Российские интересы ««ближнем» и «среднем» зарубежье

Национальное пробуждение России в рамках СССР сопровожда­лось появлением у значительной части активно формировавшейся российской политической элиты убеждения, что другие союзные республики живут за счет РСФСР и являются тормозом ее развития. Поэтому оптимальным для России признавалась политика дистан­цирования от них (может быть, за исключением наиболее развитых и близких по крови и духу народов) и одновременного сближения е якобы более перспективными западными партнерами (справедливо­сти ради отмечу, что такие настроения зрели не только в России). Подобный подход, по сути отрицающий существование сколько-ни­будь значительных российских интересов в большинстве союзных республик, одно время оказывал заметное воздействие и на россий­ское руководство и явно сказался на составе приглашенных в Беловежскую пущу. Позднее, как уже отмечалось, наши лидеры бросились в иную крайность, заявив о наличии на территории всего бывшего СССР жизненно важных российских интересов, к которым были от­несены налаживание на новой основе хозяйственных и транспорт­ных связей, урегулирование конфликтов и достижение стабильности по периметру российских границ, оборона внешних рубежей СНГ, гармонизация внешнеполитических курсов, создание единого воен­но-стратегического пространства, предотвращение наращивания во­енно-политического присутствия третьих стран, недопущение рас­пространения чужих религий, создание единого информационного пространства, защита прав этнических россиян.

Но это перечисление не жизненно важных или глубинных инте­ресов (т. е. конечных целей развития), а — по большей части — про­межуточных (подчиненных) задач и одновременно путей обеспе­чения того, что действительно может пониматься под «конечными результатами». В самом деле, гармонизация всех внешних политик, создание единого военного пространства и т. д. — зачем? Очевидной самостоятельной выгоды для России здесь нет. Значит, должна быть какая-то последующая, истинная цель. Вполне вероятно, что она за­ключается в воссоздании империи советского или иного — новомод­ного — образца, ибо вышеперечисленными путями можно добиться практически полного контроля более сильной России над внешним и внутренним поведением более слабых республик почти в границах бывшего СССР (поскольку не указано иначе, можно предположить, что весь список без разбора применим ко всем бывшим республикам СССР).

Если это на самом деле так, то главная цель выбрана крайне не­удачно. Прежде всего, новая масштабная империя (какое бы имя ей ни придумали, в том числе федерация или конфедерация с ведущей ролью России) в сегодняшнем мире была бы непопулярна; еще важ­нее то, что ее создание дало бы удобный предлог для объявления России «вне закона» и облегчило бы нахождение экономических, фи­нансовых, политических и иных компромиссов на антироссийской основе между соперничающими мировыми центрами силы. Далее, геополитическая имперская конструкция в принципе ценна лишь настолько, насколько экономические, политические и иные дивиден­ды превышают затраты ресурсов на ее поддержание, Колонии всегда обходились недешево (администрация, войска, развитие инфраструк­туры и обучение местного населения и т. п.), но затраты окупались беззастенчивым вывозом природных ресурсов и « колониальных то­варов». Сегодня же — гипотетически — содержание колоний «периферии» потребовало бы помощи метрополии/«центра» в решении огромного комплекса проблем социально-экономического развития подконтрольных территорий, в то же время прежних возможностей для масштабной эксплуатации уже нет, да и цены на основной пред­мет вывоза — сырье — пока держатся на относительно низком уров­не. Именно поэтому традиционных колоний практически уже не ос­талось. И России не стоит воскрешать практику, которая полностью изжила себя более трех десятилетий назад.

Но если воссоздание имперских отношений на пространстве быв­шего СССР с их всесторонней зависимостью и немалым иждивенче­ством периферии в отношении центра не может быть для России разумной целью, то в чем же тогда она должна заключаться? Думается, к пониманию этого следует идти не идеалистическим путем, выдви­гая необосновываемый замысел и пытаясь найти пути его реализа­ции, а прагматическим, начиная с выяснения того, чем же привлека­тельны для нас наши бывшие соседи по СССР. Причем не все вместе, а каждый из них в отдельности, ибо геополитические условия силь­но различаются даже в рамках одного и того же региона. Мы пере­числили реальные — и очевидно поддающиеся реализации — инте­ресы, которые Россия, как и любое более сильное государство, может иметь в отношении своих соседей. (Разумеется, для каждого кон­кретного государства БЗ существует свой «набор» таких интересов.) Они описаны в геополитическом «формате» — как интересы к территории, которая располагает привлекающими нас вещами и об­стоятельствами или обеспечивает нужную их направленность. Не рассматривались промежуточные либо подчиненные интересы/за­дачи (среди них есть и те, которые официально упоминаются как са­мостоятельные и долгосрочные цели России в БЗ, но полезность ко­торых для России неочевидна). Особо отмечу, что российские инте­ресы и процесс их реализации нередко соответствуют интересам тех территориальных объектов (республик), на которые они направле­ны. Наоборот, противодействие российской позиции способно на­нести ущерб самим «оппозиционерам», даже если не брать в расчет российские контрмеры. Можно, например, предположить, что стрем­ление к включению в НАТО, связанное с вытеснением целого ком­плекса российских интересов западными (в частности, германскими), способно стимулировать федерализацию или даже раскол Украины по крайней мере на две — Восточную/Южную, ориентированную на Россию, и «самостийную» Центральную/Западную части, что, конеч­но же, противоречит базовым интересам национального движения этой страны, выступающего за «соборную» Украину.

Теоретически можно представить и комплекс потенциальных ин­тересов России и в СЗ. Но практически реализуемость подавляюще­го большинства из них (с помощью усовершенствованного — неоим­перского — инструментария) близка к нулю. Так, большинство стран Центральной и Восточной Европы в результате известных событий быстро втягиваются в сферы влияния глобальных центров силы, в первую очередь западных. Время, когда можно было остановить этот процесс в его глубинном, экономическом измерении, было упу­щено еще во второй половине 1980-х гг. Политически — под предло­гом культурно-цивилизационной и исторической общности и аккомпанимент антироссийской кампании — ЦВЕ и сама рвется на Запад.

В военном плане даже если удастся притормозить (вряд ли остано­вить) процесс расширения НАТО, то реального значения это иметь не будет, ибо восточноевропейские армии поворачиваются на Вос­ток, прежде всего против России. Само по себе это не так уж опасно. Восточные европейцы не были для СССР сильными и надежными союзниками, не будут они таковыми, скорее всего, и для западных военных структур. Гораздо большую опасность для России представ­ляет размещение западных войск НАТО на территории ЦВЕ. (По­стоянное военное присутствие НАТО на землях стран из состава экс-СССР в качестве «виртуальной реальности» пока всерьёз не рассмат­ривается большинством западных стратегов, кроме ультрарусофобов.) Так что пока ЦВЕ для России в значительной степени потеряна. По большей части контакты будут возможны, думается, лишь в рам­ках, разрешенных новыми «гегемонами», что, безусловно, затруднит как восстановление прежних объемов двустороннего сотрудничест­ва, так и использование стран ЦВЕ в специфических российских ин­тересах (например, для получения через них^/новейших западных тех­нологий). Правда, потеря эта не безвозвратная. Болезненное «пере­варивание» стран данного региона западными центрами силы займет еще немало времени, в течение которого в ЦВЕ можно ожидать взле­та национализма (даже антиамериканских — по аналогии с Франци­ей 1960-х гг. — и/или антигерманских настроений), особенно в менее привечаемых Западом государствах, и сопровождающего его стрем­ления диверсифицировать свои внешние связи. Это и будет шансом для России хотя бы частично вернуться в ЦВЕ. <...>

С. Г. Киселев