Пределы функций 5 страница

А вот это уже привлекает мое внимание. Двойная сделка. Двойная игра. И только Хеймитчу наверняка известно, кто обманут. Я поднимаю голову и смотрю Питу в глаза.

— Для чего ты сейчас это говоришь?

— Чтобы напомнить, насколько разные у нас обстоятельства. Если ты умрешь, мне не будет покоя в Двенадцатом дистрикте. Ты — вся моя жизнь, — заявляет он. — Я уже никогда не нашел бы счастья.

Мне хочется возразить, но Пит прижимает палец к моим губам.

— Ты — другое дело. Не скажу, что придется легко, но есть люди, ради которых тебе стоит жить на свете.

Тут он снимает со своей шеи цепочку с золотым медальоном. Поворачивает его в лунном свете, так чтобы я могла разглядеть пересмешницу. Потом касается большим пальцем потайной кнопки, совершенно не заметной прежде, и диск открывается. Оказывается, он полый внутри. На правой половинке — снимок мамы и Прим. Они радостно над чем-то смеются. Слева — Гейл, и на лице у него искренняя улыбка.

Сейчас ничто не могло бы сломать меня быстрее, нежели эти три портрета. После всего, что я слышала считанные часы назад... Это удар ниже пояса.

— Ты нужна родным, Китнисс, — произносит Пит.

Родные. Мама. Сестра. Мнимый кузен. Замысел Пита слишком легко разгадать. Он хочет, чтобы однажды Гейл и вправду сделался частью моей семьи. Чтобы я победила и вышла за него замуж. Чтобы даже не сомневалась по поводу выбора. Пит задумал отдать мне... все. Я жду, когда он заведет речь о ребенке, ради следящих за нами камер, но этого не происходит. Значит, наш разговор не был частью Игры. Пит на самом деле искренне дал мне понять, что чувствует.

— А я никому не нужен, — говорит он без нотки жалости к самому себе.

Это верно, семья без него проживет. Поскорбит для приличия, так же, как и кучка приятелей, но вполне продержится. Даже Хеймитч смирится с потерей — при помощи дополнительных доз алкоголя. Лишь один человек на свете действительно пострадает от этой невосполнимой утраты. И это я.

— Мне, — возражаю я. — Мне нужен.

Он с расстроенным видом набирает в грудь воздух. Готовится к долгому спору, а это нехорошо, это плохо, потому что разговоры о Прим и матери еще больше собьют меня с толку. И я закрываю напарнику рот поцелуем.

Ну вот, опять это странное чувство. Так уже было однажды. В прошлом сезоне, в пещере, я целовала Пита, выпрашивая подарки у Хеймитча. Потом это происходило тысячи раз — и во время Игр, и потом. Но только единственный поцелуй затронул что-то в моей душе. Пробудил жажду большего. Правда, из головы тут же побежала кровь, и Пит уложил меня обратно.

На этот раз нам ничто не мешает. Напарник делает еще несколько попыток заговорить — и наконец сдается. Внутри меня разгорается обжигающее чувство; оно разливается из груди по всему телу, по рукам и ногам, до самых кончиков пальцев. Жаркие поцелуи не утоляют — наоборот, распаляют желание. А я-то считала себя знатоком по части жажды и голода. Но здесь нечто слишком новое.

Первый полночный удар электрической молнии в дерево разом приводит нас в чувство. А заодно будит Финника. Тот резко садится с коротким вскриком и запускает пальцы в песок, словно хочет удостовериться, что наконец вернулся к реальности.

— Я больше не усну, — заявляет он. — Сменю кого-нибудь из вас, идите, поспите. — И лишь теперь замечает наши объятия и выражения лиц. — Ну, или оба. Я один справлюсь.

— Это слишком опасно, — не соглашается Пит. — Я не устал. Отдыхай, Китнисс.

Я не возражаю (силы еще понадобятся, чтобы спасать его жизнь) и позволяю напарнику отвести себя к остальным. Застегнув у меня на шее цепочку с медальоном, он опускает ладонь на мой живот.

— Знаешь, из тебя выйдет отличная мать. Потом целует меня на прощание и уходит к Финнику.

Упоминание о ребенке — это сигнал: пора возвращаться к Игре. Публика и так уже начала гадать, отчего Пит не пускает в ход самый убедительный довод. Да и спонсоров не мешает растрогать.

Однако, растягиваясь на песке, я думаю: вдруг за его словами скрывается нечто большее? Намек на то, что когда-нибудь мы с Гейлом могли бы иметь детей? Если так, это был удар мимо цели. Во-первых, у меня совершенно другие планы...

А во-вторых, если кого-то из нас двоих и можно представить в роли родителя, любому ясно, это буду не я.

Погружаясь в пучину сна, пытаюсь вообразить далекий, еще не существующий мир, где нет места Голодным играм и Капитолию. Мир, похожий на луг из песенки, которую я пела умирающей Руте. Где ребенку Пита ничто бы не угрожало.

Проснувшись, я короткое время упиваюсь блаженным чувством, которое как-то связано с Питом. Понимаю, блаженство — не самое подходящее слово для человека в моем положении, ведь, судя по тому, как идут дела, уже сегодня меня ожидает смерть. При самом лучшем раскладе получится уничтожить всех (и саму себя, конечно), чтобы мой напарник стал победителем Квартальной бойни. И все же, ощущение настолько неожиданно и приятно, что я стараюсь подольше его сохранить, но колючий песок, солнечный зной и чесотка возвращают меня к действительности.

Все уже встали и наблюдают, как на пляж опускается очередной парашют. Я присоединяюсь к товарищам. Оказывается, нам снова прислали хлеб. Такие же булочки из Третьего дистрикта, что и прошлым вечером. Двадцать четыре штуки. Итого тридцать три. Каждый берет себе пять, и восемь в запасе. Мы не произносим этого вслух, но после смерти очередного участника их можно будет поделить без остатка. Шутка о том, кому достанутся запасные булочки, при свете дня почему-то не веселит.

Сколько еще продлится наш союз? Никто из нас не ожидал, что число участников уменьшится с такой головокружительной быстротой. А вдруг я ошиблась, вообразив, будто все защищают Пита? Если это простое совпадение, или заговор с целью втереться к нам в доверие, а потом убить, или не знаю что еще? А впрочем, какие могут быть «если»? Я действительно не понимаю, что происходит. Значит, нам с Питом пора уносить ноги.

Опускаюсь рядом с ним на песок, жую хлеб. И почему-то старательно отвожу взгляд. Неужели из-за тех поцелуев? Тоже мне, новость! И потом, Пит мог ничего такого и не почувствовать. Наверное, все дело во времени: его слишком мало осталось. И к тому же сейчас наши цели (что касается выживания и победы в Игре) противоположны друг другу.

После еды я беру напарника за руку и тяну к воде:

— Идем, научу тебя плавать.

Надо увести его подальше от остальных, чтобы потолковать о побеге. Главное, чтобы никто не заподозрил, что мы собрались расторгнуть союз, иначе нас тут же превратят в мишени.

Если бы я учила Пита по-настоящему, то попросила бы отстегнуть пояс, который держит его на воде, а так — какая разница? Показываю основные движения и предлагаю поплавать туда-сюда на мелководье. Поначалу Джоанна косится в нашу сторону, однако в конце концов теряет интерес и ложится вздремнуть. Финник плетет новую сеть, а Бити все возится со своим проводом. Похоже, пора.

Во время мнимого урока я кое-что заметила. Чешуйки на язвочках высохли и начинают отваливаться. Аккуратно тру свою руку песком: кожа становится гладкой и совершенно не чешется.

Подзываю Пита, и мы начинаем чиститься от надоевших струпьев. Тут-то я и выкладываю план побега.

— Слушай, вода пока спокойна. Думаю, нам пора уходить, — выдыхаю я еле слышно, хотя остальные трибуты находятся на приличном расстоянии.

Пит кивает, раздумывая над моим предложением. Прикидывает, как будет лучше для нас.

— Знаешь, что я скажу, — произносит он. — Давай подождем, пока не погибнут Брут с Энорабией. По-моему, Бити решил заманить их в ловушку. А потом, обещаю, мы немедленно убежим.

Не очень убедительный довод. С другой стороны, если удрать прямо сейчас, за нами станут охотиться целых две команды. И это не считая Рубаки, у которого вообще неизвестно что на уме. А ведь придется еще подстраиваться под ритм часов. И подумать о Бити. Раз Джоанна спасла его исключительно ради меня, то не преминет убить, когда мы улизнем. И тут я спохватываюсь: изобретателя все равно не спасти. Победителем станет лишь один из нас, и это должен быть Пит. Любые решения нужно принимать, исходя из его интересов.

— Хорошо, — соглашаюсь я. — Останемся, пока не погибнут профи. Но не дольше. — Поворачиваюсь и машу Одэйру: — Эй, Финник, давай к нам! Мы тут придумали, как тебя снова сделать красавчиком!

И вот уже мы втроем очищаем тела от струпьев и натираем друг другу спину, помогая стать розовыми, как здешнее небо. Потом все равно приходится наложить слой мази: кожа еще чересчур уязвима для солнца, да и в зарослях лишняя маскировка не повредит.

Бити подзывает нас к себе. Оказывается, за эти часы он и в самом деле что-то надумал.

— Думаю, вы согласны, что наша следующая задача — избавиться от Брута и Энорабии, — мягким голосом произносит он. — Вряд ли они отважатся еще раз напасть в открытую, ведь численный перевес на нашей стороне. Можно, наверное, их выследить, но это опасный и утомительный труд.

— По-твоему, они тоже разгадали секрет арены? — вставляю я.

— Если даже и нет, скоро разгадают. Может не так подробно, как мы. Но должны же они заметить, что здесь любая угроза имеет свои пределы и что эти секторы располагаются по кругу. Тем более нашу последнюю драку прервали распорядители. Для чего? Мы знаем, это была попытка сбить нас с толку, но ведь и профи зададутся таким вопросом. Рано или поздно они смекнут, что арена — это часы, — продолжает Бити. — Поэтому я предлагаю поставить нашу собственную западню.

— Погоди, я схожу за Джоанной, — вмешивается Финник. — Она взбесится, если узнает, что пропустила такой важный разговор.

— Необязательно, — бормочу я, потому что куда уж ей больше беситься?

Но парня не останавливаю. Если вдуматься, мне тоже было бы неприятно угодить в подобное положение.

Когда Финник с Джоанной присоединяются к нам, Бити просит всех отойти чуть подальше и начинает чертить на песке. Сначала — круг, разделенный на двенадцать секторов. Это арена. Выходит не так достоверно, как у Пита, — скорее, как у человека, чей ум занят совершенно другими, куда более сложными заботами.

— Итак, на месте Брута и Энорабии, зная то, что нам уже известно, где бы вы чувствовали себя в наибольшей безопасности? — осведомляется Бити.

В его тоне не слышится ни тени высокомерия. Изобретатель говорит, как хороший учитель, пытающийся изложить урок доступнее. Может быть, роль играет разница в возрасте. Или все дело в том, что этот человек в миллион раз умнее нас всех вместе взятых.

— Там же, где мы сейчас, — отвечает Пит. — На пляже.

— Тогда почему они не на пляже? — интересуется Бити.

— Потому что он занят, — нетерпеливо бросает Джоанна.

— Вот именно. Мы же здесь. Ну так, куда бы вы переместились?

Я размышляю. В джунглях подстерегает смерть, на пляже — соперники.

— Спряталась бы у самого края зарослей. Чтобы сбежать в случае опасности, а заодно — шпионить за нашей командой.

— И добывать еду, — прибавляет Финник. — В джунглях полно растений и животных, но это все — незнакомое, а вот морская пища, судя по нашему виду, вполне съедобна.

Бити улыбается так, словно мы превзошли его ожидания.

— Правильно. Молодцы. Видите? Следующий вопрос: что происходит, когда на часах бьет двенадцать?

— В дерево попадает молния, — отвечаю я.

— Да. И вот мое предложение. Между сегодняшними полуденной и полуночной грозами надо привязать мой провод к тому самому дереву, а потом размотать до самой воды. Когда грянет молния, электричество побежит от проволоки, в том числе и по всей поверхности пляжа, еще сырого после десятичасовой волны. В это время любой, кто коснется песка, будет немедленно убит током.

Все долго молчат, обдумывая услышанное. Для меня это все — какая-то сказка, далекая от реальности. Хотя почему? Я ставила тысячи разных ловушек. Это еще одна, только крупнее и сделана с применением научных знаний. Сработает ли? Неужели мы, трибуты, которых растили как рыбаков, шахтеров и дровосеков, что-нибудь в этом понимаем? Что нам известно о покорении природных сил?

— А проволока и вправду выдержит столько тока? — подает голос Пит. — Уж больно хрупкая с виду, как бы не перегорела.

— Перегорит. Но не раньше, чем проведет электричество. Она сработает как запал, только вместо огня будет ток, — поясняет Бити.

— Откуда ты знаешь? — недоверчиво произносит Джоанна.

— Так ведь я же ее создал, — отзывается изобретатель слегка удивленно. — Это даже не провод в обычном смысле. Но и молнии здесь не совсем обычные, не говоря уже о деревьях. Джоанна, ты лучше всех нас разбираешься в этом вопросе. Скажи, разве нормальное дерево сгорело бы еще в первый день дотла?

— Ну да, — мрачно подтверждает она.

— В общем, не беспокойтесь, проволока все выдержит, — уверяет нас Бити.

— А мы где будем, когда это произойдет? — спрашивает Одэйр.

— Заберемся поглубже в заросли, пересидим грозу в безопасности.

— Может, и профи ее спокойно пересидят, если не станут приближаться к воде, — вставляю я.

— Верно, — кивает Бити.

— Зато рыбы с моллюсками благополучно поджарятся, — указывает Пит.

— А то и похуже, — подхватывает изобретатель. — Боюсь, этот источник еды мы уже потеряем. Но ты же нашла в джунглях что-то съедобное, Китнисс?

— Орешки и крыс, — подтверждаю я. — И потом, есть же спонсоры.

— Ну вот. Значит, это нас не должно тревожить, — подытоживает Бити. — Но так как мы союзники, а дело потребует участия каждого, отважимся ли мы на эту попытку — решать всем.

Мы чувствуем себя, будто младшие школьники. Обсуждать затею с изобретателем — все равно не сумеем, для этого нужны хоть какие-то знания. Мы можем только терзаться смутной тревогой. Посмотрев на обескураженные лица товарищей, я первая подаю голос:

— Почему бы и нет? Если не выйдет, мы не особенно пострадаем. Но это приличный шанс убрать с дороги соперников. Даже если умрут одни рыбы с моллюсками, Брут и Энорабия тоже останутся без морской пищи.

— Я за то, чтобы попытаться, — произносит Пит. — Китнисс права.

Финник косится на Джоанну и поднимает брови. Похоже, он без нее никуда.

— Ладно, — бросает она наконец. — Все лучше, чем гоняться за ними по джунглям. И вряд ли враги разгадают наш замысел, ведь нам и самим ни черта не ясно.

Бити заявляет, что хочет заранее наведаться к Дереву молний. Судя по солнцу, теперь около девяти часов утра. Все равно скоро покидать пляж, так что мы разбираем свой лагерь, направляемся в грозовой сектор и углубляемся в заросли. Изобретатель еще слишком слаб, чтобы самостоятельно передвигаться; Пит и Финник по очереди несут его на закорках. Я пропускаю Джоанну вперед. Путь предстоит недальний, девчонка не заплутает. А мне будет лучше идти в хвосте: от моих лука и стрел в джунглях больше толка.

Знойный, удушливый воздух давит на грудь. С той минуты, как начались Голодные игры, от него никуда не сбежишь. Я потеряла, наверное, целые ведра пота и, даже наевшись рыбы, жестоко страдаю без соли. Хоть бы Хеймитч уже перестал кормить нас булочками Третьего дистрикта и прислал что-нибудь из Четвертого. Стакан со льдом сейчас тоже бы не повредил. Или бутылка с холодным напитком. Древесный сок — это хорошо, но у него такая же температура, как у соленой воды, у воздуха, у прочих трибутов и у меня. Мы все словно тушимся в одной гигантской миске.

Ближе к цели Финник предлагает пустить вперед меня.

— Китнисс может расслышать силовое поле, — объясняет он Бити и Джоанне.

— Расслышать? — переспрашивает изобретатель.

— Да, восстановленным в Капитолии ухом, — киваю я.

Нашла кого водить за нос. Бити! Вряд ли он позабыл, как указал мне на «трещинку», да и поле, скорее всего, не издает никаких звуков. Однако мужчина почему-то не ставит мою историю под сомнение.

— Ну что же, тогда пусть идет, — соглашается он, остановившись, чтобы вытереть пот с очков. — С электричеством шутки плохи.

Дерево молний нельзя перепутать с другими: оно здесь выше всех. Сорвав гроздь орешков и бросая их перед собой, медленно продвигаюсь к цели. Но когда в пятнадцати ярдах от нас возникает барьер, я замечаю его и без этой предосторожности. Только что взгляд блуждал по зеленым кронам — и вдруг высоко, с правой стороны, различил переливающийся клочок пространства. Бросаю перед собой орешек. Негромкое шипение подтверждает мою догадку.

— От дерева не отходите, — предупреждаю я остальных.

Настало время распределить обязанности. Бити присматривается к дереву, Финник его охраняет, Джоанна добывает нам воду, Пит собирает орехи, я охочусь поблизости. Древесные крысы, похоже, совсем не боятся людей, и я без труда снимаю троих. В десятичасовом секторе грохочет волна; пора возвращаться и свежевать добычу. Вычерчиваю в грязи, в нескольких футах от силового поля, линию, за которую нам нельзя заходить, и мы с Питом принимаемся жарить орешки, а также кусочки крысятины.

Бити по-прежнему копошится у дерева. Трудно сказать, чем он занимается: наверное, производит измерения и все в таком духе. Потом отрывает полоску коры, приближается к нам и швыряет ее в силовое поле. Вспыхнув, кора летит на землю, а через пару минут приобретает первоначальный вид.

— Что ж, это многое объясняет, — бормочет изобретатель.

Мы с Питом переглядываемся, и я закусываю губу, чтобы не рассмеяться. Многое? Объясняет? Кому из нас?

В скором времени из ближайшего, одиннадцатичасового, сектора долетает назойливый стрекот. На этот раз он звучит куда громче. Все напряженно вслушиваются.

— Это не техника, — решительно заявляет Бити.

— Мне кажется, насекомые, — предполагаю я. — Может, жуки.

— Кто-то с клешнями, — прибавляет Одэйр.

Звук нарастает, точно наши тихие разговоры дали понять неведомому, что живая плоть — очень близко. Не знаю, кто там, но руку даю на отсечение: оно за пару секунд обглодает нас до костей.

— Ладно, все равно пора уходить, — произносит Джоанна. — Гроза начнется меньше чем через час.

И мы уходим. Правда, недалеко. К такому же дереву, только растущему на участке кровавых дождей. Присев на корточки, подкрепляемся местной пищей и ждем полуденного сигнала. По просьбе Бити, когда стрекот начинает понемногу стихать, я забираюсь повыше и наблюдаю. Молния ослепляет даже на расстоянии, даже при ярком солнечном свете. Дерево целиком окутывается раскаленным бело-голубым сиянием и выбрасывает в воздух снопы электрических искр. Спустившись, я докладываю Бити обо всем, что увидела. Кажется, мой дилетантский отчет его вполне удовлетворяет.

После этого мы окольным путем возвращаемся на десятичасовой участок пляжа. Гладко вылизанный волной песок сияет от влаги. Бити отпускает всех отдохнуть, а сам берется за дело. Оружие выдумал он, мы в этом ни рожна не смыслим, и у нас появляется такое чувство, словно учительница разрешила пораньше уйти с уроков. Сперва мы по очереди спим под тенистым покровом джунглей, но ближе к вечеру все уже на ногах и взволнованы. Раз уж настало время прощаться с морской пищей, почему бы не устроить пир напоследок? Под руководством Одэйра мы закалываем трезубцами рыб, собираем моллюсков и даже ныряем за устрицами. Этот вид охоты мне нравится больше всего. Не то чтобы я обожала устриц, которых попробовала в Капитолии лишь однажды, да и то с брезгливостью: больно уж склизкие. Но как приятно погружаться на глубину, в какой-то иной, неведомый мир! Вода совершенно прозрачная, косяки красноватых рыб и таинственные морские цветы превосходно смотрятся на фоне песчаного дна.

Джоанна стоит на страже, пока мы с Питом и Финником чистим и раскладываем на листьях добычу. Мой напарник вскрывает очередную раковину и вдруг усмехается.

— Смотрите! — На его ладони блестит безукоризненно круглая жемчужина размером с горошину. — Знаешь, — обращается Пит к Одэйру с самым серьезным видом, — под очень сильным давлением уголь тоже превращается в жемчуг.

— Чушь какая, — презрительно отмахивается тот.

А я прыскаю в кулак. Именно так глупышка Эффи представила нас Капитолию в прошлом году. Угольки, из которых под сильным давлением жизненных обстоятельств получились жемчужины. Красота, порожденная страданием.

Ополоснув находку водой, Пит протягивает ее мне.

— Это тебе.

Я кладу подарок на ладонь и рассматриваю под солнцем радужные переливы на белоснежной поверхности. О да, я оставлю эту жемчужину. Буду хранить ее до скончания нескольких отведенных мне жизнью часов. Последний подарок от Пита. Единственное, что я могу от него принять. Может быть, именно это придаст мне сил перед смертью.

— Спасибо, — благодарю я, сжав ладонь и невозмутимо глядя в глаза человеку, который стал моим главным противником, решив сохранить мою жизнь ценой собственной. И мысленно обещаю себе сорвать его планы.

Пит делается серьезным и пристально смотрит на меня, словно хочет прочесть мои мысли.

— Медальон не подействовал, да? — произносит он, хотя Финник рядом, хотя все рядом и слышат каждое слово. — Китнисс?

— Подействовал, — отзываюсь я.

— Но не так, как бы мне хотелось, — произносит он, отводя глаза, и до конца ужина смотрит только на устриц.

Когда мы уже собираемся приступить к еде, появляется парашют и приносит приятные дополнения к нашему пиру. Баночку острого красного соуса и новую порцию булочек из Дистрикта номер три. Разумеется, Финник тут как тут, бросается их пересчитывать.

— Снова двадцать четыре.

Всего, значит, тридцать две. Мы берем по пять; в остатке — семь штук. Поровну их уже не поделишь. Это — пища для одного человека.

Солоноватая рыба, мясистые моллюски и даже устрицы превосходны на вкус, когда их как следует сдобришь соусом. Мы набиваем себе животы до того, что не можем проглотить больше ни кусочка, но и после этого остаются объедки. Выбрасываем их обратно в воду: пусть не достанутся после нашего ухода соперникам. Ну а пустые ракушки волна потом смоет с берега.

С этой минуты нам больше нечем заняться, только ждать. Мы с Питом безмолвно сидим у кромки воды, рука в руке. Он уже произнес прошлым вечером речь, которая не заставила меня передумать, а я никогда не соображу, как можно уговорить его. Время подарков и убеждений истекло.

Но у меня на поясе, в парашютике, вместе с лекарством и трубкой завернута морская жемчужина. Надеюсь, мои пожитки потом доставят домой...

И мама с Прим догадаются вернуть ее Питу, прежде чем хоронить мое тело.

Звучит гимн, однако на небе не появляется ни одного лица. Зрители, должно быть, уже волнуются: где же кровь? Впрочем, ловушка Бити обещает им столько потехи, что распорядители не удосуживаются строить нам новые козни. Может быть, им самим интересно: сработает или нет?

Около девяти мы покидаем усеянный ракушками лагерь, переходим на двенадцатичасовой участок пляжа и при свете луны начинаем неспешное восхождение к Дереву молний. Утром было гораздо легче: теперь животы набиты до отказа и мучает одышка. И зачем только мне понадобилось запихивать в себя последнюю дюжину устриц?

Бити обращается к Одэйру за помощью, а все остальные стоят на страже. Прежде чем коснуться дерева, изобретатель отматывает несколько ярдов проволоки, просит Финника хорошенько закрепить ее вокруг сломанной ветки и положить на землю. Затем они становятся по разные стороны от ствола и, передавая катушку друг другу, обматывают его проводом. Сначала вроде бы наугад, но постепенно я начинаю различать затейливый узор, мерцающий в лунном свете. Интересно, это как-то повлияет на действие западни или же Бити хочет произвести впечатление на зрителей? Ручаюсь, большинство из них разбирается в электричестве не лучше меня.

Работа как раз окончена, когда мы слышим рокот воды. Я раньше не задумывалась, когда именно происходит обвал. А ведь сначала волна должна вырасти, подняться, потом обрушиться и отхлынуть с берега. Но, судя по небу, сейчас половина одиннадцатого.

И тут Бити полностью посвящает нас в свой план. Мы с Джоанной проворнее всех перемещаемся в зарослях, так что нам предстоит отнести катушку, попутно разматывая провод, разложить его на двенадцатичасовом участке пляжа и погрузить цилиндр с остатками проволоки поглубже в воду. А потом — убежать обратно. Как можно скорее, чтобы успеть в безопасное место.

— Я пойду с ними, прикрою, — немедленно вызывается Пит.

После нашего разговора он менее всего настроен выпускать меня из поля зрения.

— Ты нерасторопен и к тому же понадобишься здесь, — отрезает Бити. — Джоанну прикроет Китнисс. Давай не тратить время на споры. Прости. Девушкам нужно отправляться, — прибавляет он и протягивает катушку Джоанне.

Я тоже не в восторге от этого плана. Как можно защищать Пита на расстоянии? Однако изобретатель прав. Мой напарник, с его-то ногой, ни за что не управится вовремя. Мы с Джоанной действительно самые быстроногие в команде. Похоже, другого выбора нет. И если уж я доверяю кому-нибудь кроме Пита, то одному лишь Бити.

— Все будет хорошо, — заверяю я. — Опустим катушку и сразу вернемся.

— Только не в зону грозы, — напоминает изобретатель. — Бегите к дереву в секторе первою часа. Если поймете, что не успеваете, значит, следующий. Главное, не возвращайтесь на пляж, пока я не оценю ущерб.

Я обхватываю ладонями лицо Пита.

— Не волнуйся. Увидимся в полночь, — целую его и, не дожидаясь возражений, поворачиваюсь к Джоанне. — Готова?

Та пожимает плечами.

— Конечно. — Вижу, ее точно так же не радует возможность поработать со мной в одной команде. Однако мы все угодили в ловушку Бити. — Ты прикрываешь, я разматываю. Потом поменяемся.

И мы без лишних слов пускаемся бежать по склону. По дороге почти не беседуем. Одна держит цилиндр, а другая ее охраняет. Примерно на середине дороги мы слышим нарастающий мрачный стрекот. Значит, одиннадцать часов уже пробило.

— Давай поторопимся, — бросает моя спутница. — Хочу подальше убраться от берега до начала грозы: вдруг Долбанутый ошибся в расчетах.

Я вызываюсь нести катушку. Это сложнее нежели охранять, а мы с Джоанной уже давно не менялись.

— Бери, — отвечает она.

Наши руки еще на цилиндре, когда он как-то странно дергается. Внезапно тонкая золотая проволока словно набрасывается на нас, петлями опутывая запястья. И отсеченный конец падает к нашим ногам.

Ровно секунда требуется нам, чтобы осознать этот неожиданный поворот событий. Мы с Джоанной обмениваемся взглядами, но ни одной из нас уже не нужно ничего говорить. Кто-то в зарослях перерезал провод. И в любую минуту может на нас напасть.

Высвободив ладонь, я выхватываю стрелу — и получаю металлическим цилиндром по голове. Очнувшись, понимаю, что лежу на земле. В левом виске пульсирует страшная боль. Со зрением творится что-то не то: перед глазами все мутится и расплывается, две луны в небе никак не сойдутся в одну. Дышать почти невозможно. Оказывается, Джоанна сидит у меня на груди, придавив коленями мои плечи.

Левое предплечье пронзает ужасная боль. Пытаюсь отдернуться, однако не тут-то было. Девушка втыкает в меня что-то вроде ножа — и еще поворачивает, мучительно вырывая его вместе с мясом. По запястью струится теплая жижа и натекает в полусогнутую ладонь. Джоанна грубо отбрасывает мою руку, окатив половину лица моей же кровью.

— Лежи спокойно! — шипит она.

Затем поднимается, избавляя меня от своей тяжести, и вот я уже лежу в одиночестве.

«Что значит, лежи спокойно? — проносится в голове. — Что происходит?»

Зажмурив глаза, как-то пытаюсь осмыслить свое положение.

Но думаю лишь о том, как Джоанна толкнула Вайресс на пляж. «Лежи спокойно! Когда ж ты угомонишься? » Но ведь не напала же. По крайней мере, с ножом. С другой стороны, я — не Вайресс. Не Тронутая. «Лежи спокойно! Лежи...» — отдается в памяти гулким эхом.

Слышатся чьи-то шаги. Ко мне приближаются двое. Уверенно топают, не таясь.

— Она почти покойница! — Это голос Брута. — Идем, Энорабия!

И оба уходят в ночь.

Это они обо мне? Пытаюсь найти ответ, но сознание то и дело ныряет в сумерки. Это я — почти покойница? И ведь и правда не поспоришь. Мысли с трудом ворочаются. Итак, что мне известно? Джоанна решила напасть. Ударила меня цилиндром по голове. Порезала руку, повредила вены — возможно, неизлечимо. Потом Энорабия с Брутом спугнули ее, помешав разобраться со мной до конца.

Союз расторгнут. Очевидно, Джоанна с Финником сговорились избавиться от нас этим вечером. Так и знала: надо было устроить побег с утра. Не знаю, где сейчас Бити, но я кажусь очень легкой добычей. И Пит...

Пит! Глаза в ужасе распахиваются. Он ожидает под деревом, ни о чем не подозревая. А если Одэйр уже расправился с ним? «Нет», — шепчу я. Профи перерезали провод недалеко от нас. Финник, Бити и Пит могут и не догадываться о происходящем здесь. Разве что удивятся, почему вдруг провисла проволока. Или отскочила обратно. Ведь это не явный сигнал к убийству, верно? Нет, все дело в Джоанне. Это она решила, что пробил час порвать с нами. Убить меня. Улизнуть от профи. И как можно скорее воссоединиться с Финником.

Не знаю, не знаю. Ясно одно: я должна вернуться за Питом, помочь ему выжить. Собираю остатки воли в кулак — заставляю себя присесть, а затем подняться, держась за ствол дерева. Хорошо, что оно подвернулась под руку, а то джунгли так и пляшут перед глазами. Неожиданно я сгибаюсь пополам и полностью избавляюсь от съеденных морепродуктов. В желудке не остается даже кусочка устрицы. Дрожа в ознобе и обливаясь потом, силюсь понять, в каком же я состоянии.

Поднимаю пострадавшую руку. В лицо брызжет кровь, и мир снова опасно кренится в сторону. Закрываю глаза, прислоняюсь к дереву, выжидаю, пока не утихнет качка. Делаю пару шагов по направлению к соседнему дереву, отрываю мох и, уже не разглядывая след от ножа, плотно бинтую предплечье. Так уже лучше. По крайней мере, не нужно на это смотреть. Осторожно касаюсь раны на голове. Шишка огромная. Внутри явно что-то повреждено; впрочем, висок не очень сырой и я вряд ли умру от потери крови.