Проблема онтологизации

Переходим теперь к загадке онтологизированных знаний, где описана не человеческая деятельность, а действия самих вещей, которые взаимодействуют друг с другом, притягиваются или отталкиваются по определенным законам, вступают в химические реакции и т.п. Можно ли их представить в одном ряду с операциональными знаниями, как результат каких-то рефлексивных преобразований? Я думаю, что можно. Но начнем с изложения другой точки зрения.

1. Подход Г.П. Щедровицкого

Проблема онтологизации, правда, в несколько иной формулировке была поставлена Г.П. Щедровицким в 1966 году в статье «Об исходных принципах анализа проблемы обучения и развития в рамках теории деятельности». В одном из разделов этой статьи он выделяет три типа знаний: практико-методические, конструктивно-техничес­кие и научные. В чем же суть этой типологии? Как уже было сказано, речь идет о трех типах знания. Первый тип – это практико-методические знания. Они имеют такой вид: чтобы получить продукт Е, надо взять объект А и совершить по отношению к нему действия a, b, g. Второй тип – знания конструктивно-техничес­кие: если к объекту А применить действия a, b, g, то получится объект Е. Наконец, третий тип – это научные знания. В качестве примеров Щедровицкий приводит три варианта формы: 1. Объект А может преобразовываться в объект Е; 2. При наличии условий p и q с объектом А будут происходить изменения b, c, d; 3. Изменения объекта А подчиняются закону F. В примечаниях автор справедливо отмечает, что «вопрос о различии типов научных знаний почти не изучен и не изучается в современной логике»[40].

Характеризуя знания первого типа, Щедровицкий подчеркивает, что они «организованы в виде предписаний для деятельности» и ориентированы на получение определенного продукта. Все объекты, указанные в этих знаниях, определяются исключительно как объекты деятельности, т.е. как преобразуемый материал, как продукт или как средства. Особенностью второго типа знаний является то, что их «смысловая структура» «центрирована не на продукте, а на объекте преобразований». Они говорят об объекте деятельности и о том, что с ним может в ходе деятельности происходить. Между знаниями первого и второго типа существует определенный закономерный переход, о котором автор пишет следующее: «Хотя по форме и способу своей организации практико-методические знания ориентированы на новую, еще не свершившуюся деятельность – они говорят о том, что нужно сделать – тем не менее по содержанию они чаще всего лишь фиксируют опыт уже свершенных действий. Каждому практико-методическому знанию соответствует одно или несколько знаний, фиксирующих результаты прошлых деятельностей, из переработки которых оно и возникает»[41]. Сказанное очень важно для дальнейшего анализа. Обратите внимание, получается так, что конструктивно-технические знания фиксируют прошлый опыт, а знания практико-методические представляют собой их переработку, совпадая фактически с ними по содержанию. Похоже, что речь идет об описаниях и предписаниях, связанных рефлексивными преобразованиями. Но не совсем ясно, почему знания, фиксирующие опыт уже осуществленной деятельности, должны быть центрированы обязательно не на продукте, а на объекте преобразований. А почему не так: продукт Е получают (получили, получается) путем реализации относительно объекта А действий a, b, g? Речь явно идет о прошлой деятельности, но знание центрировано на продукте, а не на объекте. Но об этом ниже.

Перейдем к так называемым научным знаниям. Сразу скажу, что мне не нравится этот термин, ибо легко показать, что в науке мы постоянно встречаемся со знаниями всех трех типов. Я поэтому предпочитаю различать знания операциональные и знания онтологизированные, как это и было сделано выше. Полагаю, что суть дела от этого не меняется. Георгий Петрович, вероятно, не был бы со мной согласен, ибо он тут же пишет, что наука «представляет собой совершенно новую сферу деятельности, которая буквально всем отличается от сферы практики и выработки практико-методических и конструктивно-технических знаний»[42]. В чем же специфика научных знаний? Эти знания, – пишет Щедровицкий, – «должны выделять и фиксировать некоторые «естественные процессы», происходящие в объектах и подчиненные их «внутренним» законам, причем в условиях, когда эти объекты включены в деятельность и оцениваются с точки зрения ее целей и механизмов»[43]. Итак, речь идет о фиксации некоторых естественных процессов. Упоминание о деятельности в этом контексте нуждается в расшифровке. Если я говорю, что объект А при определенных условиях преобразуется в объект Е, то никаких явных следов деятельности здесь не заметно. Возьмем конкретный пример: планеты вращаются вокруг Солнца по эллиптическим орбитам. Где здесь фиксация деятельности? Ее просто нет, хотя, разумеется, в рамках общих установок мы должны понимать, что всегда видим мир как бы через призму деятельности, что прекрасно понимает и Щедровицкий, который, кстати, немало сделал для развития знаменитого первого тезиса Маркса о Фейербахе.

И вот возникает принципиально важная для философии науки проблема: если мы исторически начинаем с конструктивно-технических и практико-методических знаний, фиксирующих, согласно Георгию Петровичу, либо прошлую, либо предстоящую деятельность, то как осуществляется переход к знаниям научным или онтологизированным, в которых фиксируются свойства или действия самих объектов? Как на базе знаний о деятельности формируются знания об объектах самих по себе? Постановка этой проблемы в самом начале 60-х годов – это безусловная заслуга Щедровицкого. Он предлагает и решение этой проблемы. Суть его рассуждений в следующем. Реализуя практико-методические знания, человек постоянно сталкивается с тем, что он далеко не всегда получает тот продукт, который был предусмотрен. Это происходит потому, что объект имеет свою самостоятельную «жизнь» и сопротивляется оказываемым на него воздействиям. Это порождает ситуации «разрыва» и «создает необходимость в принципиально новом подходе к миру объектов». Нужно объяснить, выявить причину расхождений между ожидаемым и действительным. «И эта установка, когда она складывается, создает основную предпосылку для появления особой «объяснительной» работы, а затем – научных знаний и собственно научного анализа»[44].

Можно ли принять это объяснение? Лично у меня возникают следующие сомнения.

1. Науку никак нельзя связывать только с онтологизированными знаниями. Все приводимые выше примеры знаний имели операциональный характер и представляли собой описания деятельности. Такие примеры не нужно специально искать, наука без них просто не существует. Более того, онтологизированные знания тоже встречаются не только в науке, но и в составе бытовых знаний.

2. Онтологизированные знания в историческом времени появились задолго до возникновения науки. Уже первобытный человек приписывал явлениям и предметам природы способность определенным образом действовать. И это было связано не с преодолением ситуаций «разрыва», а со способностью социальных эстафет «ассимилировать» все новый и новый материал, пока они не встречают сопротивления. Это то же самое, как и способность ребенка назвать яблоком зеленый карандаш.

3. Мы постоянно превращаем операциональные знания в онтологизированные, почти этого не замечая. Можно, например, при формулировке правил шахматной игры сказать, что слона перемещают (надо перемещать) только по диагоналям, а можно сказать, что слон ходит только по диагоналям. Нетрудно видеть, что в последнем случае способность ходить определенным способом приписывается самому слону. Переход от одной формы выражения к другой, как и в случае рассмотренных выше рефлексивных преобразований, воспринимается как нечто несущественное, как некоторая чисто грамматическая или стилистическая перестройка фразы.

4. Щедровицкий описывает возникновение онтологизированных знаний с позиций человека, который этими знаниями уже владеет и видит мир соответствующим образом. Он исходит, в частности, из того, что объекты имеют свою собственную «жизнь» и сопротивляются внешним воздействиям. Но из этого в данном случае нельзя исходить, ибо именно такое видение как раз и нуждается в объяснении.

5. Людям далекого прошлого Щедровицкий безоговорочно приписывает свои собственные способности, ибо они, как он полагает, способны осознать ситуацию «разрыва» и необходимость разработки нового подхода к миру объектов, что порождает особую объяснительную работу, а уже потом научные, т.е. онтологизированные знания. И это все они проделывают до возникновения знаний об объектах самих по себе?

6. Подчеркивая специфику научных знаний, Щедровицкий пишет, что они фиксируют не деятельность, а некоторые «естественные процессы». Но это явная модернизация, ибо в тот период, когда знания о действиях объектов самих по себе уже имели место, у человека, скорее всего, не было представлений о естественных процессах в отличие от искусственных. Такая оценка онтологизированных знаний с точки зрения современных категориальных представлений не безобидна. Она создает иллюзию, что формирование онтологизированных знаний было связано со сложными процессами перестройки нашего мышления.

3. Смена персонификации

Я полагаю, что онтологизированные знания без особого труда можно включить в общую картину, которая была мной нарисована, и представить как результат рефлексивных преобразований операциональных знаний? Речь пойдет о знаниях, которые описывают не действия человека, не его поведение, а действия или поведение самих объектов. Я могу, например, говорить, что абориген подпирает шестом крышу своей хижины. Это будет персонифицированное операциональное знание. Но можно сказать и так: шест подпирает крышу хижины. Функции действующего лица мы передали самому шесту. Это очень похоже на персонифицированное знание с той только разницей, что действует не человек, а объект. Разве не кажется, что тут тоже имеет место некоторое преобразование, которое постоянно встречается в нашей практике.

Приведем реальный пример, удобный для анализа. Вот небольшой отрывок из курса общей химии: «Железо с водой реаги­рует лишь при высоких температурах с образованием окиси: 3Fe + 4H2O Fe3O4+ 4H2. Эту реакцию осуществляют, пропуская пары воды через фарфоровую или железную трубку, заполненную железной стружкой или гвоздями, нагретыми до красного каления. Таким путем Лавуазье в 1783 г. установил состав воды»[45]. Здесь налицо: а. Описание «действий» железа; б. Описание техноло­гии эксперимента, где на первом месте уже действия экспериментато­ра; в. Характеристика Лавуазье, который, как указано, реализовал описан­ный эксперимент с целью изучения не свойств железа, а состава воды. Несколько упрощая ситуацию и убирая, прежде всего, описание механизма реакции, мы легко построим на этом материале два типа знаний, фиксирующих один и тот же эксперимент. 1. Лавуазье пропускал водяной пар через раскаленные железные стружки и получил окись железа и водород. 2. Железо при высоких температурах, например, при контакте водяного пара с раскаленными железными стружками, реагирует с водой, образуя окись железа и водород. В первом случае это персонифицированное знание, во втором – онтологизированное.

Думаю, что в исторической ретроспективе, начиная с первобытных времен, человек постоянно описывал поведение вещей по образцу описания своего собственного поведения. В обоих случаях это была персонифицированная форма описания, ибо в тогдашнем сознании не было современного резкого противопоставления человека и природных объектов. Это означает, что нам не нужно искать каких-то особых механизмов исторического формирования онтологизированных знаний. Они столь же первичны, как и описания деятельности. Проблема перехода от описания деятельности к описанию объекта, проблема онтологизации возникает гораздо позднее, возникает задним числом, когда появляется альтернатива искусственного и естественного, человеческой целенаправленной деятельности и косной природы. Именно в свете современных категориальных представлений такой переход представляется достаточно сложным и проблематичным. Обратите внимание, у нас обычно не возникает никаких вопросов, когда речь идет об описании поведения животных. Нашей интуиции не противоречит мысль, что знания «человек разбивает камнем орех» и «шимпанзе разбивает камнем орех» – это знания одного типа. А вот утверждение «камень разбивает орех» представляется особым видом знания. А нельзя ли предположить, что речь идет просто о смене референции применительно к персонифицированным знаниям? Иными словами, нельзя ли предположить, что онтологизация – это определенное рефлексивное преобразование персонифицированных знаний?

Такая гипотеза позволяет рассмотреть все уже названные виды знания с единой точки зрения: дан некоторый акт деятельности производственной или экспериментальной, и мы можем его фиксировать в знании различным образом в зависимости от поставленной цели и сохраняя в основном одно и то же содержание. Иными словами, мы имеем совокупность знаний, фиксирующих один и тот же акт деятельности или сходные акты, и эти знания связаны некоторым набором рефлексивных преобразований. Я не хочу сказать, что здесь всегда имеет место рефлексивная симметрия. Она, вероятно, существует в некоторых достаточно простых или идеальных случаях, но реально постоянно нарушается. Надо отметить также, что реальные описания деятельности носят, как правило, смешанный характер и включают в свой состав знания онтологизированные. Примеры этого мы уже приводили.

Возникает и еще одна проблема. А зачем нам нужен этот переход к онтологизированным знаниям, в чем значение процедуры онтологизации? Здесь я и сейчас присоединяюсь к рассуждениям Щедровицкого. В ходе деятельности мы очень часто наталкиваемся на «сопротивление» объекта. Нам поэтому, планируя деятельность, надо знать не только характер наших процедур, но и поведение объекта. Предписывая какие-то операции с ножом, нам надо знать, что он режет; разжигая костер, надо знать, что данные дрова хорошо горят; планируя осуществить химическую реакцию, надо знать, что данные вещества при данных условиях реагируют определенным образом. Вот при фиксации деятельности и возникают две задачи: описание поведения человека и поведения объекта. Фактически мы почти всегда фиксируем и то и другое, но одно выступает как главное, а второе – как второстепенное в зависимости от задачи.

[1] Галилео Галилей. Пробирных дел мастер. М., 1987. С.226

[2] Щедровицкий Г.П. Избранные труды. М., 1995. С. 592-593.

[3] Там же. С. 593.

[4] Кузнецов И.В. Структура физической теории // Вопросы философии. 1967. № 11.

[5] Там же. С. 87.

[6] Там же.

[7] Там же. С. 88.

[8] Там же.

[9] Там же. С. 90.

[10] Там же. С. 94.

[11] Там же. С. 95.

[12] Эпинус Ф.У.Т. Теория электричества и магнетизма. Л., 1951. С. 425-426.

[13] Неницеску К. Общая химия, М., 1968. С.345.

[14] Оля Б. Боги тропической Африки. М., 1976. С. 3-4.

[15] Геродот. История. Л., 1972. С. 74.

[16] Зибер Н.И. Очерки первобытной экономической культуры. М., 1937. С. 344.

[17] Коллингвуд Р.Дж. Идея истории. Автобиография. М., 1980. С. 339.

[18] Ярошенко П.Д. Общая биогеография. М.,1975. С. 15.

[19] История математики. Т. 1. М., 1970. С. 30.

[20] Ван дер Варден Б.Л. Пробуждающаяся наука. М., 1959. С. 45.

[21] Патнэм Х. Значение и референция // Новое в зарубежной лингвистике. М., 1982. С. 383-385.

[22] Жуковский Н.Е. Теоретическая механика. М-Л., 1950, С. 161.

[23] Мейерсон Э. Тождественность и действительность. СПБ., 1912. С. 20.

[24] Фейнман Р. Характер физических законов. М., 1968. С. 39.

[25] Лошак Ж. Эволюция идей Луи де Бройля относительно интер­претации квантовой механики // Л. де Бройль. Соотношение неопределенностей Гейзенберга и вероятностная интерпретация волно­вой механики. М., 1986. С. 17.

[26] Паули В. Физические очерки. М., 1975. С. 23.

[27] Кузин А.А. Краткий очерк истории развития чертежа в России. М., 1956. С. 6-7.

[28] Степин В.С. Горохов В.Г. Розов М.А. Философия науки и техники, М. 1996, С.157-158.

[29] Бархударов Л.С. Язык и перевод. М., 1975. С. 87.

[30] Синтезы фторорганических соединений. М., 1973. С. 134.

[31] Ромер А., Парсонс Т. Анатомия позвоночных. Т.1. М., 1992. С.27.

[32] У попа была собака, он ее любил, она съела кусок мяса, он ее убил, в землю закопал и надпись написал: «у попа была собака, он ее любил…»

[33] Эпинус Ф.У.Т. Теория электричества и магнетизма. Л., 1951. С.423.

[34] Неницеску К. Общая химия. М., 1968. С. 345.

[35] Калашников С.Г. Электричество. М., 1970. С.14.

[36] Калашников С.Г. Электричество. М., 1970. С.14.

[37] Менделеев Д.И. Основы химии. Т. 1. М.-Л., 1947. С.192.

[38] Менделеев Д.И. Основы химии, Т. 2. М.-Л., 1947. С. 18.

[39] Там же. С. 109.

[40] Щедровицкий Г.П. Избранные труды. М., 1995. С. 215.

[41] Там же. С. 212.

[42] Там же. С. 215.

[43] Там же. С. 215.

[44] Там же. С. 214.

[45] Там же. С. 310.