Т а м же, с. 37.

'Потебня А. А. Из записок по русской грамматике, т. 1-2, с. 66.

тех современных ему языковедов, которые отождествляли грамматическую форму лишь с аффиксами. Такое отождествление существовать в языке не может.

Грамматические формы в языке составляют стройную систему, ибо «ответить на вопрос о значении данной формы или ее отсутствия для мысли было бы возможно лишь тогда, когда бы можно связать эту форму с остальными формами данного строя языка, связать таким образом, чтобы по одной форме можно было заключить о свойстве если не всех, то многих остальных»¹. Это положение он поясняет примером, из которого видно, что грамматическая форма выделяется путем противопоставления одной формы другой: «Когда я говорю: Я кончил, то совершенность этого глагола сказывается мне не непосредственно звуковым его составом, а тем, что в моем языке есть другая подобная форма кончал, имеющая значение несовершеннее»².

Критикуя широко распространенную точку зрения о падении грамматических форм на втором этапе развития языка, Потебня указывал, что никакого падения форм нет. Грамматисты ошибочно отождествляли грамматическую форму с аффиксами, а потому отпадение их счита-ли_признаком вырождения языка. Потебня указывал, что «факт состоит в стирании флексий.,, рассматриваемых как звуковые элементы, но~не в уменьшении общего количества форм и не в потере формальности в языках, ее выработавших»³. Он критикует и В. Гумбольдта, который утверждал, что язык на современном этапе не развивается, а лишь сохраняет формальность древних языков в языках современных. Наоборот, в современных языках появляются новые грамматические формы. Их возникновение идет двумя путями: «а) Отдельная грамматическая форма... может непосредственно перерождаться в другую. <...> б) Грамматическая форма неизбежно входит в строй языка, лежащий в основании последующего строя, но сама может исчезать, не оставляя непосредственного остатка в другой форме»⁴. Это приводит к тому, что «поверхность языка всегда более-менее пестреет оставшимися наруже образцами разнохарактерных пластов»⁸.

Потебня подробно останавливается также на семантической и синтаксической характеристиках частей речи. В его трактовке части речи выступают как исторически динамичные категории, проходящие в сео-ем развитии ряд этапов. Потебня исходит из того, что «слово вначале лишено еще всяких формальных определений и не есть ни существительное, ни прилагательное, ни глагол»⁶. Первобытное слово обозначало только один признак, и по способу представления этого признака оно напоминало причастие. Внутреннюю природу этого имени (причастия) Потебня пытается рассматривать как синкретизм (слияние) глагольных и именных грамматических категорий — падежа, числа, рода, времени, залога.

'Потебня А. А. Из записок по русской грамматике, т. 1-2, с. 62.

^! Там же, с. 45.

^! Там же, с. 61.

⁴ Т а м ж е, с. 63.

^s Тая же, с. 131.

^! Потебня А. А. Мысль и язык, с. 120.

Излагая свою точку зрения на появление этого причастного первообразного слова, Потебня называет его также безотносительным, качественным или объективным корнем, а корни местоименные — относительными, указательными или субъективными. Далее он замечает, что различие корней качественных и указательных откосится к глубочайшей древности, но, если судить по позднейшим языкам, оно может быть непервобытно.

Затем из первобытного слова — причастия — выделяются категории существительного и прилагательного. Существительное Потебня определяет как признак, заключенный (данный, готовый) в чем-то определенном для мысли и без помощи другого слова. Так, например, когда мы произносим существительные старка («старая водка», «старая овца»), старуха, мы имеем в виду определенный признак, содержащий какой-либо обобщенный элемент. Потебня указывает, что существительное становится отвлеченным, т. е. таким названием признака, которое воспринимается уже самостоятельно, в отвлечении от какого-либо комплекса признаков. Это отвлечение представляет результат абстрагирующей деятельности человеческого мышления и возможно лишь на более позднем этапе.

В дальнейшем развитии конкретное существительное, содержащее совокупность признаков, теряет один из признаков, именно тот, который становится несущественным по сравнению с другими признаками. Общий признак существительного,, указывает Потебня, заключается в том, что оно выступает как название грамматической субстанции, или вещи. Под грамматической субстанцией, или вещью, понимается совокупность признаков, совершенно однородных с тем, который может быть этимологически дан в существительном.

Определенное таким образом существительное, под которое подходят, по Потебне, и местоимения, несет определенную функцию — выражать подлежащее, которое он определяет как «вещественное указание на непосредственного производителя признака, означаемого сказуемым»¹. Ту же грамматическую функцию несет и прилагательное, "выступающее в функции подлежащего. Приведя пример битый небитого везет, Потебня указывает, что «здесь соль речи именно.в том, что субстанция, к которой относится данный признак, предполагается существующею, но никак не определяется... кто бы ни был бит, но он небитого везет. Такая неопределенность субстанции есть свойство прилагательного. Подлежащее здесь указано вещественно посредством признака, который в нем находится, но оно не стало существительным, потому что комплекс признаков, к коему относится данный, не определен» ².

Существительное и прилагательное выделились из категории имени, поэтому они очень близки между собой. Эта близость заключается не только в том, что они когда-то имели одинаковую основу, но и в том — и это гораздо важнее,— что они выражают признак. Когда, например, говорят светлое солнце, то имеется в виду, что признак дан в предмете,

'Потебня А. А. Из записок по русской грамматике, т. 1-2, с. 100. ² Т а м же, с. 104—105.

находится в нем. Но прилагательное обозначает не только признак, но' и качество, как безотносительное (белый), так и относительное (отцов, отцовский).

Потебня различает прилагательные атрибутивные (белый снег) и предикативные (снег бел); «в русском прилагательное предикативное, отличаясь от атрибутивного, остается все-таки признаком, мыслимым в субъекте и изменяющимся вместе с ним: снег бел и бумага бела, но белизна в том и другом случае как бы различна»¹.

Грамматический атрибут (или определение) распадается на собственно определение и приложение. Функция приложения—средняя между собственно определением и определительным предложением с глагольным сказуемым. Характерным признаком приложения является его большая, по сравнению с определением, предикативность. Именно в этом заключается разница между определениями типа царь Петр и Петр, царь-преобразователь; приложение всегда тяготеет к определяемому слову, а не к сказуемому.

Что касается глагола (сказуемого), то он, указывает Потебня, изображает признак во времени его возникновения с точки зрения действующего лица. Возникнув из первоначального, причастного слова, глагол в дальнейшем все более приобретает глагольный характер. Взаимная связь имени и глагола объясняется именно их одновременным возникновением. Определяя отношение имени к глаголу, Потебня отмечает, что имя относится к глаголу, как воспоминание прежде познанного Опознанному вновь, и «различие имени и глагола должно быть только формальное, т. е. должно состоять не в содержании, а в способе его представлять»². В структуре глагола две части — вещественная и формальная, т. е. он .обладает лексическим и грамматическим значениями.

В выделении наречия как обстоятельства, под которым понимается признак, связанный с другими признаками, проявляется характерное для Потебни стремление представлять каждую часть речи в связи с другими. При существительном не бывает наречия, так как между ними не может быть согласования. При прилагательном наречие выступает как несогласуемый атрибут атрибута. Поэтому «чем ближе существительное к прилагательному, тем возможнее приложение к нему наречия»³. Может употребляться наречие и с глаголом (мыть чисто), включая сюда и инфинитив, который, по словам Потебни, есть особая часть речи. С наречиями Потебня сближает сравнительную степень прилагательного (белее) и деепричастие.

Выделяя инфинитив в особую часть речи, Потебня объясняет это увеличением глагольности. По его мнению, инфинитив — это наиболее ранняя форма глагола, бывшая сперва существительным, потом потерявшая свою субстанцию, но еще не слившаяся с глаголом («имя в этимологическом и род глагола в синтаксическом отношении»).

При анализе членов предложения — подлежащего, сказуемого (его разных видов), дополнения, обстоятельства — Потебня необычай-

¹ П о т е б н я А. А. Из записок по русской грамматике, т. 1-2, с. 113—114 г Там же, с. 88. ³ Т а м ж е, с. 125.

но подробно разбирает различные синтаксические отношения (предикативные атрибут, прилагательное, связка, различные степени предикативности в оппозиции, различные виды оппозиции). Он четко различает члены предложения и части речи и объясняет специфику функционирования каждой части речи в предложении.

Вопрос о взаимоотношениях частей речи и членов предложения решался Потебней лишь в общих чертах. Вполне определенными можно признать те части речи, которые принято называть знаменательными. Однако формальных критериев разграничения, например, существительного и глагола, не предложено. Потебня считал также, что в процессе развития языка (по крайней мере в русском языке) происходит дифференциация функций членов предложения.

§6. УЧЕНИЕ О ПРЕДЛОЖЕНИИ (ТЕОРИЯ СТАДИАЛЬНОСТИ В РАЗВИТИИ ЯЗЫКА)

Предложение как основа синтаксиса постоянно привлекало внимание А. А. Потебни. Если существенный признак предложения заключается в том, что в него входят части речи, считал Потебня, то естественно предположить связь истории грамматических категорий с историей предложения. Исследуя эволюцию речи и мысли, он отрицательно относился к общим определениям предложения, игнорирующим принцип развития и устанавливающим неподвижную схему для явления, которое постоянно изменяется. «Понимая язык как деятельность,— писал Потебня,— невозможно смотреть на грамматические категории, каковы глагол, существительное, прилагательное, наречие, как на нечто неизменное, раз навсегда выведенное из всегдашних свойств человеческой мысли. <...>. Но с изменением грамматических категорий неизбежно изменяется и то целое, в котором они возникают и изменяются, именно предложение. <...> Так и из основного взгляда на язык как на изменчивый орган мысли следует, что история языка, взятого на значительном протяжении времени, должна давать ряд определений предложения»¹.

Поскольку Потебня находит в современном языке остаточные (реликтовые) образования, он считает невозможным дать такое определение предложения, которое охватывало бы синтаксические особенности языка и прошлого, и настоящего, т. е. maximum определения предложения. При современном состоянии синтаксических исследований это невозможно. Раз так, то в современных языках, «наиболее развитых в формальном отношении, каковы наши, мы замечаем в этих последних, что главное (независимое от другого) предложение невозможно (к р о-ме случаев опущения глагола) без verbum finitum (т. е. глагола в тесном смысле, без причисления к нему причастных форм); что само по себе vb. finitum составляет предложение, например, будет (с предполагаемым как определенным, так и неопределенным субъектом). Поэтому, определивши такой глагол, тем самым определим minimum того, что должно заключаться в предложении этих языков»².

¹ Потебня А. А. Из записок по русской грамматике, т. 1-2, с. 82—63. ⁸ Там же, с. 84.

Однако взгляды Потебни на сущность предложения можно обобщить следующим образом: а) предложение есть грамматическая структура, т. е. оно представляет собой формальное целое и ничего, кроме .формы, не содержит; б) в определение членов предложения должно входить понятие частей речи, ибо эти категории предполагают друг _друга; в) первобытное конкретнее мышление предполагает синтетиче-, "ский подход к понятию предложения; г) главнейший и необходимейший | ^элемент предложения — предикативность, под которой понимается \ способность сказуемого соединяться с подлежащим для образования предложения; главным носителем предикативности является сказуемое как член предложения и глагол как часть речи; д) предикативность —• ядро предложения, подлежащее в предложении может отсутствовать, глагол никогда. По словам Д. Н. Овсянико-Куликовского, Потебня считал предложениями без подлежащего не только такие предложения, как светает, тошнит, но и такие, как Я сказал (с ударением на глаголе), потому что местоимение я в данном случае ■—.только замена окончания ..в глаголе; если же ударение падает на я, то местоимение уже не служит заместителем личного окончания, а указывает на действующее лицо; е) если предикативность — ядро предложения, то только сказуемое как член предложения и глагол как часть речи определяются самостоятельно; остальные части речи определяются по их связи с глаголом, а члены предложения — по связи со сказуемым.

Установление различных этапов (стадий) в развитии предложения 1 должно отразить, по мнению Потебни, различные этапы мышления. [ Он выделяет два этапа в развитии предложения: именной и г л а-г о л ь и ы й. На древнейшей стадии языкового развития <<иш._было, так сказать, гораздо предикативнее; предложение заключало в себе менее единства, основанного на противоположности главных членов, чем нынешнее»¹. Так, Потебня говорит о том, что на именной стадии развития предложения гораздо чаще были распространены предложения, соответствующие современному Он рыбак, в котором существительное рыбак является частью составного именного сказуемого, содержащего признаки существительного и глагола. Для этого же этапа характерно употребление существительного в функции определения, то, что Потебня называет атрибутивностью имени (типа рубаха-парень, бой-баба и т. п.; ср. англ. stone-wall). Сравнивая обороты я не ездок, жалоба моя с оборотами не езжу, не жалуюсь, Потебня считает первые более древними. Он указывает, что примеров предложений, характерных для именного этапа развития, в памятниках литературы не зафиксировано. На этом раннем этапе не было еще дифференциации существительного и прилагательного.

С каким же этапом развития мышления связывал Потебня именной строй языка? Как в развитии мысли и языка образное выражение древнее безобразного, так и понятия действия, качества — относительно поздние отвлечения. Суждения аналитические, состоящие из разделения мыслимого на вещь и ее качества и действиям, стали возможны лишь потому, что им предшествовали суждения синтетические, состоящие

¹ П о т е б н я А. А. Из записок по русской грамматике, т. 1-2, с. 96. 94

из сочетания двух равно субстанциональных комплексов. Так, существительное с определительным прилагательным предполагает сочетание двух существительных, притом сочетание^паратактическое. Таким образом, для раннего этапа была характерна конкретность восприятия предметов и явлений объективной действительности, без расчленения их на признаки и качества. Это целостное восприятие находило свое выражение в именном строе языка, когда за основу наименования брался какой-нибудь один признак.

На этом этапе сопоставляемые существительные, определяемое и определяющее, могут не только следовать друг за другом (типа кита сватови, брови-соболь), но и соединяться союзом (типа кита и сватови, брови и соболь). Предметы объективного мира не ставятся ни в какие отношения друг с другом, они воспринимаются как сосуществующие. Сочетания слов на этой стадии развития предложения паратактические, т. е. отношения зависимостей не указаны. Ср. сказочные и былинные зачины: и приплыла к нему рыбка и молвила человечьим голосом; и пришла к нему красна девица и сказала...; временное отношение, поражаемое подчинительным союзом когда, здесь отсутствует.

Следующая особенность древнейшего типа предложения заключалась, по мнению Потебни, в широком распространении присоединения, примыкания, когда приложение непосредственно примыкает к определяемому. Наряду с таким порядком слов было .возможно и отделение приложения от определяемого слова сказуемыми, дополнениями и обстоятельствами (Судислав преставися, Ярославль брат) ¹. Заканчивая рассмотрение древнейшего этапа развития предложения, Потебня пишет: «Первоначально простые предложения следуют друг за другом так, что формальные отношения между ними вовсе не сознаются и не обозначаются. Ряды их подобны рисунку без перспективы. Связь между ними устанавливается посредством местоимений относительных и союзов»².

При реконструкции именного строя предложения Потебня пользуется материалом либо письменных текстов XIV—XVIII вв., либо j памятников устного народного творчества. Однако он, во-первых, силь-;. но нарушает историческую'перспективу, проецируя материал письменных памятников на первобытное состояние языка, и, во-вторых, не---' оправданно приписывает языку этого периода стилистические приемы, характерные для позднейших произведений народного творчества. Поэтому «нарисованная Потебней картина эволюции именного строя предложения полна противоречий и неясностей. <...> Прежде всего очевидно, что Потебня изображает не столько генезис и развитие именного предложения, сколько -с«-мантическую структуру и синтаксические своеобразия имени на более древней стадии развития индоевропейских языков. Ив этом плане выводы и наблюдения Потебни полны глубокого интереса»³.

¹ См.: Потебня А. А. Из записок по русской грамматике, т. 4, с. 286—288.

² Т а м же, т. 1-2, с. 128.

'Виноградов В. В. Учение А. А. Потебни о стадиальности развития синтаксического строя в славянских языках.— «Вестник МГУ», 1946, № 3-4, с. 23 24.

•' Ближе к настоящему времени именной характер предложения все более и более стирается. Усиление глагольности, смену в строе предложения Потебня прямо связывал с изменением миросозерцания первобытных людей, увидевших в окружающем их мире проявление энергии, силы: «...Человек переходит от бессвязности, дробности, па-ратактичности мысли и речи к возможности стройного подчинения многих частностей речи цельности периода, многих периодов цельности сочинения; от бессознательной однородности душевного строя к сознательному единству миросозерцания и характера»¹. * На глагольном этапе развития предложения выделяются два периода, или ступени. Для ранней ступени характерно «недостаточное синтаксическое различение и даже безразличие глаголов служебных и знаменательных и такое господство в предложении начал согласования, при котором члены предложения, сравнительно с позднейшим языком, слишком однородны. Ср., например, избьраш/я Кира царя с нынешним выбрали Кира царём и т. п.² Именно к этому времени относится указание Потебни на то, что все чдены предложения определяются по их связи со сказуемым. Поэтому он и разбирает далее вопрос о составных членах предложения и их заменах, анализируя главным образом составные сказуемые, в которых предикат выражен причастием, именительным падежом существительного и прилагательным.

Типичными для первого этапа развития глагольного предложения были конструкции составных сказуемых с предикативным действительным причастием настоящего и прошедшего времени на -ищи, -чий, -вший, -ший типа И есть церки та стояши в Корсуне граде (совр. церковь стоит), отъселе человекы бядеши ловя (совр. будешь ловить) и т. д. В таких конструкциях причастия имели большую предикативную

.силу, потому что в это время оно могло иметь такую степень относительной самостоятельности и предикативности, какой в более поздний период обладает лишь личный глагол и отчасти неопределенное наклонение, кроме того, само предложение не было еще достаточно цельно. В предложении И есть церки та стояши мысль, по мнению Потебни, развивается как бы скачками; внимание здесь обращается на признак, а не на действие. Особенностью глагольного предложения на ранней стадии его развития является, по словам Потебни, согласование; имя, особенно причастие, не присоединяется к глаголу.

Усиление глагольности в составном сказуемом явилось лишь частью увеличения глагольности предложений на позднейших этапах развития глагольного предложения. В более позднем наслоении, отчасти покрывшем собой предшествующее, «мы находим: слияние составного сказуемого в цельное; усилия, отчасти успешные, образовать чисто формальные глаголы; разложение составного сказуемого на сказуемое с придаточным предложением; замены вторых сказуемых падежей частью несклоняемыми словами сравнительно позднего образования (наречием — прилагательного, деепричастием — причастия), частью

¹ П о т е б н я А. А. Из записок по русской грамматике, т. 3. Харьков, 1899,
с. 642-643.

² Там же, т. 1-2, с 131.

падежами с предлогом, частью творительным»¹. Эти процессы сопровождаются выделением имени существительного «как слова по преимуществу самостоятельного и несогласуемого и прилагательного как слова атрибутивного. <...> Во всем этом видно... стремление сосредоточить предикативность в глаголе на счет предикативности имени и причастия»². Таковы, по мнению Потебни, характерные особенности позднего этапа в развитии глагольного предложения, которые привели к изменению даже его внешнего облика.

Учение Потебни об исторической изменчивости синтаксических категорий имеет также философское значение. Как уже указывалось, в лингвистических взглядах Потебни грамматическим категориям существительного и прилагательного соответствовали гносеологические категории субстанции и качества. На материале изменения этих грамматических категорий Потебня стремился проследить, как развивалась способность человека к отвлеченному мышлению.

§7. ЗНАЧЕНИЕ ЛИНГВИСТИЧЕСКИХ РАБОТ А. А. ПОТЕБНИ

Языковедческие работы А. А. Потебни были высоко оценены уже его современниками. Профессор А. С. Будилович еще в 1892 г. писал: «Оказалось, что и синтаксические категории языка, которые прежде считались столь же неизменными, как законы логики, на деле изменяются, и притом одновременно с изменением этимологических форм и во взаимодействии с последними' Это открытие, не только угаданное, но и доказанное Потебнею, имеет в языковедении такую же важность, как учение Дарвина об изменяемости видов в науках биологических»³.

Советские языковеды особенно выделяют работы Потебни по синтаксису. «В... «синтаксическом», как выражался Потебня, подходе к явлениям языка заключается громадное значение лингвистических работ Потебни для нашей современности»,— указывал академик В. В. Виноградов⁴. По его мнению, значение работ Потебни для современного языкознания заключается в том, что он выдвинул ряд новых принципов понимания и исследования синтаксических явлений: а) принцип исторической изменчивости синтаксических категорий и — соответственно —'принцип историзма в осмыслении современной синтаксической системы; б) принцип структурной взаимосвязанности всех основных грамматических категорий — слова, части речи, члена предложения и предложения.

Решение основных вопросов языкознания, в том числе и проблемы определения языка в связи с теорией познания, анализ всех лингвистических проблем с точки зрения гносеологии — основная особенность лингвистической концепции Потебни. Его концепция языка

¹ Потебня А. А. Из записок по русской грамматике, т. 1-2, с. 131 — 132. г т а м же, с. 517.

3 Памяти Александра Афанасьевича Потебни. Харьков, 1892; с. 64.

4 в и н о г р ад о в В. В. А. А. Потебня.— «Русский язык в школе», 1938, _№5-6. ^с- 113—114.

4 за» ¹⁵⁹ 97

прежде всего должна быть определена как ^илрхофско-гнойеологи-ческая.

Несомненная заслуга Потебни перед языкознанием в том, что он стремился к решению обших проблем. «...Потебня внимателен к частному факту, но он подчиняет свой материал вопросам прежде всего общего порядка. Его не удовлетворяет систематика как таковая: он стремится перебросить те или другие мосты между группами синтаксических фактов, стремится объяснить пути развития соответствующих категорий, получить историю явлений, связав их в причинно-следственную связь. Для его метода такая установка —научная необходимость, и в ней, не говоря уже об его искусстве анализа, главное значение того важного шага в исторической лингвистике, который сделан был у нас именно им»\

'Булаховский Л. А. Александр Афанасьевич Потебня. Киев, 1952, с. 19.

ГЛАВА 7

<7 8 91011 12 13 >

Дата добавления: 2014-12-06; просмотров: 2571;