СОЦИОЛОГИЯ И ЯЗЫКОЗНАНИЕ 4 страница

Достоинством теории актуального членения предложения являет­ся то, что здесь нет логико-психологической интерпретации предло­жения, вместо которой вводится собственно языковой аспект, исходя­щий непосредственно из коммуникативной функции предложения как единицы сообщения.

Другой особенностью грамматических работ пражских лингвис-i тов является использование в исследованиях по грамматике методов, /разработанных в фонологии. Речь идёТ не о приложении фонологи-I ческИХ приемов к исследованию грамматики, а о признании изучения .; ЗШ1чения_основой грамматических исследований, подобно тому как ' оаюпным^,'"пбнятйём фонологии является смыслоразличительная функ­ция фонемы.

В. Скаличка в работе «О грамматике венгерского языка» (1935) пытается исследовать явления, грамматики, используя достижения фо-

нологии. _В_цент£е его грамматической теории — поиски минимальной единицы, составляющей основу "грамматической сис"тёмыГ"'Ска7пТч'ка считает недоказанным,"будто в" "языке действительно существует про­тивопоставление формы и значения. Раз это так, то надлежит искать не морфологический, а грамматический элемент, и для грамматики мор­фема не может считаться неделимым целым. Например, в словёЪ'ечки морфема -и является показателем не только множественного числа, но и винительного падежа. У английских слов foot — feet, tooth — teeth явно две функции: а) функция семантемы — «нога», «зуб» и б) функция числа — единственное и множественное. Такому разделению в других примерах соответствуют две различные «морфемы»: hand | 0—«рука» и hand\s — «руки». «В связи с этим,— пишет Скаличка,— мы имеем пра­во сказать: в грамматике существуют мельчайшие неделимые единицы, которые можно назвать семами». Сема обычно выражается непре­рывным рядом фонем, т. е. морфемой. Сема — это одновременно и фор­мальный, и функциональный, другими словами грамматический, эле­мент.

Большинство языковедов считают, что сема является не основным элементом грамматического строя языка, а компонентом содержания морфемы, т. е. сближают ее не с фонемой, а с различительным призна­ком. Использование различительных признаков в грамматике харак­терно и для работы Р. Зк9§сона"'«ОчёрТ?' общего учения о падеже» (1936). Система падежей представлена здесь как совокупность трех различительных признаков, образующих общее значение падежа. Якоб-£0н выделяет следующие признаки падежей — 'общие семантические знаменатели:

1) направленность — ненаправленность дей­ствия; этот признак указывает направление на предмет (вини­тельный, дательный и местный падежи) или от предмета (отло­жительный падеж); отсутствием признака направленности ха­рактеризуются именительный, родительный и творительный па­дежи ;

2) объемность — необъемность действия; этот
признак указывает на то, что предмет, имя которого стоит в данном па­
деже, может принимать участие в действии в разном объеме (родитель­
ный и местный падежи);

3) периферийность — непериферийность дей­
ствия; признак периферийное™ указывает на то, что данному
предмету в определенном падеже в данном высказывании отводит­
ся побочная, второстепенная роль, в отличие от основных (непери­
ферийных) предметов в высказывании. Например, в высказывании
Я читал вечером книгу главный смысловой акцент падает на объект
действия, т. е. на словоформу книгу, которая тем самым является фор-
"мой основного, а не периферийного падежа. Наоборот, словоформа
вечером обозначает признак времени и не столь существенна для дан­
ного высказывания. Это видно из того, что данный признак мы можем
заменить другим без ущерба для общего смысла высказывания [Я чи­
тал вечером (дорогой, ребёнком) эту книгу; формы дорогой, вечером,
ребёнком даны в периферийном падеже]. К периферийным падежам от-

носятся дательный, местный и творительный; к непериферийным — именительный, винительный и творительный.

Признаки направленности, объемности и периферийности, вместе взятые, могут характеризовать до 2³=8 падежей (двойка означает ос­нование по 2 — наличие признака, обозначаемое знаком +, или его отсутствие, обозначаемое знаком—). Для падежей русского языка эти признаки распределяются следующим образом:

Примечай и е. Знак 0 означает, что данный признак не имеет отношения к ука­занному падежу.

Но реальные языковые факты показывают, что тот или иной разли­чительный признак не является общим семантическим знаменателем для всех конкретных употреблений данного падежа. Так, если мы возьмем сочетания швырять камнями и швырять камни, то в них зна­чение творительного падежа полностью совпадает со значением вини­тельного, а между тем в винительном падеже признак периферийности отсутствует.

Следует отметить, что среди представителей Пражской лингвисти­ческой школы нет единства по вопросу о возможности исследования фо­нологии и грамматики едиными методами. Некоторые фонологические понятия оказываются непродуктивными в области грамматики.

§5. ВОПРОСЫ ТИПОЛОГИИ ЯЗЫКОВ И ПРОБЛЕМА ЯЗЫКОВЫХ СОЮЗОВ

Деятельность представителей Пражской школы способствовала оживлению интереса к типологическому изучению языков. Первые типологические классификации языков были, по сути, морфологиче­скими, т. е. классификациямиГосновывающимися на морфологической структуре слова (достаточно вспомнить морфологические классифика-

'ции языков В. Гумбольдта и А. Шлейхера). Однако тогда классифици­ровали языки на основе нескольких морфологических критериев, за­частую выбранных субъективно. Поэтому эти классификации были ограничены и односторонни. Недостатки морфологической классифи­кации языков стали отчетливо видны в конце XIX в. Уже И. А. Бо-дуэн де Куртенэ считал ее неточной, поскольку она..не учитывала.-боль­шого количества языков и исходила из неверного предположения об

JHcTOpHtfecKoii последовательности перехода низшего морфологического типа в высший, каковым будто бы является флексия. Он предло­жил старую морфологическую классификацию языков заменить

их типологическим изучением, т. е. выяснением сходств и различии 'между"родственными и неродственными языками. Языковедческие ис­следования в этом направлении успешно вели Бодуэн де Куртенэ и В. А. Богородицкий, которые указывали на связь типологического изучения со сравнительно-историческим методом.

Пражские лингвисты заимствовали и развили идеи типологиче­ского изучения языков именно в том плане, в каком они уже разраба­тывались в русском языкознании. В «Тезисах Пражского лингвисти­ческого кружка» отмечается необходимость исследования разнород­ных языковых систем при изучении эволюции языков: «Ценный мате­риал для такого рода сравнения мы находим не только в неродственных или отдаленно родственных языках, различных по своей структуре, но и в языках одной семьи, например, в славянских, обнаруживающих в ходе своей эволюции наряду с многочисленными и существенными соот­ветствиями также и резкие различия».

В. Матезиус, В. Скаличка и другие языковеды считают, что систем­ный анализ любого языка должен проводиться на строго синхронной основе и с. помощью типологического (по их ранней терминологии — аналитического) сравнения, т. е. посредством сравнения языков-раз­личного типа без учета их родственных связей. Разработка фонологи­ческих проблем создала, по их мнению, прочную теоретическую базу для типологических исследований. Подобно тому как в комбинации фонем можно выявить определенные фонологические типы, нечто по­добное характерно и для грамматики. Вот эти фонологические и грам­матические типы родственных и неродственных языков и^ изучаются путем сравнения для выявления общих закономерностей развития языков.

Работы пражских языковедов, показавших, что иногда группы са-седних языков обнаруживают сходные черты, даже если они принадле­жат к генетически разным языковым семьям, привели К-Врзникнрв£нию понятия языкового союза, противопоставленного понятию языковой семьи. В русском языкознании проблема языковых союзов также впер­вые была поставлена Бодуэном де Куртенэ.

Языковым.с ожа-оим называют группу географически смеж­ных неродственных (или, во всяком случае, не близкородственных) языков, обладающих существенными сходными чертами в синтакси­ческой, морфологической или фонологической структурах. Класси­ческим примером языкового союза является балканский языковой союз, включающий в себя греческий, албанский, болгарский и ру­мынский языки. Эти индоевропейские языки принадлежат к разным семьям и находятся- в отдаленном родстве; но вместе едем они обла­дают некоторыми общими морфологическими чертами — постпозицией определенного артикля (болг. човекъ-т — «человек», румын, lupu-l — «волк», алб. vesh-i — «ухо»), совпадением форм дательного и родитель­ного падежей (в албанском и греческом), образованием форм буду­щего времени при помощи вспомогательного глагола, восходящего к глаголу со значением «хотеть», и т. д.

От языковых союзов следует отличать я з ы к о_в у ю се м ь ю, характеризующуюся прежде всего общим фондом^^аммогйчёских

морфем и обиходных. СЛОВ.. Однако критериев, объективно показываю­щий," какие именно словарные..или грамматические элементы позво­ляют отнести язык кГданной семье, в частности к индоевропейской, очень мало. Поэтому Н. С. Трубецкой в статье «Мысли об индоевро­пейской проблеме» (1937) для доказательства принадлежности данного языка к индоевропейской семье, кроме неопределенного числа мате­риальных совпадений, выделяет шесть типологических признаков, общих всем индоевропейским языкам:

1) отсутствие гармонии гласных (напомним, что под гармонией гласных (сингармонизмом) понимается прогрессивная ассимиляция гласных, наблюдаемая в уральских, алтайских, тюркских языках (киргиз, кёл — «озеро», кёлдёр — «озёра», кол — «рука», колдор ■— «руки»). Для индоевропейских языков сингармонизм не характе­рен; ~..

2) число согласных, допускаемых в начале слова, не менее числа согласных, допускаемых внутри слова; в этом отношении индоевро­пейские языки сильно отличаются от большинства угро-финских и алтайских языков, где обычно в начале слова не допускается скопление согласных (рус. крест, финск. risti — «крест»);

3),слово не обязательно должно начинаться с корня; индоевропей­ских языков без префиксов не существует, а в уральских и алтайских языках префиксы не используются;

4) образование форм осуществляется не только при помощи аф­
фиксов, но и при помощи чередования гласных внутри основы. В ка­
честве примера можно взять формы: рус." ходить, под-ходить, хажи-
еать; нем. brechen — «ломать», brack — «сломал»; англ. to write —
«писать», wrote—«писал». Еще шире внутренняя флексия исполь­
зуется в семито-хамитских языках, но она не характерна'для ураль­
ских и алтайских языков;

5) наряду с чередованием гласных известную роль при образовании
грамматических форм играет и внешне не обусловленное чередование
согласных (ехать, но еду; бежать, но бегу). Нет ни одного индоевро­
пейского языка, которому грамматическое чередование согласных
было бы совсем чуждо, но его нет в семито-хамитских и северокавказ­
ских языках;

6) подлежащее непереходного глагола трактуется совершенно
так же, как подлежащее глагола переходного. В кавказских языках,
например, есть так называемая ерШШШЩШтШi[>УНИЩя; в которой
подлежащее переходного глагола имеет не ту же форму, что под­
лежащее непереходного глагола [аварск. вац еекерула — «мальчик
бегает» (непереходн. глагол), но воцас (эргативный падеж) тил босула —
«мальчик берет палку»].

Трубецкой полагал, что любой язык, обладающий этими шестью признаками, является индоевропейским. Однако следует сказать, что его концепция не получила поддержки со стороны современных компаративистов. Так, один из виднейших компаративистов XX в. французский языковед Э. Бенвенист отмечает, что все указанные признаки встречаются и в языке американского индейского племени такелмз, который является неиндоевропейским. Однако ученые вы-

ступают против излишней категоричности некоторых утверждений Трубецкого, а не против существа его идей, которые заключаются в соединении типологических критериев со сравнительно-историческим методом.

§6. КОПЕНГАГЕНСКАЯ ШКОЛА СТРУКТУРАЛИЗМА (ГЛОССЕМАТИКА)

У истоков Копенгагенской школы структурализма стоят В. Брёндаль (1887—1942), X. Ульдалль (1907—1957) и Л. Ельмслев (1899—1965), заложившие основы новой лингвистической теории, известной под названием «глоссематика» (от греч. уЫааа — «язык»). Число сторон­ников этого направления сравнительно невелико; кроме того, между ними существуют известные теоретические расхождения. Поэтому в настоящее время нельзя говорить о глоссематике как о теории, окончательно оформившейся.

Ряд работ, излагающих основные положения глоссематики, был опубликован в журнале «Acta Linguistica», который начал выходить с 1939 г. Из них прежде"" всего следует отметить «Структуральную лингвистику» (1939) Брёндаля; «Основы глоссематики» (1957) Уль-далля; «Язык и речь» (1942), «Пролегомены к теории языка» (1943), «Метод структурного анализа в лингвистике» (1950—1951) Ельмс-лева. Ельмслеву принадлежит также значительное количество ста­тей, посвященных изложению теории глоссематики.

В статье «Метод структурного анализа в лингвистике» Ельмслев Указывает, на теоретические источники глоссематики — ^чение Ф. де » /Соссюраи логистическую теорию языка; вышедшую из математических рассуждении Л. Уайтхёда" и"'Б; РйсСёла, а также положения-венскси логической школы, и особенно идеи Р. Карнапа, изложенные в"его plFoTTfaT по синтаксисуи семантике. Ельмслев отмечает, что де Соссюр был первым, кто потребовал структурного подхода к языку, -т. е. научного описания языка путем регистрации соотношений между едп-ницами^независимо от о"с^ёТнТюсТёй7'присущих этим единицам. Эти взгляды де Соссюра, по мнению Ельмслева, вызвали настоящую революцию в традиционном языковедении.

Совершенно новое в концепции де Соссюра есть его пони­мание языка как чистой совокупности отношений, как формы, свободной от той материальной реализации (фонетической, семанти­ческой и т. д.), в которой эта форма выступает. Заключительное по­ложение «Курса общей лингвистики» де Соссюра: «Единственным и истинным объектом лингвистики является язык, рассматриваемый в самом себе и для себя»—стало основой глоссематической теории ¹.

¹ Ельмслев отмечает: «Профессор Шарль Валли, наследник де Соссюра на ка­федре лингвистики Женевского университета, за несколько месяцев до своей смерти в письме ко мне писал: «Вы следуете идеалу, сформулированному Ф. де Соссюром в заключительно:"! фразе его «Курса общей лингвистики». Следует, действительно, удив­ляться, что это не было сделано раньше» (пит. по кн.: 3 в е г и и ц е в В. А. История .языкознания XIX—XX веков в очерках и извлечениях, ч. 2, с. 107).

&

Однако было бы неверным отождествлять взгляды де Соссюра и Ельмслева. Теория де Соссюра неоднородна и отражает внутреннюю борьбу ее создателя с традиционными взглядами. Поэтому в книге де Соссюра можно найти некоторую несогласованность между от­дельными утверждениями. Последовательно структуралистского под­хода к языку в собственном"смысле этого слова, т. е. изучения чистой формы, у дё Соссюра, как подчеркивает Ельмслев, нет и в помине. Выполнение этой задачи Ельмслев берет на себя. Чтобы провести принципиальную грань между традиционным языкознанием и чисто структурным методом исследования языка, Ельмслев предлагает для нового метода особое название — глоссематика.

Философской основой глоссематической теории является пози­тивизм,, который последовательно отрицает реальное существо^ятте Шгметов материальной действительности, объявляя эти предметы ками пересечения их взаимных зависимостей — функций. «По-шрование объектов как чего-то отличного от терминов отношений является излишней аксиомой и, следовательно, метафизической гипо­тезой, от которой лингвистике предстоит освободиться»¹,— указывает Ельмслев. Влияние философии позитивизма на глоссематику про­является еще в том, что глоссематики совершенно не учитывают, лрак-„ тику, в .которой осуществляется единство материального бытия и сознания [«лингвистическая теория не может быть проверена (под­тверждена или оценена) существующими текстами и языками»].

Наконец, метод логического позитивизма базируется на конвен­ционализме, исходящем из ащсто условных предпосылок, никак не связанных с действительностью. «...Лингвистическая теория,— читаем у Ельмслева,— единовластно определяет свой объект при помощи произвольного и пригодного выбора (strategy) предпосылок. Теория представляет собой исчисление, состоящее из наименьшего числа наиболее общих предпосылок, из которых ни одна предпосылка, принадлежащая теории, не обладает аксиоматической природой». Современный неопозитивизм обнаруживает непосредственные связи с махизмом — субъективно-идеалистическим направлением в фило-со"ф~ии конца XIX — начала XX в. В отличие от Маха, современные неопозитивисты основывают свои построения на предпосылках, со­гласно которым единственным реальным объекшм__философии при­знается язык, а ее задачей — объяснение языка науки. Проблему «юТтгонтен"ия наших понятий с объективной действительностью нео­позитивисты объявляют псевдопроблемой, так как, согласно их кон­цепции, все предметы познания не существуют в действительности, а создаются нашим мышлением. Процесс же конструирования понятий йоггределяется языком. Содержание любой науки неопозитивисты видят в анализе синтаксиса ее языка. Резкая критика позитивистских доктрин, данная Б. ~И. Лениным в работе «Материализм и эмпирио­критицизм», сохраняет свою силу и в применении к философским ос­новам современного неопозитивизма.

Что касается математической логики, то сторонников глоссема­тики привлек в ней точный метод анализа, опирающийся на мате­матику. В статье «Структуральная лингвистика» Брёндаль пишет:' «Изучение структуры сочетаний, которое, несомненно, сможет и должно будет черпать вдохновение у соответствующей математической теории, будет здесь решающим»¹. Обращение к математике объясняется также тем, что в результате развития математической теории возникло/ понимание математики как системы знаков, конструируемой jbcqot/ Еетствии с определенными формальными дравидами- Эта система знаков обозначается термином «язык» в самом широком смысле этого слова, включая и логические исчисления, и языки различных областей науки, и естественные языки. Широкое заимствование понятий мате­матической логики (понятия функции как зависимости одной вели­чины от другой, понятия константы и переменной, языка-объекта и метаязыка и пр.) привело к тому, что глоссематики свою теорию называют иногда .имманентной (внутренне присущей, свой­ственной) алгеброй языка, оперирующей безыменными сущ­ностями, т. е. произвольно названными сущностями без естественного обозначения. «Эта алгебра,— пишет в «Основах глоссематики» Уль-далль,— была задумана как способ описания (гуманитарного) мате­риала в виде целостной структуры, состоящей из неколичественных функций, структуры законченной и не нуждающейся в привнесении определений, заимствованных из других наук»².

Не чужды были глоссематикам и идеи крупнейшего представителя объективного идеализма Э. Гуссерля, который еще в начале XX в. подчеркивал, что для построения чистой логики .необходим анализ языка, ибо только при помощи такого анализа может быть выявлен подлинный объект логического исследования. В этом объекте над­лежит выяснить факторы, стойко действующие на протяжении исто­рии. Вот к выяснению этого постоянного, устойчивого, тождественного, важного для любой науки, в том числе и языкознания, и призывают глоссематики. (Вспомним, что из поисков постоянного исходит и фи­лософская грамматика Пор-Рояля.)

Постоянные, устойчивые, тождественные..фа^торы^.сущесттвуют вне времени и пространства. И если применительно к языку де Соссюр различал синхронию и диахронию, т. е. рассмотрение языка в совре­менном его состоянии и в историческом развитии, то Брёндаль идет дальше: «...Нельзя ли предположить наряду с синхронией и диахро­нией панхронию или а х р о н и ю, т. е. факторьг^обще^ело-веческие, стойко_ действующие на протяжении истории и дающие о себе знать в строе любого языка». Этот ввеисторичёскйй "подход к изучению языка, на чем настаивала феноменология Гуссерля, яв­ляется крайним выражением .антиисторизма.

Идеалистическая философия неопозитивизма в сочетании с фено­менологическими теориями Гуссерля, призывавшего искать в объектах

¹ Цитаты из работы Ельмслева «Пролегомены к теории языка» приводятся по кн.: Новое в лингвистике, вып. 1. М., 1960.

¹ Цит. по кн.: Звегинцев В. А. История языкознания XIX—XX веков
в очерках и извлечениях, ч. 2.

² Цитаты из работы Ульдалля приводятся по кн.: Новое в лингвистике, вып. 1.

науки нечто цосх9яшш£^№13жнаое, находящееся, вне времени и
гщйсхрацства, символическая логика, рассматривающая язык как
свдлшу зависимостей (функций) между членами, явились тем "фун­
даментом, на котором выросла лингвистическая теория Ельмслева,
наиболее яркого представителя глоссематики.

§ 7. ЭМПИРИЧЕСКИЙ ПРИНЦИП ЛИНГВИСТИЧЕСКОЙ ТЕОРИИ ' У ГЛОССЕМАТИКОВ

Общие критерии теории языка Л. Ельмслева изложены в разделах 1—9 его «Пролегоменов к теории языка». Ельмслев начинает изло­жение своей теории с упрека в адрес традиционной лингвистики, не­достатки которой он видит в том, что она занималась, „не .„столько познанием природы^языка, сколько позцан!ТеТГисторйческих,.и.,.доисто-ричёских социальных условий и контактов между народами. Тради-

ционная лингвистика, по ещ. мнению, была..... тг^ансщщшшял-в том

смысле, что сосредоточивала внимание на явлениях^_ндхядящихся за пределами языка. Подлинно же научное языкознание имманентно, т. е. занимается изучением внутренне присущих языку свойств. Ельмслев и исходит из того, что лингвистическая теория должна искать постоянное, не связанное с какой-либо внеязыковой «реальностью», то постоянное, что делает язык языком. Цель лингви­стической деятельности он видит в том, чтобы подтвердить на благо­приятном объекте (языке), тезис; существует^ система, лежащая в ос­нове процесса, т. е. постоянное^лежащее^в основе изменений. » , Способность лингвистической теории описать нечто постоянное Шльмслев,,ц.ааЬ1.вает э м п и р и ч е с к им принципе м, который у сводится к тому, что ■: описание должно быть ^свободным от противо­речий (самоудовлетворяющим), исчерпывающим и предельно простым. [ Требование непротиворечивости предшествует требованию исчерпы-\ вающего описания. Требование исчерпывающего описания предшест-\ вует требованию простоты».

Требование непротиворечивости проверяется в самой теории, так как в математике нет противоречивых теорем.

Требование истердышщщего описания (требование полноты) X. Уль-далль разъясняет следующим образом: «Описание конкретного пред­мета является полным, если оно проводится до тех пор, пока (в пре­делах применяемого метода) не обнаруживается никакого остатка, т. е. пока весь предмет не сведен к структуре рассматриваемого типа». Под^^1по_м_^глоссематики понимают некое общее понятие (одну в^южн^^едшй^Здя.-яэЩпях; йщаев^-ддя..Ж£Х. отдельных про-яМёний одного„д._ШСО-Ж£-_цавления.

В отношении требования простоты следует отметить, что глоссе­матики понимают эпитет «простой» не в бытовом его употреблении, когда простота связывается с легкостью исполнения или понимания. «jQjj.KcaHH_e является простым,— разъясняет Ульдалль,—_если оно, оставаясь последовательныйГи полным, раскрывает предмет как нечто"

.состоящее из возможно меньшего числа единиц, представляюдшх "собой конечный "результат исследования». Однако в этом требовании гТрМтотьГ"уже заложено внутреннее противоречие: можно просто описать отдельный объект (например, любой язык), но это описание окажется непригодным для других объектов. Если же построить теорию, описывающую многие объекты, тогда аппарат описания ус­ложнится. «Построение аппарата описания, сопровождается, таким образом,— пишет Ульдалль,— борьбой двух противоречивых стрем­лений: 1) желанием сделать алгебру возможно более общей, приложи-мой к более широкому многообразию конкретных описаний, что озна­чает увеличение ее различительной силы и тем самым ее сложности, и 2) стремлением обеспечить наибольшую возможную простоту кон­кретных описаний».

Из простоты, продолжает далее Ульдалль, могут быть выведены
все'остальные научные идеалы: рбьективность^последоватедьыйть.
лшщота. Объективное описание проще, чем су№е!<тивное,. потому что
оно не предполагает личных склонностей или частного опыта, которые
входят в понятие субъективности; объективное описание использует
только-часть. человеческого опыта, которая доступна (или может быть
Доступна) всем. Последовательное описание проще, чем непоследова­
тельно^^ потому что противоречие предполагает наличие более, чем
одного множества исходных идей. Исчерпывающее же описание проще,
чем неполное»..потому «то-в любом...остатке., скрыто содержится воз­
можность противоречия.

Кроме эмпирического принципа Ульдалль выделяет еще ..п р и_н_-
ц и пс в_о_д_и_,м.р.сх^и. когда описание принимает форму постепен­
ного" разделения предметов на все меньшие и меньшие составные
части, являющиеся конечными результатами исследования, цр и, н-,
1Ш п э к о н о м и и, направлений на получение.простейшего воз-
■ можно го результата, и^ТГр'и н ц.и Л... о б о б Щ,е.н и я, когда опре-

деленное описание обобщается для того, чтобы его можно было при­менить к двум объектам.

Если традиционная лингвистика в образовании понятий шла от простого к сложному (от отдельных звуков —к фонемам, от инди­видуальных значений — к общим значениям и т. д.), т. е. была индуктивной, то глоссематическая теория, наоборот, идет от обще­го к частному, от.класса к его части, т. е.. является дедуктивнюй. Ельмслев и определяет метод своей лингвистической теории как э м п и р. и ч е с к.-Ц_и^и". д е д у к т и в н ы й. Теория "в ' г'лоссёмати-ке понимается как система формальных предпосылок и выводимых из них теорем, позволяющая установить общее исчисление всех воз­можных в языке сочетаний.

Сам Ельмслев считал свою теорию теорией метода исследования, цель которой «создать процедурный метод, с помощью которого можно понять данный текст, применяя непротиворечивое и исчерпывающее описание». Кроме того, эта теория «должна быть полезна для описания и предсказания любого возможного текста на любом языке». Уни­версальный характер, который Ельмслев пытается придать своей "теории, сводит на нет качественные особенности естественных

языков, и в силу этого теория Ельмслева вряд ли может быть исполь­зована как инструмент для изучения природы языка.

Какова же лингвистическая часть глоссематической теории?

§8. ПРОЦЕДУРА ЛИНГВИСТИЧЕСКОГО АНАЛИЗА (ПО Л. ЕЛЬМСЛЕВУ)

«...Лингвистическая теория,— пишет Л. Ельмслев,— предписывает анализ текста, который ведет нас к выявлению языковой форму, скрытой за непосредственно доступной чувственному восприятию «субстанцией», и к установлению скрытой за текстом системы языка». В этом положении внимание сразу привлекается к дели анализа — выявлению языковой формы и ее соотношения с субстанцией. Раз­личение формы и субстанции в объекте "лингвистики является наиболее оригинальной чертой лингвистической концепции Ельмслева и свя­зано с его пониманием языка как особой семиотической (знаковой) системы (от греч. oe^ietov — «знак», «признак»),

Ельмслев исходит из того, что в языке любая фраза может быть выражена многообразно, иметь различные манифестации. Например, Я еду домой может быть выражено графически с помощью букв, пе­редано по телеграфу при помощи азбуки Морзе, передано флажками, жестами (у глухонемых) и наколами на бумаге (в азбуке для незрячих). Можно сказать, что Я еду домой выражается (манифестируется) в самых различных субстанциях (графика, жесты, колебания воздуха, электрические импульсы и т. д.). Вместе с тем все эти разные субстанции являются проявлением чего-то одного, что Ельмслев называет формой, ^одма у него выступает как_нечто постоянное, как абстрактная сущность, а ее проявление в той или иной субстанции является переменным и случайным. В приведенном выше примере одна форма реализуется в разных субстанциях. Исходя из этого, Ельмслев считает возможным и другое положение: одна и та же субстанция оформляется по-разному. Например, физическая (фонетическая) суб­станция слова дом будет иметь в русском и английском языках разную форму как по графике (дом, house), так и по последовательности звуков ([дом], [haus]).