Передача информации. 14 страница

– Так точно, сэр.

– И неужели ты… не хочешь ли ты сказать… что ты возьмешь и… что ты пойдешь и немного вздремнёшь?

Хотя вполне логично. Нет, действительно разумно. Ну конечно же, разумно. Кругом одна сплошная разумность. Моркоу сел и разумно все обдумал.

– И что, ты в самом деле сможешь уснуть? – слабым голосом спросил Ваймс.

– О да. Я обязан. Ради Ангвы.

– О! В таком случае… спокойной ночи.

Моркоу растворился в черноте люка.

– Силы небесные, – покачал головой Дженкинс. – Он настоящий?

– Очень даже.

– Я к тому, что… если бы на том корабле, за которым мы гонимся, была твоя жена, ты бы тоже пошел чуток вздремнуть?

Ваймс не ответил. Дженкинс хихикнул.

– Если бы там была госпожа Сибилла, осадка у него была бы заметно ниже…

– Следи за… морем. Не врежься в какого-нибудь кита, – буркнул Ваймс и зашагал прочь.

«Моркоу… – думал он. – Если его не знать, ни за что не поверишь…»

– Господин Ваймс, они замедляют ход! – позвал Дженкинс.

– Что?

– Я сказал: по-моему, они замедляют ход!

– Отлично.

– А что вы собираетесь делать, когда мы их догоним?

– Гм-м…

Этот вопрос Ваймс не успел обдумать. Но тут ему вспомнилась одна скверного качества гравюра из книжки про пиратов.

– Может, мы с саблями в зубах стремительно их атакуем?

– В самом деле? – осведомился Дженкинс. – А идея что надо. Я уже забыл, когда в последний раз такое видел. Честно сказать, на моей памяти такое вообще было только однажды.

– Правда?

– Ага. Парень начитался всяких книжек и, точь-в-точь как ты предлагаешь, с зажатой в зубах саблей отважно прыгнул на вражеский корабль. Налетел на борт.

– И?

– «Гарри Одна Челюсть» – написали мы на гробе.

– О!

– Не знаю, доводилось ли тебе видеть яйцо всмятку, после того как возьмут нож и разрежут его напо…

– Довольно, я понял. Твои предложения?

– Абордажные крючья. Против крючьев приема нет. Просто цепляешь ими корабль и притягиваешь к себе.

– А у тебя есть абордажные крючья?

– Да. То есть на днях еще были.

– Отлично. В таком случае…

– И припоминаю, – безжалостно продолжал Дженкинс, – когда твой сержант Детрит увидел их и спросил: «А куда эти крюкастые загогулины?», то кто-то, не могу припомнить точно его имя, ответил: «Это тоже балласт, швыряй за борт».

– Почему же ты не помешал нам?

– Не хотелось как-то. У вас все так отлично получалось.

– Не пытайся заговорить мне зубы, капитан. Иначе мигом очутишься за решеткой.

– Правда? По-моему, это уж вряд ли. И сейчас объясню почему. Во-первых, потому, что на корабле нет темниц, а есть только кандалы. И во-вторых, когда капитан Моркоу спросил: «А что делать с этими железяками, сэр?», ты ему ответил…

– Послушай, Дженкинс…

–…И вы же ничего не смыслите в морском деле. Вот ты, к примеру, умеешь отдавать швартовы? Лично я никогда никому ничего просто так не отдавал. И вообще, все эти «йо-хо-хо и бутылка рому» были придуманы специально для сухопутных крыс. Или для тех, кого вы называете так, – мы-то подобными словечками никогда не пользуемся. А еще, говорят, на каждом корабле есть грот. Я весь свой корабль облазал – ни гротов тебе, ни пещер. Кричать всех наверх!

– А разве не «свистеть»?

– Я свистеть не умею. – Капитан Дженкинс крутанул штурвал. – К тому же ветерок расшалился, но я и моя команда знаем, за какие веревочки следует дергать, чтобы большой квадратный кусок холста работал как надо. Однако если твои люди попробуют встать на наши места, то очень скоро все вы узнаете, сколько отсюда до ближайшей земли.

– И сколько же отсюда до ближайшей земли?

– Саженей тридцать, думаю, будет.

Световое пятно заметно приблизилось.

– Дзынь-дзынь-подзынь!

– А теперь-то что? – хмуро осведомился Ваймс.

– Восемь ноль-ноль. Э-э… Чуть Не Закончившаяся Трагически Стычка С Клатчским Шпионом?..

Ваймс похолодел.

– Где? – воскликнул он, дико озираясь по сторонам.

– На углу Пивоварной и Брод-авеню, – ответил мелодичный голосок.

– Но я ведь не там!

– Тогда какой смысл назначать встречи? Чего я тут суечусь? Ты сам сказал мне, что хочешь знать, когда и где ты…

– Ты намекаешь, что я вдруг взял и назначил встречу с целью быть убитым?

Бесенок призадумался, а потом дрожащим голоском спросил:

– То есть это следует поместить в Список Дел?

– Вроде как «Дело номер 5: Умереть». Отлично!

– Послушай, не надо валить все на меня. Ты сам угодил в чужую временную шкалу!

– А это еще что за бред?

– Ага, я знал, знал, что ты не читал руководство! А между прочим, в главе XVII-2(с) предельно ясно объясняется: пользователь должен строго придерживаться одной реальности, в противном случае, согласно Принципу Неопределенности…

– Закроем эту тему, договорились?

Ваймс яростно воззрился сначала на Дженкинса, а потом на корабль вдалеке.

– Будем делать по-моему, и плевал я на эти ваши реальности! – рявкнул он и открыл ведущий в трюм люк: – Детрит!

Клатчские матросы ставили парус, а капитан на них яростно орал.

Ахмед 71-й час не орал. Он просто стоял с мечом в руке и смотрел.

Капитан, дрожа от страха, подбежал к нему с какой-то веревкой.

– Видите, вали? – продемонстрировал он. – Кто-то ее перерезал!

– И кто бы это мог быть? – спокойно осведомился Ахмед.

– Не знаю, но когда я его найду…

– Эти псы уже почти нагнали нас, – сказал Ахмед. – Ты и твои люди должны работать быстрее.

– Но кто мог сделать такое?! – воскликнул капитан. – Вы были здесь, так же как и?..

Его взгляд заметался между перерезанной веревкой и мечом.

– Ты хотел что-то добавить? – спросил Ахмед.

Капитан дослужился до своей должности вовсе не потому, что был туп как пробка. Он стремительно повернулся кругом.

– Пошевеливайтесь, сукины дети!

– Вот и хорошо, – сказал Ахмед 71-й час.

В своей прошлой жизни, до того как с него сняли лебедку, арбалет Детрита был осадным орудием. И натягивал его Детрит одной рукой. Как правило, это зрелище производило на окружающих неизгладимое впечатление.

Детрит с сомнением посмотрел на отдаленное световое пятно.

– Шанс – миллион к одному, – констатировал он. – Надо бы поближе.

– Просто вдарь им чуть пониже ватерлинии, чтобы они не смогли перерезать канат, – сказал Ваймс.

– Так точно. Есть.

– В чем дело, сержант?

– Мы ведь плывем в Клатч?

– Я бы сказал, в направлении Клатча. Да.

– Только… у них жарко, значит, скоро я стану совсем глупым?

– Надеюсь, нам удастся остановить их до того, как мы доплывем до Клатча, Детрит.

– Мне вовсе не хочется стать глупым. Я знаю, все говорят, мол, тролль Детрит, он тупее, чем, э-э, чем…

–…Кирпич, – завершил Ваймс, не отрывая взгляда от светового пятна.

– Ага. Просто я слышал, что в пустыне по-настоящему, то есть совсем, жарко…

Лицо Детрита приняло настолько скорбное выражение, что Ваймс, размягчившись, ободряюще хлопнул тролля по спине.

– Тогда давай остановим их немедленно, а? – предложил он, украдкой потряхивая ушибленной рукой.

Вражеский корабль приблизился настолько, что можно было разглядеть матросов, снующих туда-сюда по палубе. Почти натянутый парус вздымался озаренными ламповым светом тяжелыми волнами.

Детрит поднял арбалет.

На наконечнике стрелы засветился шарик сине-зеленого цвета. Тролль озадаченно уставился на непонятный объект.

Такое же зеленое пламя пробежало по мачтам и, достигнув палубы, рассыпалось десятками шариков. Потрескивая и рассыпая искры, шарики покатились в разные стороны.

– Это волшебство? – изумился Детрит. Над шлемом его тоже взвилось зеленое пламя.

– Что это, Дженкинс? – спросил Ваймс.

– О нет, это не волшебство. А куда хуже, – бросил на ходу капитан. Он уже спешил на нос корабля. – Ребята, быстро, спускаем паруса!

– Отставить! – гаркнул Ваймс. – Идем прежним курсом!

– Ты вообще знаешь, что это такое?

– Они даже не теплые, – сообщил Детрит, тыкая пальцем в огненный шарик на арбалете.

– Не прикасайся к нему! Ни в коем случае не прикасайся! Это же огни святого Когтея! И означают они, что вот-вот разыграется страшный шторм и все мы пойдем ко дну!

Ваймс посмотрел вверх. Облака неслись по не… Хотя нет, они изливались в перевернутую чашу неба, закручиваясь в гигантские колыхающиеся разводы, как будто в воду плеснули чернил. Время от времени облака вспыхивали изнутри синим. Корабль накренился.

– Надо немедленно спускать паруса! – прокричал Дженкинс. – Это единственный способ…

– Никто не двигается с места! – крикнул в ответ Ваймс. Теперь загадочные огни скользили уже по волнам, окрашивая их гребни зеленкой. – Детрит, арестуешь любого, кто посмеет хоть пальцем к чему-либо прикоснуться!

– Есть.

– Мы ведь очень спешим, – заключил Ваймс, перекрикивая шипение волн и отдаленные раскаты грома.

Не веря своим ушам, Дженкинс уставился на него. Корабль рванулся вперед.

– Ты с ума сошел! Да знаешь ли ты, что произойдет с кораблем, если… Ты ведь даже понятия не имеешь! Это не обычная погода! Чтобы выжить во время шторма, требуется чрезвычайная осторожность! С бурей наперегонки не бегают!

Нечто скользкое, приземлившись на голову Детрита, отскочило и стукнулось о палубу, где предприняло попытку уползти с глаз долой.

– Только этого не хватало! Дождь из рыбы! – простонал Дженкинс.

Облака образовали затянувшую все небо желтую дымку, почти беспрестанно озаряемую вспышками молний. Заметно потеплело. Это было самым странным. Ветер завывал, словно мешок с котами, по обе стороны от корабля волны вставали стеной, а воздух при этом будто нагрели в огромной печке.

– Ты разуй глаза, даже клатчцы спускают паруса! – прокричал сквозь креветочный ливень Дженкинс.

– Прекрасно. Значит, мы их догоним.

– Ты чокнутый! О-о-о!

Что-то тяжелое, отрикошетив от шляпы капитана, ударилось в борт, прокатилось по палубе и остановилось у ног Ваймса.

Медный шарик, похожий на набалдашник.

– О нет, только не это! – В отчаянии Дженкинс обхватил голову руками. – Это же кровати, будь они неладны!

Капитану клатчского судна почему-то не хотелось дискутировать с Ахмедом. Он просто созерцал раздуваемые жестоким ветром паруса и гнущиеся мачты и пытался просчитать свои шансы попасть на небеса.

– Кто знает, может, тот пес, что перерезал канат, оказал нам услугу! – прокричал он, перекрывая рев ветра.

Ахмед не ответил. Он то и дело оглядывался. Всякий раз, когда электрическая буря разражалась очередной вспышкой, он видел тот корабль. Корабль двигался вперед, охваченный зеленым пламенем.

Затем Ахмед перевел взгляд на мачты собственного корабля, все в струящихся потоках холодного огня.

– Видишь свет? Тот, что обрамляет пламя? – вдруг спросил он.

– Мой господин?

– Видишь или нет?

– Э-э… нет…

– Разумеется не видишь! А где нет света, ты что-нибудь видишь?

Вконец растерянный, капитан посмотрел на Ахмеда, а потом послушно вгляделся туда, куда указывал Ахмед. И в самом деле, там, где не было света, было что-то другое. Ветер рвал и трепал шипящие, плюющиеся искрами зеленые языки пламени, которые обрамляла… может, просто чернота, а может, некая щель в пространстве.

– Октарин! – прокричал Ахмед, когда на палубу обрушилась очередная волна. – Это дело рук волшебников! Буря магическая! Вот почему погода испортилась так резко!

Врезавшись в очередную волну, корабль заскрипел по всем швам.

– Мы даже не плывем! – прорыдал Дженкинс. – Просто прыгаем с гребня на гребень!

– Отлично! Сокращаем путь! – крикнул в ответ Ваймс. – Теперь, когда кроватный дождь закончился, надо опять набрать скорость! И часто в этих местах выпадают кроватные дожди?

– А ты как думаешь?

– Я ведь не моряк!

– Нет, кроватными запчастями льет не каждый день! И ведерками для угля тоже! – добавил Дженкинс, когда что-то черное, хлопнувшись о борт, улетело в море. – У нас здесь, знаешь ли, в основном самые обычные вещи выпадают! Дождь! Снег! Мокрый снег! Рыба!

Очередной порыв шквалистого ветра ударил в подпрыгивающее на волнах судно, и в одно мгновение палуба покрылась серебристым мерцанием.

– Вот опять твоя рыба! – прокричал Ваймс. – Так тебе больше нравится?

– Нет! Меньше.

– Почему?!!

Дженкинс поднял одну жестянку.

– Это сардины!

С глухим стуком судно врезалось в очередную волну, угрюмо застонало и снова отправилось в полет.

Холодный зеленый огонь плясал повсюду. Каждый гвоздь источал собственный миниатюрный язычок пламени, вокруг каждого каната светился зеленый ореол.

И внезапно Ваймсу почудилось, что именно этот зеленый свет не дает кораблю развалиться. Впрочем, не только свет. Слишком уж целенаправленно он перемещался. И пламя потрескивало, но не обжигало. Как будто развлекалось, играло…

Корабль снова приземлился, или, скорее, приводнился. Ваймса окатило водой.

– Капитан Дженкинс!

– Что?

– Хватит там крутить штурвал! Мы больше летим по воздуху, чем плывем!

Отпущенный штурвал несколько мгновений бешено вращался, так что его спицы слились в туманное пятно, а затем, окутанный зеленым пламенем, он неподвижно замер.

А потом начался пирожковый ливень.

Стражникам в трюме приходилось не легче. Они пытались как-то усесться, но это плохо получалось. Не было такого места на полу, которое через каких-то десять секунд не превращалось бы в место на стене.

Кто-то тем не менее храпел.

– Кто может спать в таких условиях? – Редж Башмак недоумевающе покачал головой.

– Капитан Моркоу, – отозвалась Задранец.

Сноровисто орудуя топором, она готовила импровизированный ужин.

Моркоу забился в угол. Время от времени он бормотал что-то неразборчивое и переворачивался на другой бок.

– Что твой младенец. И как это у него получается? – продолжал Редж Башмак. – С минуты на минуту это корыто развалится ко всем чертям!

– Но тебе-то чево волноваться? – спросил Детрит. – Ты-то уже мертв.

– И что с того? Думаешь, мне хочется оказаться на дне морском по колено в китовом дерьме? Чтобы потом добираться до дому в темноте неизвестно сколько? А если на меня позарится акула, то и вовсе хлопот не оберешься.

– Я не поддамся страху. Как сказано в завете Мезерека, рыбак Нонпо провел целых четыре дня во чреве гигантской рыбы, – сообщил констебль Посети.

В наступившей за этим тишине раскат грома показался особенно оглушительным.

– Горшок, ты это о чуде, что ли? – наконец нарушил молчание Редж. – Или о вялости пищеварительного тракта?

– Ты бы лучше озаботился своей бессмертной душой, чем изрекать шутки такого пошиба, – сурово отозвался констебль Посети.

– Сейчас меня больше заботит мое бессмертное тело, – ухмыльнулся Редж.

– У меня с собой есть одна брошюрка, она наверняка тебе поможет… – начал было Посети.

– Горшок, а твоей брошюрки хватит на такой бумажный кораблик, чтобы в него влезли все до единого?

Констебль Посети не мог упустить столь удобную возможность.

– В переносном смысле, конечно, хватит…

– А в самом деле! На этом корабле ведь должна быть шлюпка! – воскликнула Шелли. – Когда мы грузились, я ее вроде видела!

– Ага… Шлюпка… – пробормотал Детрит.

– Кто-нибудь хочет сардинку? – предложила Шелли. – Я открыла банку.

– Шлюпка… – повторил Детрит тоном тролля, вынужденного признать горькую истину. – Она… такая большая, тяжелая… Замедляет ход судна.

– Да-да, и я ее видел. Точно, – подтвердил Редж.

– Была такая… – отозвался Детрит. – Так это была шлюпка?

– На худой конец можно найти какую-нибудь скалу, встать рядом с ней и бросить якорь.

– Ну да… Якорь… – продолжал размышлять Детрит. – Такая здоровая штуковина с крюками по бокам?

– Абсолютно.

– Тоже тяжелая?

– Ясное дело!

– Ага… А… э-э… а если этот якорь уже давно бросили, потому что он был очень тяжелым, сейчас нам это чем-нибудь поможет?

– Вряд ли.

Редж Башмак выглянул в люк. Небо нависало над головой грязно-желтым, распоротым ножами пламени одеялом. Гром грохотал непрерывно.

– Интересно, барометр сильно упал? – задумчиво поинтересовался он.

– Сильно, – мрачно отозвался Детрит. – Как начал, так и падал, и падал. До самого дна.

Любому д'рыгу известно: двери надо открывать медленно. Поскольку по ту сторону может поджидать враг. Не в этот раз, так в следующий.

Ошейник валялся на полу, рядом с миниатюрным фонтанчиком, бьющим из пробоины в днище. Проклятье!

Секунду выждав, Ахмед, не заходя, тихонько толкнул дверь. Она негромко стукнула о стенку.

– Я не сделаю тебе ничего плохого, – произнес он, обращаясь к сумраку трюма. – Если бы я добивался именно этого, сейчас ты бы уже…

«Жаль, что я сейчас не волк», – подумала Ангва. Волчьи инстинкты были бы как нельзя кстати. Но потом они же станут помехой. Волк не умеет владеть собой так, как человек. Он поддается страху, паникует, совершает животные поступки.

Спрыгнув на Ахмеда с верхней перекладины дверной рамы, она что было сил толкнула противника в трюм, сделала обратное сальто через порог, захлопнула дверь и повернула ключ.

Меч прошел сквозь обшивку, как раскаленный нож сквозь сало.

За спиной у Ангвы кто-то шумно выдохнул. Мгновенно развернувшись, она увидела двух человек, сжимающих в руках сеть. Очевидно, эту самую сеть они намеревались набросить на волка. Но кого они не ожидали увидеть, так это обнаженную девушку. Хорошо известный факт: внезапное появление обнаженной девушки сильно меняет ваши планы на ближайшее будущее.

Наградив каждого из сетебросателей хорошим пинком, Ангва метнулась в противоположном направлении, пинком же распахнула ближайшую дверь, вбежала и захлопнула дверь изнутри.

Оказалось, она попала в каюту с собаками. Те сразу вскочили, разинули было пасти – и тут же обмякли. Вервольф, в каком бы облике он ни пребывал, обладает властью над другими животными – они сразу съеживаются и пытаются придать себе как можно более несъедобный вид. Ну и что с того, такой вид власти – тоже власть.

Не обращая на собак внимания, Ангва бросилась к койке и отдернула занавеску.

Лежащий человек открыл глаза. Это оказался клатчец, но клатчец, бледный от слабости и боли. Вокруг глаз человека темнели круги.

– А-а, – произнес он, – значит, я уже умер и попал в рай. Ты гяурия?

– Поосторожнее с выражениями, – огрызнулась Ангва, опытным движением разрывая занавеску надвое.

Она обладала некоторым преимуществом над оборотнями мужского пола и прекрасно отдавала себе в этом отчет. Если обнаженный вервольф оказывается женщиной, это порождает меньше недовольства. Но больше приставаний. Поэтому необходимо как можно быстрее чем-то прикрыться – из соображений скромности, а также во избежание ненужных треволнений. Умение мгновенно соорудить из подручных материалов импровизированное одеяние является одним из малоизвестных талантов, свойственных вервольфам.

Вдруг что-то заставило Ангву замереть на месте. Разумеется, для непривычного глаза все клатчцы на одно лицо. Так же, впрочем, как и все люди для вервольфа – последнему все лица одинаково аппетитны. Но Ангва развила в себе умение различать людей.

– Ты принц Куфура?

– Да. А ты?..

Распахнувшись от мощного толчка, дверь с силой ударилась о стену. Ангва, в свою очередь, мгновенно прыгнула к окну и отшвырнула в сторону засов, удерживающий ставни. В каюту сразу хлынула вода, едва не сбив ее с ног, но, преодолев напор волны, Ангва сумела взобраться на подоконник и перевалиться за борт.

– Наверное, просто проходила мимо… – пробормотал принц Куфура.

Ахмед 71-й час высунулся наружу и осмотрелся. Корабль тяжело вздымался и опускался. Докуда хватало глаз, бились сине-зеленые, отороченные пламенем волны. В таком море долго не поплаваешь.

Опустив голову, Ахмед поглядел вдоль борта корабля туда, где, вцепившись в буксировочный трос, висела Ангва.

И вдруг подмигнул ей. Затем голова Ахмеда скрылась, и до нее донеслись слова:

– Наверное, утонула. Все по местам!

Чуть позже на палубе тихонько хлопнула крышка люка.

В безоблачном небе взошло солнце.

Наблюдатель, окажись таковой рядом, обязательно заметил бы, что зыбь на данном крохотном клочке морской поверхности колышется немного не так, как везде.

Также не исключено, что у него вызвал бы интерес и кусок трубы, издающий едва слышное бормотание.

А если бы наблюдатель ухитрился приложить к трубе ухо, то услышал бы следующее:

–…Пришла мне в голову, когда я задремал. Трубка, два расположенных под углом зеркала – вот оно, решение всех наших проблем с проветриванием и определением направления!

– Поразительно. Трубка-Которая-Видит-И-Через-Которую-Можно-Дышать.

– Но, ваша светлость, как вы догадались, что прибор называется именно так?

– Повезло, угадал.

– Эй, кто-то переделал мое сиденье и педали, мне теперь удобно…

– Ах, да, чуть не забыл, капрал, пока ты спал, я снял с тебя мерку и сделал сидение более анатомически соответствующим…

– Снял мерку?

– Ну да, я…

– Снял мерку с… моей области седла?

– О, мне было совсем нетрудно, дело в том, что анатомия – моя страсть…

– Да неужели? Страсть? В таком случае еще раз тронешь мою анатомию, я тебе…

– Эй, там какой-то остров!

Издав резкий скрип, трубка повернулась.

– Лешп, не иначе. А вон и люди. По педалям, господа. Уходим на дно!

– Если он будет у штурвала, мы действительно пойдем на дно…

– Шнобби, заткнись.

Трубка исчезла в волнах. Затем вверх вырвался мощный поток пузырьков, принесший с собой ошметки спора по поводу того, в чьи обязанности входит затыкать трубу пробкой. После чего клочок моря, и прежде пустой, опустел еще больше.

Рыба упорно не шла.

А Дубина Джексон уже почти созрел. Сейчас он сожрал бы кого угодно, даже кальмара любопытного.

Но море словно бы обезрыбело. К тому же оно неправильно пахло. И шипело. Из глубин всплывали пузырьки. Достигнув поверхности, они лопались, испуская запах серы и тухлых яиц. Должно быть, поднимаясь, новая земля разбередила морское дно и изрядно взбаламутила ил. Возьмем, к примеру, пруд – и кто только не живет там на дне: и лягушки, и жучки, и еще всякие твари, – а тут целое море…

Дубина Джексон сосредоточился, пытаясь повернуть ход мыслей вспять, но мысли все поднимались и поднимались из глубин, как… как…

И куда, спрашивается, подевалась рыба? О, накануне ведь был шторм, но обычно в этих местах после шторма рыба ловится еще лучше, потому что шторм… расшевеливает…

Плот закачало.

«Может, и в самом деле стоит отправиться домой? – подумал он. – Но это означает оставить землю клатчцам. Нет, только через мой труп!»

Предательский внутренний голосок ехидно заметил: «Кстати, тело господина Хонга так и не нашли. Во всяком случае, самых главных его частей».

– Знаешь что, пожалуй, пора возвращаться, – сказал Дубина Джексон, обращаясь к сыну.

– Ну вот, – скривился Лес. – Опять моллюски и водоросли на ужин?

– А что такого плохого в водорослях? – возразил Джексон. – В них масса питательных… водорослей. И полно железа. Железо для тебя очень полезно.

– Почему бы тогда не сварить якорь?

– Не дерзи отцу, сынок.

– У клатчцев с собой хлеб, – продолжал Лес. – И мука. И дрова…

Дубина Джексон болезненно поморщился. Ему так и не удалось заставить водоросли гореть.

– Бьюсь об заклад, тебе их хлеб вряд ли пришелся бы по вкусу. Весь плоский, ни тебе корочки, ни…

Бриз донес до них аромат свежевыпеченного хлеба. Чужеземного, с пряностями…

– Они пекут хлеб! На нашей собственности!

– Ну, они ведь считают ее своей…

Джексон схватил кусок доски – импровизированное весло – и принялся яростно грести к берегу. Плот, в свою очередь, принялся вращаться на месте, и это злило еще больше.

– Стоило этим мерзавцам раскинуть лагерь, как все вокруг провоняло их мерзкой чужеземной жратвой…

– А почему у тебя слюна капает?

– И откуда, интересно знать, у них дрова?

– По-моему, это прибой: он приносит на их сторону древесину…

– Вот видишь! Они воруют нашу древесину! Нашу, будь она неладна! Ха! Что ж, а мы тогда…

– Но мы ведь, кажется, договорились, что древесина, которая там, – ихняя, а…

– Ни о чем мы с ними не договаривались, – рявкнул Дубина Джексон, вспенивая воду доской. – Просто так… получилось. Они ведь этот плавник не своими руками сделали. Просто он здесь очутился. По прихоти географии. Древесина – естественный ресурс. Естественный ресурс не может кому-то принадлежать…

Тут плот ударился о какой-то твердый предмет, и послышался металлический грохот. При этом до прибрежных скал оставалось еще больше сотни ярдов.

Из воды, поскрипывая, показалось нечто длинное и изогнутое. Пару раз крутнувшись, штуковина указала на Джексона.

– Прошу прощения, – раздался металлический, но очень вежливый голос. – Это ведь Лешп?

Джексон забулькал горлом.

– Понимаешь ли, – продолжала штуковина, – вода тут мутновата, и последние двадцать минут я беспокоюсь, уж не заблудились ли мы.

– Лешп! – неестественно высоким голосом пискнул Джексон.

– Отлично. Очень тебе признателен. Желаю приятно провести день.

Штуковина медленно ушла обратно под воду. Последними донесшимися вместе с пузырями звуками были: «Пробку не забудь, про… ты-таки её забыл!»

На этом пузыри кончились.

Где-то через минуту Лес нарушил молчание:

– Пап, а что это было?

– Ничего это не было! – рявкнул отец. – Такого вообще не бывает!

Плот сорвался с места и на полных парах помчался к берегу. Любители водных лыж были бы в полном восторге.

«Подумать только, – угрюмо размышлял сержант Колон, опускаясь в синий полумрак. – Запихать Лодку чуть ли не на самое дно морское и совершенно не подумать о том, как будешь вычерпывать из нее воду».

Он крутил педали по колено в воде, страдая одновременно от клаустрофобии и агорафобии. В одно и то же время он боялся находиться здесь и приходил в ужас от того, что может очутиться там. Кроме того, чем ниже погружалась Лодка вдоль каменной гряды, тем больше всяких неприятных тварей встречалось на ее пути. Они шевелили щупальцами. Показывали нечто похожее на когти. В колышущихся придонных зарослях мелькали очень неприятные тени. Гигантские моллюски рассматривали сержанта Колона своими губами.

Лодка заскрипела.

– Сержант! – окликнул Шнобби, не отводя глаз от морских чудес.

– Что?

– А правда говорят, будто все частицы нашего тела каждые семь лет полностью обновляются?

– Широко известный факт, – подтвердил сержант Колон.

– Ясно. Значит… У меня на руке татуировка. Я ее сделал восемь лет назад. И как же… как получилось, что она все еще на месте?

Во мраке угрожающе колыхались гигантские водоросли.

– Интересное наблюдение, – слегка дрогнувшим голосом отозвался Колон. – Гм-м…

– Я к тому, что все понятно: новые частички заменяют старые. Но в таком случае сейчас моя кожа должна быть розовой, как у младенца, и такой же чистой.

Мимо пронеслась рыба с носом, весьма смахивающим на пилу.

Сержант Колон, атакуемый своими многочисленными страхами, лихорадочно придумывал ответ.

– Просто-напросто, – наконец протянул он, – синие кусочки заменяются тоже синими кусочками. С татуировок других людей.

– То есть… моя татуировка уже не моя, а чужая?

– Э-э… ну да.

– Потрясающе. А точь-в-точь как моя. Скрещенные кинжалы и подпись «АММА».

– Амма?

– Ну, должно было быть «МАМА», но после кинжалов я вырубился, а Игла Нед кое-что напутал. За ним глаз да глаз нужен.

– Как можно неправильно написать такое простое?..

– Он тоже очень разозлился. Клиент все до последней иголки должен помнить, иначе что это, спрашивается, за татуировка?

Леонард и патриций молча разглядывали панораму подводного мира.

– Что они там высматривают? – поинтересовался Колон.

– Леонард болтал о каких-то там хероглифах. Ты знаешь, что это такое?

Колон задумался, но ненадолго.

– Порода моллюска, капрал.

– И все-то ты знаешь, – восхитился Шнобби. – Так вот что такое хероглиф! А если моллюск, ну, без этого самого, он, стало быть, нихераглиф, да?

Ухмылка Шнобби гнуснела на глазах. Сержанту Колону это не понравилось.

– Сам ты нихераглиф, Шнобби. Ты бы хоть немножко подумал, прежде чем говорить.

– Извини, сержант.

– Если моллюск без этого самого, то чем он будет размножаться, спрашивается? Он же очень скоро вымрет. Так чего ж его как-то называть, слова тратить? В общем, никаких нихераглифов не существует…

В иллюминатор, с любопытством разглядывая собеседников, уставилась пара любопытных кальмаров.

Судно Дженкинса превратилось в настоящую плавучую развалину.

Несколько парусов разорвало в клочья. Канаты и прочее веревочное снаряжение (правильное морское название которого Ваймс так и не удосужился узнать), перепутанные, валялись на палубе или волочились по воде.