К ПРОБЛЕМЕ ФУНКЦИОНАЛЬНЫХ ТИПОВ ЛЕКСИЧЕСКОГО ЗНАЧЕНИЯ 3 страница

Форма существенна и в других случаях. Сколь ни важ­на функция (вернее, функции) стола, это имя не будет применяться к любому предмету, приспособленному к тому, чтобы служить соответствующим целям (например, ящи­ку): служить столом не значит быть столом. Все, что сло­жит столом как раз им не является. Глагол служить ука­зывает на функциональное тождество между классом специализированных предметов и не предназначенной для выполнения данной функции конкретной вещью. Имя специализированного класса в таком употреблении нере­ферентно. Оно преобразовало в предикат. Глаголы типа служить чем-либо, использоваться (применяться) в каче­стве чего-либо (как что-либо) и под. регулярно соединяют референтные имена с нереферентными и это сближаетих со связкой. Назначение этих глаголов актуализировать в семантике предметного наименования функциональный компонент. Это своего рода операторы функциональной предикативизации. Они существенно изменяют семанти­ческую структуру имени. Употребление с указанными глаголами свидетельствует о семантической предрасполо­женности функциональных имен к предикатному преобра­зованию. Из этого не следует, разумеется, что функциональ­ный компонент значения достаточен для семантической характеристики слова. Объясняя употребление имени стол после связок типа служить, он не объяснит его значения после связок типа быть. В этом последнем случае функ­циональное существительное является таксономическим предикатом. <…>

2. <…> Предпочтение функционального принципа номинации артефактов другим приемам семантической техники объясняется, таким образом, стабильностью именно этого при­знака в именуемом классе объектов при возможности варьирования прочих их черт.

Но можно поставить вопрос иначе: почему в семанти­ческой структуре функциональных имен сохраняется выделенность функционального компонента значения, в ущерб прочим его чертам, сближающая номинацию пред­мета с предикатным семантическим типом? Ответ на этот вопрос следует искать, видимо, не только в возможной фи­зической изменчивости номинатов, но и в особенности употребления имен, выражающейся в наиболее типичной для них референции. Во многих жизненных ситуациях ока­зывается безразличным, какой именно конкретный пред­мет того или другого специализированного класса выпол­нит требуемую функцию, т.е. какой конкретной ложкой, вилкой, стаканом, иголкой, и т.п. будет осуществлена соответствующая акция. В бытовой речи имена артефактов употребляются в общем случае с неоп­ределенной референцией, т.е. имени сопоставляется лю­бой предмет соответствующего класса, ср. Дай мне иголку (щелкунчик, открывалку, пепельницу и т.п.); Где у тебя спички?

Наиболее распространенный вид референции обусловил и наиболее широко используемый способ номинации — обозначение по функции. Естественность функционально­го обозначения проявляется в частности в том, что в раз­говорной речи номенклатурные имена артефактов активно заменяются функциональными номинациями. Более того, в повседневной речи часто встречаются описательно-функ­циональные эквиваленты имени, которые могут быть отне­сены не только к объекту определенного класса, но и к лю­бому из его суррогатов, заместителей, способных взять на себя выполнение требуемой функции, ср. Принеси на что положить; У нас нет чем мясо отбивать; Чем писать захватила?

Можно отметить, что такое употребление встречается и тогда, когда речь идет о вполне конкретном предмете, выделенном своей единичностью в данной ситуации. Иначе говоря, даже при конкретности предмета дело может быть представлено так, как будто имеется в виду любой объект с данной специализацией. Так, например, говоря Давай вытащим в чем спать (о спальном мешке); Дай чем мясо отбивать обычно имеют в виду вполне определенный, извест­ный обоим собеседникам предмет.

3. Функциональный принцип применяется не только к артефактам, хотя последние составляют основную часть предметной области приложения этой семантической тех­ники, но и к двум другим категориям объектов — споради­чески к естественным реалиям (растениям, реже живот­ным) и регулярно к лицам. Семантическая структура функциональных наименований этих категорий объектов отлична от семантической структуры имен артефактов, и это демонстрирует, с одной стороны, влияние на семан­тический тин слова обозначаемого объекта (для естествен­ных реалий), а с другой — важность для структуры значе­ния слова его положения в общей семантической системе языка, взаимодействие с другими именами, приложимыми к тем же объектам.

<…> Семантическая структура функциональных наименова­ний естественных родов близка к идентифицирующему (дескриптивному) типу, и эта близость, несомненно, обу­словлена неизменностью их видовых характеристик и несущественностью функционального признака, отражаю­щего использование объекта человеком, ноне его предна­значение, для целей идентификации.

4. Совсем другое дело функциональные обозначения лиц (ср. чистильщик, полотер, переплетчик, водовоз, пере­водчик и пр.). Если аналогичные наименования артефак­тов и естественных родов представляют собой единствен­ные cпос6ы их номинации, то функциональные наимено­вания лиц сосуществуют с многими другими способами обозначения, в том числе именами собственными. Артефакты и естественные объекты редко входят в серию пере­секающихся между собой разрядов; лица же всегда вклю­чаются одновременно во многие — крупные и мелкие, социальные, родственные и характерологические объеди­нения, каждое из которых выделяется по одному (или немногим) признакам. Этим определяется близость част­ных номинаций лиц, в том числе и их функциональных обозначений, не к идентифицирующему, а к предикатному типу.

<…> Хотя наименования профессий далеко не всегда следу­ют функциональному принципу (ср. заимствования: секре­тарь, слесарь, маляр, модистка), функциональность самой номинативной таксономии выделяет тот компонент значе­ния, который отражает социальную нагруженность обозна­чаемой категории лиц. И здесь, как и среди наименований артефактов, принцип классификации, независимо от прин­ципа номинации, обусловливает структуру значения. Если функция артефакта во многом предопределяет его другие характеристики (ср. зависимость формы штопора от его назначения), то для лиц таких импликаций (если оставить в стороне проблему способностей и признания) меньше. Это предусматривает более предикатный (стремящийся к моносемности) характер функциональных наименований лица, сравнительно с именами артефактов.

Но и область имен лица не вполне однородна. В ней обозначения, данные по окказиональному действию, более близки к предикатам, чем имена профессий, отражающие абитуальную, постоянную деятельность лица. Так, отве­чающий семантически (но не синтаксически) более пре­дикат, чем ответчик, а ответчик ближе к предикатному типу значения, чем, например, судья (ср. также обвиняющий, обвинитель и прокурор). Это естественно вытекает из того факта, что окказиональное действие характеризует лицо только одним признаком, профессиональная деятельность относится к комплексу обязанностей, а иногда имплициру­ет присутствие или отсутствие других (физических и пси­хологических) черт. В этом смысле еще большую близость к идентифицирующему типу, по-видимому, обнаруживают имена должностей (директор завода, главный инженер, референт, секретарь ученого совета, и под.), относящиеся к многоаспектной деятельности и обрастающие многими коннотациями.

5. Таким образом, имена, в которых использован функ­циональный принцип обозначения объекта, распределяют­ся между предикатным и дескриптивным типами семанти­ческой структуры: к первому ближе имена лиц, ко второ­му—имена естественных объектов, серединное между ними положение занимают имена артефактов. Семантиче­ская неравномерность функциональных наименовании обусловлена реальными различиями в ситуациях практи­ческой жизни, а также давлением лексической системы (наличием или отсутствием однореферентных, т.е. относя­щихся к одному объекту, имен).

Использование функционального критерия классифи­кации объектов является определяющим для семантики имени. Вне зависимости от принципа номинации во всех тех случаях, когда происходит распре­деление объектов по специализированным классам, в се­мантике именина первый план выдвигается функциональ­ный компонент, т.е. значение моделируется по предикатному (или, в известной степени, приближающемуся к предикатному) образцу.

К лицам функциональный критерий классификации применяется как вторичный, вспомогательный, к артефак­там — как основной. Среди естественных реалий им поль­зуются как для более широких объединений (ср. типологизацию лекарственных растений: жаропонижающие, по­тогонные и пр.), так и для внутривидовых различий (ср. «профессии» собак: гончие, сторожевые, ищейки и пр.).

Во всех случаях утилитарная растасовка естественных объектов не совпадает с природной таксономией мира. Поэтому везде, где она применена, происходит отвлечение от «форм природы» (т.е. от прочих свойств объектов) и обозначение приобретает предикатный характер (им часто служат атрибутивное словосочетание, субстантивированное причастие или прилагательное). Иначе говоря, чем менее «естественен», вторичен положенный в основу классификации природных объектов критерий, чем больше он отражает человеческое (потребительское, эстетическое) отношение к миру, тем ближе значение к предикатному типу. Напротив, чем больше следует человек естественному критерию таксономии, тем ближе значение к идентифицирующему (дескриптивному) шаблону.

Часть имен функционального значения, именно те из них, которые фиксируют объектно ориентированное дей­ствие, обнаруживают черты сходства с реляционной семантикой, т.е. значением, в состав которого входит компонент «отношение». Такие имена артефактов, как пробочник, орехокол, картофелечистка и др., а также названия приспособлений, данные по конечному продукту операции (напр. соковыжималка), обозначают предмет по действию, направленному на объект. К этой же категории принадлежат и многие имена лиц, ср. лесоруб, водитель троллейбуса, дровосек, продавец и пр. Реля­ционный компонент значения присутствует и у всех отыменных производных (типа сапожник, ко­фейник, автопарк и т.п.).

Функциональные обозначения отличаются от собствен­но реляционных существительных, обязательным свойством которых является способность устанавливать отношения между именами, отнесенными к конкретным предметам, ср. Петров — отец этого мальчика. Между тем функцио­нальные номинации не передают отношений между кон­кретными предметами. Имя объекта всегда относится к классу. Нельзя сказать Этот щелкунчик (для) этих орехов; Это чистильщик этой пары туфель. Помещенные в позиции предиката, функциональные имена выполняют только классифицирующую функцию, напр., Это — щелкунчик. Они открывают одно синтаксическое место для субъекта. Функциональное значение, в отличие от реляционного, по­глощает объект (второй термин отношения), который мыслится как величина постоянная, неизменная. И чи­стильщик сапог и продавщица мороженого и нож для консервов есть сложные наименования. Если они утрачивают указание на объект, то этим не освобождается синтаксическое место, которое можно было бы занять другим именем: значение объекта входит в семантику имени: чистильщик значит то же, что чистильщик сапог, щелкунчик —то же, что орехокол.

Этим определяется и различие в способе актуализации функциональных и реляционных номинаций. Если реля­ционные имена получают отнесенность к предмету через указание на термин отношения (мать моего приятеля, поливка цветов), то функциональные номинации этому методу не следуют. Нельзя сказать штопор этой бу­тылки, чистильщик этих сапог или их чистильщик. Функциональные номинации в общем случае актуализируются либо прямым отнесением к предмету — этот щелкунчик, тот поднос, либо указанием на ту систему, в рамках которой объект выполняет свою функцию (т.е. через указание на целое, частью которого считается данный объект), ср. сек­ретарь этого отдела. Последний способ эффективен при уникальности данной функциональной «детали» в рамках системы.

Исключение составляют обозначения окказиональных акций, которые можно в равной мере причислить и к функциональному и к реляционному типу значения. Референ­ция таких имен достигается указанием на объект действия, ср. податель сего, поджигатель этого сарая, автор этого письма (романа, произведения) при невозможности писатель этих произведений. Единичность действия всегда имплицирует определенность актантов (субъекта и объекта). Поэтому обозначение лица по разовому действию используется в идентифицирующих целях, и это сближает их с реляцион­ными предикатами, ср. отец Коли и автор «Бесов». Связь окказиональных обозначений лица с соответствующими реляционными предикатами остается живой. В то же время окказиональные номинации не могут в общем случае выполнять функции реляционного предиката, ср. некорректность предложений типа Петров — податель сего. Меж­ду функциональным и реляционным типами значения есть не только различия, но и общие черты. Так, среди функ­циональных имен наблюдаются отношения конверсии (ср. покупатель и продавец).

6. Обращение к функциональной семантике позволяет ясно увидеть зависимость семантического типа слова от социальной практики, с одной стороны, а с другой — про­цесс преобразования идентифицирующего (дескриптивно­го) значения в предикатный (или близкий к предикатно­му) тип, обусловленный применением в классификации предметов однопризнакового (в данном случае функцио­нального) критерия.

Таким образом, изучение функциональных значений и их языкового поведения представляет чрезвычайный ин­терес в том отношении, что обнажает возникновение значения предикатного (стремящегося к монопризнаковости) на базе конкретно-предметной лексики. Стимулом к такого рода преобразованию является более всего производствен­ная деятельность, в ходе которой в классах предметов вы­деляется существенный для этой деятельности аспект — функция предмета. Соответственно в значении слова функциональный компонент занимает доминирующее по отношению к другим признакам класса положение. Семан­тическая структура получает четкую иерархическую орга­низацию, обнаруживающую себя в нормах сочетаемости слова. Так, именно функциональный тип значения обладает наибольшими сочетаемостными потенциями по отношению к оценочным определениям, основывающимся на утилитар­ном критерии, причем такого рода соединения не оставля­ют сомнений в том, к какому компоненту значения эта оценка относится, ср. хорошие ножницы, превосходная ко­фемолка, замечательный пылесос, отличный портной.

ЗНАЧЕНИЕ И ЧЕЛОВЕК

В сферу «человеческой семантики» входят все слова, обозначающие признаки, т.е. обладающие непредметным значением. Область семантических предикатов есть итог общенародного и общедоступного познания мира. В ней за­крепляются все те понятия, которые сложились у каждого народа в ходе его познавательной, трудовой, социальной и духовной деятельности и которые предопределяют наблю­дения, суждения, мнения и оценки, выражаемые и языке и сообщаемые говорящими друг другу. <…>

Область признаковых значений велика и разнообразна. Если даже не выходить за пределы тех концепций, кото­рые могут быть отнесены к материальным объектам и со­ответствуют понятийной сетке, зафиксированной в языке параметрической лексикой (типа цвет, форма, размер и т.п.), позволяющей дать языковую (лексическую) клас­сификацию предикатов, то и здесь видна их большая неоднородность. Предикаты первой степени могут обозна­чать физические признаки предмета (его цвет, форму, раз­мер, плотность, способность быть объектом разных дейст­вий и пр.), его пространственную ориентацию, механические действия лиц и сил природы, социальную активность человека, его духовную деятельность и душевные состоя­ния, его физические ощущения, речевое поведение, психи­ческую структуру и эмоциональные реакции, утилитарные и эстетические оценки, интерперсональные отношения и многое другое.

Различаясь по областям приложения к материальному миру и по своим источникам (соответствию определенно­му способу познания), предикатные слова очень различны по своим семантическим свойствам.

Ниже будут рассмотрены некоторые из общих семанти­ческих характеристик предикатной лексики в сопоставле­нии со значениями идентифицирующего типа, а именно: 1) отношение значения семантического предиката к спосо­бу восприятия свойств предмета, 2) отношение предикат­ных значений к происходящему на оси времени (потоку событий), 3) значение предиката и идентификация ситуа­ций, 4) объем экстенсионала предикатных значений, 5) оценочность в значении предиката, 6) семантическая комплексность предикатных значений. Специальный раз­дел посвящен статусу реляционного компонента в значе­нии предикатов.

Признаковые и оценочные значения

1. Поскольку все предикатные значения ориентирова­ны на человека, они формируются в известной зависимости от «каналов связи» человека и мира, от того, какому спо­собу познания отвечает значение слова.

Семантика предикатов не просто соотносится с опре­деленным способом познания мира, но обладает в зависи­мости от этого некоторой спецификой. Последняя заметна уже при обращении к предикатам, отвечающим чувствен­ному восприятию объектов действительности. Осязание, вкус и обоняние направлены по преимуществу на обнару­жение статических свойств предметов. Порождаемые ими предикаты — в русском языке это обычно прилагательные — стативны и семантически просты; в их значение входит лишь указание на один признак: гладкий, липкий, шершавый, горячий, душистый и др. Каждый ряд предикатов обладает в свою очередь собствен­ными характеристиками. Так, например, для прилагатель­ных, обозначающих вкус и особенно запах, очень важна «вкусовая оценка», разделяющая приятное и неприятное, для «осязательных» прилагательных она имеет меньшее значение.

Слуховое восприятие отвечает только динамическому аспекту мира. Оно дает языку прежде всего процессуаль­ные глаголы: шуметь, стучать, звенеть, трубить, пищать, грохотать и др. Большинство из них склонно к фазисным изменениям (запищать, отгрохотать и т.п.). Семантика таких предикатов часто создается через указание на субъект, орудие и способ осуществления действия.

Зрительное восприятие мира может в равной степени охватывать и статику и динамику. Статические предикаты монопризнаковы; в них зафиксирован либо цвет, либо фор­ма, либо размер предмета, либо его отношение к свету. Напротив, динамические предикаты, обозначающие меха­нические действия, дескриптивны, синтезируют в себе це­лый комплекс признаков. Значение этих глаголов часто от­ражает то, как производится действие или протекает процесс.

<…> Расчленение динамического признака на общее и спе­цифическое ведет к увеличению объема пропозиции за счет сокращения объема глагольного значения, ср. скакать и идти вскачь. При этом дескриптив­ное значение передвигается в позицию обстоятельства об­раза действия, формирующую наречия. Таким образом, трасса дескриптивного значения пролегает вдоль пропози­ции: имя естественного предмета (субъект пропозиции) — характерное для естественного предмета проявление в действии (предикат пропозиции) — специфический для данного субъекта способ осуществления действия (обстоя­тельство) , ср. воробей — чирикать — петь (говорить) чири­кая; человек — идти — идти пешком; конь — скакать — идти вскачь. По мере этого движения степень семан­тической диффузности уменьшается, и в то же время расширяется область характеризуемых объектов.

Среди значений, порожденных чувственным восприя­тием мира, наиболее развиты и тонко дифференцированы понятийные эквиваленты зрительных впечатлений. Зри­тельное восприятие мира играет огромную роль в форми­ровании понятийной сферы и соответственно языковой се­мантики. Громадный пласт предикатной лексики относит­ся к зрительно воспринимаемым свойствам — статическим и динамическим — объектов действительности. «Зритель­ная» семантика достаточно четко расчленена. Напротив, значения, относящиеся к результату слухового, и в осо­бенности, вкусового, обонятельного, осязательного восприятия материи, в большей степени диффузны, внутренне недискретны.

Показательно, что предикаты, обозначающие три по­следних вида ощущений не употребляются в функции гла­голов пропозиционального отношения (пропозициональный глагол вкуса n русском языке вообще отсутствует). Человек мало продвинулся в разложении на элементы это­го рода восприятий. <…>

Таким образом, предикаты, отвечающие чувственному восприятию мира, демонстрируют зависимость своей се­мантической структуры от тех «каналов», через которые осуществляет человек свое знакомство с объектами дейст­вительности.

2. Специфика предикатных значений в существенной мере обусловлена особенностями членения мира по времен­ной оси, производимого языком.

Значение динамического предиката – это кадр, выхвачен­ный из киноленты жизни. Оно воспринимается на фоне мелька ситуаций и в их контексте. Для него важен прежде всего объем введенной в поле зрения ситуации, т.е. сте­пень отдаления объектива, дистанция, определяющая круп­ный пли общий план. Так, в кадр, репрезентируемый предикатом ехать, не входит ни отправной пункт, ни пункт назначения; в кадр, обозначаемый предикатом приезжать, должен войти пункт прибытия; в кадр, к которому может быть отнесен предикат уезжать, должен быть включен пункт отправления <…>.

Глаголы начала, вступления в силу или прекращения какой-либо ситуации противопоставляют маркированную (содержательную) ситуацию немаркированной («пустой»), наличие позитивного признака его отсутствию, ср. полю­бить и разлюбить, понравиться и разонравиться. Отсылку к противопоставленной ситуации содержат и такие парные предикаты, как мокрый и сухой, говорить и молчать, полный и пустой.

Отношение к норме, аналогия, сопоставление — эти важнейшие механизмы познания оказываются в то же время важнейшими факторами формирования предикат­ной семантики, обусловливающими соотносительность предикатных значений, ведущую к их системной органи­зации, в частности, к возникновению отношений ан­тонимии.

Особенно ярко прослеживается связь и взаимодействие событий в значении предикатов, относящихся к психиче­ским состояниям, интерперсональным отношениям и адре­сованным действиям. Это естественно объясняется тем, что психические реакции не могут быть отделены от вызвав­ших их стимулов. Специфика психического состояния столь же прямо соответствует субъективной оценке моти­вирующего ею события, как и последняя — вызываемому состоянию психики.

Предикаты типа отомстить, отблагодарить, наказать, свести, счеты, компенсировать, возместить, отругать, сде­лать выговор, упрекнуть, ответить тем же, извиниться, все обозначения рикошетных акции включают в свое значение отсылку к прошлому событию как к мотиву, причине дей­ствия. В значение предиката обычно входит лишь субъек­тивная оценка мотивирующего события с точки зрения его отношения к интересам говорящего (субъекта). Поэтому полнота сообщения требует конкретизации мотива, и гла­гол открывает синтаксическое место для событийного до­полнения. Так, лексическая структура глагола предопре­деляет синтаксическую структуру предложения.

С другой стороны, в предикате могут быть так тесно объединены указания на психическую и физическую реак­цию человека, а физическая реакция оказывается столь комплексной, что создаются лексикографические трудно­сти, связанные с выбором родового понятия. Ср. определе­ние слова смех в словаре под ред. Ушакова: «Короткие и сильные выдыхательные движения при открытом рте, сопровождающиеся характерными прерывистыми звука­ми, возникающие у человека, когда он испытывает какие-нибудь чувства (преимущественно при переживании радо­сти, веселья, при наблюдении или представлении чего-нибудь забавного, нелепого, комического, а также при некоторых нервных потрясениях и т.п.)». В словаре С.И.Ожегова в определении этого слова на первый план выдвинуты стимулирующие смех эмоции: «Выражающие полноту удовольствия, радости, веселья или иных чувств отрывистые характерные звуки, сопровождающиеся ко­роткими и сильными выдыхательными движениями». Если в первом определении смех подведен под родовое понятие «движение», то во втором — смех трактуется как разно­видность звуков. Можно думать, что выбор родового поня­тия для этого вида «озвученной» мимической реакции че­ловека на определенные раздражители (более всего на «то, что кажется смешно») не отвечает существу данного явления. Мы уже не говорим о том, что определение смеха как вида движения плохо согласуется с определением гла­гола смеяться, интерпретируемого как «издавать смех». Более последовательная формулировка — «делать смех» (ср. «делать выдыхательные движения») — своей некор­ректностью обнаружила бы ошибку в таксономии смеха.

До сих пор речь шла о событийных реминисцен­циях в лексическом значении глагола. Это уже мотивы психических состояний могут относиться как к прошлому, так и к будущему. Это дает о себе знать в том, что психи­ческие предикаты дифференцируются по признаку оценки будущего события, ср. бояться, появления милиционера и надеяться (рассчитывать) на появление милиционера. То же можно сказать о таких «вперед смотрящих» глаголах как обещать, угрожать, предупреждать, сулить, одалжи­вать и т.п. «Воспоминания о будущем» присутствуют и у глаголов целенаправленного действия; освободить, опу­стошить, обезопасить, выучить, вычистить, сшить и т.п. (ср. выучивать — учить, чтобы знать или помнить, вычи­щать = чистить, чтобы было чистым и пр.).

<…> Роль событийных связей, в особенности человеческих действий и их мотивов, более существенна для формиро­вания предикатных понятий, чем роль материальных свя­зей и пространственных отношений для формирования предметных значений. Отношения номинации, определяю­щие поведение идентифицирующих имен, стремятся к уста­новлению четких границ между называемыми предметами. Для отношений собственно семантических, т.е. для обра­зования отвлечённых понятий, напротив, связи и мостики между стимулом и реакцией, причиной и следствием, мо­тивом и поступком, основанием и выводом, действием и его целью и т.п. не только не препятствуют, но скорее спо­собствуют созданию адекватных действительности понятий.

Таким образом, отсутствие четкого, «непроходимого» членения ситуаций, сознание их взаимообусловленности, понимание специфики многих ситуаций по сравнению с другими ситуациями, все это определяет относитель­ный (лучше было бы сказать соотносительный) характер семантики многих предикатов, свойство, отличающее предикатные значения от идентифицирующих. Первые стремятся к взаимосвязанности, вторые — к взаим­ной независимости, автономности. Для первых типична от­носительность, для вторых — абсолютность.

Тяготение к автономности предметных значений и связанность значений предикатного типа, большая систем­ность последних но сравнению с первыми, обусловлены но только очевидными различиями в возможностях членения и классификации предметного мира и мира событийного, не только особенностями их познания, но и различиями в природе субъекта (темы) и предиката сообщения. Если тема сообщения в общем случае «заинтересована» в том, чтобы были четко обрисованы все контуры, чтобы предмет речи был бы отделен от других предметов, то предикат, напротив, входя в связный текст, стремится к семантиче­скому сцеплению с другими предикатами, ср.: Он ушел но вскоре вернулся; Он молчал, но вдруг заговорил (пре­рвал молчание); Она очень волновалась, но нам удалось ее успокоить.

Фактор семантической соотнесенности определяет, та­ким образом, не только взаимодействие предикатаи егоактантов, но и взаимодействие предикатов в связном тексте.

Конечно, и предикатные значения, как и значения предметные, обнаруживают тенденцию к отрыву от при­знаков, непосредственно не входящих в данную ситуацию, т.е. от событийного предтекста. Вследствие этого, напри­мер, из семантически сложного, «реминисцентного» пре­диката выталкивается и получает самостоятельное выра­жение сема «ретро», конкретизирующаяся в таких слонах, как снова, еще, опять, еще раз, вторично и т.п., характе­ризующих события, действия, состояния по их отношению к предыстории и выражающих связь между происходящим в разные периоды времени.

Чем более обобщенным становится значение предика­та, тем активней развиваются его синтаксические валентности, и тем необходимей становится их замещение. Лек­сический анализ всегда чреват синтаксическим синтезом. Все то, что было разорвано, должно быть вновь соединено. Все синтаксические связи порождены процессами дробле­ния, расчленения лексических значений, обеднения семан­тики предикатных слов. Отрыв признака от предмета дает возможность в дальнейшем соединить их атрибутивной связью, отрыв предмета от пространственного фона откры­вает в предложении обстоятельственную позицию, разрыв событий но оси времени ведет к развитию временных и логических отношений. В значении предиката (глагола) уже предчувствуются типы синтаксических связей.

Семантическая насыщенность и относительная авто­номность предметных значений оборачивается слабым развитием их синтаксических валентностей, системы под­чинения. Напротив, смысловая утомленность и неавтономность предикатных значений обеспечивает большинству из них разветвленную систему сочетаемости. Синтаксиче­ские связи глагола богаче синтаксических связей конкрет­ного имени.