ПАТОПСИХОЛОГИЧЕСКОГО ЭКСПЕРИМЕНТА 2 страница

оказываются различными в зарубежной и отечественной

психиатрии. Только тогда, когда данные эксперимец

тального исследования анализируются в адекватны

понятиях современной советской психологии и психиатрии, они могут вскрыть механизмы нарушенной

детельности и оказаться полезными как в психологической

теории, так и в медицинской практике. Сказанноеотно

сится и к методическим приемам К Левина Например

используя методику Хоппе для исследования уровня

притязаний подростков, ряду авторов удалось при анализе

результатов использовать положения ЛИ Божович

формировании у них позиции и самосознания положения

ГЛАВА III

НАРУШЕНИЯ ВОСПРИЯТИЯ

Нарушения восприятия принимают при психических

заболеваниях различные формы. Как известно, еще

И. М. Сеченов указывал на то, что акт восприятия

включает в себя афферентные и эфферентные механиз-

мы. Останавливаясь на зрительном восприятии, он пи-

сал, что глаз <ощупывает> предметы мира и что эти

<ощупывания> входят в состав зрительного восприятия,

соединяясь с проприоцептивными сигналами от глазо-

двигательных мышц.

Это положение И. М. Сеченова оказалось исходным

для работ многих современных физиологов-и психологов

(Р. Гранит, 1956; Е. Н. Соколов, 1959; В. П. Зинченко,

1959; А. В. Запорожец, 1960; Л. А. Венгер, 1968). Было

показано, что восприятие составляет основу ориенти-

ровки человека в мире. С полным правом Л. А. Венгер

указывает, что <восприятие в целом осуществляет регу-

лирующие и ориентирующие функции в поведении>

[10, стр. З].

Согласно концепции А. Н. Леонтьева, восприятие

включает работу многих уровней, начиная с нейронного

и кончая психологическим. Из теоретических положений

А. Н. Леонтьева, А. В. Запорожца, Л. А. Венгера,

В. П. Зинченко, Ю. Б. Гиппенрейтер следует, что разви-

тие восприятия детерминируется задачами, возникаю-

щими перед человеком в его жизнедеятельности. Для

всех этих работ характерен подход к восприятию как

деятельности, включающей в себя основную специфику

человеческой психики - активность и пристрастность.

С. Л. Рубинштейн указывает, что человеческое вос-

приятие является всегда обобщенным и зависит от на-

правленности личности [55].

За последние годы ряд зарубежных авторов также

пытается показать, что продукт процесса восприятия

зависит от эмоциональных и личностных особенностей

(Дж. Бруннер, 1956; Н. А. Виткин, 1954). Поэтому сле-

довало ожидать, что процесс восприятия может оказать-

ся нарушенным в своих разных характеристиках, как

элементарных, так и сложных функциях. Эти нарушения

проявляются в затрудненности узнавания, в искажениях

воспринимаемого материала, в обманах чувств, ложных

узнаваниях. Остановимся на некоторых из них.

1.АГНОЗИИ

Агнозиями называется затрудненность узнавания

предметов, звуков. Проблеме агнозии, особенно зритель-

ной, посвящено множество работ. Начиная с А. Петцля

(1928) зрительные агнозии разделялись на: а) агнозии

предметов, так называемая лиссауэровская <душевная

объектная агнозия>, когда больные не узнавали пред-

метов и их изображений. К этой группе примыкает и

<симультанная агнозия> Вольперта (больные узнавали

отдельные предметы, их изображения, но не узнавали

изображения ситуации); б) агнозии на цвета и шрифты;

в) пространственные агнозии.

Делались попытки увязать нарушение тнозиса с ре-

чевыми расстройствами (К. Гольдштейн, 1948; А.Р.Лу-

рия, 1940; Е. П. Кок, 1957). Ставился вопрос о топиче-

ском значении синдромов агнозии (А. Р. Лурия, 1947;

Е. П. Кок, 1957; В. Миллер, 1958), о связи различных

форм агнозий с доминантностью полушарий (М. С. Ле-

бединский, 1948; Е. П. Кок, 1968).

История учения об агнозиях и их механизмах глу-

боко прослежена А. Р. Лурия в его монографии <Выс-

шие корковые функции>, в которой анализ этого явле-

ния проводился в основном в связи с проблемой лока-

лизации функций и поисками их нейрофизиологических

механизмов.

Мы хотим в нашей книге остановиться на тех случа

ях агнозий, которые выступали при психических забо-

леваниях [19]. У ряда больных (с органическими пора-

жениями мозга различного генеза) явления агнозии

проявлялись в том, что больные выделяли то один, то

другой признак воспринимаемого объекта, но не осу-

ществляли синтеза; так, изображение гвоздя один

больной описывает как что-то кругленькое, говоря:

<наверху шапочка, внизу палочка, что это такое - не

знаю>; другой больной описывает ключ, как <кольцо

и стержень>. При этом больные описывали точно конфи-

гурации предмета, могли даже точно скопировать eio,

но это не облегчало их узнавание. Аналогичные факты,

говорящие о невозможности осуществления синтеза,

были описаны Е. П. Кок (1958)при исследовании боль-

ных с поражениями теменно-затылочных систем и

Е. Д. Хомской и Э. Г. Соркиной (1960).

Прежде всего возник вопрос, что у больных наруше-

но восприятие структуры, как это имело место у боль-

ного Ш., описанного К. Гольдштейном, который, как

известно, не воспринимал формы предметов. Так, напри-

мер, больной не мог отличить <с глаза> треугольника от

круга и узнавал фигуры только после того, как он <об-

водил> их моторно, например движениями головы.

Оказалось, что у наших больных агностические явле-

ния носили иной характер. Они узнавали форму, конфи-

гурацию даже тогда, когда последние предъявлялись

тахископически. Не узнавая предметов, они могли их

описать. Так, например, при тахископическом предъяв-

лении садовой лейки больная говорит: <бочкообразное

тело, что-то круглое, посередине отходит вроде палоч-

ки с одной стороны>, другой больной при тахископиче-

ском предъявлении расчески говорит: <какая-то гори-

зонтальная линия, от нее книзу отходят маленькие,

тоненькие палочки>. Иногда больные могли нарисовать

предмет, не узнавая его-

Приводим в качестве иллюстрации данные патопси-

хологического исследования и историю болезни больной

В., которая была описана нами совместно с Г. В. Би-

ренбаум в 1935 г. [19].

Больная В., 43 года, по профессии библиограф. Диагноз: эпи-

демический энцефалит (из истории болезни доктора Э. Г. Кага-

новской).

Заболела в 1932 г. Появилась резкая сонливость, которая про-

должалась около недели и сменилась бессонницей. Отмечалось слю-

нотечение, левосторонний парез ноги и боль в области наружной

части левого плеча, повышение температуры. Имели место иллюзии и галлюцинации. На стенке вокруг вентилятора <бегали мы-

ши>, на полу прыгали фигуры, кружились <танцующие рожи>.

С этими явлениями больная поступила в Боткинскую больни-

цу. Через несколько дней появились кратковременные расстрой-

ства сознания, больная не могла найти своей палаты, постели.

В 1933 г. была переведена в психиатрическую клинику ВИЭМ.

Ко времени нашего исследования психический статус больной

характеризуется следующим образом. Больная в ясном сознании,

правильно ориентирована в окружающем. Несколько амимична.

Тихий, мало модулирующий голос. Много лежит, жалуясь на

утомляемость и головные боли. С трудом и не сразу дает анамне-

стические сведения, при этом останавливается на подробностях, не

имеющих отношения к существу вопросов. Мало читает - <не хва-

тает, - отмечает больная, - живого воображения>. Внешне добро-

душна, эмоциональна. Это состояние, однако, быстро сменяется

раздражительностью, злобностью, доходящими до аффективной

взрывчатости. Вместе с эмоционально.> лабильностью отмечается

в общем бедная и довольно однотипная аффективная жизнь с

очень узким кругом привязанностей, безразличное отношение к лю-

дям, к работе, к общественной жизни, к литературе, раньше очень

любимой.

На этом фоне общего эмоционального однообразия имеется

заинтересованность в выздоровлении.

Экспериментально-психологическое исследование не

выявляет каких-либо грубых изменений психической

деятельности больной. Больная правильно усваивала

инструкцию, передавала хорошо содержание, подтекст

прочитанной книги, понимала условный смысл посло-

виц, метафор. Обнаружились лишь некоторая пассив-

ность и отсутствие заинтересованности в эксперимен-

тальной ситуации.

Вместе с тем патопсихологическое исследование вы-

явило грубые нарушения узнавания предметов. Больная

совсем не узнавала 40% предъявленных ей изображе-

ний. Так, нарисованный гриб она называет <стог сена>,

спички - кристаллами. Среди остальных 60% были

тоже разнообразные искажения. Сюжет картины боль-

ная тоже улавливает не сразу, а лишь после длитель-

ных фиксаций на отдельных деталях. Процесс восприя-

тия носит характер отгадывания: <Чтобы это могло

быть-расческа? На чем она сидит-на кресле, стуле?

Чтобы это могло быть - плита? Корыто?> и т. п. При

показе известной картины <Смертница> больная гово-

рит: <Что это за женщина, о чем-то задумалась? На

чем она сидит? На кровати? Что это за тени?>

Приведем данные протокола исследования.

Протокол экспериментально-психологического исследования

больной В.

Предъявленный рису-

нок карточки лото Описание больной

Щетка зубная Щетка, вероятно половая. А это что? Же;

тенькая полосочка, вероятно бахрома.

Пионерский барабан Горшок с кисточкой. Экспериментатор: может быть что-нибудь другое? Больная: булка, которую кладут в кастрюлю, а это

кренделек (на палочку). Похоже и .на

шапку, а это что такое?

Кнопки Внутри треугольники, вероятно протоплаз-

мовая клетка

Перья Перья

Книга . : Книга с бисерным почерком

Спички Свечи горящие, это не может быть; а это

не может быть кристаллы в лампе?

Два барабана То же самое, что и раньше, только две

штуки; знакомое и незнакомое. Экспери-

ментатор: детская игрушка. Больная; мо-

жет, губка круглая для стола?

Перья для туши . Факелы, носят в театрах или длинные руч-

ки с пером

Карандаш Свеча, тут уж ясно, что свеча

Кисточка Кисточка

Пионерская труба Музыкальный инструмент, флейта. Или

труба

Стручья Растение, морковка по форме, а по хвости-

ку вот не знаю.

Самолет Это стрелка (указывает на хвост само-

лета). Это балкон, но при чем тут стрелка,

две ножки?

Даже при правильном названии у больной всегда

отмечалось сомнение и неуверенность, она ищет опорные

пункты в рисунке для того, чтобы подтвердить ими пра-

вильность своего вывода. Так, больная узнала изобра-

жение коровы, но сразу наступили обычные для больной

сомнения - <это корова какой-то определенной поро-

ды: морда у нее не коровья, больно уж умная морда,

нет не корова. Чтобы это могло быть за животное? Да

нет - это корова, вот (указывает на вымя)>.

При таком выраженном нарушении узнавания ри-

сунков больная прекрасно узнавала геометрические

формы, дополняла незаконченные рисунки согласно

структурным законам. Больше того, не узнавая предмет

на рисунке, больная прекрасно описывала его форму.

Например, не узнав рисунка барабана и пресс-папье,

она описывала их форму чрезвычайно точно и даже хо-

рошо срисовывала их.

В процессе исследования выявилось, что реальные

предметы больная всегда хорошо узнавала и затрудня-

лась при узнавании моделей из папье-маше (например,

больная не узнавала модели самолета, с трудом узна-

вала модель (плоскостную из картона) собаки, мебели).

Таким образом, создавалась как бы некоторая сту-

пенчатость ее расстройств. Больная хорошо узнавала

предметы, хуже узнавала модели, еще хуже - рисунки

предметов. Особенно плохо она узнавала те изображе-

ния, которые были схематически нарисованы, в виде \

контуров или пунктиров. Поэтому возникло предположе-

ние, что причина затрудненности узнавания, очевидно,

вызывается той обобщенностью, формализацией, которая

присуща рисунку. Для проверки была проведена сле-

дующая серия экспериментов: больной предъявлялись

изображения одних и тех же предметов в разном выпол-

нении: а) в виде пунктирного контура; б) в виде чер-

ного силуэта; в) в виде точного фотографического изо-

бражения, иногда на фоне конкретных деталей, напри-

мер рядом с пресс-папье лежала ручка и чернильница.

Данные экспериментального исследования подтвердили

наше предположение. Больная совершенно не узнавала

пунктирных, несколько лучше, но все же очень плохо,

узнавала силуэты изображения и лучше конкретные.

Приводим для иллюстрации несколько .выписок из

протоколов ее исследования.

Предъявлена картинка Описание больной

Шляпа (пунктирное изо- Я сама не знаю что. Напоминает

бражение) кольцо. Не может же быть такой

широкий камень (откладывает в сто-

рону, вертит рисунок)

- Шляпа (черный силуэт) Не гриб ли это? Может быть похо-

жа на шляпу, но причем тут этаполоса?

Шляпа (цветное конкретное Это похоже на шляпу изображение)

если выступила как часть головка гриба, или же видит

в грибе огурец, если фиксирует внимание на его ножку.

Поэтому при предъявлении рисунка подобному больно-

му часто безразлично: показывают ему его часть или

целое.

У некоторых больных агнозия распространялась и на

структуру, на форму изображения. Г. В. Биренбаум

описала в 1948 г. больного К., у которого на фоне орга-

нической деменции выступили расстройства зрительного

гнозиса в виде нарушения восприятия формы. При по-

казе треугольника он говорит: <Клином как-то, а на-

звать не могу, я вижу клин в трех местах, клин-трехклин-

ник>. При экспозиции четырехугольника больной гово-

рит: <Мне трудно сказать (обводит пальцем)-прямая,

прямая, прямая и прямая>. При экспозиции незакончен-

ного круга видит прежде всего изъян - <здесь провал

какой-то>, в то же время воспринимает симметрию фор-

мы. Например, при показе креста, не умея назвать фи-

гуры, больной заявляет: <Хоть куда хочешь заглядывай,

она лежит правильно>. Нередко больной воспринимал

форму предмета, но тут же быстро наступал распад его

структуры.

Г. В. Биренбаум отмечает, что агнозию больного

можно было трактовать как нарушение оптического вни-

мания. Например, при осмотре картинки, на которой на-

рисован крестьянин, стоящий с задумчивым видом у теле-

ги, у которой отскочило колесо, больной говорит: <Вот

колесо, а это мужчина стоит>, показывая на лошадь:

<А это птица какая-то>. Эксп.: <Это ведь лошадь>.

Больной: <На лошадь плохо смахивает>. Здесь отчет-

ливо выступает нарушение не только смысловых, но и

структурных компонентов. Узнав телегу и колесо, он не

только не делает соответствующего вывода, что стоит

телега с лошадью, но остро торчащие уши лошади соз-

дают у больного впечатление, что это птица. При попыт-

ке понять сюжет картинки больные из-за неправильно-

го узнавания деталей и структурного распада часто не-

правильно описывают ее содержание. Это расстройство

напоминает феномен, описанный А. Пиком как <сениль-.

ная агнозия> или как расстройство <симультанного вос-

приятия>. Оно выражается в том, что испытуемый,

описывая отдельные предметы, не умеет уловить общего

смысла картинки.

При раскрашенных сюжетных рисунках дементные

больные легко поддаются диффузному впечатлению

яркой раскраски отдельных частей картинки и также

могут описывать их по вышеуказанному типу. Восприя-

тие, освобожденное от организующей роли мышления,

становится диффузным, легко возникает структурный

распад, несущественные элементы рисунка становятся

центром внимания и ведут к неправильному узнаванию.

В силу выпадения и расстройства смысловых компо-

нентов у дементных больных резко страдали ортоско-

пичность и произвольность восприятия. Достаточно было

показать этим больным предмет или рисунок в пере-

вернутом виде, как они его уже не узнают. Примеры:

предъявляется рисунок кошки (из детской серии лото)

в перевернутом виде. Больной - <памятник какой-то>.

Экспозиция того же. рисунка в прямом положении -

и больной со смехом: <Вот так памятник! Кошка-котик>.

Рисунок - ботинок, из той же серии лото, дан в пере-

вернутом виде. Больной - <урна какая-то> . В прямой

экспозиции больной сразу узнает ботинок. При незначи-

тельном удалении предметов у дементных больных не

сохранялась константность их величины.

Таким образом, картина распада восприятия при де-

менции подтверждает ведущую роль фактора осмыслен- .

поста и обобщенности в любом акте человеческого

восприятия.

3. ОБМАНЫ ЧУВСТВ

Галлюцин а ц и и

Одним из наиболее часто встречающихся симптомов

расстройства восприятия при душевных заболеваниях

являются галлюцинации.

Галлюцинациями в. психиатрии называют ложные

восприятия. Больные видят образы, предметы, которых

нет, слышат речь, слова, которые никем не произносят-

ся, чувствуют запахи, которых в действительности нет.

Галлюцинаторный образ может быть различной мо-

дальности. Еще Е. Эскироль писал, что галлюци-

нант-это <человек, имеющий внутреннее убежде-

ние, что он что-то воспринимает, тогда как извне нет

никакого объекта, способного вызвать это восприятие>

[И, стр. 9J. Это определение Эскироля легло в основу

положений психиатров, что галлюцинации возникают

без наличия раздражителя. При иллюзорном восприятии

имеется раздражитель, но у больного возникает его ис-

каженное восприятие. В зависимости от наличия или

отсутствия раздражителя обманы чувств относятся к ка-

тегории иллюзий или галлюцинаций.

Содержание характера галлюцинаций различно: они

могут быть нейтральными, тогда больные спокойно реа-

гируют на них. Галлюцинации могут носить императив-

ный характер: голос приказывает больным что-то сде-

лать. Так, одной больной голос <приказал> сжечь свои

вещи; другой больной (кассирше) голос <приказал>

выбросить деньги; <голоса> бывают устрашающими:

они угрожают убить. Под влиянием этих образов, голо-

сов больные совершают те или иные поступки (напри-

мер, упомянутые больные действительно сожгли вещи,

выбросили деньги).

Больные относятся, к галлюцинаторным образам, как

к реально воспринимаемым объектам, словам. Поведе-

ние больных часто определяется именно этими ложными

восприятиями; нередко больные отрицают наличие гал-

люцинации, но их поведение выдает, что они галлюци-

нируют. Так, беседуя с врачом, больной вдруг говорит

<голосу>: <Не мешай, видишь, я занят>. Другой прого-

няет <мышей>, которые якобы ползут по его рукаву

(при белой горячке). При обонятельных галлюцинациях

больные отказываются от еды: <Пахнет бензином, керо-

сином, гнилью>.

Что отличает галлюцинации от представлений и роднит их с образами, получаемыми от реальных предметов?

1. Галлюцинаторный образ проецируется вовне. Больной, страдающий галлюцинациями, может точно указать

местонахождение галлюцинаторного образа: он говорит

о том, что этот образ находится <направо>, что <маши-

на стоит перед окном>. 2. Галлюцинаторный образ чув-

ственно окрашен: больные различают тембр <голоса>,

принадлежность его мужчине, женщине, они видят

окраску, яркую, темную, маленьких или больших живот- ч

ных. Эта яркая чувственность, проекция вовне отлича-

ют галлюцинаторный образ от представления. Именно

эта чувственность образа мешает наступлению коррекции; это проецирование вовне и яркая чувственность

роднит галлюцинаторный образ с образом, получаемым

от реальных предметов. Вместе с тем галлюцинаторный

образ отличается от представления. Он возникает не-

произвольно, больной не может его вызвать, не может.

от него избавиться, галлюцинации возникают помимо его

желаний, волевых усилий.

И наконец, возникновение галлюцинаторного образа

сопровождается отсутствием подконтрольности. Больно-

го невозможно убедить в том, что галлюцинаторного

образа не существует. <Как же вы не видите, - возра-

жает больной на уверения врача,-ведь вот стоит соба-

ка, вон там в правом углу, уши подняты, шерсть рыжая,

ну вот, вот>, или: <Как же вы не слышите, ведь вот со-

вершенно ясно мужской голос приказывает мне <подыми

руку, подыми руку>, голос курильщика с хрипотцой>.

Убеждать галлюцинанта бесполезно -этот болезнен-

ный симптом проходит лишь с улучшением общего

состояния.

Описанию галлюцинаций посвящен ряд работ как

отечественных, так и зарубежных психиатров. Однако

во всех этих работах объяснение этого симптома, так же

как и других психопатологических симптомов, всегда

осуществлялось, как отмечает Ю. Ф. Поляков, в виде

анализа конечного результата продуктов психической

деятельности; сам же процесс, который этот продукт

производит, не изучался .

Для психологов же представляет интерес вопрос о

природе обманов чувств. Встает вопрос, может ли

возникнуть образ предмета без наличия какого-то внеш-

него раздражителя. Этой проблеме, имеющей психоло-

гическое и методологическое значение, посвящено экс-

периментальное исследование С. Я. Рубинштейн

(1955 г.), на котором мы ниже остановимся подробнее,

Вопрос о механизмах галлюцинаций ставился неод-

нократно. Одни авторы, вслед за Г. И. Мюллером, по-

нимали галлюцинации как спонтанный продукт на-

рушения рецепторов; другие выводили наличие гал-

люцинаций из нарушенных участков центральной нерв-

ной системы. Близкой к этим концепциям является точка

зрения Е. А. Попова, которая объясняет галлюцинации

интенсификацией представлений.

Основой для этой теории послужили высказывания

И. П. Павлова о том, что галлюцинации возникают при

наличии гипнотической парадоксальной фазы. Действи-

тельно, ряд клинических фактов говорит о наличии тор-

мозного состояния в коре больных. Выявилось, что гал-

люцинаторные образы усиливаются при засыпании и

в момент пробуждения; с другой стороны, прием та-

ких стимулирующих лекарств, как кофеин, фенамин,

ослабляет галлюцинирование, в то же время прием

тормозящих, например брома, активизирует галлюци-

наторный процесс.

Исходя из того положения, что при парадоксальной

фазе слабые раздражители приобретают большую силу,

чем сильные, Е. А. Попов выдвинул теорию <интенсифи-

кации представлений>. По его мнению, представления,

являющиеся более слабыми раздражителями, под влия-

нием гипноидных фаз интенсифицируются и проециру-

ются как реальные предметы в пространство.

Однако, как замечает С. Я. Рубинштейн [60], при-

бавление гипноноидных фаз <не сделало теорию интен-

сификации представлений более убедительной>, так как

представления не существуют сами по себе вне рефлек-

торного процесса. Автор правильно указывает, что диа-

лектико-материалистическая теория рассматривает пси-

хическую деятельность как отражение действительности,

что все формы деятельности человека представляют

собою отражение бесчисленных воздействий реальных

раздражителей. Тот факт, что в большинстве случаев

невозможно установить непосредственную связь между

галлюцинацией и раздражителем, еще не говорит о его

отсутствии. С. Я. Рубинштейн отмечает, что связи между

раздражителем и возникающим образом могут быть

сложно замаскированы или опосредованы, они могут

представлять собою связи следового порядка, но поло-

жение, что первоначальной причиной всякого психиче-.

ского акта является внешнее раздражение, относится и

к нарушенной деятельности анализатора. Для доказа-

тельства своей гипотезы С. Я. Рубинштейн разработала

следующую методику: больным предлагались записан-

ные на магнитофонной ленте слабо различимые звуки,

некоторые из них носили предметный характер (шелест

бумаги, бульканье воды), характер других являлся не-

определенным [59].

В то время, как здоровые испытуемые различали

источники звуков, у больных, страдающих или страдав-

ших раньше галлюцинациями, эти эксперименты вызы-

вали обманы слуха: С. Я. Рубинштейн описывает, как

одна больная слышала при предъявлении шелеста бумаг

слова: <Ты дрянь, ты дрянь...> Другая слышала рыда-

ния; больной, в прошлом моряк, <слышал> звон скля-

нок, прибой моря. Поведение больных, их действия,

суждения были ответными на ложно воспринимаемые

звуки. У некоторых больных ложные образы сохраняли

известную, хотя и искаженную связь с источниками зву-

ка, у других больных эти связи оказались зафиксирован-

ными стереотипными связями. С. Я. Рубинштейн [60]

приходит к выводу, что одним из важных патогенети-

ческих условий формирования галлюцинаций являет-

ся затрудненность прислушивания и распознавания

звуков.

О правомерности положения о том, что затрудне-

ния деятельности облегчают или даже вызывают обма-

ны чувств, говорят факты возникновения галлюцинаций

у здоровых людей. В литературе описаны случаи, когда

галлюцинаторные переживания возникли: 1) в условиях

сенсорного дефицита (у водолазов, у людей в барока-

мерах); 2) в условиях изоляции (слуховые галлюцина-

ции у людей, заключенных в одиночные камеры);

3) у слабовидящих и слабослышащих (но не у сле-

пых и не у глухих).

Эти факты свидетельствуют о том, что условия,

затрудняющие прислушивание, приглядывание, вызы-