О стихийности революции 2 страница

Через 15 лет, в конце февраля 1917 г., уже не 80%, а, наверное, все 99,9% были не довольны правительством и поддержали свержение монархии, включая тысячи офицеров столицы и Гвардейский экипаж, возглавляемый великим князем Кириллом Владимировичем, в обязанности которого входила охрана царской семьи и даже жандармский дивизион — он пришел к Таврическому дворцу под звуки «Марсельезы» с развернутыми красными знаменами[433]. Апокалипсические настроения захватили всю интеллигенцию, не говоря уже о рабочих и солдатах, и даже церковь и высшее духовенство отвернулись от монархии. Как показал в своих исследованиях М.А. Бабкин, при начале революционных волнений в Петрограде в феврале 1917 г. Священный Синод смотрел на них безучастно, не предприняв никаких шагов по защите монархии. Поступавшие же в те дни к высшему органу церковного управления ходатайства видных сановников империи о необходимости поддержки царского престола остались неуслышанными. Члены Синода фактически признали революционную власть (Временное правительство, сформированное Временным комитетом Государственной думы) уже днем 2 марта, до отречения от престола Николая II»[434].

Таким образом, с точки зрения механизма революционного процесса, в Русской революции 1917 г. стихийность сочеталась с организацией: налицо были, с одной стороны, социальные, экономические, политические и культурные предпосылки, подталкивающие массы к революционным действиям, хотя и не предопределившие их, с другой — энергичная и умелая организационная работа лидеров и стихийный лавинообразный характер распространения революции. Русская революция 1917 г. сочетала конструктивистскую и структуралистскую модели революционного процесса.

Итоги

В России после отмены крепостного права произошло настоящее экономическое чудо. Экономика стала рыночной: экономические решения принимались индивидуально (бизнесменами, торговцами, сельскохозяйственными производителями), цены устанавливались в результате стандартных рыночных механизмов. В 1861–1913 гг., за 52 года, национальный доход увеличился в 3,84 раза, а на человека — в 1,63 раза, индекс человеческого развития — с 0,171 до 0,308. Душевой прирост объема производства равнялся 85% от среднеевропейского. С 1880-х гг. темпы экономического роста стали выше не только среднеевропейских, но и «среднезападных». Национальный доход возрастал на 3,3% ежегодно — это даже на 0,1 больше, чем в СССР в 1929–1941 гг.^[435], и только на 0,2% меньше, чем в США, — стране с самыми высокими темпами развития в мире^[436]. Развивалась все отрасли народного хозяйства, хотя и в разной степени. Наибольшие успехи наблюдались в промышленности. Однако и сельское хозяйство, несмотря на институциональные трудности, прогрессировало среднеевропейскими темпами. Но главное чудо состояло в том, что при высоких темпах роста экономики и населения происходило повышение его благосостояния, другими словами, индустриализация сопровождалась ростом уровня жизни крестьян и рабочих (около 90% всех россиян в 1897 г.) и, значит, происходила на пользу народа, вопреки общепринятому представлению.

В пореформенный период был достигнут значительный прогресс не только в экономике, но во всех сферах жизни. В частности, кардинальные изменения претерпел политический процесс: исполнение его важнейших функций (социализации, рекрутирования элиты, коммуникации, артикуляции и агрегации интересов, определения и осуществления политического курса, вынесения судебных решений) перешло от разного рода коронных учреждений, традиционных институтов и органов сословного управления к средствам массовой информации, добровольным ассоциациям, парламенту, политическим партиям, школе всех уровней и литературе. В пореформенное время быстрыми темпами развивалось гражданское общество

Революции начала ХХ в. произошли не потому, что Россия после Великих реформ 1860-х гг. вступила в состояние глобального перманентного кризиса, а потому, что общество не справилось с процессом перехода от традиционного к современному обществу. Как и в других странах второго эшелона модернизации, ее ускоренное, а в ряде случаев и преждевременное, проведение потребовало больших издержек и даже жертв — например со стороны помещиков, у которых государство принудительно экспроприировало землю, хотя и за компенсацию. Это привело к лишениям и испытаниям для отдельных групп россиян и не принесло равномерного благополучия сразу и всем. Велики оказались и побочные негативные последствия модернизации — увеличение социальной и межэтнической напряженности, конфликтности, насилия, девиантности во всех ее проявлениях — от самоубийства до социального и политического протеста. Необыкновенный рост всякого рода протестных движений порождался, с одной стороны, дезориентацией, дезорганизацией и социальной напряженностью в обществе, с другой — полученной свободой, ослаблением социального контроля и возросшей социальной мобильностью, с третьей — несоответствием между потребностями людей и объективными возможностями экономики и общества их удовлетворить. Конфликт традиции и современности можно назвать системным кризисом. Однако такой кризис не имеет ничего общего с тем пониманием системного кризиса, которое доминировало в советской историографии и до сих пор широко бытует в современной литературе, — как всеобщего и перманентного кризиса, превратившего российский социум в несостоятельную и нежизнеспособную систему, не способную развиваться и приспосабливаться к изменяющимся условиям жизни и обеспечивать благосостояние граждан. «Упадок старого, вызванный ростом нового и молодого, — это признак здоровья»[437]. Кризис российского социума был болезнью роста, свидетельствовал о его развитии, а не о приближении его конца. Он не вел фатально к революции, а лишь создавал для нее предпосылки, только возможность, ставшею реальностью в силу особых обстоятельств — военных поражений, трудностей военного времени и непримиримой и ожесточенной борьбы за власть между оппозиционной общественностью и монархией.

На основе опыта российских революций 1905 г. и 1917 г. можно сформулировать некоторые общие положения относительно того, что превращает революцию из возможной в реальную.

Существование реальной оппозиции, готовой взять власть, при отсутствии реальной возможности для мирного перехода власти от одной политической силы к другой. Контрэлита не имеет реальных шансов прийти к власти мирным путем, без революции.

Передача власти от проигравших к победителям мирным легальным путем не стала политической традицией общества и не укоренилась в политическом сознании граждан.

Смена политических, хозяйственных и интеллектуальных элит в результате конкуренции и борьбы и ротация кадров на всех уровнях управления и во всех сферах жизни крайне затруднена.

Отсутствие или сдерживание легальных и реально действующих клапанов для выражения социального и политического недовольства в форме демонстраций, забастовок, собраний, а также и в свободных оппозиционных СМИ. Социальные конфликты часто не разряжаются, а подавляются.

Средний класс не чувствует себя хозяином жизни, его требования не рассматриваются властями как приоритетные, в силу чего он стремится разрушать существующий общественный порядок и построить новый. Революционная опасность со стороны белых воротничков несравненно реальнее и больше, чем со стороны синих.

Имущественное и социальное неравенство превышает социально безопасный уровень (последний в каждой стране специфичен). Русские революции начала ХХ в. произошли при сравнительно невысоком децильном коэффициенте дифференциации, равном 5–7, так как русские были и остаются чрезвычайно чувствительны к вопросу имущественного равенства, полагая, что власти обязаны заботиться о справедливости. В то время как в США при децильном коэффициенте неравенства порядка 16–18 и в Великобритании при коэффициенте порядка 20–40 не наблюдалось даже намека на революционную ситуацию: там считалось, что бедный сам виноват в своих несчастиях.

Понижение, стагнация или даже такое повышение благосостояния, которое признается большинством как недостаточное. Важно не столько то, как сильно изменяется или каков уровень жизни, сколько то, как массовое сознание его оценивает.

Для революции одинаково важны как сильно недовольные и готовые к революционным действиям массы, так и энергичные умелые организаторы и лидеры. Не происходят они в условиях жестоких репрессий и крайних лишений, ибо в этом случае массы обречены на конформизм и пассивность. Даже по мнению К. Маркса, утверждавшего, что с развитием капитализма «возрастает масса нищеты, угнетения, рабства, вырождения, эксплуатации»^[438], крайнее обнищание, чрезмерные страдания и эксплуатация пролетариата не приводят к революции, так как подавляют его общественное и революционное сознание^[439]. Для революции необходимо также и наличие ресурсов: денег для организационных мероприятий, контактов со сторонниками и единомышленниками, времени и энергии для конспирации, развитых средств массовой коммуникации, хотя бы минимальный пакет гражданских прав и свобод, наконец, поддержка со стороны авторитетных социальных групп и организаций. Словом, революция становится возможной при одновременном действии многих факторов.

Примечания

[1] Свежая и интересная книга на тему слухов: Слухи в России XIX–ХХ веков: Неофициальная коммуникация и «крутые повороты» истории / И.В. Нарский (ред.). Челябинск, 2011.

[2] Интересные примеры такого исследования: Гордеев П.Н. 25 октября 1917 года в Петрограде: штрихи к портрету города в исторический день // Революция 1917 года в России: Новые подходы и взгляды / А.Б. Николаев (ред.). СПб., 2010. С. 118–132; Нарский И.В. Жизнь в катастрофе: Будни населения Урала в 1917–1922 гг. М., 2001; Ганелин Р.Ш. (1) 24 февраля 1917 г. в Петрограде // Клио. 1998. № 2. С. 75–82; (2) 25 февраля 1917 г. в Петрограде // Вопросы истории. 1998. № 7.С. 94–100; (3) 26 февраля 1917 г. в Петрограде // Петербургская историческая школа: Альманах памяти В.И. Старцева / С.Н. Полторак (ред.). СПб., 1902. С. 196–234.

[3] Хаймсон Л. Исторические корни Февральской революции // Анатомия революции: 1917 год в России: Массы, партии, власть / В.Ю. Черняев (ред.). СПб., 1994. С. 22; Холмс Л. Социальная история России, 1917–1941. Ростов н/Д, 1993. С. 25 (автор выделяет предпосылки, непосредственные факторы и ускорители революционного процесса).

[4] Никитин Б.В. Роковые годы: (Новые показания участника). М., 2007. С. 282.

[5] Обзор отечественной и зарубежной историографии: Земцов Б.Н. (1) Историография революции 1917 г. // Международный исторический журнал. 1999. № 2 <http://www.unilib.neva.ru/dl/327/Theme_9/Literature/Zemcov.htm#74>; (2)Революция 1917 гг.: социальные предпосылки. М., 1999; Поршнева О.С. Крестьяне, рабочие и солдаты России накануне и в годы Первой мировой войны. М., 2004. С. 20–56; Смирнов Н.Н. Российская революция 1917 года: традиции и новации // Санкт-Петербургский международный летний культурно-исторический университет. 2006: Реформы в России. XVI — начало ХХ в. / Н. Плешков, М.Н. Толстой (ред.). СПб., 2006. С. 199–221; Шепелева В.Б. (1) Революциология: Проблема предпосылок революционного процесса 1917 года в России (По материалам отечественной и зарубежной историографии). Омск, 2005; (2) Россия, 1917–1920 гг. Проблема революционно-демократической альтернативы (вопросы теории, методологии, историографии). Омск, 2009; Kolonitskii B. Russian Historiography of the 1917 Revolution: New Chalelnges to Old Paradigms? // History and Memory. Bloomington, 2009. Vol. 21. No. 2. P. 34–59. Пространный обзор историографии революции в постсоветское время, к сожалению, часто необъективный, сопровождаемый неуместными и неуважительными в отношении исследователей комментариями, см.: Булдаков В.П. Красная смута: Природа и последствия революционного насилия. М., 2010. С. 588–646.

[6] Проблема предпосылок революции в отечественной и зарубежной историографии рассмотрена в указанных книгах Шепелевой.

[7] Ильин В.В., Панарин А.С., Ахиезер А.С. Контрреформы в России: Циклы модернизации процесса. М., 1996; Янов А.Л. Тень Грозного царя: Загадки русской истории. М., 1997. С. 124–159.

[8] Сорокин П.А. Социология революции // Сорокин П.А. Человек. Цивилизация. Общество. М., 1992. С. 266–294; Булдаков В.П. Красная смута; Дьюкс П. Октябрь в людских умах: от Фрейда к междисциплинарному взгляду на русскую революцию // 1917 год в судьбах России и мира: Октябрьская революция от новых источников к новому осмыслению: Сб. материалов междунар. науч. конф., состоявшейся 21–22 окт. 1997 г. в Москве / С.В. Тютюкин (ред.). М., 1998. Критический анализ «психоментального» подхода см.: Шепелева В.Б. Россия, 1917–1920 гг. С. 355–365.

[9] Соловей В.Д. Смысл, логика и форма русских революций. М., 2007. С. 20.

[10] Кантор В. Русская классика, или Бытие России. М., 2005. С. 35–41, 53–54.

[11] Пелипенко А.А. Дуалистическая революция и смыслогенез в истории. 2-е изд. М., 2011; Пелипенко А.А., Яковенко И.Г. Культура как система. М., 1998. Манихейство — философское течение, рассматривающее жизнь как борьбу зла и добра, которые выступают как два равноправных, самостоятельных, субстанциальных, исконных начала мира и противоречия между которыми не преодолимы. [Автору: Надо ли это пояснение? Тем более скрытое в библиографическом примечании?] (Сознаюсь, что мне потребовалось обратиться к словарям, чтобы уяснить значение этого термина. Если Вы считаете, что большинство читателей знают, что такое манихейство, то можно убрать. — Б.М.).

[12] Ахиезер А.С. Россия: Критика исторического опыта: В 2 т. Новосибирск, 1997. Т. 1. С. 8–9, 2–22.

[13] Февральская революция 1917 года в российской истории: «Круглый стол». Отечественная история. 2007. № 5. С. 4, 6–7, 9, 12–13, 15–16; Булдаков В.П. Красная смута. С. 638.

[14] Колоницкий Б.И. (1) Символы власти и борьба за власть: К изучению политической культуры российской революции 1917 г. СПб., 2001; (2) «Трагическая эротика»: Образы императорской семьи в годы первой мировой войны. М., 2010; Figes O. The Russian Revolution of 1917 and its Language in the Village // The Russian Revolution: The Essential Readings. London; Toronto, 2001; Figes O., Kolonitskii B. Interpreting the Russian Revolution: The Language and Symbols of 1917. New Haven; London: Yale University Press, 1999; Raleigh D.J. Languages of Power: How the Saratov Bolsheviks Imagined Their Enemies // Slavic Review. Vol. 57. No. 2. 1998. P. 320–322.

[15] Советская историография февральской буржуазно-демократической революции: Ленинская концепция истории Февраля и критика ее фальсификаторов / В.П. Наумов (ред.). М., 1979.

[16] Шепелева В.Б. (1) Революциология. С. 11–75; (2) Россия, 1917–1920 гг. С. 42–193.

[17] Штомпка П. Социология: Анализ современного общества. М., 2005. С. 567

[18] Billington J.Н. Six Views of the Russian Revolution // World Politics. 1966. Vol. 18. No. 3.

[19] Малия М. К пониманию русской революции. London: Overseas Publications Interchange Ltd, 1985. С. 9–30.

[20] Дьюкс П. Девять точек зрения на Российскую революцию // Россия, 1917: Взгляд сквозь годы. Архангельск, 1998.

[21] Шепелева В.Б. (1) Революциология. С. 328–350, 367–374; (2) Россия, 1917–1920 гг. С. 194–294; Булдаков В.П. Красная смута. С. 588–646; Бородкин Л.И. (1) Методологические аспекты исследования цивилизационной динамики: синергетический подход // Социальные трансформации в российской истории: Доклады международной научной конференции. Екатеринбург, 2–3 июля 2004 г. Екатеринбург; М., 2004. С. 26–41;(2)Синергетика и история: моделирование исторических процессов // История и Математика: Анализ и моделирование социально-исторических процессов / А.В. Коротаев и др. (ред.). М., 2007. С. 8–48; Турчин П.В. Историческая динамика: На пути к теоретической истории. М., 2007; Галкина Е., Колиненко Ю. Поиски России в новой русской историософии // Пушкин: Русский журнал о книгах. 2009. № 3 http://www.russ.ru/pushkin/Poiski-Rossii-v-novoj-russkoj-istoriosofii.

[22] Гессен И.В. В двух веках. Berlin: Speer and Schmidt, 1937. С. 356.

[23] Троцкий Л.Д. История русской революции: В 2 т. М., 1997. Т. 2. Ч. 2. С. 381–391.

[24] См. в Интернете, Википедия «Теория перманентной революции» (просмотр 4.11.2011).

[25] Земцов Б.Н. Историография революции.

[26] Заболотный Е.Б. Революция 1917 года на Урале (Историография). Тюмень. 1995; Коротаев В.И. Революция 1917 г.: авантюра или закономерность? // Россия, 1917: взгляд сквозь годы. С. 16.; Революции в России: спорное прошлое и неопределенные перспективы (Круглый стол к 80-летию Великой Октябрьской социалистической революции) // Альтернативы. 1997. № 3. С. 5. (В.Т. Логинов); Сенявский А.С. Великая русская революция 1917 года в контексте истории ХХ века // Проблемы отечественной истории: Источники, историография, исследования / М.В. Друзин (ред.). СПб., 2008. С. 513; Соколов А.К. К революционному взрыву провело высокое социальное напряжение // Февральская революция 1917 года в российской истории. С. 5; Fitzpatrick Sh. The Russian Revolution. Oxford; New York: Oxford University Press, 2008. P. 4; Holquist P. Making war, Forging Revolution: Russia's Continuum of Crisis: 1914–1921 Cambridge, Mass.: Harvard University Press, 2002. P. 1–3, 6; и многие другие.

[27] Черняев В.Ю. Демократические революции: право и власть // Революционный процесс и общественное сознание / Б.В. Ананьич (ред.). СПб., 2009. С. 150–175.

[28] Земцов Б.Н. Историография революции; Кагарлицкий Б.Ю. Периферийная империя: циклы русской истории. М., 2009.

[29] Хлынина Т.П. Образы российских революций в современной исследовательской и образовательной практике // Образование, просветительство и гражданское общество. Материалы Всероссийской научно-практической конференции (г. Адлер, 25–29 мая 2007 г.) / В.Н. Ратушняк (ред.). Краснодар, 2007.

[30] Советская историческая энциклопедия: В 16 т. М., 1968. Т. 11. Стл. 959–962

[31] Там же. Т. 14. С. 984–985.

[32] История России в вопросах и ответах. С. 310; История России с древности до начала ХХI века: Планы ответов на экзаменационные вопросы. СПб., 2008. С. 137–138, 159–160.

[33] В марксистской парадигме написаны тысячи книг и статей о революции 1917 г., потому что большая их часть была опубликована советскими историками в течение 1917–1991 гг. К классическими марксистским работам можно отнести: Бурджалов Э.Н. (1)Вторая русская революция. Восстание в Петрограде, М., 1967; (2) Вторая русская революция. Москва. Фронт. Периферия, М., 1971; Минц И.И. История Великого Октября: В 3 т. 2-е изд. М., 1977—1979. В них присутствует весь набор марксистко-ленинские клише о революции. См. также: Бовыкин В.И. Россия накануне великих свершений: К изучению социально-экономических предпосылок Великой Октябрьской социалистической революции. М., 1988; Волобуев П.В. Исторические корни Октябрьской революции // Анатомия революции. С. 37–47; Россия, 1917 год: выбор исторического пути: («Круглый стол» историков Октября, 22–23 окт. 1988 г.) / П.В. Волобуев (ред.). М., 1989; Иоффе Г.З. Февральская революция 1917 года в англо-американской буржуазной историографии. М., 1970; Ковальченко И.Д. Аграрное развитие России и революционный процесс // Реформы или революция? Россия 1861–1917: Материалы межд. коллоквиума историков / Д. Гайер и др. (ред.). СПб., 1992. С. 246–263; Лаверычев В.Я. Социально-экономическое развитие и революционный процесс // Там же. С. 234–245; Пушкарева И.М. Февральская революция 1917 года в России: проблемы историографии 90-х годов ХХ века // Россия в ХХ веке: Реформы и революция: В 2 т. М., 2002. Т. 1. С. 241–266; Свержение самодержавия: Марксистская зарубежная историография Февральской буржуазно-демократической революции буржуазно-демократическая революция: Реферативный сб. / А.А. Твердохлеб (ред.). М., 1977; Советская историография февральской буржуазно-демократической революции: Ленинская концепция истории Февраля и критика ее фальсификаторов / В.П. Наумов (ред.). М., 1979; Три революции в России и буржуазная историография / Б.И. Марушкин, Г. З. Иоффе, Н.В. Романовский. М., 1977; Шевырин В.М. Февральская буржуазно-демократическая революция 1917 г. в России (советская историография 70–80-х годов): Научно-аналитический обзор. М., 1987; Городецкий Е.Н. (1)Советская историография Великого Октября. 1917 — середина 30-х годов: Очерки. М., 1981, (2) Историографические и источниковедческие проблемы Великого Октября. 1930–1960-е годы: Очерки. М., 1982; Соболев Г.Л. Октябрьская революция в американской историографии, 1917–1970-е годы. Л., 1979.

[34] Ермолов А.С. Наш земельный вопрос. СПб., 1906. С. 35–60, 264–276.

[35] Миронов Б.Н. Социальная история России периода империи (XVIII — начало XX в.): Генезис личности, демократической семьи, гражданского общества и правового государства: В 2 т. 3–е изд. СПб., 2003. Т. 2. С. 401–406.

[36] В данном случае под социальными классами я имею в виду большие социальные группы, отличающиеся богатством, властью, социальным престижем, образованием, стилем жизнью, но вместе с тем обладающие одинаковым социально-экономическим статусом. Классы открыты на входе и выходе; принадлежность человека к классу обусловливается его личными заслугами, а не происхождением.

[37] См. также: Фельдман М.А. Оценки Февральской революции в России и на Урале в историографии последних двух десятилетий // Вопросы истории. 2009. № 2. С. 163–170.

[38] Российский электорат в массе своей составлял представление о политической партии не путем изучения ее программных документов и соотнесения их со своими объективными социальными интересами, а скорее интуитивно, ориентируясь на лидера, мнение окружающих, под влиянием прессы и т. п.: Марченя П.П. Политические партии и массы в России 1917 года: массовое сознание как фактор революции // Россия и современный мир. 2008. № 4 (61). С. 82–99.

[39] Однако Кирьянов полагает, что сословная принадлежность депутатов Государственной Думы II–IV созывов в значительной степени влияла на их принадлежность к той или иной партии: Кирьянов Ю.И. Социокультурные факторы политического выбора в России начала ХХ в. // Круг идей: Историческая информатика в информационном обществе: Труды VII конференции Ассоциации «История и компьютер». М., 2001. С. 39–52.

[40] Павлов Д.Б. Союз 17 Октября в 1905–1907 гг.: численность и социальный состав // Россия в ХХ веке: Историки мира спорят / И.Д. Ковальченко (ред.). М., 1994. С. 99–100.

[41] Киселев И.Н., Корелин А.П., Шелохаев В.В. Политическая карта России в 1905–1907 гг.: количественный анализ // Россия и США на рубеже XIX–ХХ вв.: Математические методы в исторических исследованиях / Л.В. Милов (ред.). М., 1992. С. 114–141.

[42] Коенкер Д.П. Рабочий класс в 1917 г.: социальная и политическая самоидентификация // Анатомия революции. С. 216.

[43] Советская историческая энциклопедия. Т. 11. Стлб. 926–933; История СССР: XIX — начало ХХ в. / И.А. Федосов (ред.). 2-е изд. М., 1987. С. 330; Минц И.И. История Великого Октября. Т. 1. С. 109–162.

[44] В 1917 г. С.Н. Прокопович был председателем Главного экономического комитета и заместителем председателя Экономического совета при Временном правительстве; занимал пост министра торговли и промышленности в третьем составе Временного правительства и министра продовольствия — в четвертом составе.

[45] По расчету И.П. Лейберова, заработная плата петербургских рабочих в 1916 г. составляла 90–95% от уровня 1916 г., в февраля 1917 г. — 75–80%: Лейберов И.П. На штурм самодержавия: Петроградский пролетариат в годы Первой мировой войны и Февральской революции (июль 1914 — март 1917 г.). М., 1979. С. 20.

[46] Прокопович С.Н. Народное хозяйство. Т. 2. С. 77.

[47] Архив истории труда в России. Пг., 1923. Кн. 9. С. 58–59.

[48] Лекомцев М.Г. Формы борьбы рабочих в Центральном промышленном районе России и факторы экономического и политического развития в годы первой мировой войны (июль 1914 — февраль 1917 г.) // Россия и США на рубеже XIX–ХХ вв. С. 142–154.

[49] По сведениям Министерства продовольствия, в 50 губерниях Европейской России в 4 губерниях Северного Кавказа в 1914 г. избыток хлеба сравнительно с потребностями составил 508,6 млн пуд., в 1915 г. — 1319, в 1916 г. — 713,6 и в 1917 г. —463 млн пуд.: Экономическое положение России накануне Великой Октябрьской социалистической революции: Документы и материалы: В 3 ч. Л., 1967. Ч. 3. Сельское хозяйство и крестьянство / А.М. Анфимов (отв. ред.). С. 156, 454. Известный русский экономист Г. Павловский полагал, что война прервала успешное развитие сельского хозяйства, а прекращение экспорта во время войны нанесло огромный урон сельскому хозяйству: Pavlovsky G. Agricultural Russia on the Eve of the Revolution. London: G. Routledge, 1910. P. 319–326.

[50] Прокопович С.Н. Народное хозяйство. Т. 1. С. 122, 321–322.

[51] Там же. С. 122, 321–322. В советской историографии падение производства во время Первой мировой преувеличивалось: История социалистической экономики СССР: В 7 т. Т. 1. Советская экономика 1917–1920 гг. / И.А. Гладков (ред.). М., 1976. С. 147, 170. Постсоветские исследователи приняли в основном расчеты Прокоповича: Полетаев А.В. Экономические кризисы в России в ХХ веке (статистическое исследование) // Истоки. Вып. 3. М., 2001. С. 215. Полетаев датирует начало экономического спада с середины 1916 г.

[52] Статистический сборник за 1913–1917 гг. Вып. 2. С. 60.

[53] Россия в мировой войне 1914–1918 (в цифрах). М., 1925. С. 49, 51.

[54] Биншток В.И., Каминский Л.С. Народное питание и народное здравие. М.; Л., 1929. С. 32, 34–35, 84.

[55] Кондратьев Н.Д. Рынок хлебов и его регулирование во время войны и революции. М., 1991. С. 132.

[56] Борисов В.И. Продовольственная политика на Юге России (август 1914 — март 1921). Автореф. дис…. докт. ист. наук М., 1996; Булатова Л.В. Продовольственная политика царского и Временного правительств и ее реализация на Южном Урале в годы Первой мировой войны. Автореф. дис…. канд. ист. наук. Оренбург, 2002; Головин Н.Н. Военные усилия России в мировой войне. М., 2001. С. 347–349.

[57] Рабочее движение в годы войны / Подготовил к печати М.Г. Флеер. М., 1925. С. 9 (По сведениям Департамента полиции); Кирьянов Ю.И. Массовые выступления на почве дороговизны в России (1914 — февраль 1917 г.) // Отечественная история. 1993. № 3. С. 8–9. Однако некоторым исследователям приведенные цифры волнений и погромов кажутся свидетельством голода: Канищев В.В. (1) Русский бунт — бессмысленный и беспощадный: Погромное движение в городах России в 1917–1918 гг. Тамбов, 1996. С. 47; (2) Можно ли измерить параметры «русского бунта»? // Круг идей: Историческая информатика в информационном обществе: Труды VII конференции Ассоциации «История и компьютер». М., 2001.

[58] Голубинов А.Я. Продовольственный вопрос в российской провинции в годы Первой мировой войны (на материалах Самарской губернии) // Вестник Самарского гос. ун-та. 2007. № 5/3 (55). С. 198. Не зафиксировано хлебных бунтов и в Калужской губернии: Белова И.Б. Первая мировая война и российская провинция: 1914 — февраль 1917 гг.: по материалам Калужской и Орловской губерний. Дисс. канд. ист. наук. Калуга, 2007. С. 230–234.

[59] Тверской край в ХХ веке: Документы и материалы: В 4 вып. / Е.И. Борисов (ред.). Вып. 2. Тверь, 1995. С. 113–117, 134–136; Белова Т.В. О социально-психологической характеристике стачечного движения в Верхнем Поволжье в годы Первой мировой войны (1914 — февраль 1917 г.) // Российская провинция и ее роль в истории государства, общества и развития культуры народа: В 3 ч. Кострома, 1994. Ч. 1. С. 62–64; Белова И.Б. Первая мировая война. С. 221–234.

[60] Сафонов Д.А. Крестьянское движение на Южном Урале: 1855–1922 гг.: Хроника и историография. Оренбург, 1999. С. 194; Engel B.A. Not the Bread Alone: The Subsistence Riots in Russia during World War I // Journal of Modern History. 1997. Vol. 69. No. 4. P. 696–720.

[61] Китанина Т.М. Война, хлеб и революция: продовольственный вопрос в России: 1914 — октябрь 1917 г. Л., 1985. С. 333–338; Лейберов И.П., Рудаченко С.Д. Революция и хлеб. М., 1990. С. 59–61; Погребинский А.П. Сельское хозяйство и продовольственный вопрос в России в годы Первой мировой войны // Исторические записки. 1950. Т. 31. С. 37–60. См. также: Букалова С.В. Орловская губерния в годы первой мировой войны: социально-экономические, организационно-управленческие и общественно-политические аспекты (дореволюционный период: июль 1914 февраль 1917 года). Автореф. дис…. канд. ист. наук. Орёл, 2005; Машкова Н.Н. Мобилизация людских и материальных ресурсов на Южном Урале в условиях войны 1914–1917 гг. Автореф. дис. ... канд. ист. наук. Оренбург, 2004; Меньшиков B.H. Экономическое и социокультурное развитие Тобольской губернии в период Первой мировой войны (1914–1917 гг.). Автореф. дис. ... канд. ист. наук. Омск, 2001; Трошина Т.И. Архангельск в годы Первой мировой войны: экономические и социально-культурные процессы. Автореф. дис. ... канд. ист. наук. Архангельск, 1999.