ОБЩЕЕ И СРАВНИТЕЛЬНО-ИСТОРИЧЕСКОЕ ЯЗЫКОЗНАНИЕ НАЧАЛА XIX ВЕКА 4 страница

Антиномия индивидуального и коллективного в языке.«...Язык не, является произвольным творением отдельного человека, а принад­лежит всегда целому народу», но «языки можно считать творением народов, и в то же время они остаются творением отдельных л и ц»³. Язык выражает мировоззрение отдельного человека; но че­ловек всегда зависит от народа, к которому он принадлежит. Чувство коллективизма, стремление к общению даны человеку вместе с чувст-гом своей индивидуальности. Язык как деятельность предполагает сдновремепно и говорящего и слушающего, он возникает из одновре­менной деятельности людей.

Антиномия языка и речилогически вытекает из предшествующей антиномии. «Язык, как масса всего произведенного живою речью, i е одно и то же, что самая речь эта в устах народа»*, т. е. язык как целое отличается от отдельных актов речевой деятельности.

Антиномия понимания и непонимания.Окончательную определен­ность слова получают только в речи отдельного лица. Но особенность, сбщения состоит, по Гумбольдту, в том, что говорящий и слушающий 1.оспринимают один и тот же предмет сразных сторон и вкладывают

¹ Гумбольдт В. О различии организмов человеческого языка..., с. 53—54.

² Т а м же, с. 60.

³ Т а м ж е, с. 34.

⁴ Г а м ж е, с. 53.

различное, индивидуальное содержание в одно и то же слово. Отсюда следует, что «никто не принимает слов совершенно в одном и том же смысле, и мелкие оттенки значений переливаются по всему пространству языка, как круги на воде при падении камня. Поэтому взаимное ра­зумение между разговаривающими в то же время есть и недоразумение, и согласие в мыслях и чувствах в то же время и разногласие»¹.

Таковы взгляды Гумбольдта на общие проблемы языка. Под влия­нием трансцендентального идеализма Шеллинга он пытается разре­шить антиномии не признанием диалектики языка, а обращением к мистической категории «тождества человеческой природы во всех людях».

§7. КРИТИКА УЧЕНИЯ В. ГУМБОЛЬДТА И. Г. ЧЕРНЫШЕВСКИМ

И А. А. ПОТЕБНЕЙ

Широкий круг проблем, разрабатывавшихся В. Гумбольдтом, противоречивость его высказываний, глубокое понимание механизма функционирования языка и упрощенное толкование соотношения языка и сознания, его попытки создать теорию языка — все это при­влекало к учению Гумбольдта внимание русских ученых: Н. Г. Чер­нышевского, А. А. Потебни, И. А. Бодуэна де Куртенэ и др.

Чернышевский в работе «О классификации людей по языку» под­робно разбирает предложенную В. Гумбольдтом морфологическую классификацию языков. Вскрыв порочность методологической основы построений Гумбольдта, основанных на «фантастических мудрство­ваниях» Канта, Фихте и Шеллинга, Чернышевский обратил внимание на возможность расистских выводов из отождествления языка и мыш­ления, на недопустимость утверждения зависимости умственной полноценности народа от строя языка. С сарказмом говорил он и об искусственно созданной «рассортировке языков и умственных способ­ностей народов по порядку восхождения от плохого к лучшему»². Псевдонаучные измышления о превосходстве индоевропейских наро­дов, говорящих на флективных языках, Чернышевский определял как «беспрепятственное шествие торжествующего мышления флекти­рующих ученых от произвольных предположений путем силлогизмов к желаемому выводу», как средневековую схоластику, «с которой и действительно имеет очень близкое родство немецкая трансценден­тальная философия».

Морфологическую классификацию Гумбольдта Чернышевский счи­тал антинаучной. «Не следует придавать чрезмерной важности эле­менту бестолковщины, вносимому флектированием в устройство немецкого, английского и французского языков,— писал он.— Не в том главное дело, каковы формы языка, а в том, каково умственное состояние народа, говорящего языком». Чернышевский выступал ]также против того, что язык ограничивает развитие мышления, абстра­гирующую способность мыслительной деятельности человека. Язык,

'ГуМбоЛЬДТ В О п->о

= Цит. по кн.: Чер-ныш^РеТсТ„„^РГН^ШЗГ^ОВп^{ЧеЛОВеЧеского} ™-. с. 62.

"" "• ¹- Поли. собр. соч., т. 10.

G1

по его мнению, спссобен выразить любую мысль, и любая мысль может быть выражена языком. И поэтому, «кто не хочет изобретать или пов­торять вздора о характере языков, должен ограничивать свои сужде­ния об их достоинствах или недостатках высказыванием справедливой мысли, что гибок, богат и при всех своих несовершенствах прекрасен язык каждого народа, умственная жизнь которого достигла высокого развития».

Но вместе с тем Чернышевский высоко ценил Гумбольдта. У него даже возникает мысль написать диссертацию «О заслугах Гумбольдта для сравнительного языкознания». Отвергая метафизические и ра­систские взгляды Гумбольдта, Чернышевский отмечал такие похожи-тельные стороны его лингвистической деятельности, как понимание языка как вечно изменяющегося, исторического явления, диалектика рассуждений и т. д. «Главным предметом своих исследований,— писал Чернышевский,— Вильгельм Гумбольдт выбрал языки. Он изучил огромное количество их и сделал открытия, бывшие в его время изумительными. Например, он нашел, что язык древних ибе­рийцев, от которого не дошло до нас почти ничего, кроме собственных имен, искаженных передающими их греческими и римскими писате­лями, и который поэтому оставался совершенно загадочным для фи­лологов, был тот самый, которым теперь говорят баски; и при помощи баскского языка объяснил множество древних испанских собственных имен. Теперь этот способ исследования старых языков, от которых дошло до нас мало остатков, сделался общеупотребительным; но в то время <...> метод, приложенный Вильгельмом Гумбольдтом к ибе­рийскому языку, был очень нов, и была нужна большая проница­тельность ума, чтобы пользоваться им правильно. Вообще следует считать Вильгельма Гумбольдта человеком не только громадных знаний, но и очень сильного ума».

В своей книге «Мысль и язык» выдающийся русский лингвист Потебня посвятил великому немецкому языковеду целую главу. Критикуя метафизические взгляды Гумбольдта, Потебня высоко ценил его как гениального провозвестника новой теории языка.

По поводу антиномий Гумбольдта Потебня писал: «Крайне оши­бочно было бы сравнивать знаменитые антиномии Гумбольдта с не­вольными и бессознательными логическими ошибками вроде тех, какие мы видим у Беккера *. Разница между Гумбольдтом и Беккером та, что первый — великий мыслитель, который постоянно чувствует, что могучие порывы его мысли бессильны перед трудностью задачи, и постоянно останавливается перед неизвестным, а второй в нескольких мелких фразах видит ключ ко всем тайнам жизни и языка; первый, заблуждаясь, указывает новые пути науке, а второй только на себе до­казывает негодность старых»². Потебня считает, что антиномии Гум­больдта следует воспринимать «не как решения занимающего нас вопро­са, а как указания нате препятствия, без устранения коих невозможно само решение». Утверждение Гумбольдта о тождестве языка и духа

является, по мнению Потебнп, «следствием каких-нибудь недоразу­мений». Критикуя Гумбольдта за метафизическую точку зрения' По­тебня соглашается, что дух без языка невозможен, но придает слову «дух» иное толкование: «Принявши... дух в смысле сознательной умственной деятельности, предполагающей понятия, которые обра­зуются только посредством слова, мы увидим, что дух без языка невозможен, потому что сам образуется" при помощи языка и язык в нем есть первое по времени событие».

Особое внимание Потебни привлекла идея Гумбольдта о том, что язык есть деятельность, ибо эта мысль помогла Потебне понять сущ­ность языка как динамического процесса совершенствования языковых форм. В творчестве Потебни получило самостоятельное развитие и другое известное положение Гумбольдта — тезис о том, что взаим­ное разумение есть одновременно и взаимное недоразумение. Потебня замечает, что здесь следует говорить не о «недоразумении» как обяза­тельном отклонении от мыслей, идущих от сообщающего, а о понима­нии, разумении по-своему как творческой работе воспринимающего.

¹ К- Беккер (1775—1849) — немецкий языковед, автор книги «Организм языка». ^а Цит. по кн.: Потебня А. А. Мысль и язык. Харьков, 1913.

ЯЯк

ГЛАВА 5

ЯЗЫКОЗНАНИЕ В РОССИИ В 30—60-Е ГОДЫ XIX ВЕКА

Для этого периода истории русского языкознания характерна постановка крупных теоретических проблем, в частности критика [положений логической грамматики (вместо отождествления логики ш грамматики на первый план выдвигается их связь).

В работах крупных русских языковедов этого периода, таких, как И. И. Срезневский, Ф. И. Буслаев, В. И. Даль, в трудах революцио­неров-демократов В. Г. Белинского, Н. А. Добролюбова, Н. Г. Чер­нышевского утверждаются принципы сравнительно-исторического ме­тода, выдвигаются грамматические концепции, которые оказали большое влияние на становление теоретических основ русского языко­знания. Внимание русских языковедов привлекают все аспекты языка — фонетика, морфология, синтаксис, семантика, лексико­графия.

§ 1. СРАВНИТЕЛЬНО-ИСТОРИЧЕСКАЯ ПРОБЛЕМАТИКА В ТРУДАХ И. И. СРЕЗНЕВСКОГО

Выпускник Харьковского университета И. И. Срезневский (1812— 1880) первые годы своей научной деятельности посвятил изучению украинского народного творчества. Затем Срезневский был команди­рован в Берлин, где под руководством Ф. Боппа занимается санскри­том. В 1847 г. он получает кафедру в Петербургском университете, а вскоре становится академиком.

Работая в Петербургском университете, Срезневский воспитал целую плеяду талантливейших языковедов, педагогов и деятелей культуры: у него учились Н. Г. Чернышевский, Н. А. Добролюбов, Д. И. Писарев. Именно в университете заинтересовался Чернышев­ский вопросами филологии, славяно-русского языкознания. Однако широкая общественная деятельность отвлекла его от занятий фило­логией. Тем не менее в дальнейшем Чернышевский не раз обращался к вопросам взаимоотношения языка и мышления, классификации языков, сравнительно-исторического языкознания, стилистики и т. д.

В 1849 г. на годичном торжественном собрании Петербургского университета Срезневский выступил с речью, посвященной истории русского языка в сравнительно-историческом освещении. Эта речь была напечатана под названием «Мысли об истории русского языка».

Прежде чем говорить о связи истории языка с историей народа, нужно, замечает Срезневский, дать ответ на два вопроса: «Что был язык народа в то время, когда народ, как часть племени, отделился

сначала вместе со всем племенем своим от семьи племен, и потом, когда как отдельный народ отделился от других народов своего пле­мени?» и «Как постепенно изменялся язык в народе?»¹ Ответ на эти вопросы можно дать только, привлекая данные родственных языков, ибо «языка племени нельзя объяснить исторически без знания языка семьи племен, из которого он произошел».

Но до сравнения русского языка с другими родственными «славян­скими наречиями» необходимо, как полагает Срезневский, изучить лексику и грамматику каждого древнего памятника языка, описать каждое наречие и каждый местный говор русского языка, научно описать в грамматическом, лексическом и стилистическом отношениях современный русский литературный язык и язык отдельных писа­телей.

В записи Чернышевского до нас дошел курс лекций Срезневского по истории русского языка, читанный им в 1849—1850 гг. В нем со­держится одно из важных положений сравнительно-исторической грамматики: для определения степени расхождения родственных языков, а также исторического изменения языка нужно сравнить \ между собой древние состояния нескольких языков, а затем сопоста- I вить эти же языки на уровне их современного развития. Эти мысли г/ Срезневского позднее блестяще развил В. А. Богородицкий (см. гл. Ю, §8).

В работе Срезневского ставится вопрос о внешних и внутренних обстоятельствах, которые, воздействуя на язык, изменяют его. Внеш­ние обстоятельства включают в себя «связи народа про­мышленные, умственные, политические, религиозные, кровнородствен­ные с другими народами». Внутренние обстоятель­ства — это действующие в языке противоречия, выяснение того, какие грамматические формы в языке надобны, а без каких можно обойтись, какие явления языка являются случайными, а «какие сви­ваются как волокна в одну нить». Из-за неравномерности развития в языке образуются различные слои, «разновременно образованные, древние и новые». Все это обусловливает, по мнению Срезневского, постепенное превращение языка, т. е. изменение его строя и харак­тера. Срезневский затрагивает также проблему языковых кон- ■ тактов: «Сроднение народа с народом может привести их языки к полному, совершенному превращению. Из двух или нескольких языков может образоваться новый язык, по формам своим и похожий и не похожий на те, из которых он произошел».

Широкие методологические требования Срезневского к сравни­тельно-историческому изучению русского языка были откровениями для ученых того времени, «Мысли об истории русского языка» воспри­нимались как программа дальнейшего исторического изучения рус­ского языка. Срезневский первым высказал мысль о необходимости^ исторического изучения языка в связи с историей народа__ь,в_£го речи]\\ впервые был поднят вопрос о древности диалектов русского языка

¹ Цит. по кн.: С р е з н е в с к и й И. И. Мысли об истории русского языка. М.,

3 Зап. 1G9

Ю-Ш.^и 3 »**

и времени их образования; он начал собирать материалы для состав­ления истории русского языка, изучения народных говоров и совре­менного языка. Позднее эту программу успешно реализовывали из­вестные русские и советские языковеды Ф. И. Буслаев, А. А. Шах­матов, Б. М. Ляпунов (см. гл. 9, § 6), С. П. Обнорский, Ф. П. Фи­лин (см. гл. 16, § 2) и др.

§2. ОБЩИЕ ПРОБЛЕМЫ ЯЗЫКОЗНАНИЯ В РАБОТАХ Ф. И. БУСЛАЕВА

Ф. И. Буслаев (1818—1897) родился в бедной семье уездного стряпчего. В пензенской гимназии основы грамматики Буслаеву пре­подавал В. Г. Белинский. В университете Буслаев впервые знако­мится с исследованиями немецкого языковеда Я. Гримм*а, которые оказали большое влияние на молодого лингвиста, и с сочинениями В. Гумбольдта. В культурно-историческом подходе Гримма- Бус­лаев видел возможность проникнуть в далекое прошлое народа и найти в языке отражение его культуры, быта и верований.

С 1847 г. Буслаев читает лекции в Московском университете. Он впервые в России начал преподавать сравнительную грамматику индоевропейских языков и историческую грамматику русского языка. В 40—60-е годы Буслаев пишет свои основные труды: «О преподава­нии отечественного языка» (1844), «О влиянии христианства на сла­вянский язык» (1844), «Опыт исторической грамматики русского языка» (1858), а также ряд рецензий на работы русских языковедов. В 1860 г. Буслаев становится академиком и с этого времени занимается главным образом древнерусской литературой, фольклором, изучением миниа­тюр на старинных книгах.

Лингвистические взгляды Буслаева выражены в его основных работах — «О преподавании отечественного языка» и «Опыт истори­ческой грамматики русского языка».

Буслаев понимал язык как непрерывный творческий про­цесс: «речь, теперь нами употребляемая,— указывает он,— есть плод тысячелетнего исторического движения и множества переворог тов»¹. Под влиянием идей Гримма он считал, что «язык есть выраже­ние не только мыслительности народной, но и всего быта, нравов и поверий, страны и истории народа. Единство языка с индивидуаль­ностью человека составляет народность. <...> Все, что развивается в языке органически само из себя, есть выражение народного ума и быта»². В языке выражается вся жизнь народа — вот основной тезис, который проходит через все творчество Буслаева.

В «Синтаксисе» — второй части «Опыта исторической грамматики русского языка» — Буслаев, рассматривая проблемы взаимоотноше-/ ния языка и мышления, трактует их в большинстве случаев в духе ' философской грамматики. Он справедливо указывает на сложность отношений между языком и мышлением, которая объясняется тем, что, хотя язык служит выражением деятельности нашего мышления, мысль развивается независимо от форм языка.

¹ Буслаев Ф. И. О преподавании отечественного языка. М., 1941, с. 169.

² Т а м же, с. 230.

CG

Признавая связф языка и мышления и в то же время отрывая мышление от языка, Буслаев допускает параллелизм между языком и мышлением.. Функция языка, по его мнению,—выражать мысль йо"ва1«ГГ^_ОТГ~отвергает всякое качественное различие между осо­бенностями языка и мышления. Хотя Буслаев и предупреждает об опасности смешения логики и грамматики, сам он не избежал подобной ошибки; например, предложение он определяет как выражен­ное словами суждение.

Следуя широко распространенным романтико-философским по­строениям истории языка, Буслаев, говоря об отношении языка к мыш­лению, отмечал два периода — древнейший и поздней-ш и й. В древнейшем периоде «выражение мысли наиболее подчиняется ^г живости впечатления и свойствам разговорной речи»¹, отмечается сознательность «в употреблении грамматических форм. В новейшем^ периоде языковое творчество уже завершается и сам язык оказы­вается организмом умирающим; «в новейшем периоде... словам, означав­шим первоначально живые впечатления и отношения между лицами в разговоре, дается смысл общих отвлеченных понятий»². Если в древнейший период важнейшей частью грамматики, по Буслаеву, бы­ла морфология, то в позднейшем господствует синтаксис.

Эти романтические представления о двух периодах в жизни языка Буслаев переносит и на русский язык, история которого, по его мне­нию, состоит в непрестанном разрушении первоначальных, основных и существенных, форм языка. Древний период, для которого харак­терны свежесть выражения, живость, одушевление, Буслаев считает самым интересным в истории языка и самым полезным в научном и практическом отношениях. Эту романтическую идеализацию старины едко высмеивал Н. Г. Чернышевский в статье «Полемические красоты», отмечая, что пристрастие к отжившему и нелепому у Буслаева берет верх над современными научными убеждениями.

Вместе с тем некоторые положения учения Буслаева не потеряли значения и до настоящего времени. Так, он утверждал системный ^xaP^i?P_.„53MK.aj_ «...Все построение языка, от отделья|га звука до предложения и сочетания предложений, представляеЧИгам живую связь отдельных членов, дополняющих друг друга и образующих одно целее, которое в свою очередь дает смысл и значение каждому ф из этих членов» ³. Понимая язык как совокупность грамматических форм самого разнообразного происхождения и состава, Буслаев представляет себе языковую систему как сочетание разновременных явлений. И с этой точки зрения «история языка стоит в теснейшей связи с современным его состоянием, ибо восстанавливает и объяс­няет то, что теперь употребляется бессознательно»⁴. Эту теорию

Буслаев Ф. И. Историческая грамматика русского языка. М., 1959,

² Там же.

³ Т ам же, с. 21—22..

⁴ Б у с л а е в Ф. И. Мысли об истории русского языка И. Срезневского.
[Рецензия]. Спб., 1850, с. 45.

3* GZ

одновременного существования в языке старого и нового в дальней­шем поддержат А. А. Потебня (см. гл. 6) и И. А. Бодуэн де Кур-тенэ (см. гл. 10).

§ 3. ЗНАЧЕНИЕ ТРУДОВ Ф. И. БУСЛАЕВА ДЛЯ РАЗВИТИЯ СРАВНИТЕЛЬНО-ИСТОРИЧЕСКОГО ЯЗЫ КОЗНАНИЯ

Касаясь проблем исторического изучения русского языка, Ф. И. Бус­лаев отмечает, что сравнительное и историческое изучение языков должны быть тесно связаны: «...Только сравнительное изучение языков дает истинное и ясное понятие о законах языка, и только историческое исследование генетически объясняет, почему так, а не иначе употреб­ляем мы ту или другую форму»¹.

Свои мысли о целях и задачах сравнительно-исторического изуче­ния языков Буслаев излагает в небольшой рецензии на «Мысли об истории русского языка» И. И. Срезневского. Он указывает, что рус­ский язык как одно из славянских наречий принадлежит к «обшир­нейшему и совершеннейшему организму» индоевропейских языков. Каждый член этого семейства в процессе исторического развития многое терял из своих первобытных свойств, но многое и сохранял. Сравнительная грамматика должна воссоздать далекую доисториче­скую жизнь различных индоевропейских языков, что позволит рекон­струировать организм праязыка. Буслаев убежден, что русский язык как живое целое может быть понят только в связи с прочими индоевропейскими языками.

В своих работах Буслаев постоянно сравнивает материал русского языка с данными немецкого и готского языков, санскрита, латыни. Сопоставляя русский язык с санскритом, который в то время считался основой всех индоевропейских языков, Буслаев отмечает, что в рус­ском языке можно найти формы, более древние, чем санскритские. Как на одно из важных условий применения сравнительно-истори­ческого метода Буслаев указывает на строгие фонетические соответст­вия в родственных языках и на характер отношений между сравнивае­мыми языками.

Буслаев говорит о необходимости ввести сравнительную грамма-, тику в изучение истории русского языка: «...Сравнительная часть истории русского языка должна решить, во-первых, чем отделился язык русский от прочих славянских наречий — именно, какие удер­жал древнейшие свойства, общие всем славянским наречиям, и какие изменил или и вовсе утратил; во-вторых, чем отделился славянский язык вообще от прочих языков индоевропейских, какие свойства, общие им всем, удержал и какие изменил либо утратил»². По его мне­нию, только сравнительная грамматика позволит воссоздать общую всем индоевропейским языкам форму и позволит проследить посте­пенное падение и видоизменение этой формы в русском языке.

¹Буслаев Ф. И. О преподавании отечественного языка, с. 68. ² Буслаев Ф. И. Мысли об истории русского языка И. Срезневского, с. 35-36.

Важность этих замечаний о целях и задачах сравнительно-исто­рического языкознания станет более очевидной, если вспомнить, что до Буслаева компаративисты, обращая преимущественное внимание на сравнение языков, ничего не говорили об историческом развитии языка. Между тем изучение истории языка позволит понять его за­коны;

Буслаев отмечал и практическое приложение истории языка, знание которой позволит более осмысленно употреблять слова и формы современного языка. Как преподаватель русского языка, он знал, что цель практической грамматики — научить учащегося правильно гово­рить и писать; историческая же грамматика помогает понять смысл каждого слова, каждой грамматической формы. Буслаев говорил: «Чтобы отчетливо объяснить себе грамматические формы современ­ного русского языка, необходимо исторически рассматривать их первоначальный вид и позднейшие изменения, подводя и то и другое под общие законы».

Историческое изучение русского языка не должно ограничиваться только книжной речью. Поскольку господствующее наречие испыты­вало влияние областных, то Буслаев говорит о необходимости иссле­дования «провинциализмов». История областных наречий, по его мнению, как и история языка, связана с историей народа. Диалекты служат источником пополнения литературного языка, и изучение их помогает понять функционирование русского языка на всей терри­тории России. История языка, тесно связанная с жизнью народа, народными понятиями, важна для изучения народных преданий, обы­чаев, верований.

Следует указать на односторонность, ^эхих взглядов Буслаева. История языка, по его мнению, связана только с историческим прош­лым народа, когда слово воспринималось в своем существенном зна­чении. В дальнейшем слово теряет первоначальное значение, начинает I употребляться бессознательно. Буслаев считает, что «между фактами 1-из истории языка и из истории народа постоянною преградой оказы­вается бессознательное, равнодушное употребление языка как пустого знака для выражения мысли»¹.

Буслаев сделал для языкознания очень много — он создал исто-(рическую грамматику русского языка. Теоретическое обоснование ( собранного им богатого историко-лингвистического материала было очень важно для дальнейших исследований.

§4. ЛЕКСИКОГРАФИЧЕСКАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ В. И. ДАЛЯ

В истории русского языкознания исключительное место занимает лексикографическая деятельность В. И. Даля(1801—1872). Даль был человеком не только необычной судьбы, но и разнообразных да­рований. Кончив морской корпус, Даль служил морским офицером. Отчисленный из флота за оскорбление адмирала, он поступает в Дерпт-ский университет. Знаменитый русский хирург Н.И. Пирогов считал

Буслаев Ф. И. Мысли об истории русского языка И. Срезневского, с. 49.

С8

Даля, с которым вместе учился, очень талантливым врачом-хирургом, окулистом. Даль-врач находился у смертного ложа А. С. Пушкина. Затем Даль — чиновник особых поручений при оренбургском генерал-губернаторе; в это время им написаны первые учебники для русской школы — по ботанике и зоологии.

Даль не лишен был и литературного таланта. Большой успех имели «Русские сказки», изданные под псевдонимом Казак Луган­ский. Его рассказы, печатавшиеся в «Современнике», «Отечественных записках», «Москвитянине», рисовали русскую действительность 30— 50-х годов прошлого века; некоторые из них имели антикрепостниче­скую направленность; высоко ценил Даля-писателя В. Г. Белинский.

За многочисленные разносторонние исследования Даль был избран в 1838 г. членом-корреспондентом Академии наук по отделению фи­зических наук. Но особую известность принесли Далю его «Толковый словарь живого великорусского языка» (1863—1866) и ряд статей по вопросам теории и практики русской речи («Напутное слово», «О рус­ском словаре», «О наречиях русского языка» и др.). За составление словаря, над которым Даль работал около 50 лет, в 1863 г. он был удо­стоен звания почетного академика.

^-Словарь Даля содержит около 200 000 слов русского языка и бо­рее 30 000 пословиц и поговорок. Для сравнения следует указать, что 'полный академический «Словарь церковнославянского и русского языка» (1847) включал около 115 000 слов.

Цель работы Даля — борьба за исконно русский живой язык, который в жизни общества должен занять важное место. Даль четко обозначил состав своего словаря: «Речения письменные, беседные, простонародные; общие, местные и областные; обиходные, научные, промысловые и ремесленные; иноязычные усвоенные и вновь захожие, с переводом; объяснение и написание предметов, толкование понятий общих и частных, подчиненных и сродных равносильных и противо­положных, с одно(тожде)словами и выражениями окольными; с показа­нием различных значений, в смысле прямом и переносном или иноре-чиями; указания на словопроизводство; примеры, с показанием ус­ловных оборотов речи, значение видов глаголов и управления паде­жами; пословицы, поговорки, присловья, загадки, скороговорки и пр.»¹. «Пришла пора подорожить народным языком и выработать из него язык образованный»,— указывал Даль в «Напутном слове». И в словаре он блестяще разрешил задачу объединения литератур­ного и народного языков.

Особо ценным материалом в словаре Даля следует считать огром­ное количество слов, связанных с ремеслами, промыслами, народной медициной, естествознанием, т. е. слов, которые до этого не включа­лись в словари. Например, при слове масть Даль перечисляет до 50 названий конских мастей, при слове гриб — десятки видов грибов, при словах мачта и парус дает не только названия их различных ви­дов, но и объясняет назначение.

¹ Даль В. П. Толковый словарь живого великорусского языка, т. 1. М., 1956, с. XIII.

Дгль использовал оригинальный способ построения словаря. Существовали два способа — алфавитный (азбучный), по мнению Даля, крайне тупой и сухой, и корнесловный, при котором группы слов, гозводимых к общему корню, объединяются в гнездо во главе с самим корнем. Даль выбрал средний путь: слова одного и того же корня («сродственные») группируются по семьям, или гнездам, а во главе такой группы «одногнездков» ставится глагол или имя. Но, ке будучи лингвистом-теоретиком, Даль иногда объединял в одно гнездо явно несоединимые слова, например: простой и простор, к слову акт отнесены актёр, акциденция, акциз и акция.