К ПРОБЛЕМЕ ФУНКЦИОНАЛЬНЫХ ТИПОВ ЛЕКСИЧЕСКОГО ЗНАЧЕНИЯ 4 страница

Очевидно, что всякое приобретение есть в то же время потеря. Упрощение (расширение) значения глагола ведет к усложнению структуры пропозиции. Поэтому в языке вырабатываются механизмы, компенсирующие утраты, восстанавливающие исчезающие семантические типы. Так, вычленив объект или орудие действия из значения глагола, язык дает ему возможность возврата, ср. пригвоздить, намылить, застеклить, обезво­дить и т.д.

Таким образом, выталкиванию семантических компо­нентов из значения предиката, развивающему синтагма­тику, противостоит их поглощение, усложняющее значение и имеющее своим следствием упрощение структуры пред­ложения при том же объеме информации.

Дескриптивная лексика отвечает особой цели языка — точнее, речи — вызывать в воображении адресата опреде­ленные картины, образы, а не обогащать (или обременять) его новой информацией. Стремление языка (речи) апел­лировать скорое к воображению, чем к знанию сохраняет в том или другом участке предикатов синтетические, по­липризнаковые значения. Языки, в которых физические действия слабо обобщены, обозначаются совместно со спо­собом их осуществления, всегда более живописны, но в то же время семантически излишне щедры, но всегда могут регулировать количество передаваемой информации.

3. С проблемой членения динамического «содержания» мира связан вопрос идентификации событии. Отнесение событий к одному классу в определенных условиях про­исходит с учетом тождественности или нетождественности их участников. В значение предиката может быть вклю­чена отсылка к ситуации, предшествующей данному со­бытию и предполагающей тождество всех его участников, тождество только субъекта действия и, наконец, тождество только объекта действия. Это видно при обращении к гла­голам повторного действия. Так, глаголы типа перечитать (в значении ‘прочитать еще раз’) предполагают тождество как субъекта, так и объекта действия. Глагол переписать (в смысле 'снять копию') предполагает тождество объек­та, но не субъекта действия: переписчики одного и того же текста могут меняться. Глагол писать обозначает в этом случае только механическое действие, причем личность того, кто его осуществляет, безразлична <…>.

Семантика предикатов серийных действий может имплицировать кванторные характеристики актантов. Так, например, глаголы типа пересмотреть, перебить имплицируют нетождество объектов или субъектов серийных акций. Предполагается, вместе с тем, что объекты образуют некоторую совокупность, все члены которой или большинство из них претерпевают на себе данное действие. Это заставляет избегать употребления таких глаголов в настоящем времени. Естественным для данных глаголов является следующий контекст: Он пере­читал все книги в библиотеке, Мальчик переломал все игрушки. Выражение перебирать в памяти, составляющее исключение к этой закономерности (ср. Я перебираю в памяти их имена, Я перебрал в па­мяти несколько имен), будучи стандартизованным оборо­том, лишенным бесприставочного коррелята, выпало из данного видового противопоставления.

Возможна и обратная ситуация: субъект действия варьируется в пределах некоторого множества, которое должно быть исчерпано, а объект сохраняет тождество, ср. Все ученики перечитали эту книгу.

Таким образом, для формирования семантики преди­катов, означающих повторность действий, важен фактор тождества или нетождества актантов, а для предикатов со значением серийных действий существенны их кванторные характеристики.

4. Семантическое своеобразие предикатов в большой мере определяется широтой или узостью характеризуемых ими классов объектов. Последние могут выполнять по от­ношению к глаголу функции субъекта, объекта и орудия действия. <…> такого рода ограничения имеют своим след­ствием усложнение компонентного состава значения глагола.

Так, понятие движения дифференцируется в зависимо­сти от характера движущегося объекта, ср. сыпаться (о зернистой массе), течь (о жидкости), катиться (о шаре, цилиндре или колесе), бежать (о живом существе).

Осложненность семантики глаголов показателями ре­ферентных ограничений, создающая значения узкой сферы приложимости, определяется в этом случае недостаточ­ной обобщенностью значения предиката, не оторвавшего­ся от других свойств объектов данного класса. Так, разде­лив понятие движущейся массы на понятие субстанции и понятие движения, язык продолжает связывать характер движения с субстанциальными свойствами материи.

С другой стороны, предикаты узкой области сочетаемо­сти возникают в экспрессивных, характерологических це­лях, ср. употребление субъектно ограниченных синонимов глагола напиться: настегаться и наутюжиться (о портном), постукаться (о сапожнике), наканифолиться (о музыканте), нализаться (о лакее), налимонигься (о барине), употребить (о солдате).

В этом случае ограниченияна сочетаемость обычно легко расшатываются. Включение в семантику глагола показателя отнесенности лишь к определенному классу предметов может проистекать также из осознанного не­желания «ставить на одну доску» разные типы субъек­тов — обычно человека и животное (ср. есть и жрать).

5. Если предикаты, фиксирующие итог чувственного восприятия мира, обладают достаточно четким экстенсионалом, то для предикатов, включающих в свое значение оценочную сему, характерен наибольший отрыв от объек­тивных свойств предметов; их содержание прямо обус­ловлено основанием оценки. Оно представляет собой переменную величину: хороший учитель и хороший ху­дожник, красивая девушка и красивая природа различны но своему референтному содержанию. В этом смысле можно утверждать, что значение оценочных предикатов не является функцией их референции.

<…> Высказывания с оценочными предикатами стремятся оторваться от свойств референта. Оценка обусловлена субъективными вкусами, интересами и взглядами (социальными, этическими и эстетическими) говорящего, группы говорящих, опреде­ленной части общества и только по отношению к ним оце­ночное высказывание может рассматриваться как истин­ное или ложное. Оно лишено параметра объективной истинности. Ср. примеры противоположной оценки одних и тех же явлений: Как это все назвать, господа? Лакейст­вом или деликатностью перед Европой? (Достоевский); «Петербургская газета» назвала этот факт комическим. К сожалению, я ровно ничего не вижу комического, а, на­против, очень много досадного и портящего кровь (Досто­евский). Как видно, оценка в большей степени выражает субъективное отношение к объекту (явлению, факту, свой­ству и пр.), нежели его объективные характеристики.

Оценка — это отношение, выдаваемое за признак оце­ниваемого объекта. Оценочные пропозиции могут соеди­няться не только с пропозициональными глаголами мне­ния, но также отвечать другим коммуникативным зада­ниям, обычно не эксплицируемым, таким как похвала, лесть, говорение комплементов, нанесение обиды и т.п. Подобная коммуникативная направленность в той степени, в какой она имплицирует преувеличенную позитивную оценку, обычно предполагает неискренность со стороны автора речи, а в той степени, в какой она имплицирует преувеличенную отрицательную оценку, предполагает искренность говорящего.

Отрицательная оценка, по-видимому, обладает большей тенденцией к отрыву от свойств референта, чем оценка положительная. Окончательный отрыв от действительности превращает отрицательную оценку в ругательство (имеет­ся в виду ругательство-определение, а не ругательство-по­желание или ругательство-побуждение). Ругань выражает только отрицательное отношение говорящего к объекту оценки (обычно адресату). Она не нуждается ни в основа­нии, ни в критерии оценки. Отличие бранного определения от оценочного состоит в том, что его экстенсионал нахо­дится в полной и абсолютной независимости от его интенсионала, вследствие чего этот последний часто вовсе исчезает.

6. Семантическая структура предикатов может иметь, подобно значению идентифицирующих слов, составной характер. В значение предикатов может входить целая серия семантических довесков, относящихся к (1) ситуа­ции, предшествующей обозначаемому действию, (2) по­следующей ситуации, (3) физическим или иным признакам объекта действия, (4) физическим или иным признакам субъекта действия, (5) типу инструмента или орудия действия, (6) способу действия, (7) мотиву действия, (8) цели действия, (9) интенсивности действия или гра­дации признака, (10) кванторным характеристикам субъ­екта или объекта, (11) оценке.

<…> Одни из названных семантических довесков характе­ризуют предикаты физического действия, другие — преди­каты, относящиеся к внутреннему миру людей, третьи — предикаты с событийными актантами. Удельный вес в се­мантике предикатов такого рода довесков очень различен. В одних случаях они не препятствуют возникновению между глаголами отношений синонимии (ср. есть и жрать, напиться и нализаться). В других, напротив, различие в дополнительном компоненте значения определяет очень глубокий семантический разрыв. Так, надеяться и бояться едва ли можно считать синонимами.

Таким образом, дескриптивность семантики глагола определяется количеством «довесков» к собственно вер­бальной семантике. В отличие от дескриптивного значения в области имен, значение конкретных глаголов, будучи многопризнаковым, не является в общем случае диффузным. Оно членится на достаточно определенные иерархически организованные семантические компоненты. Дескриптивность значения в среде предикатов обусловлена речевым заданием, создания описательного текста, в то время как дескриптивность существительных связана с синтаксическим заданием идентификации предмета речи. Разные назначения соответствуют разным типам дескриптивности.

Область предикатной семантики строится по шкале от объективных, относящихся к наблюдаемому миру значений, до значений субъективных. Она может быть разделена, хотя и очень огрубленно, на три зоны: 1) предикаты, обозначаю­щие чувственно воспринимаемые признаки, состояния и действия; образуемая ими пропозиция обычно вводится (или может быть введена) глаголами чувственного восприя­тия (я вижу, я слышу, я ощущаю); 2) предикаты, относя­щиеся к ненаблюдаемым и чувственно не воспринимаемым признакам, засвидетельствованным на основании косвен­ных данных; образуемые ими пропозиции вводятся (или могут вводиться) такими глаголами пропозиционального отношения, как я верю, я полагаю, я думаю, я знаю; 3) оценочные предикаты, отражающие эмоциональное, эстетическое или утилитарное восприятие предмета; пропозиции, образуемые этими предикатами, со­относятся с пропозициональными глаголами мнения: я счи­таю (нахожу). Но и входящие в эти обширные зоны предикаты не обнаруживают семантической однотипности.

Семантические характеристики предикатной лексики, таким образом, менее стабильны, чем свойства идентифи­цирующего типа значения. <…>

Реляционное значение

1. Термин «реляционное значение» может применяться в узком и широком смысле. Понимаемое узко реляционное значение соответствует некоторому охарактеризованному пли неохарактеризованному отношению между двумя объектами, их связи. Оно, следовательно, по определению обладает двумя семантическими валентностями. Собствен­но реляционное значение подчиняется законам логики: оно соединяет однородные сущности. Так, пространствен­ные отношения могут быть установлены только между предметами, временные и логические отношения соединя­ют между собой факты, события, положения дел и суждения.

Если дескриптивные (идентифицирующие) значения непредсказуемы и неисчислимы, образуя открытый класс, то значения собственно реляционные (пространственные, временные, логические) ограничены и исчислимы. Так, временные отношения могут, в силу природы этого пара­метра мира, выражать только предшествование, одновременность и следование. Локальные отношения указывают на взаиморасположение предметов, возможности которого лимитированы трехмерностью пространства. Логические отношения сводятся к отношениям причинности, следственности, уступительности, условности, целенаправленно­сти, в основе которых лежит гибридизация каузальной связи с разными модальностями и разными направлениями отношения. В круг логических отношений могут быть включены также отношения сопутствия, благоприятство­вания или неблагоприятствования, отношения конъюнкции и дизъюнкции и отношения тождества.

Под реляционным значением в широком смысле пони­мается любое лексическое значение, в состав которого входит реляционный компонент. Способность к внутри­словной сочетаемости составляет одну из особенностей реляционной семантики. Реляционный компонент активно присоединяет к себе значения, характеризующие термины отношений или их идентифицирующие. Выступая в чи­стом (или по крайней мере менее осложнённом) виде в классах союзов, предлогов и некоторых глаголов, реля­ционное значение охотно объединяется с другими типами значения в классах прилагательных, существительных и глаголов. Следствием такого рода гибридизации являются реляционно-идентифицирующее и реляци­онно-характеризующее значения.

2. Реляционно-идентифицирующее значение возникает в результате соединения реляционного компонента с одним из термов. К этому типу принадлежат значения отно­сительных прилагательных, образованных от имен собст­венных (американский, тибетский, Сашин), де­скрипций (отцов, отцовский, бабушкин, городской, мест­ный, ресторанный), дейктических местоимений (тамошний, здешний, тепе­решний), а также притяжательных местоимений (мой, твой, его и т.д.). Хотя основным для прилагательных и местоимений, созданных от имен лица, является значение принадлежности, обнаруживающее себя в предикате (пред­ложение Эта книга — моя, отцова сообщает о принадлеж­ности, но не об авторстве), они могут выражать и многие другие виды связей между объектами действительности, ср. мой трамвай = трамвай, на котором я обычно езжу и пр. Прилагательные названных типов указывают одновременно и на отношение и на один из терминов этого отношения. Собственно реляционное и предметное значения распределены в их словообразовательной структуре — тер­мин отношения соответствует основе, а реляционное значение — суффиксу. Относительные прилагательные открыва­ют только одну синтаксическую валентность, вторая семантическая валентность реализуется внутри слова. Реляционно-идентифицирующее значение, таким образом, характеризуется нарушением соответствия семантических валентностей синтаксическим позициям, асимметрией се­мантической и синтаксической структур.

Реляционно-характеризующее значение наблюдается в сфере глаголов. Оно возникает вследствие гибридизации значения отношения (чаще всего каузативного) со значе­нием признака (состояния, действия) одного из терминов отношения. Глаголы типа уговаривать, упрашивать, убеж­дать объединяют в своем значении компонент каузации (логического отношения) и признак субъекта (способ воз­действия). Глаголы типа радовать, веселить, красить, бе­лить сочетают значение каузации с указанием на резуль­тирующий признак объекта. Глаголы типа кормить соче­тают значение каузации с указанием на два признака — субъекта (давать пищу) и объекта воздействия (есть).

Объем значения глагола колеблется — он охватывает либо один признак (субъекта или объекта), либо два предиката — субъекта и объекта. Этим определяется коли­чество и характер синтаксических валентностей, открывае­мых глаголом. Если глагол включает в себя значение при­знака субъекта, то он должен открывать валентность на слово, эксплицирующее признак объекта (ср. уговаривать сделать доклад). Если глагол включает в свое значение признак объекта, то он должен открыть валентность на каузирующее событие — признак или действие субъекта (ср. веселить смешными рассказами). Чем больше семан­тический объем глагола, тем меньше объем пропозиции, выражающей ту же информацию, ср. белить стену и покры­вать стену белой клеевой краской, побелкой.

Впрочем вхождение некоторого значения в семантику глагола не закрывает соответствующей ему позиции в строе предложения. Последняя может быть названа позицией детализации. Так, глаголы типа уговаривать сохраня­ют при себе место орудийного обстоятельства, предназна­ченное для сведений, уточняющих способ словесного воз­действия. (Ср. уговаривать нежным голосом, ласковыми словами). Между значением глагола и обстоятельством «образа воздействия» соблюдается семантическое согласо­вание, так, было бы некорректно «убеждать побоями» и «уговаривать тумаками».

Если для реляционно-идентифицирующего значения типична семантико-синтаксическая асимметрия, то среди значений реляционно-характеризующих наблюдается се­мантическая асимметрия термов. <…>

Если отвлечься от различий между фактами, событиями и процессами, то остается несомненным, что логические отношения, в том числе и отношения каузативные, принадлежат к межсобытийному, а не межпредметному типу, Реляционный компонент связывает между собой тем са­мым единицы, в принципе членимые на две составляю­щие — субъект и предикат, из которых второй занимает доминирующую позицию. Формула типа aRb, примененная логиками к многоместным предикатам, т.е. переходным глаголам естественных языков, в сущности не отражает их логического строения; она скрывает за собой более раз­вернутую логическую структуру, затемненную границами лексических значений: (S есть Р) R (S есть Р), в которой отношение R может быть расшифровано как импликация. В более современной записи: P(a) É Q(b).

Таким образом, значение переходных глаголов, порож­денное двусторонним характером многих действий, невоз­можностью расчленения потока происходящего на элемен­тарные односубъектные события, представляет собой двупредикатный (двупризнаковый) тип семантики. Не случайно переходные глаголы являются источником деривации причастий и прилагательных активных (обозначаю­щих признак или действие субъекта) и пассивных (обозна­чающих признак или действие объекта), ср. чи­тающий, читавший, прочитавший — читанный, прочитан­ный, читабельный; ломающий, ломавший — ломающийся, ломкий, сломанный и т.п.

Особенность внутрилексических каузативных отноше­ний, отличающая их от отношений союзной каузации, состоит в том, что они перспективны, т.е. обозначают це­леустремленное действие. Каузативное отношение в них «запланировано», предусмотрено агентом действия. «Про­грессивная каузация» обращена к будущему, к результату действия, его цели, последующему событию. Для значения этих глаголов не столь важно обозначить факт наличия между некоторыми событиями отношений причинности (эти отношения часто бывают очевидными, заданными); сколько факт результативности или нерезультативности действия, т.е. осуществленности или неосуществленности последующего (второго) события, относящегося к объекту действия. Поэтому язык должен располагать механизма­ми, сигнализирующими о том, осуществились ли оба со­бытия (субъектное и объектное) или только одно из них - субъектное (каузирующее). Полнота действия (его эффективность, результативность) определяется модальностью реляционного компонента значения, суть которой заклю­чается в том, что она имплицирует отношение к действи­тельности результирующего события (признака объекта действия). Ее, поэтому, можно с известной долей услов­ности назвать импликативной модальностью.

Импликативный компонент значения переходных гла­голов образует крепкий лексико-грамматический узел, соответствующий в славянских языках основному значе­нию категории вида — результативному способу действия. Импликативный вид функционирует в следующих си­туациях, различающихся по семантическому объему пре­диката (глагола): 1) в ситуации аффективного воздейст­вия на объект-лицо; глагол обозначает признак объекта, ср. Мальчик огорчил своих родителей; 2) в ситуации воз­действия на волю, сознание или поведение объекта-лица; глагол обозначает признак субъекта: Я прошу тебя замол­чать; Родители заставили сына пойти в школу; 3) в ситуа­ции активного субъекта и неактивного объекта действия; глагол обозначает признаки как субъекта, так и объекта действия, ср. Маляр белит стену; Мать накормила детей; Петя побил Ваню. Глаголы этой группы обозначают два события — действие и его резуль­тат — нерасчлененно.

Понятие результата действия тесно связано с понятием цели. Оно, следовательно, прямо зависит от того, обозначает ли глагол целеустремленное, намеренное действие субъекта или относится к не предполагающей данного эффекта акции. Различие этих двух видов действий не всегда бывает четко выражено в лексической семантике глагола и часто имеет конситуативный характер. Обуслов­ленность семантики вида значением намеренности или не­преднамеренности действия, т.е. его направленности или ненаправленности на достижение некоторого результата, подтверждается глаголами аффективного воздействия (I группа).

Эмоциональное состояние представляет собой спонтанную реакцию человека на события (агентивные и безагентные) внешнего мира. Источником эмоциональных впечат­лений часто бывают люди и их поступки. Однако, из этого не следует, что поведение людей специально направлено на достижение чьей-либо эмоциональной реакции. Глаго­лы аффективного воздействия, такие как радовать, сме­шить, огорчать, печалить даже при личностном субъекте не обозначают намеренного действия. Первичным для них является препозитивный (событийный) субъект, ср. Твое поведение возмутило всех.

<…> Важно подчеркнуть, что вид в глаголах данной семан­тики связывает себя по преимуществу с характером каузи­рующего («первого») события — его единичностью или абитуальностью, повторностью, его отнесенностью к прош­лому или будущему. Хотя само лексическое значение гла­гола относится к результирующему («второму») событию, а отрицание — к реляционному компоненту этого значения, вид, напротив, эксплицирует свойства каузирующего («первого») события.

Глаголы эмоционального воздействия могут обозначать сознательное, целеустремленное действие: аффективное давление на адресата может входить в намерения субъек­та, ср. (нарочно) злить, дразнить, стращать, запу­гивать. При таком значении глаголов первичен личностный субъект. Введение в семантику глагола значения предна­меренности прямо сказывается на содержании видовой оппозиции: и значение видовой пары и значение отрица­тельных форм изменяется. Видовое противопоставление организуется не значением единичности / абитуальности действия, а значением результативности/нерезультативности. Несовершенный вид при этом получает отмечаемое аспектологами значение попытки достичь определенного эффекта. Это делает возможным противопоставление пози­тивного несовершенного вида негативному совершенному: Петя всех смешил, да не рассмешил, Петя нас пугал (за­пугивал), но не напугал (запугал). Совершенный и несо­вершенный виды глаголов целеустремленного действия совместимы в последовательном тексте: Петя долго всех смешил и, наконец, рассмешил, т.е. Петя делал попытки рассмешить и ему в конце концов это удалось.

<…> Изучение реляционного типа значений существенно не только в аспекте лексикологии; оно во многом проясняет проблемы синтаксиса, словосочетания и предложения. Внедряясь в лексическую семантику глаголов, реляционное значение распространяет оттуда свое влияние на его грамматические категории и структурную организацию предложения.

В связи с исследованием реляционного компонента в составе глагольных значений возникает целый комплекс проблем. Назовем основные: типы реляционно-характери­зующего значения и соединяемых им термов, степень соответствия реляционного значения понятию отношения в логике, комбинаторные возможности реляционно-харак­теризующего значения, проблема асимметрии терминов отношения, референтная асимметрия (т.е. различие в ре-ференции терминов отношения) и ее логико-семантические последствия, соотношение объема реляционного значения и значения пропозиции, проблема обратимости реляцион­ного значения в ее отношении к лексике и грамматике, реляционное значение и переходность, реляционное зна­чение и вид, реляционное значение и коммуникативная организация высказывания, реляционное значение и проблема разграничения простого и сложного предложения.

Реляционное значение в глаголе столь «дальнобойно», что составляет ключевую проблему в области изучения взаимодействия синтаксиса и лексической семантики.

3. Выше были рассмотрены некоторые проблемы, ка­сающиеся реляционного компонента в составе значения прилагательных и глаголов, теперь следует коротко остановиться на реляционных существительных.

Соотносительность имен объектов возникает в силу наличия между ними опосредующего реляционного пре­диката, ср. врач (лечить) пациент, родители (родить) дети, автор (создать) произведе­ние, раб (принад­лежать) господин.

Как видно из приведенных примеров, реляционный компонент может входить в состав функциональных но­минаций, если выполняемая лицом функция объектно ориентирована.

Все названные выше пары основаны на несимметрич­ных отношениях. К симметричному реляционному типу принадлежат такие имена как собеседник, собутыльник, сослуживец, сотрудник, соученик, однокашник, соавтор, однополчанин, соратник, друг, компаньон и др. Реляционное значение наслаивается у большинства этих имен на функциональный принцип обозначения, подчиняя его себе. Подавленность вих семантике функционального компонента заметна уже потому, что занимая позицию реляционного предиката, они не могут присоединять оценочное определенно, характеризующее объект по функции, ср. * Петр замечательный (хороший, превосходный) сослу­живец (соученик, собеседник) Андрея. Имена этой серии обозначают объекты (лица) по «соучастию», т.е. по вхождению в одно функциональное (обычно за­нятое в совместной деятельности) множество. Относясь ко всем членам множества, эти имена обозначают симметричные отношения, конверсия которых но меняет реального содержания высказывания, а следовательно, не отра­жается на его истинностном значении, ср. Андрей соавтор Петра = Петр соавтор Андрея.

Симметричные отношения требуют, чтобы их термины были обозначены одним именем, вследствие чего возможно двухсубъектное синтаксическое построение: Андрей и Петр соавторы.

Реляционные номинации предметов включают в свое значение, наряду с компонентом отношения, еще и другие семы, указывающие на пол лица, его функцию, обычное действие пли иное свойство. Включение в семантику имени признаков денотата связано с выполнением им идентифицирующей функции.

Реляционные существительные употребительны как в именных (идентифицирующих) позициях (субъекта, объектов, обращения), так и в предикате, причем для имен, имплицирующих «уникальное» отношение к объекту (отец, мать, учитель, хозяин), идентифицирующая функция выдвигается на первый план. Референция имени в этом случае выражается через указание на «партнера», соотносительный объект, но не на соотносительное имя, ср. отец Маши, но не отец (своей) дочери, начальник Пет­ра, но не начальник (своего) подчиненного. Референция относительного имени поддерживается собственно иденти­фицирующим существительным, а его дефиниция опирается на соотносительный с ним термин. Первая не допускает семантического «замыкания», вторая не может без него обойтись <…>.

Употребляясь в функции предиката, реляционные име­на претерпевают семантическую редукцию: в их значении сохраняется только собственно реляционный компонент. Денотативно ориентированные семы (указание на пол лица) легко устраняются. Поэтому в предикате часто употребляется немаркированная форма мужского рода, ср. Она мой друг (реплика Войницкого из «Дяди Вани» А.П.Чехова). Однако, если отношения мыслятся как несимметричные, то пол, обусловливающий асимметрию, выражается и в позиции предиката, ср. продолжение при­веденной реплики: Астров. Уже? Войницкий. Что значит это «уже?» Астров. Женщина может быть другом мужчины лишь в такой последовательности: сначала приятель, потом любовница, а затем уже друг (Чехов). Из приведенного примера явствует, что симметричные реляционные преди­каты (приятель, друг) могут оставлять пол невыраженным, между тем как обозначение лица как члена несим­метричных отношений требует, чтобы связанная с полом асимметрия нашла свое выражение и в предикате: любов­ница, а не любовник.

Сохранение в предикате только реляционного компо­нента значения проявляется в изменении области его при­ложимости сравнительно с его референцией в термах. Такие имена, как сын, отец, дочь, дядя, бабушка и т.п., употребленные в субстантивной позиции, применимы толь­ко к лицам. Поставленные в предикат, они могут быть от­несены и к животным, ср. Рекс — сын Тарзана и Джерри.

Удерживая в своем значении только реляционный компонент, предикат статического отношения избегает определений, квалифицирующих денотат имени. Нельзя сказать Петр Иванович — молодой (усатый, чер­новолосый, толстый, заботливый, занятой, снисходительный и т.п.) отец Васи. Допустимы лишь определения, модифицирующие сам вид выражаемых име­нем отношений: Петр Иванович — неродной (приемный) отец Васи; Катя—сводная (единоутробная, единокровная) сестра Коли. Ограничения на сочетаемость реляционных преди­катов тем более показательны, что нереляционные имена, характеризующие лицо по его семейному положению, обладают большей свободой комбинирования, ср. Петр Ива­нович — убежденный (педантичный, угрюмый, нелюдимый, скупой и т.п.) холостяк.

Статические отношения в строгом смысле не градуиро­ваны. Они, поэтому, категорически не допускают оценочных определений. Нельзя сказать Петр Иванович—хоро­ший отец Маши. Оценка может быть отнесена только к производным от отношения качествам или действиям лица. При этом реляционное имя выполняет функцию ско­рее характеризующего, чем реляционного предиката, и это выражается в отпадении или ином синтаксическом оформ­лении второго термина отношений, ср. Петр — хороший отец; Она была мне плохой дочерью.

Сообщения о наличии между объектами статических отношений может вводиться только пропозициональными глаголами знания, ср. Я знаю (подозреваю, сомневаюсь), что Петр — отец Маши. Такие сообщения не выражают мнения говорящего. Нельзя сказать Я считаю, что Петр — отец Маши.

Если же отношение соответствует градуированному (не фактуальному) концепту, то оно допускает оценку и может вводиться пропозициональными глаголами мнения, ср. Я считаю, что он мой верный (преданный) друг; Я твой верный раб. Но даже в этом случае лучше сказать Он всю жизнь был мне верным другом; Ты был мне хорошим товарищем.

Таким образом, значение и сочетаемость реляционных имен в предикате отличны от их значения и сочетаемости в субстантивных позициях, приближающихих к именам идентифицирующего типа.

Печатается по кн. Арутюнова Н.Д. Аспекты семантических исследований. М., 1980. С.156-249.