SOCIAL PHOBIA 2 страница
В средние века происходит некоторый прогресс в военной технике (замки, арбалеты, броня для коней, «греческий огонь» и т. п.).
В начале этой фазы возникает «магнатское» землевладение, при котором землевладелец обладает атрибутами судебной и исполнительной власти. Круг лиц, подвергающихся эксплуатации, растет. Уровень жизни населения (и даже господствующего класса) понижается. Международная торговля ослабляется, товарно-денежные отношения хиреют (местами вплоть до исчезновения монетного обращения). Позитивные науки прекращают существование, философия полностью вытесняется теологией. Установившаяся на данной обширной территории религия определяет региональные черты характера населения. Искусство, в первую очередь поэзия и живопись (иконопись), продолжают играть большую роль.
Заметим, что, хотя художественная тематика и вкусы от периода к периоду меняются, изобразительное искусство как таковое (в смысле воздействия на зрителя) не знает «прогресса» – палеолитические сцены охоты на мамонта не уступают ассирийским сценам охоты на львов, портрет Нефертити, созданный в Египте художником Джехутимесом в XV в. до н. э., ничем не уступает Джоконде, созданной Леонардо да Винчи в XV в. н. э., орнамент эпохи неолита или мусульманского средневековья не уступает по эмоциональному воздействию абстрактной живописи Кандинского. Но, конечно, в период жесткого господства догмы искусство тоже сковано её рамками; и, тем не менее, готические соборы и православные иконы не теряют своей эмоциональной силы и в наше «просвещенное» время. В целом же прогресса, в привычном смысле «большего блага для большего числа людей», в пятой фазе истории – средневековье, безусловно, не происходило. Это шаг истории дальше, но не «ввысь»; данная фаза истории (ранний период крестьянской эксплуатации) часто являет нам скорее картину регресса, особенно в Европе, где она справедливо получила наименование «тёмных веков».
Мы будем считать «средневековьем» в Европе период от III–V вв. н. э., в Китае – от I в. н. э., в Японии – с IX в. н. э. (в других регионах соответственно в пределах своих особых сроков).
Так же как в свое время хозяйство государств ранней древности, хозяйство древних империй повсюду дошло до предела возможного экономического развития. В древности, в том числе и в имперской, сохранялась тенденция к максимальной эксплуатации подневольного класса; периодически делался упор на расширение собственно рабской эксплуатации. Так было в поздней Римской республике и в Римской империи I–II вв. н. э., то же самое мы наблюдаем и в китайских империях Цинь и Старшей Хань. Между тем с течением времени всегда выясняется низкая производительность рабского труда. Крайняя централизация управления, усиливавшаяся даже в Римской империи, но особенно явная в Китае, также сдерживала развитие производительных сил. Крупные землевладельцы, появившиеся во всех империях, стремились к максимальной независимости. Прогресс в военной технике и разорение жившего натуральным хозяйством свободного крестьянства в условиях мощного развития товарно-денежных отношений позволяли этим землевладельцам начать его эксплуатацию. Военное дело препоручалось профессиональной военной знати, т. е. самим же землевладельцам и созданным ими военным дружинам. Внутри империй все более ощущались центробежные силы, способствовавшие их постепенному развалу. Кроме того, играли свою роль некоторые специфические локальные явления [66].
Например, в Европе средневековье развивалось, с моей точки зрения, атипично. Причина заключалась в том, что здесь как раз в момент перехода обществ, уже прошедших раннюю и имперскую древность, к новой исторической фазе на большом пространстве произошли их столкновение и контаминация с обществами, стоявшими на уровне ранних чифдомов. Европоцентризм тут более чем где-либо в истории – плохое руководство для правильной классификации исторических фаз. Поэтому рассмотрение особенностей новой, пятой фазы исторического процесса я начну с противоположного конца Евразийского континента – с Китая (не с Японии, поскольку смена фаз там происходила с задержкой).
В Китае толчком к социальным сдвигам и к концу четвертой фазы исторического процесса (имперской древности) послужила «реформа» Ван Мана, который сверг на короткое время династию Хань (5–23 гг. н. э.). Он объявил себя сторонником «истинного» конфуцианства, хотя на деле скорее следовал учению «Фацзя», вдохновлявшему ещё Цинь Ши Хуан-ди. Формально Ван Ман призвал к возврату «идеального» древнего общественного устройства и борьбе с безудержной коррупцией бюрократического аппарата. На самом деле он попытался довести имперскую централизацию до крайних и, как оказалось, неосуществимых пределов.
Всю землю империи, в качестве якобы государственной, он решил переделить на равные мелкие наделы, не считаясь с реальным общинным устройством земледельческих хозяйств, причем земельный налог был увеличен; всех рабов он также объявил государственными. Торговля, в том числе работорговля, была до крайности затруднена стремлением Ван Мана сделать её «справедливой». Естественное возмущение зверски каралось: за «преступление» обращался в рабство не только сам «преступник», но и полностью пять семейств (большая семья?). Так были порабощены сотни тысяч людей, значительная часть которых погибла при пересылке и на каторге. Кредит, т. е. фактически ростовщичество, также был передан государству. Все это вызвало тяжелый экономический кризис, головокружительную инфляцию. Стали все ярче проступать явные признаки фазового перехода.
Для своей безрассудной реформы Ван Ман выбрал предельно неудачный момент. С запада грозили сильные орды кочевников сюнну, захватившие огромные пространства и оборвавшие «шелковый путь». В самой стране началось страшное стихийное бедствие – катастрофически изменяла русло главная река Китая – Хуанхэ (и это длилось в течение всего I века). В стране вспыхнули восстания, наиболее мощным из которых было восстание «Красных бровей». Ван Ман был побеждён и покончил с собой. С «Краснобровыми» оставшимся в живых членам династии Хань пришлось бороться ещё несколько лет.
С приходом к власти Младшей династии Хань (29 г. н. э.) в Китае начался постепенный переход к следующей, пятой фазе мировой истории. Он, конечно, был вызван внутренними противоречиями китайской имперской древности; кризис был неминуем, но предыдущая фаза могла продержаться в стране дольше, если бы её конец не приблизили безумные действия единичного тирана.
При Младшей династии Хань не только восстанавливается коррумпированная бюрократия (при частном землевладении), но и появляются, как первый признак средневековья, зачатки «магнатского» землевладения: наиболее богатые землевладельцы, так называемые «сильные дома», брали под «патронат» маломощные земледельческие хозяйства, получая, видимо, с них натуральные поборы, но платя за них государственные налоги; хозяева становились лично-зависимыми от магнатов, при этом патронат фактически привязывал крестьян к земле. Магнаты присваивали себе и право суда над своими крестьянами. Существование всеобъемлющих «магнатских» хозяйств с публично-правовыми функциями приводило к упадку денежного обращения и возрождению товарообмена.
В то же время одним из важных источников рабства было обращение в райов по суду за преступления. Тем не менее, рабство не могло играть сколько-нибудь большой общественной роли. В обширных магнатских хозяйствах для эксплуатации рабов не хватало средств принуждения.
Императоры пытались сохранить и даже усилить централизованную администрацию и стабилизировать налогообложение, но сумма собираемых налогов падала. В начале II в. продолжались катастрофические наводнения на Хуанхэ. Северный Китай подвергся нашествиям новых кочевников – сяньби. Отчасти в связи с этим происходит ещё один важный процесс, который стал возможным благодаря освоению техники грядочного земледелия и в особенности рисоводства: началось отселение части «сильных домов» со всеми зависимыми людьми на ранее свободные заболоченные или покрытые густыми лесами пространства Южного Китая [67].
Должны ли мы рассматривать период пребывания у власти Младшей династии Хань, особенно его вторую половину, как последний этап фазы имперской древности или как продолжение фазового перехода к средневековью? Изменения в характере как производительных сил, так и производственных отношений кажутся очевидными. Внутренней войне, приведшей к свержению Ван Мана, может быть приписано революционное значение, но, как мы уже указывали, насильственный переворот необязателен для признания наступившей смены исторических фаз.
Кажется более правильным считать, что при Младшей династии Хань завершился фазовый переход к новой, пятой фазе человеческой истории – средневековью. Помимо возникновения «магнатского» землевладения на это указывает и другой важный диагностический признак: появление в ханьском Китае нормативного, догматического учения. В основу его было положено конфуцианство в новой редакции, сформулированной философом Дун Чжуншу, советником ханьского императора У-ди, и дававшей оправдание возникшему социальному и государственному строю.
Дун Чжуншу соединил конфуцианское учение с учением о мужском (позитивном) и женском (негативном) началах – натурфилософские понятия ян и инь, сочетанием которых объясняется все многообразие явлений мира (понятия ян и инь, по-видимому, впервые были системно использованы даоизмом).
Важно, что Дун Чжуншу принадлежит идея назначать на административные посты лиц, прошедших курс конфуцианского учения в специальной академии. Эта система отбора администраторов с помощью экзаменационных испытаний получила большое развитие в позднейшие времена и определила на столетия самый облик китайского общества. Со 136 г. до н. э. (еще при Старшей Хань) были введены «экзамены», и конфуцианство в толковании Дун Чжуншу было признано официальным учением империи. То, что общество далеко ещё не порвало с традициями древности, показывает, однако, философия другого позднеханьского мыслителя (I в. н. э.), Ван Чуна, исходившего, казалось бы, из тех же конфуцианских посылок, но стоявшего на позиции материализма и впервые поднявшего вопрос о необходимости опытного доказательства выдвигаемых истин [68].
Усиление «магнатского» землевладения, естественно, вело к ослаблению центральной власти и к развалу империи. В 184 г. вспыхнуло антиимперское и в сущности антиконфуцианское мощное восстание «Желтых повязок». Оно не носило крестьянского характера – его деятели не выдвигали требования о земельном переделе и ограничивались конфискацией, якобы для благотворительных и военных нужд, продовольствия и других необходимых ресурсов. «Желтые повязки» были разбиты, но и среди победителей-«магнатов» не было единства. Одновременно усилилось нашествие кочевников сюнну и сяньби, а затем тоба на северо-востоке Китая, которые даже создали собственную «китайскую» династию.
В середине III в. начинается период Троецарствия, для которого характерно укрепление и расширение «сильных домов», в составе которых так называемые кэ («гости» – колоны) превратились в бесправных держателей земли на основе долговой кабалы. Происходит новое сословное деление общества («людей» – минь) на «подлый народ» (цзянь-минь) и «добрый народ» (лянминь), а к IV–VI вв. появляется учение о том, что само Небо установило деление людей на «аристократов» (ши) и «простолюдинов» (шужэнь). Ни к тем, ни к другим, однако, не относились рабы и домашняя прислуга. Сословные перегородки возникали и внутри нового господствующего класса. Магнаты имели и собственные войска, причем принадлежность к военному сословию стала наследственной. Имперские власти тщетно пытались противостоять этому процессу. Одновременно продолжался натиск кочевых племен на страну и в то же время все более сильный отток населения на юг.
Период усобиц длился с начала III по конец VI в. К этому времени, однако, относится творчество великого китайского лирического поэта Тао Юаньмина (365–427). Кратковременное восстановление империи произошло при династии Суй (в 580-х годах), которая за счёт применения массового принудительного труда улучшила систему каналов, объединившую долины Хуанхэ и Янцзы, отстроила имперские городские центры Лоян и Чанань. Была обновлена Великая Стена против кочевников, завершённая ещё при Цинь Ши Хуан-ди (но она никогда не служила гарантией защиты от кочевых племен). Велись завоевания и за пределами Китая. В числе прочих династия Суй воевала (неудачно) и с тюрками, которые в этой связи впервые упоминаются в истории (в Восточной Монголии, где в 550-х годах возник их первый каганат).
Непосредственным продолжением династии Суй была династия Тан, основанная в 618 г. Ли Юанем. Средневековый характер династии Тан, как и Суй, конечно, не подлежит никакому сомнению, хотя при этом отмечается рецидив применения рабского труда [69]. Характерно, что при Тан налог собирается в натуре (при династии Хань все налоги, кроме поземельного, взимались, в деньгах). В то же время сохраняется социальное деление, сложившееся при Младшей династии Хань. История Тан наполнена войнами с внешними силами (уничтожение Восточнотюркского каганата в 630 г., поражения, нанесённые Западнотюркскому каганату в 657 г., завоевания в Индокитае и Корее). Наблюдается также деструктивное соперничество китайских военачальников и придворных групп (в это время преимущественно евнухов).
Тем не менее, танское время было для средневековой фазы периодом наибольшего расцвета. Центр государства из бассейна Желтой реки (Хуанхэ) постепенно переходит в бассейн Янцзы, где население быстро росло в связи с успехами рисоводства и грядочной системы земледелия (оказавшей впоследствии большое влияние на выработку национального характера китайцев, терпеливого и обстоятельного в работе до мелочей). Рисоводство продвигается и на север. Растёт население, развивается торговля внутренняя и внешняя, появляется много чужестранцев, несших в Китай буддизм (еще с I в.), христианство, зороастризм и манихейство. Но, несмотря на успехи торговли, товарно-денежные отношения в городах не развиваются, денежное обращение осложняется тем, что с государственным монетным двором соперничают дворы частные. В VIII в. впервые вводятся переводные чеки банкиров – «летающие деньги». В XII в. осуществляется первый массовый выпуск бумажных денег. Кодифицируется право.
В то же время становым хребтом империи остаётся бюрократия. Именно служилые грамотеи начинают верховодить в обществе при одновременном огромном росте влияния крупных землевладельцев. Уже ранее вводившаяся система экзаменов на чин получает более четкое развитие при династиях Суй и Тан, но путь в бюрократию был все же открыт главным образом для той же землевладельческой знати; и даже независимо от экзаменов, она оспаривает действительное господство бюрократов в стране.
Императоры Танской династии покровительствовали сначала даоизму, а потом буддизму, но конфуцианство никогда не теряло своих позиций в идеологической жизни Китая. Вместе с налаживанием экзаменационной системы пополнения администрации большое место занимает изучение конфуцианской литературы.
С начала средних веков определяющим учением в Китае было именно конфуцианство, хотя его влияние могло от периода к периоду усиливаться или ослабевать. В этом отношении роль конфуцианства была аналогична роли католичества в Европе или ислама на Ближнем Востоке [70]. Однако, будучи официальным и обязательным учением, конфуцианство мало похоже на религию в общепринятом смысле. Так, оно допускало, с меньшей или большей степенью свободы, функционирование разных религиозных учений (прежде всего буддизма и даоизма) – в той мере, в какой они не нарушали государственный и этический порядок, требуемый конфуцианством. Преследование инакомыслия в известной степени имело место и в Китае. В то же время конфуцианская этика всё более впитывается как буддистами, так и даоистами, становится образом жизни.
Грамотность была распространена среди широкого слоя чиновного населения. Массовый спрос на конфуцианскую классическую литературу привёл в IX в. к изобретению книгопечатания (с досок – так называемая ксилографическая книга, выпускавшаяся в тысячах экземпляров; в особенности размножались буддистские сочинения).
Что касается общей технологии производства, то здесь, кроме грядкового земледелия (в VIII в. начали возделывать чай), наблюдалось мало прогресса. Но в области военной техники отмечается появление башенной архитектуры, улучшение брони не только для воинов, но и для коней.
Большим достижением танской культуры была литература. В прозе продолжали развиваться более или менее «утилитарные» жанры – история, философия, прозаические диспуты на моральные и философские темы. Художественная проза появилась сначала в виде переводов буддистских книг, а в IX в. создаются и свои прозаические литературные жанры. Однако главной, непреходящей славой танского периода была лирическая поэзия (Ли Бо, 701–722, Ду Фу, 712–770, Бо Цзюи, 772–846); замечательно и танское изобразительное искусство.
Можно без преувеличения сказать, что танский Китай являет собой картину наиболее яркого расцвета общества пятой, средневековой фазы.
Последовавшие за Танской династия Сун, а также монгольская династия Юань, как мне кажется, относятся уже к шестой фазе.
В Японии фаза средневековья начинается с переноса столицы из Нары в Хэйан в IX в. Превращение всей земли в государственную оказалось невозможным. Все шире распространяется система поместий (сёэн), принадлежащих знати. В то же время фигура тэнно становится все более ритуальной, а реальная власть переходит к наиболее знатным родам, возглавлявшим военные отряды,– прежде всего к роду Фудзивара. В середине XII в. разгораются истребительные усобицы между родами Минамото и Тайра; в 1192 г. вождь победившего рода Минамото, Ёритомо, был объявлен «полководцем» (сегун) [71]. С этих пор страной правили именно сёгуны и лишь в редких случаях тэнно; их положение остается в основном ритуальным в течение всего средневековья и постсредневековья.
Общественный строй, сложившийся в Японии в XII– XVI вв., в высшей степени напоминает западноевропейский феодализм, и этот период, безусловно, можно охарактеризовать как пятую (Средневековую) фазу. Сегуны опирались на военно-феодальное сословие знати – буси, рядовые члены которого назывались самураями. Они очень напоминают европейское рыцарство и вооружением (они носили броню, похожую на европейскую), и понятием дворянской чести (когда была затронута честь, а отомстить было нельзя, полагалось делать харакири–кончать самоубийством). Зависимость крестьян от военного сословия напоминала крепостничество.
Господствующей религией стал буддизм (в новых, доступных для широкого понимания вариантах; в конце концов, возобладал дзэн-буддизм). Как уже упоминалось, буддизму в отличие от христианства не свойственна нетерпимость: он готов признавать существование любых божеств, которые, как и люди, имеют свою карму. Поэтому буддизм не исключал и традиционных культов синто. Именно отсутствие у буддизма нетерпимости явилось причиной того, что японское средневековье в отличие от европейского привело не к упадку художественной литературы, а к её расцвету. Развивается художественная проза. Роман придворной дамы Мурасаки Сикибу «Повесть о Гэндзи» принадлежит к вершинам мировой литературы. Развивается, главным образом под буддистским воздействием, лирическая поэзия в характерных лаконических формах (танка).
Две попытки монголов захватить Японию с помощью китайского флота (в 1274 и 1281 гг.) сорвались отчасти из-за тайфуна, отчасти из-за решительного сопротивления японцев.
В 1318–1339 гг., свергнув сегунов рода Минамото, правил император-Дайго II. Он пришел к власти с помощью соперничавшего с Минамото рода Асикага, который затем господствовал в Японии более 200 лет. При Асикага Япония формально признала вассальную зависимость от китайской Минской династии. (В Китае официально всегда считалось, что в мире существует лишь одно независимое государство – Китайская империя, все остальные – вассальные варвары.) Японская сторона бралась, бороться с пиратами на море, за что получала деньги от минского правительства – минские монеты стали средством денежного обращения в Японии.
Период Асикага (1335–1587), как и предшествовавший, типологически мало отличается от европейского средневековья. К концу его начинает зарождаться городская буржуазия. С XVI в. Япония вступает в фазу постсредневековья [72].
В Индии ввиду отсутствия исторической традиции и потому, что климат её не способствует сохранению документальных материалов, реконструкция глубинных процессов истории очень затруднена. Здесь мы остановимся только на одной стороне дела – социально-психологической и идеологической.
Государство Маурья (IV–II вв. до н. э.) оказывало поддержку буддизму. Тем не менее, не делалось препятствий развитию и других учений. В течение этого и последующего периодов сложились канонические книги, создавшие впоследствии идеологическое осмысление индийского средневековья. Идеологией его стал индуизм.
Один исследователь пишет: «Индуизм – не религия, а образ жизни». В этом определении немало верного.
Хотя ведические гимны, обращенные к древнеиндийским «богам, во все периоды оставались священными для индийцев и читаются всегда во время религиозных собраний, религия средневековой Индии, вытеснившая буддизм, совершенно отличается от ведической. Подобно тому, как буддизм и конфуцианство были философскими учениями, прежде чем стали религиями, так и основанием индуизма явилось религиозно-философское учение. Если оставить в стороне Пураны (они были первоначально стихотворными комментариями к Ведам, но в сохранившихся частях как бы перебрасывают мост к позднейшему индуизму), то религиозно-философской основой будущего индуизма явились Упанишады. Разбирая суть существующего, они видят её не в материи, не в жизненном существовании, не в разуме и логическом познании, а в блаженстве (ананда), достижимом за пределами мысли. Затем Упанишады рассматривают «самость» – атман («бытие самим собой») и приходят к выводу, что это – универсальное сознание, существующее как в тебе самом, так и вне тебя. Наше внутреннее «я» идентично универсуму (брахман) п, поэтому в отношении человека к человеку «он – это тоже ты». Брахман как универсум не имеет прямого определения, а только негативное («не то», «не это»). Но универсум проявляется в бесконечном развертывании картины внешних явлений (майа). Как и в буддизме, спасение лежит в освобождении от всего чувственного и личного.
Дата составления Упанишад неизвестна, но они, видимо, предшествовали появлению буддизма, который давал более простые и доходчивые ответы на религиозно-философские проблемы Упанишад.
В дальнейшем философия Упанишад развивалась в так называемых «шести учениях» (даршанах), древнейшие из которых (санкхья, йога) были уже известны Будде, а наиболее поздние относятся к раннему средневековью. Все они иногда объединяются как «Веданта» («Завершение Вед»), но обычно «Ведантой» называются только наиболее поздние из дар-шан, разрабатывавшиеся философами Щанкарой (IX в.), Рамануджой {XII в.) и Мадхвой (XIII в.).
Признание единого общего начала, находящегося за пределами познания, каковое есть брахман (причем весь мир – лишь его проявления), открыло дорогу к сохранению политеизма: каждое божество есть тоже проявление брахмана. Развилась концепция аватар – проявлений божества в различных лицах и формах (вплоть до животного или фаллического облика). Основным для всех индуистов текстом является «Бхагавад Гита» – стихотворная вставка в текст великого древнеиндийского эпоса «Махабхарата». Первый комментарий на «Гиту» писал ещё Шанкара. «Бхагавад Гита» – это диалог богатыря Арджуны, которого воинский долг заставляет убивать в бою своих родичей, и его колесничего, который на самом деле является аватарой бога Кришны, а тот, в свою очередь,– аватарой одного из верховных богов, Вишну (по некоторым индуистским учениям, только Вишну именно и есть верховный бог). Диалог превращается в обсуждение моральных проблем индуизма. Одним из важнейших утверждений Кришны является: «Какого бы бога человек ни чтил, Я отвечаю на молитву» (ср. в «Десяти заповедях» Ветхого Завета: «Да не будет у тебя иных богов, кроме Меня»). Таким образом, индийская религиозная философия допускает любые формы богопочитания (современные индуисты почитают и Христа), любые формы политеизма при общей философской монотеистической основе [73].
Учение «Бхагавад Гиты» привело к тому, что в пределах индуизма возникли различные по форме политеистические течения, из которых важнейшие, но далеко не единственные – вишнуизм и шиваизм. Все течения признают высшим божеством Брахму – создателя, восседающего в вечном покое где-то на Гималаях. Культ Шивы мельком упоминается в Ведах, вероятно, восходит к индской цивилизации и к дравидскому населению Индийского субконтинента. Вишну посвящено несколько гимнов в Ведах, но ведущую роль эти культы получили только в средневековье. Большую роль в индуизме играют богини (например, Парватти).
Важным элементом индуизма является понятие дхармы, т. е. навечно предписанного человеку удела, в пределах которого лежит его карма, что, собственно, означает «деяние». Учение о карме предполагает признание вечного переселения душ и состоит в том, что счастье и несчастье человека зависит от его деяний в этой или прошлой жизни и что всякое злое деяние портит карму в будущем рождении; это учение свойственно и буддизму.
Дхарме, непременному и вечному уделу человека, придается в индуизме центральное место. Именно на ней основана кастовая система, определяющая весь облик индийского общества от начала средних веков и до наших дней [74].
Неправильно рассматривать касты как дальнейшее подразделение ведических сословий – вари, хотя существуют, например, касты специально-брахманские (жреческие). В сложении каст, возможно, сыграло известную» роль и тесное соприкосновение северного, индоарийского населения с южным, дравидским. Как система касты стали складываться около начала нашей эры, но они ещё не были вполне замкнутыми, потому что от государя зависело перемещение отдельных лиц и целых групп из касты в касту. В развитой кастовой системе каждая каста не являлась ни социальной, ни профессиональной общностью. Существуют касты экзогамные, запрещающие браки внутри группы, группы «соедоков», которые не могут принимать пищу от других групп. Нарушение правил касты, даже неосторожное общение между кастами ведет к «осквернению»; существуют касты, которым поручена деятельность, оскверняющая членов других каст, например касты мясников, цирюльников, мусорщиков. Такие касты чаще всего «неприкасаемы» для членов остальных. Все касты объединяет то, что члены каждой имеют общую карму.
Для индуизма, в отличие от религии ведического периода, характерны вера в переселение душ, запрет жертвовать любой жизнью (если только быть воином – не твоя карма); особенно запретным является убиение коров, считающихся священными. Рецитации культовых текстов и другие ритуалы происходят в недрах семьи: храм – жилище божества, которое можно посещать, но нельзя в нем совершать богослужение в европейском смысле слова.
Мы уделяем столько внимания описанию индуистских верований и индуистской кастовой системы потому, что, в отличие от средневековья всех других стран, индийское средневековье не выработало общеобязательной религиозно-догматической системы. На наш взгляд, это объясняется тем, что никакие ереси здесь не были опасны, поскольку сама кастовая система разобщала людей, так что существующему общественно-государственному строю ничто не могло угрожать.
В технологическом отношении, в том числе и в военном деле, индийское общество находилось в общих чертах на том же уровне, что и другие средневековые общества. Причины перехода к средневековью в Индии нам не вполне ясны ввиду скудости источников, но надо думать, что здесь Индия не особенно отличалась от других регионов.
Важнейшим явлением в истории Индии в этой фазе были завоевания частей страны мусульманами и введение в них ислама (об этом речь пойдёт ниже, в связи с исламом) [75].
Переходя к Ирану, вначале следует вкратце сказать, что Парфянская империя (III в. до н. э. – III в. н. э.) вполне сопоставима со Старшей династией Хань в Китае, а последовавшая за ней Сасанидская империя (III–VII вв. н. э.) – с Младшей династией Хань (и, по В. Г. Луконину, с династией Тан). В Парфянской империи ещё существовали, хотя влачили довольно призрачное существование, отдельные полисы. Проявлялась значительная веротерпимость, несмотря на то, что династия и большая часть знати были привержены некой архаичной форме зороастризма. Цельность империи нередко нарушалась появлением местных и соперничавших династов. Уровень вооружения не особенно отличался от ханьского или римского (но уже в парфянский период появляются профессиональные воины-конники, одетые в кольчугу – катафрактарии).
При Сасанидах гибнут самостоятельные города, на их месте возникают административные центры – царские ставки под властью царских же чиновников. В обществе господствует «магнатское» землевладение, и грань между крупным землевладельцем и мелким государем была нечёткой. Первоначально (в течение III в. до н. э.) являвшее собой скорее конфедерацию отдельных царств, Сасанидское государство в дальнейшем стремилось к централизации. Общество делилось чётко на четыре сословия: жрецов (магов), воинов, чиновников и земледельцев; в последнее сословие входили' также ремесленники, купцы и ещё врачи. Деление на сословия не вполне соответствовало реальному классовому делению; в господствующий класс кроме воинов входила и часть писцов. Кроме того, сословие воинов делилось на царских родичей (васпухров), магнатов (вазургов) и прочих (азатов, что означает «свободные»). Существовала сложившаяся придворная иерархия, отражавшаяся и в костюмах. Земля разделялась на царскую (дастакерт), на землю мелких царьков (шахр) и (только в первое время, преимущественно на западе) землю городов. Эксплуатируемое крестьянство входило либо в состав дастакерта, либо в состав шахра; сельские округа при городах перешли в состав дастакерта. Огромными богатствами пользовались храмы огня.
Дата добавления: 2015-01-26; просмотров: 712;