SOCIAL PHOBIA 1 страница

В Средиземноморье этически окрашенное учение греческого мудреца Сократа, умертвившего себя по приговору суда (V в. до н. э.), оказало влияние лишь на численно небольшой слой философствующей «интеллигенции»; в основном сохранились культы старого типа, характерные для многочисленных полисов и царств ранней древности. Такой ход идейного развития обусловливался сохранением, хотя и все более формальным, полисного строя внутри эллинистических и Римской империй. В период поздней империи и здесь все же возникают различные «религии спасения» (герметизм, учение орфиков, гностицизм, митраизм). Но ни одно из них: в смысле обращенности к психологическим нуждам большинства населения не могло поспорить с христианством [53].

Что касается самих империй древности, то их отношение к этико-догматическим религиям было различным в зависимости от обстоятельств. Ассирийская и Ново-Вавилонская империи довольствовались перестройкой традиционной мифологии по образцу имперской земной администрации (о попытке религиозной реформы последнего ново-вавилонского царя – Набонида мы знаем очень мало). Мидийская и Ахеменидская империи приняли зороастризм, по-видимому, в очень искаженном виде; возможно, он уже тогда включал более позднее, чем созданное самим Заратуштрой, учение о явлении Спасителя в конце времен. В то же время эти империи не только допускали дальнейшее функционирование архаических локальных культов, но и покровительствовали им. Эллинистическая и Римская империи сохраняли местные культы архаического типа, обусловив их дальнейшее существование повсеместным введением культа главного божества – покровителя империи или культа самого обожествленного императора.

Поскольку буддизм считал добродетелью покорность своей доле и проповедовал спасение только через внутреннее самосовершенствование, он редко подвергался преследованиям со стороны государства. Мало того, буддисты в сущности обещали монархам, создававшим империи, лучших подданных, более покладистых, более удовлетворенных, чем буйные брахманисты (придерживавшиеся традиционных причудливых и разнообразных индийских мифологий, а также традиционных культов), разделенные на враждебные друг другу, частью озлобленные, частью отчаявшиеся, жесткие сословные группировки (варны), нередко уже не соответствовавшие реальным социально-экономическим отношениям, существовавшим в обществе. Поэтому династия Маурья приняла буддизм как официальную догматическую религию (однако то, допуская, то, преследуя джайнизм и, безусловно, допуская архаические брахманистские и более поздние индуистские культы); отметим, что известная терпимость была вполне в духе буддизма. Нечто аналогичное происходило и при династии Кушан – наряду с буддизмом на территории Индии сохранялись и древние культы, породившие уже к началу новой исторической фазы, на основе большой религиозно-философской работы, новые авторитетные учения индуизма. Буддизм (в менявшихся формах) был отнесен на периферию – в Тибет 13, позже в Монголию, Китай, на Цейлон и, в Бирму, Японию [54].

В Китае не сложилось ничего подобного эллинистическо-римскому по происхождению полисному понятию гражданства. Наиболее полноправными являлись члены бюрократии. Поэтому идеологическое развитие приняло здесь другой характер, чем на Западе. Как буддизм не противоречил интересам нового, имперского строя древних обществ, так обстояло дело и с ранним китайским конфуцианством. Философия Конфуция отвечала на всеобщую для эпохи ранней древности тревогу относительно бессилия справедливости – не какими-либо рецептами её достижения (в конечные времена или уже сейчас, по крайней мере, для индивида), а стремлением снять эту тревогу: «Правитель да будет правителем, подданный – подданным, отец – отцом, сын – сыном». В имперский период древности конфуцианство, особенно в сочинениях мыслителя IV–III вв. до н. э. Мэн-цзы, оставалось неофициальным учением.

Что же касается локальных архаических культов, соответствовавших социально-психологическим потребностям второй исторической фазы (первобытнообщинной) и третьей фазы (ранней древности), то они вступили в противоречие с интересами государственной власти в Китае очень рано (ещё в эпоху Чжань-го). Ко времени же династии Хань центральным для всей империи был культ безличного «Неба», а император выступал как «Сын Неба». Это, однако, не исключало различных второстепенных культов либо архаического или даоистского, либо буддистского происхождения.

В силу того значения, которое конфуцианцы придавали незыблемости устоев, переходящих от предков к потомкам, они признавали каноническими пять архаических книг, пришедших из ранней древности. Из них наиболее существенны «Шу цзин» («Книга преданий») и «Ши цзин» («Книга песен») – постепенно сильно отредактированный и очищенный от архаической мифологии сборник весьма древней поэзии. Нормативными для конфуцианцев были сочинения, приписываемые самому Конфуцию, а также некоторым из его позднейших последователей.

Параллельно конфуцианству развивалось даоское учение. Оба они влияли друг на друга. Для даосов канонической книгой была «Даодэцзин», восходящая, как полагают, к IV в. до н. э. или ранее. Она приписывалась самому древнему святому мудрецу – Лао-Цзы.

Следует различать философский и религиозно-магический даоизм. Основание философии даоизма приписывается полумифическому Лао-Цзы, но она развивалась и углублялась исторически засвидетельствованными деятелями – Чжуан-цзы (IV в. до н. э.) и Лю Днем (II в. до н. э., автор книги «Хуай-нань-цзы»). Центральным для философского даоизма является понятие дао – некоего абсолюта бытия. Задача человека – «неделание» (собственно, неделание ничего «неестественного» – естественная жизнь человека не нарушает дао), т. е. смирение, удовлетворенность жизнью [55] слабостью, отсутствие стремления к знанию, к карьере. Что же касается ритуалов, искусственного упорядочения общества, войны, налогов, официальной нравственности,– всё это отвергалось Лао-Цзы. У Чжуан-цзы к этому прибавляется понимание бытия как вечной перемены, но в то же время на самом деле «все – едино»; человек должен быть «товарищем природы» и «другом и жизни, и смерти». По «Хуай-нань-цзы», бытие подобно текущей воде: вначале было небытие, из пустоты возникло дао, но она же создала вещественный мир, мир создал материальные силы, соединились начала инь и ян – женское и мужское, или негативное и позитивное; эти начала прослеживаются в мироздании вообще. Даосская космогония, в частности учение об инь и ян, была в общем освоена и конфуцианством; очень сильным было влияние даоизма на китайские формы буддизма; в особенности даосизм повлиял на тот вариант буддизма, который обычно обозначается японским термином дзэн.

Параллельно философскому даоизму развивался и религиозно-магический даоизм. Восприняв остатки очень древних культов, он получил оформление во II в. до н. э. в деятельности Чжун Даолина, великого мага и целителя, основателя целой многовековой линии учителей. Исходя из того же принципа инь и ян, религиозно-магический даоизм в то же время был склонен приписывать специальным отдельным божествам едва ли не все явления мира. Главные цели даоса – достижение счастья, здоровья, многодетности и долгожительства. К VII в. н. э. развилась система магических действий, которые должны были принести каждому верующему эти блага и дать проявиться началам «сущности», «жизненной силы» и «духа». Эти действия включали воспринятые из буддизма управление дыханием, определённую диету, омовения, медитацию, сексуальные ограничения, физические упражнения, но также применение лекарственных средств и магических предметов, а впоследствии благоприятствовали созданию алхимии, включая попытки превратить ртуть в золото.

Коснемся теперь Японии, отстававшей в своем развитии.

Несмотря на свое островное положение, она, конечно, поддерживала через моря связь с Кореей и Китаем, и Китай оказал на нее существенное влияние. Но железное оружие было введено в Японии лишь с VI в. н. э.; только тогда здесь началось сложение общества четвертой фазы – имперской древности. Эта фаза не была здесь долговременной, потому что континент жил в то время уже в фазе средневековья, а японские власти копировали континентальные образцы [56].

В конце VI в. влиятельнейший магнатский клан Сога выдвинул нового регента страны – Сётоку Тайси (593–622).

Сога и сам Сётоку задались замыслом построить в Японии государственную систему по китайскому образцу, вернее, по образцу династии Суй, правившей в это время в Китае. В качестве официальной идеологии был принят буддизм, но с добавлением положений конфуцианской этики. Эта идеология, несмотря на свою официальность, ни тогда, ни позже не вытеснила более древних верований, которые лишь намного позже приобрели более определенную форму «синтоизма». В 603 г. были установлены при дворе иерархические чины по китайскому образцу. В 607 г. было послано официальное посольство к китайскому двору, а за ним последовали группы ученых и священнослужителей для обучения.

В результате борьбы между кланами Сага сходит со сцены, и господство захватывает глава другого клана – Камагари Фудзивара. При нем тэнно (императором) стал Котоку. Новые единомышленники провели в 646 г. так называемую «реформу Тайка», в результате которой тэнно был наделен обширной властью и обожествлен, частная собственность на землю и работников была заменена государственной, знать получила места в имперской администрации и наделы от императора. (Места давались не по экзаменам, как в Китае, а по влиятельности клана.) Армия набиралась путем призыва. По закону каждый третий мужчина в возрасте от 20 до 60 лет должен был служить в войске, а в мирное время – в рабочих отрядах. Эту реформу не удалось провести полностью, особенно в отдаленных районах. Уже к VIII в. начинают создаваться частные (магнатские) владения аристократии. Возникают богатые буддистские монастыри.

В 710 г. была основана первая постоянная имперская столица – Нара. Именно с этого времени Япония может считаться империей. Была создана имперская почтовая связь, впервые начала чеканиться монета. Развивается поэзия, и зарождается историография.

К началу IX в. при тэнно Камму столица из Нары была перенесена в Хэйан (ныне – Киото). Одновременно происходили бегство крестьян с государственной земли, коммендация ими себя знатным домам.

Период Нары, будучи кратковременным (всего около 100 лет), может быть определён как составляющий слаборазвитую, непоследовательную четвертую фазу имперской древности. На это указывают такие диагностические признаки, как железные оружие и орудия, централизация государства, обожествление монарха, введение официального вероучения (буддистского; однако отношения между властями и буддизмом, как видно, были довольно неопределенными).

Подытоживая, можно сказать, что для фазы поздней (имперской) древности характерно более или менее активное насаждение определённых культов, направленных на усиление империи и даже на обожествление монарха, что поддерживает действенность социально-психологической потребности «быть как все». Мифологическая идеология прошлого не полностью вытесняется, а приспосабливается к имперским условиям, но повсюду продолжает существовать (менее всего в Китае). Одновременно нельзя не отметить, что крестьяне и ремесленники остаются свободными (хотя и облагаются налогами) и поставляют воинский контингент. Именно это обстоятельство обусловливает сохранение архаических, общинных по своему происхождению культов. Но в то же время среди многих слоёв населения под влиянием побуждения к преодолению «несправедливости» (всё резче ощущаемой в период господства мощной центральной власти) возникают религиозно-этические учения. Эти учения готовят социально-психологический кризис общественного строя эпохи имперской древности. Подводя к новой исторической фазе, они ещё не сразу принимают догматическую форму [57].

Остановимся, наконец, на культурных и научных достижениях обеих фаз древности. О развитии технологии в фазе имперской древности мы уже говорили выше. Важнейшим культурным достижением эпохи всей древности было отделение научного, неэмоционального познания от познания мифологического. Это произошло впервые в полисном мире ещё ранней древности; здесь, как нигде, были созданы условия для свободы мышления. Впервые наблюдается отделение философии от религии – явление, характерное прежде всего для античного мира, создавшего философов, которые оказали очень существенное влияние на передовую мысль как в Европе, так и в Западной Азии. В VI–III вв. до н. э. это – Гераклит, Сократ, Платон, Аристотель, Эпикур, а в имперский период – Эпиктет, Сенека и даже император Марк Аврелий (все они занимались преимущественно нравственной философией); позже появляется учение неоплатоников, уже религиозно-философское. История как наука имеет свои истоки, прежде всего в работе грека Фукидида (V в. до н. э.). Китай имел своих замечательных историков: Сыма Цяня (II в. до н. э.) и Бань Гу, основателей также и китайской литературной прозы. Эта же историческая фаза создала китайских философов. Учение Конфуция (VI в. до н. э.) вначале имело философский характер; вероятно, философом можно считать полумифического Лао Цзы (дата неясна). Уже в V фазе выдающимся философом-материалистом, выпадавшим из общей китайской традиции, был Ван Чун (I в. до н. э. – I в. н. э.).

В Индии тоже можно назвать ряд выдающихся личностей, идеи которых далеко выходили за пределы мифологии. Но все же философия, стремившаяся к объективному познанию мира, здесь не отделилась от религиозного, мифологизированного, если не прямо мифологического мышления.

Начинает развиваться и собственно наука, как неэмоциональное познание явлений мира. В имперский период античности в числе первых надо назвать греков (результат существования полисного мира!): Теофраста (ботаника, IV– III вв. до н. э.), Эвклида (геометрия, III в. до н. э.), Архимеда (математика и механика, III в. до н. э.), Эратосфена (теоретическая география, III в. до н. э.), Аристарха Самосского (астрономия, III в. до н. э.), Гиппарха (астрономия, II в. до н. э.), Герона (создатель автоматов, I в. н. э.), Птолемея (астрономия; он же основатель научной хронологии, II в. н. э.). Несмотря на то, что деятельность этих учёных падает уже на имперский (эллинистический и римский) период, они все были представителями именно полисной идеологии. Труды Эвклида и Архимеда оказывали серьёзнейшее воздействие на европейскую науку вплоть до XIX в. н. э. В Индии можно назвать гениального грамматиста Панини, в Китае между периодами Чжоу и Хань были широко развиты и имели важные достижения геометрия, астрономия, математика, медицина (к сожалению, мы мало знаем о первых китайских учёных) [58].

Надо отметить, что научные открытия времени имперской древности, как бы они ни были значительны, не находили практического применения. Технология, в том числе военная, в эпоху имперской древности хотя и совершенствовалась (осадная техника ассирийцев, улучшенные «скифские» стрелы и луки, введение конницы; из мирной технологии – изобретение шелка в Китае), но совершенствовалась в общем несущественно. Основной фонд орудий труда был заимствован из ранней древности (с заменой бронзы на железо) и лишь отчасти усовершенствован; научные открытия не использовались, наука не стала производительной силой.

Из искусств древности наиболее значительны изобразительные, а также поэзия и драматургия (в Греции, Риме и Индии). Проза (главным образом историческая) появляется поздно – в Иудее в VII–VI вв., в Греции в VI–V вв., в Китае в III–II вв. до н. э. Римские поэты – Вергилий, Гораций, Овидий, Катулл – не потеряли и ныне своей силы воздействия, но это особая область духовной жизни, которую придется оставить в стороне.

Исключительно важное значение для будущей истории человечества имело создание этических учений, либо не сразу ставших религиозными (буддизм, конфуцианство), либо религиозных с самого начала (поздний зороастризм, иудаизм, христианство). Именно они подготовили социально-психологический переворот, послуживший тем механизмом, который, в конечном счёте, привел к концу имперский период древности [59].

 

Пятая фаза (средневековье)

 

Вся современная историческая терминология и классификация базируется на опыте одной лишь Европы; азиатские общества относятся к «формациям» совершенно механически, и всякая эксплуатация в этих обществах огульно обозначается как «феодальная», хотя ни к каким феодалам она, как правило, не имеет отношения.

Между тем на самом деле Европа имела на изучаемом отрезке исторического процесса как раз своеобразное развитие, азиатские же пути развития были типичными. Своеобразие развития Европы было обусловлено, с одной стороны, её идейными традициями, восходившими к имперской древности, которая на этом континенте, на всём своем протяжении не расставалась с полисными структурами и пережитками полисной экономики и идеологии, с другой – конкретно-исторической обстановкой, в которой происходил здесь кризис имперской древности. Эта обстановка определялась, во-первых, захватом германскими и славянскими чифдомами, обладавшими в то время большой подвижностью, значительных территорий, которые сами уже миновали и чифдомы, и раннюю, и имперскую древность; во-вторых, губительными набегами кочевых орд.

Но прежде чем перейти к причинам, предпосылкам и особенностям развития очередной, пятой фазы исторического процесса, как он протекал у земледельческо-индустриальных народов, целесообразно остановиться (вкратце) на той своеобразной разновидности человеческого общества, которую образовывали кочевники [60].

Разделение труда между земледельцами и ремесленниками, с одной стороны, и скотоводами – с другой, восходит ещё ко второй (первобытнообщинной) фазе. Однако вплоть до приручения верблюда и лошади степняки-скотоводы могли кочевать лишь вблизи от воды. И в то же время, например, в оседлой Месопотамии успешно применялось стойловое содержание скота с сезонным выгоном его в болотные тростниковые заросли,, а в горных областях – отгонное скотоводство. У чисто же скотоводческих обществ, образовавшихся на равнинах, в фазах общинной первобытности и ранней (общинной) древности ещё ощущалась зависимость от оседлого ремесла, что приводило к развитию обмена, но в то же время к периодическим вторжениям скотоводов на оседлые земли. Эти скотоводы не отходили от воды более чем на два-три дневных перехода, не полностью отрываясь от земледелия, и довольно легко возвращались к нему в благоприятных для этого обстоятельствах. Примером могут служить ближневосточные арамеи и другие семитские племена, описанные в «Книге Бытия» в Библии.

Верблюд-дромадёр был одомашнен в Аравии и прилежащих областях Ближнего Востока около 1000 г. до н. э.; кони были очень рано известны в Европе, но общества, целиком ориентированные на конницу (не на, колесницы, которые были технически громоздким и малоэффективным видом оружия), возникают на степных пространствах Евразии тоже с начала I тысячелетия до н. э.

Обществом, переходным к собственно кочевому, можно считать на востоке Европы скифов начиная с VIII в. до н. э. Сюда я включаю и киммерийцев, а также массагетов, саков, савроматов и других ираноязычных кочевников от причерноморских степей до Алтая, Памира и Копетдага. Они не были сплошь кочевниками, и их отдельные земледельческие племена кооперировались с собственно скотоводческими. Хотя скифы сделали важные военно-технические нововведения – создали знаменитые скифские стрелы с легким бронзовым наконечником и тактику конных наездов на вражескую пехоту,– влияние их на ход развития соседних оседлых обществ было пока ещё очень ограниченным.

Подлинные кочевники не только не занимались земледелием, но – что, может быть, не менее важно – не могли наладить и собственное ремесло. Скифские конные отряды, правда, включали специалистов-кузнецов, способных отливать бронзовые наконечники стрел (из награбленного металла) в переносных формочках, но развитого кузнечного, гончарного и ряда других ремесел скифы не имели и потому зависели от окружающего земледельческо-ремесленного населения. Земледельцы же обладали собственным скотом и лишь в ограниченной степени зависели от кочевых скотоводов (например, большая потребность в боевых конях стала ощущаться лишь с I тысячелетия до н. э., а в хозяйстве земледельцы довольствовались тягловыми волами, а также ослами). С наступлением железного века кочевники стали остро нуждаться в кузнечном деле и в различных изделиях оседлого ремесла. Им всё более недоставало оседлых соседей, и, будучи не способны давать достаточно товаров в обмен, они фактически начали паразитировать на оседлой популяции. Периодические завоевания земледельческих регионов степняками задерживали нормальное развитие [61].

Положение достигло кризисной точки, когда разрыв между уровнем жизни численно возраставших кочевников и уровнем жизни оседлых стал очень значительным, а своего оружейного производства (тем более производства предметов роскоши) кочевники наладить по-прежнему не могли. Цивилизованные регионы перешли к товарно-денежному хозяйству и в натуральном обмене с кочевниками нуждались все меньше. В оседлых производствах на кочевых территориях происходил регресс.

Кочевники стали переходить в наступление. Если до сих пор их общество можно было числить как первобытнообщинное, то теперь они мощно вторгаются в жизнь обществ, находящихся в разных исторических фазах, в том числе и в фазе имперской древности, самой богатой материальными средствами. Такие вторжения с созданием кочевых «империй» известны и в Африке (фулани в Западной Африке), но наиболее могущественными – и наиболее разрушительными – «империями» кочевников были те, которые не просто опирались на боевую конницу, но где всё поголовно мужское население было конным войском, вооруженным луками. Культура железного века, высочайшая техника стрельбы и массовое использование конницы – это признаки, которые, казалось бы, указывают на принадлежность кочевых «империй» либо к фазе имперской древности, либо к следующей за ней фазе исторического процесса. Однако вернее считать, что кочевники шли совершенно особым путем развития в рамках всемирно-исторического господства и той и другой фазы.

В дальнейшем влияние кочевников на развитие этих фаз в истории человечества – в основном вызванные ими местные регрессии в плавном ходе процесса – будет нами рассмотрено в соответствующих главах.

Однако отметим, прежде всего, что – в противоположность мнению М. Гимбутас и других авторитетов XIX и XX вв., но в общем согласии с археологическими и демографическими наблюдениями К. Ренфрю и М. Мэллори – древние индоевропейцы V–III тысячелетий до н. э. (т. е. жившие задолго до эпохи железа, хотя знакомые уже с конными колесницами) никогда не были кочевниками. Их продвижение по земле Евразии было не военным нашествием, а медленным растеканием, вызванным снижением детской смертности и соответственно ростом народонаселения. Причина заключалась в переходе популяции, говорившей на индоевропейском праязыке, к молочно-мясной диете при развитом земледелии (культуры ячменя, пшеницы, винограда, овощей). Окружавшее население, находившееся в фазе ранней первобытности и поэтому далеко не столь многочисленное, перенимало земледельческую культуру индоевропейцев и вместе с тем вливалось в их состав; дальнейшее продвижение совершалось уже не первоначальными индоевропейцами, а племенами, индоевропеизированными по языку и усвоившими их более высокую культуру первобытнообщинного характера [62].

Что касается кочевых вторжений на оседлые территории, то они были разного типа. Наиболее раннее из них, скифско-сакское, оказало мало влияния на ход всемирно-исторического процесса.

Гуннское нашествие III–V вв. н. э. (включавшее и сдвинутых гуннами с места ираноязычных, скифских по происхождению аланов) пронеслось как разрушительный вихрь по первобытнообщинной территории и странам древней имперской цивилизации. Но численность гуннских воинов была мала по сравнению с численностью всего местного населения, и, захлебнувшись, их нашествие не оставило следов ни в языках, ни в антропологическом типе, ни в культуре затронутых им стран.

Монгольское нашествие (XIII в. н. э., когда имперская древность была уже позади) было более грозным. Следует учитывать, что и монголы были взращены на молочно-мясном питании и поэтому испытывали довольно большой рост населения; но в отличие от носителей индоевропейских диалектов они были кочевниками, и рост их численности привёл не к медленному растеканию, а к мощным конным набегам и к значительному увеличению давления монголов на более развитые народы соседних территорий. Из всех кочевников именно монголы и их преемники (тюркоязычные и тунгузо-язычные) воздействовали на покорённые народы наиболее длительно (XIII–XVII вв.) и, как правило, сильно тормозили развитие оседлых областей. Однако монгольские властители («императоры») не обязательно полностью ломали существовавшие государственные структуры, а использовали их в своих интересах. Начало монгольским захватам положил хан Чингиз (Темучин).

Весьма важно, что влияние монгольского завоевания было неодинаковым в разных регионах. Из Руси после первых вторжений монголы ушли, и власть их ограничивалась тем, что князья должны были ездить на поклон к их ханам и получать там ярлык на княжение, а также уплачивать ханам большую или меньшую, но всё же не вовсе разорительную дань; правда, регулярность поступления её поддерживалась время от времени опустошительными набегами на Русь. Иным, более катастрофическим, было монгольское завоевание для богатых царств и городов Средней Азии. С одной стороны, монголы сажали здесь своих собственных правителей, поэтому резня и грабеж были организованнее, а с другой – здесь складывались более сложные отношения ещё и с иной силой, тоже кочевой по происхождению,– тюрками, что кончилось слиянием тюрков и монголов, а в ряде случаев и коренного оседлого населения. Иным было и монгольское завоевание Китая. Здесь хан Кублай, внук Чингиз-хана, основал империю в собственном смысле слова. При этом монголы образовывали лишь верхушку господствующего класса китайского общества, которое продолжало развиваться по-прежнему и без особенно сильной задержки [63].

К монгольской кочевой «империи» в целом, и в особенности к разрушительному завоеванию стран ислама, мы ещё вернемся.

С отливом избыточного населения в завоёванные области Монголия превратилась в более стабильное кочевое общество.

Наконец, тюркское движение из Центральной Азии носило характер чего-то среднего между растеканием носителей индоевропейских языков и монгольским нашествием. Древнейшие тюрки местами сочетали отгонное или даже кочевое скотоводство с земледелием. С VI в. н. э. в течение многих столетий они продвигались отдельными племенами или группами племен и на восток, и главным образом на запад, захватывая сравнительно небольшие государства, где они сажали свои династии и вводили свои дружины, сначала грабя местное население, а потом легко ассимилируясь с ним.

Поскольку все тюркские диалекты были близки друг другу, тюркский превратился в своего рода lingva franca для всей Центральной и Средней Азии, части Поволжья, восточного Закавказья, а затем и Малой Азии. Постепенно тюркские говоры вытеснили более древние языки сохранившегося местного населения (хорезмский, согдийский, греческий, агванский и т. д.). Отюречению подверглись и среднеазиатские группы монголов, когда они там появились. Таким образом, тюркские языки были донесены до берегов Черного моря, но следы антропологического типа первоначальных тюрок (монголоидные) наблюдаются тем слабее, чем западнее живет тот или иной тюркоязычный народ, и в Турции эти следы сходят на нет.

Оставив теперь в стороне кочевников, обратимся к основным чертам той фазы исторического процесса, которая последовала во всемирно-историческом масштабе за четвертой фазой (имперской древностью).

В принципе все историки согласны, что здесь начинается средневековье (так, по традиции, считают на Западе), или феодализм (как считается у нас в соответствии с марксистской теорией. По ней феодализм – предпоследняя антагонистическая формация, предшествующая капитализму).

Первым диагностическим признаком пятой, средневековой фазы исторического процесса является превращение этических норм в догматические и прозелитические (а также из оппозиционных в господствующие), причем строжайшее исполнение догм обеспечивается государством и организованной межгосударственной и надгосударственной церковью, а нормативная этика теперь толкуется в смысле освящения общественного устройства, господствовавшего в тогдашнем мире (а по существу в некоем огромном суперсоциуме) [64].

Эпоха терпимости полностью уходит в прошлое, в ряде обществ принадлежность к оппозиционным учениям карается смертью. Догматические религии были основаны преимущественно на социальном побуждении «быть как все» и на жёстком подавлении социального побуждения «новизны».

Значительного совершенствования в технологии оружия не происходит, но зато само оружие становится достоянием одного только господствующего класса, так что можно сказать, что все же происходит коренное изменение в военном деле.

Ещё одним диагностическим признаком является, как уже упоминалось, эксплуатация главным образом (или даже исключительно) крестьянства, т. е. той самой части общества, которая в третьей и четвертой фазах поставляла массу лично-свободных воинов, подчинявшихся только воинской дисциплине. Война теперь становится занятием и привилегией господствующего класса.

Отметим здесь, чтобы уже не возвращаться к этому вопросу, что средневековые войны трудно объяснить социально-экономическими причинами. Почти все они (как и многие из более ранних и более поздних войн) объясняются весьма просто с социально-психологической точки зрения – как результат присущего человеку побуждения к агрессии. Завоевать и покорить соседа было и престижно и удовлетворяло социальный импульс агрессивности, который в Риме отчасти погашался гладиаторскими боями, а в конце седьмой и в восьмой фазе станет удовлетворяться футбольными и хоккейными матчами и вообще профессиональным спортом, а также бесчинствами подростковых хулиганских банд – настоящего бедствия больших городов, как на Западе, так и на Востоке. В средние века мощной побудительной силой становится эмоциональное восприятие воинской славы – как личной, так и государственной. Стремление к славе, без сомнения, побуждало и полководцев древности, но именно в средние века слава институциализируется, становясь мерилом оценки человеческого достоинства всех принадлежащих к высшему сословию [65].








Дата добавления: 2015-01-26; просмотров: 878;


Поиск по сайту:

При помощи поиска вы сможете найти нужную вам информацию.

Поделитесь с друзьями:

Если вам перенёс пользу информационный материал, или помог в учебе – поделитесь этим сайтом с друзьями и знакомыми.
helpiks.org - Хелпикс.Орг - 2014-2024 год. Материал сайта представляется для ознакомительного и учебного использования. | Поддержка
Генерация страницы за: 0.018 сек.