Многополярность как новая геополитическая модель мира
Мир продолжает движение к разнообразию интересов. В основе современного полицентризма, идущего на смену геополитического (преимущественно военно-политического и идеологического по своему выражению) противостояния Восток — Запад, лежит прежде всего распадение мира на соперничающие зоны преимущественной внутренней экономической интеграции, значительно более тесной, чем между зонами, как глобального (на сегодня в зарубежном мире к ним относятся Европейский Союз, НАФТА — Североамериканская зона свободной торговли, зона «Большой китайской экономики», японоцентристский «ареал» интеграции и, с известным допуском, группа стран АСЕАН, особенно после присоединения к ней такой потенциально мощной державы, как Вьетнам), так и регионального (как АТЭС) уровня. Не случайно западные исследователи нередко говорят о возрождении после завершения холодной войны феномена «экономического национализма» вопреки всем рациональным соображениям.
Конечно, экономические интересы не только разъединяют, но — в случае их совпадения — и соединяют, максимизируют общую пользу, вынуждают идти на переговоры, уступки, более-менее широкоесотрудничество на двусторонней основе и в рамках международных организаций. Происходит также, как отмечалось, и частичное взаимопроникновение экономик различных зон, в том числе в результате встречных потоков инвестиций. Именно поэтому нельзя говорить об автаркии экономических зон и объединений по интересам, их нацеленности исключительно на конкуренцию и борьбу друг с другом.
Особый случай — создание многочисленных межрегиональных и межзональных объединений. С одной стороны, они группируют страны, принадлежащие к различным геополитическим зонам, с другой — создают новые линии размежевания (примером подобных структур могут быть объединения по интересам и контринтересам — стран-экспортеров нефти, кофе, производителей и потребителей какао ит. Д.).
Сказанное не означает, что экономика является единственным структурообразующим фактором геополитического облика современного мира. Нетрудно заметить, что для каждой из глобальных и, естественно, региональных экономических зон характерна и географическая близость входящих в нее стран, и большая или меньшая удаленность данной зоны от других. Это обстоятельство лишний раз доказывает, что география по-прежнему активно участвует в формировании геополитического облика мира. Вместе с тем географические факторы оказывают не только прямое, но и в не меньшей степени опосредствованное воздействие, влияя на характер и течение экономических процессов. Имеется в виду значение таких обстоятельств, как удобство промышленной кооперации через «прозрачную» границу, невысокая стоимость перемещения товаров, относительная гомогенность физической среды, в которой разворачивается экономическая деятельность (сходные уровни обеспеченности полезными ископаемыми и энергетическим сырьем, развития коммуникаций, примерно равные условия ведения сельского хозяйства). Любопытно, что географическая «отстраненность» в рамках зоны способна оказывать влияние на геополитическое поведение государства внутри и вне ее: Так, вряд ли можно считать простым совпадением островное положение Великобритании и ее нередко особенную позицию в европейской интеграции, а также сохранявшиеся до недавнего времени «особые отношения» Лондона с США. (Интересно, поможет ли открытие «евротоннеля» преодолеть традиционную геополитическую отчужденность Лондона от «континентальной» Европы?)
В формировании многополярности участвуют и другие геополитические факторы. Каждая глобальная экономическая зона (за исключением АСЕАН) составляет также этноцивилизационную либо культурную общность. Такая общность среди прочего означает сопоставимость правовых условий и методов организации экономической деятельности в странах-партнерах, в то же время она является необходимой предпосылкой для выхода интеграции за экономические рамки (ЕС). Наоборот, тогда, когда общий экономический интерес сводит «под одну крышу» представителей разных культур и цивилизаций (трансрегиональные объединения), долгосрочное экономическое взаимодействие нередко оказывается затрудненным — вспомним постоянный разброд в стане ОПЕК, периодически доводящий это объединение по интересам почти до паралича. (Здесь, видимо, нельзя все сводить лишь к эгоизму участников, который вряд ли больше, чем, скажем, у европейских или североамериканских государств). Не столь отчетливо прослеживается «разделяюще-объединяющее» воздействие религиозного фактора.
Скрепляя экономические зоны и объединения в единую многополярную систему, действуют транспортные, электронные и информационные коммуникации; глобальная общность укрепляется транснациональным характером научного и научно-технического прогресса. Хотя в некоторых ситуациях эти факторы могут выполнять и разделительную функцию: при информационной и транспортной блокаде (организация «санитарного кордона» вокруг Кубы в ходе Карибского кризиса, нынешнее блокирование транспортных путей в Югославию и Ирак), закрытии для внешнего мира собственных научных достижений (например, из соображений конкуренции).
Наконец, необходимо отметить немалое влияние на эволюцию геополитической картины мира совокупности исторических традиций, представлений и оценок. Воздействие это двоякое. С одной стороны, историческая память мешает быстрому переходу международных отношений в новое качество, консервирует прежнюю разделительную систему и ее институты (такие как Североатлантический альянс). С другой — эти субъективные факторы вполне реально «окрашивают» эволюцию системы международных отношений, либо препятствуя формированию новых геополитических реалий (к примеру, образованию еще одного глобального центра силы на Ближнем Востоке), либо подталкивая к интеграции (к примеру, имеющие совершенно разное звучание, но объективно действующие в данном направлЫши объединительные идеи нынешних президентов Белоруссии и Казахстана).
Геополитическая картина современного мира, таким образом, многослойная и полицентрическая. Над экономическим (точнее, экономико-географическим) многополюсным базисом (такой базис составляют, разумеется, не только центры силы глобального и регионального уровня, но и трансрегиональные объединения, а также отдельные крупные государства, не принадлежащие — пока? — ни к тем, ни к другим — Индия, Пакистан, ЮАР) высится многоэтажная и столь же многополюсная надстройка, где каждый полюс представляет собой сосредоточение не только экономико-географической, но совокупной геополитической (с учетом «надстроечных» факторов силы) мощи. Лишь все это «мироздание» в целом и образует сложную систему многополярности с присущими ей тенденциями к одновременному соперничеству и сотрудничеству участников современной геополитической игры, к постоянному изменению ситуации внутри полюсов концентрации геополитической мощи и в отношениях между ними.
Предложенное видение многополярности приводит нас к нескольким важным выводам. Во-первых, хотя внутри большинства полюсов четко выделяются «центры притяжения» (Япония, США, Китай, Германия) , между самими полюсами нет четких конфронтационных разграничительных полос. Это не военно-политические коалиции недавнего прошлого, когда состав участников был жестко определен и какие-либо сношения с противной стороной квалифицировались как измена. Сегодня возможно, например, одновременное участие западноевропейских стран как в ЗЕС, являющейся военным «отделом» ЕС, так и в НАТО, в которой привилегированное Meqro занимают США — лидер соперничающей геополитической зоны НАФ-ТА. Еще более парадоксальна ситуация в ЮВА, где целые сектора национальных экономик (Малайзии, Индонезии) являются одновременно составными частями Большой китайской экономики.
Во-вторых, двойственный характер отношений между мировыми участниками геополитических игр не оставляет надежд на то, что с прекращением холодной войны и уходом от прежней биполярной модели международных отношений была ликвидирована всякая основа для конфронтации. В мировой политике сохраняется немалый конфликтный потенциал, генерируемый непрекращающейся геополитической конкуренцией. Возможно, в обозримом будущем и не существует риска возникновения вооруженных конфликтов высокого уровня (таких как глобальная ядерная или обычная война с территориально-экспансионистскими целями), зато с увеличением числа самостоятельных участников международных отношении, умножением индивидуальных интересов государств, удовлетворение которых возможно только в глобальном или региональном масштабе, существенно возрастает количество потенциальных коллизий меньшего масштаба, но по более широкому кругу вопросов.
В-третьих, «многоярусность» геополитического мироустройства, необходимость рационального и комплексного подхода к оценке геополитической мощи той или иной страны или группировки государств способны привести к переоценке собственных сил и недооценке другой стороны при возникновении конфликтных ситуаций, что чревато труднопрогнозируемыми поворотами международных отношений (в частности, неожиданными на первый взгляд кризисами и конфликтами, «склонными» к быстрой эскалации) или, наоборот, недооценкой своих возможностей.
В-четвертых, наличие в системе отношений центров силы основ для углубления и сотрудничества, и соперничества делает возможным сближение до известных пределов двух и более геополюсов, если их интересы ущемляют один или несколько других центров силы (в частности, Россия с ее вероятной зоной влияния).
В-пятых, образование сложной многополярной структуры международных отношений; существование многих равноценных осей геополитического соперничества вместо прежних двух-трех (среди которых особое место занимало противостояние между континентальной Россией и морскими державами Запада); резкое ослабление России-хартлэнда и прекращение ее одностороннеконфронтационных отношений с внешним миром; расширение спектра геополитических критериев, влияющих на мировую политику, на фоне относительного снижения веса чисто географических параметров — всё это ныне ставит под вопрос справедливость геополитических моделей мироустройства, основанных на противостоянии хартлэнда всему миру, какими бы схемами ни представляли различные геополитические школы этот остальной мир, и, по логике вещей, дискредитирует не только многие их основные концепции, но и их центральные термины (Heartland, Pivot Area, Rimlands, Outer/Inner Crescends и т. д.). Тем более, что хартленд-центристкая картографическая проекция и ранее не считалась абсолютно правильной и единстенно возможной.
Таким образом, развивающаяся на месте биполярной новая полицентрическая модель международных отношений не будет механическим повторением уже пройденных «мировым сообществом» схем. Скорее, это будет амальгама целого ряда элементов из прежних эпох и новых характеристик, в сумме дающих некое неизвестное до сих пор качество.
Понимание сущности мировой политики как многоаспектного процесса взаимодействия полюсов силы различных уровней позволяет определить модернизированную фундаментальную геополитику еще и как науку о современной многополярности. (Хотя, конечно, предложенный комплексный подход применим и для анализа геополитических ситуаций прошлого). И именно полицентрическая модель показывает образование единого геополитического пространства в масштабах всей планеты по аналогии с рынком (как бы ни менялся он в ходе эволюции), формирующим итерированное экономическое пространство.
Дата добавления: 2016-03-15; просмотров: 2157;