
Таким образом, деятельность испытуемых опреде-
лялась влиянием двух мотивов - мотива <экспертизы>
и СМВ. Эти мотивы находятся в иерархическом отно-
шении: мотив <экспертизы> порожден и опосредован
социальными и личными установками испытуемых. Он
не только побуждает деятельность, но и придает ей
личностный смысл . Собственный мотив восприятия
играет роль дополнительного стимула. Совместное дей-
.ствие обоих мотивов обеспечивало содержательную
интерпретацию картинок. В ряде случаев смыслообра-
зующая функция мотива <экспертизы> могла быть
выражена недостаточно. В силу этого непосредствен-
. ная цель деятельности - содержательная интерпрета-
ция-не приобретала самостоятельной побудительной
силы. Процесс интерпретации принимал тогда вид фор-
мальных ответов. Это явление наиболее ярко прояви-
лось у больных шизофренией.
Качественно иные результаты были получены в ва-
риантах Б и В, где введение инструкций-мотивов соз-
давало определенную направленность деятельности.
Прежде всего отметим изменение в отношении к
эксперименту. В норме это выразилось в том, что у
испыгуемых появился интерес к заданию и оценке
экспериментатора. Изменился и характер формулиро-
вок гипотез - они стали более развернутыми, эмоцио-
нально насыщенными. Центральное места в описании
сюжетных картинок занимает теперь раскрытие внут-
реннего мира персонажей. Изображения создают у
испытуемых некоторое эмоциональное впечатление,
Это не означает, что в отдельных случаях испытуемые не могли
руководствоваться другими мотивами, тем не менее мы полагаем,
что выделенный мотив является ведущим.
.
приводящее к образности гипотез.. Исчезают формаль-
ные ответы.
У больных эпилепсией изменение инструкции при-
вело к полному переструктурированию деятельности.
Больные с энтузиазмом приступают к заданию, по-
долгу с удовольствием описывают картинки. Резко
сократилось количество формальных высказываний.
Гипотезы становятся значительно более эмоциональ-
ными, часто сопровождаются пространными рассужде-
ниями. В своих ответах больные не столько дают интер-
претацию картинок, сколько стремятся продемонстри-
ровать свое отношение к событиям или персонажам.
Часто это достигается путем приписывания героям
определенных ролей. Длинные витиеватые монологи
героев комментируются <автором>, вместе с предполо-
жением о сюжете дается оценка действующим лицам
или событиям. Гипотезы превращаются в <драматиче-
Дата добавления: 2016-03-22; просмотров: 375;