Марксистско-ленинская концепция революции

Огромное большинство работ, опубликованных в советский период, написано в марксистко-ленинской парадигме. Поскольку тогда она являлась нормативной, то вольнодумство было возможно в весьма ограниченных пределах. Парадигма остается влиятельной и в постсоветской историографии, несмотря на утрату монополии[28]. В некоторых работах она сохранилась в девственной чистоте, в других — в несколько осовремененном виде, в том числе в учебной литературе. Ушли из употребления многие одиозные классовые оценки событий, ослабли или сошли на нет славословия в адрес одних действующих лиц и поношения в адрес других, но основная аналитическая схема во многих работах мало изменилась — российская империя накануне Первой мировой войны находилась в системном глобальном кризисе, который привел к революции. Главные источники кризиса — запаздывающие и половинчатые реформы, не поспевающие за жизнью, и отсталая архаическая политическая система, т. е. противоречия между социально-экономической и политической структурами социума[29]. Ленинизм умер. Да здравствует ленинизм! В силу этого анализ марксистко-ленинской, или большевистской, концепции революции остается актуальным, и пока парадигма не будет окончательно преодолена, прогресс в историографии революции будет ограничиваться поисками альтернатив, заполнением «белых пятен» или нюансировкой известного. В данном параграфе я ограничусь анализом марксистко-ленинской, или большевистской, концепции революции; марксистско-меньшевистская, эсеровская и другие марксистские или неомарксистские интерпретации остаются за пределами моего обзора

До сих пор широко распространено мнение, что если империя погибла, значит, она находилась в состоянии глобального системного кризиса в предшествующий период (для одних это — пореформенное время, для других — весь долгий XIX-й век, для третьих — вся эпоха империи), а революция являлась необходимой, закономерной и благодетельной. Логично, но не всегда правильно. Разрушиться и погибнуть государство может и без кризиса, например в результате войны, если соперник намного сильнее. Кризис далеко не всегда является признаком несостоятельности какого-либо режима в политическом, социальном и экономическом смыслах. Он может быть временным и преходящим, как кризис подросткового возраста у человека, и свидетельствовать о прогрессивном развитии, а не об упадке.

Согласно марксистско-ленинской концепции, главная и единственная предпосылка, или глубинная причина, российских революций начала ХХ в. состояла в конфликте между растущими производительными силами и сложившейся системой социальных отношений и учреждений. Обострение на этой объективной почве экономических, политических и иных противоречий, особенно же классовой борьбы между эксплуататорами и эксплуатируемыми, и привело к революции. В «Советской исторической энциклопедии» происхождение первой русской революции объясняется следующим образом: «Неизбежность революции 1905–1907 гг. была обусловлена всем ходом социально-экономического и политического развития пореформенной России. К началу ХХ в. созрел острейший конфликт между капиталистическими производственными отношениями, которые господствовали в промышленности и все глубже внедрялись в сельское хозяйство, и многочисленными пережитками крепостничества, концентрированным выражением которых были помещичье землевладение и царское самодержавие. Империализм резко обострил все классовые и национальные противоречия в стране, усилил разительное несоответствие между “самым отсталым землевладением”, “дикой деревней” и новейшими формами промышленно-финансового капитализма. <…> Узость внутреннего рынка, огромное относительное аграрное перенаселение, отвлечение значительной части национального дохода на паразитические “нужды” дворянства и содержание военно-полицейско-чиновничьего аппарата тормозили технический прогресс, вели к усилению экономической зависимости России от иностранного капитала увековечивали варварские формы капитализма, действовавшего в значительной степени еще методами первоначального накопления. Союз реакционных помещиков с верхушкой буржуазии делал капиталистическое развитие России особенно мучительным, разорительным для трудящихся масс»^[30]. Аналогичным образом объясняется и Февральская революция: «Противоречие между потребностями общественно-экономического развития России и невероятно устаревшей социально-политической системой в годы войны достигло крайней остроты»^[31].

Современные исследователи марксисткой ориентации эти положения творчески повторяют: «Революции в России в начале ХХ в. были обусловлены комплексом причин объективного и субъективного характера. <…> В стране обострялись противоречия между полуфеодальными структурами (самодержавие, сословный строй, помещичье землевладение и др.) и новейшими формами организации промышленности и финансового капитала. Традиционная духовная отчужденность социальных низов и элитарных слоев общества достигла пиковых значений. В этих условиях революционная ликвидация застарелых пережитков феодализма составляла объективно главную задачу всех прогрессивных сил общества»^[32].

Таким образом, позднеимперская Россия находилась в состоянии глобального системного кризиса, вызванного тем, что быстрое экономическое развитие по капиталистическому пути требовало адекватных социальных и политических реформ, а они не проводились. В результате этого возникло пресловутое несоответствие производительных сил и производственных отношений. Политическая и социальная структура общества устарели и, самое важное, не поддавались трансформации без революции. Старая элита была недееспособна; население нищало, а огромное неравенство усугубляло проблему бедности; царизм не желал никаких реформ, а те, которые под давлением революционного движения проводились, стремился ликвидировать или, по крайней мере, затормозить их реализацию. Первая мировая война послужила только последним толчком, чтобы уничтожить прогнивший снизу доверху режим[33].

Однако анализ, проведенный в данной монографии, а также и в моей книге «Социальная история России периода империи», обнаруживает несостоятельность марксистского объяснения происхождения революции. В действительности социальная и политическая система общества достаточно успешно модернизировались, главным образом под влиянием структурных реформ сверху. Остановлюсь только на четырех принципиальных тезисах марксистской парадигмы, пятый — огромное неравенство усугубляло проблему бедности, будет рассмотрен в специальном параграфе.

12.1а. Практика против теории

Центральный тезис марксистской парадигмы о несоответствии производительных сил и производственных отношений абсолютно не состоятелен. Экономика России по темпам роста в 1880–1913 гг. занимала одно из первых мест в мире, из великих держав уступая только США. Промышленность на основе частной собственности развивалась особенно быстро и имела огромные резервы, о чем говорит тот факт, что по производительности труда она уступала передовым капиталистическим странам в 3–4 раза. В сельском хозяйстве «феодальное» помещичье хозяйство имело более высокие урожаи и меньшие издержки производства сравнительное с «передовыми» крестьянскими хозяйствами. Упразднение помещичьего земледелия — «главного препятствия прогресса» — грозило упадком земледельческого производства. Известный русский агроном и администратор А.С. Ермолов попытался оценить вероятные экономические результаты безвозмездной передачи всей помещичьей земли в руки крестьян в 1906 г. В этом случае, по его расчету, не только страна в целом, но и, как это ни парадоксально, крестьяне проиграют, так как получат дохода с дарованной земли меньше, чем зарабатывали за ее обработку, когда она принадлежала помещикам, в качестве сельскохозяйственных рабочих. Причины — низкая производительность, высокие издержки и низкая доходность крестьянской земли сравнительно с помещичьей^[34]. История советского сельского хозяйства полностью подтвердила этот прогноз. Урожайность зерновых 1913 г., равная 8,7 центнера[БН1] с гектара, была превышена только через 45 лет, в 1956–1960 гг.; производство хлеба, мяса и других продуктов питания на душу населения — в 1950–1960-е гг.^[35] До 1914 г. Россия в огромном количестве экспортировала сельскохозяйственную продукцию, в то время как в 1920-е гг. вывоз почти сошел на нет, а с 1970-х гг. начался импорт, достигший к концу советской эпохи огромных размеров: в 1985–1986 гг. импорт зерновых в 3,6 раза превысил экспорт 1909–1913 гг.

Социальная и политическая структура общества устарели и не поддавались трансформации без революции.Социальная структура общества в пореформенное время претерпела коренную, но мирную трансформацию. Благодаря реформам 1860-х гг., сословия стали постепенно утрачивать свои специфические привилегии, сближаться друг с другом в правовом положении и постепенно трансформироваться в классы[36] и профессиональные группы. Дворяне-помещики сливались в одну социально-профессиональную группу с частными землевладельцами, дворяне-чиновники — с чиновниками-недворянями, прочие категории личного и потомственного дворянства — с профессиональной интеллигенцией; происходило также «обуржуазивание» дворянства и «оземеливание» буржуазии. Духовенство эволюционировало от сословия в сторону профессиональной группы духовных пастырей. Городское сословие превращалось в предпринимателей, интеллигенцию и рабочих, крестьянство — в фермеров и рабочих. Решающее значение в превращении сословий в классы и профессиональные группы имели, с одной стороны, юридическая и фактическая ликвидация привилегий дворянства, с другой — ликвидация правовой неполноценности податных сословий. С отменой крепостного права в 1861 г. все категории крестьян и городских обывателей сравнялись по своим правам, а дворянство утратило свою главную привилегию — монопольное право на владение крепостными. После введения земских учреждений в 1864 г. все сословия получили право формировать органы местного самоуправления на уездном и губернском уровнях. Городская реформа 1870 г. превратила городское сословное самоуправление во всесословное самоуправление. В результате судебной реформы в 1864 г. сословные суды упразднялись, и все граждане попадали под юрисдикцию единых для всех общесословных судов. Введение всеобщей воинской повинности в 1874 г. ликвидировало принципиальное различие между привилегированными и податными сословиями: представители всех сословий, включая дворянство, стали на общих основаниях привлекаться к отбыванию воинской повинности. Другие важные реформы, происшедшие в последней трети XIX — начале XX в. (отмена подушной подати и круговой поруки среди сельских и городских обывателей, включение дворянства в число налогоплательщиков, отмена паспортного режима, отмена выкупных платежей за землю, получение права на выход из общины в 1907 г., наконец, введение представительного учреждения и обретение гражданских прав всем населением в 1905 г.), привели к тому, что к 1917 г. все сословия юридически утратили свои специфические сословные права. Вертикальная социальная мобильность существенно возросла, поддерживая трансформацию социальной структуры из сословной в классово-профессиональную.

Политическая система России в пореформенное время успешно трансформировалась. В 1860–1870-е гг. возникли всесословные органы местного самоуправления. После принятия новых Основных законов в 1906 г., которые фактически являлись конституцией, и создания парламента страна превратилась в дуалистическую правовую монархию и в течение последнего десятилетия существования империи государственность являлась де-юре правовой, поскольку официально произошел переход к конституционному понятию закона, население получило конституцию, парламент и гражданские права. В России в главных чертах сформировалось правовое государство с его атрибутами — верховенством закона, административной юстицией и разделением властей — и инструментальной основой в виде бюрократии, действующей по законам административного права, согласно формальным и рациональным правилам, что в политической социологии считается признаком легального господства.

Обнищание народа после Великих реформ — фальшивый миф. На самом деле, как показано в монографии, уровень жизни широких народных масс, несмотря на циклические колебания, имел позитивную тенденцию — медленно, но верно увеличиваться, благодаря общей благоприятной экономической ситуации в стране, взвешенной и достаточно благоразумной социально-экономической политике правительства^[37].

Классовая борьба не являлась доминирующей формой социальных конфликтов применительно к России начала ХХ в. Правильнее говорить о конфликте групповых, а не классовых интересов, о чем свидетельствуют отнюдь не классовые разногласия между партиями (например, левые кадеты и правые социалисты по ряду вопросов были ближе друг к другу, чем большевики и меньшевики) и социальный состав основных партий. «Застрельщиком» революции являлся не пролетариат, а интеллигенция. «Гегемония пролетариата», т. е. руководство трудящимися, осуществляемая рабочим классом — марксистский теоретический конструкт, не подтвержденный практикой борьбы. Белые воротнички находились в авангарде протестных движений и руководили всеми партиями. Во время выборов в Государственную думу избиратели дифференцировались между политическими партиями не по классовому признаку[38]. Выбор своей партии также не определялся в решающей степени социальной принадлежностью[39]. «Господская» партия Союз 17 октября в 1905–1907 гг. на 24% состояла из крестьян и мещан по социальному происхождению и на 14% из чиновников ниже X-го класса и на 4% из священнослужителей по роду занятий[40]. В «крестьянской» партии эсеров крестьяне находились в меньшинстве, рабочие преобладали, на долю интеллигенции приходилось более 10%; в 1917 г. среди 39 членов руководства имелось всего 2 рабочих и 1 крестьянин. Социальную базу правой монархической партии составляли крестьяне и деклассированные элементы города, но руководили ею дворяне и интеллигенты. Кадетская партия — «политический штаб российской буржуазии» — состоял почти исключительно из «белых воротничков», в ее руководстве преобладали профессура и юристы. «Пролетарская» партия большевиков рекрутировалась на две трети из рабочих, но включала много представителей работников умственного труда — в 1905–1907 гг. около трети, в 1917 г. — до 10%[41]. Руководили партией интеллигенты, и вся агитационнаяработа осуществлялась ими. Из более чем 500 активных участников вооруженного восстания в Петрограде свыше 40% составляли белые воротнички. Главным финансовым источником партии являлись не членские взносы рабочих, а экспроприации, субсидии от буржуазии, а также иностранные деньги. Рабочие распределялись между разными просоциалистическими партиями примерно равномерно[42].

12.1б. Кризис низов

Непосредственные причины революций, согласно ленинской концепции, сводились к кризису «верхов» — их неспособности управлять страной, обострению выше обычного нужды и бедствий широких народных масс, «низов», на почве чего происходило значительное повышение их активности и обострение классовой борьбы^[43]. Как показывают современные исследования, и недовольство «снизу» и несостоятельность «верхов» до февраля 1917 г. сильно преувеличены. Во время любой войны происходит снижение уровня жизни. Однако во время Первой мировой войны, вплоть до февральских революционных событий 1917 г., понижение благосостояния можно считать умеренным. Не столь существенно, как принято думать, уменьшилась реальная зарплата рабочих. В 1914–1916 гг., по расчетам выдающегося русского экономиста и общественного деятеля С.Н. Прокоповича^[44], она выросла на 9% и только с 1917 г. стала снижаться. С точки же зрения С.Г. Струмилина, реальная зарплата стала снижаться с 1914 г., но и в этом случае в 1916 г. она была лишь на 9% ниже, чем в 1913 г., зато за один революционный 1917-й год упала на 10%[45]. Катастрофические падение зарплаты произошло после прихода к власти большевиков, в 1918 г. (табл. 12.1).

Таблица 12.1