Глобальные катастрофы и их освещение в СМИ

Если попытаться выявить какую-то глобальную тенденцию, которая бы характеризовала состояние нашего мира за последние четверть века, то сразу бросается в глаза возросшее число сообщений о катастрофах. Все чаще на страницах газет и экранах телевизоров появляются образы мира на грани краха, один из самых популярных жанров в кино – «фильм-катастрофа», а едва ли не все новости строятся в формате «репортажа с петлей на шее». Создается впечатление, что СМИ единодушно сговорились и теперь соревнуются друг с другом в поисках наиболее впечатляющего сценария грядущего «конца света»: птичий грипп или глобальное потепление, смена магнитных полюсов или запуск адронного коллайдера. Все говорит в пользу того, что нам осталось совсем немного, причем разночтения в источниках и пророчествах (будь то календарь майя или предсказания бабы Ванги) на уровне «статистической погрешности» можно не принимать во внимание.

Ученые также вносят свою лепту в смятение умов и уже несколько десятилетий создают научную версию эсхатологии, начиная от «пределов роста» Римского клуба и заканчивая новомодной «теорией хаоса». Даже пчелы решили взять пример с крыс и дружно покидают борт планеты Земля, исчезая в неизвестном направлении целыми роями. Вопрос лишь в одном: убьем ли мы себя сами или это сделает, окончательно разочаровавшись в своем творении, сам Господь силами матушки-природы? Впрочем, традиционное разделение инцидентов на природные катаклизмы, техногенные катастрофы и социальные конфликты уже не срабатывает, поскольку их стало невозможно противопоставлять друг другу. Нужно говорить о взаимосвязи и даже зависимости изменений в природе от социальных потрясений.

Однако даже понимание своей ответственности за все происходящее в мире не приводит нас к смене приоритетов. Ведь количество катастроф и несчастных случаев возросло настолько, что они стали не исключением из правил, но, скорее, нормой жизни. Мы постепенно привыкаем к ним, наш взгляд «замыливается», и эмоциональной включенности добиться все труднее. К этому добавляется большое количество просмотренных фильмов о катастрофах, за счет чего складывается особая «кинематографичность восприятия», при которой «запас прочности» в виде пласта коллективных представлений о катаклизмах как наиболее ярком зрелище становится слишком велик. Воспоминания создают непреодолимый барьер, гасящий эмоциональную сопричастность и создающий привычный стереотип восприятия трагедии как особого вида развлечения. Только наиболее жестокие кадры насилия или бедствий считаются достойными нашего внимания и могут вызвать сочувствие в отношении пострадавших. Мы жадно поглощаем это зрелище вместе с чипсами, находясь в безопасности дома у телевизора. Не потому ли так возрос интерес к катастрофам в самих СМИ? А значит, дело вовсе не в увеличении количества бедствий, но в преувеличенном внимании к ним со стороны масс-медиа.

Освещение катастрофических событий и их анализ на телевидении происходит, как правило, в формате новостных репортажей, а также научно-популярных и документальных фильмов, однако перед ними стоят принципиально разные задачи. Репортеры призваны передать саму атмосферу события как происходящего непосредственно прямо сейчас, в данный момент, чтобы дать нам шанс почувствовать себя его очевидцами, и могут предложить лишь более-менее правдоподобные версии происходящего (опираясь на собственную компетенцию либо на мнение специально приглашенных экспертов). Кинематографисты, наоборот, имеют определенное преимущество в виде временной отсрочки, позволяющей осмыслить причины произошедшего и предложить это объяснение массовой аудитории уже как научно обоснованное и претендующее на истину в последней инстанции.

В итоге появляются целые сериалы, предлагающие подробно прописанные «сценарии катастроф», в которых не только объясняются причины уже случившихся происшествий, но и делаются попытки прогноза грядущих катаклизмов. Однако позволяет ли это предсказать и, тем более, предотвратить подступающую угрозу? Вряд ли. Скорее, это позволяет ориентировать сами СМИ на своевременное освещение новых бедствий по мере их приближения. И если принимать во внимание взаимосвязь социальной напряженности с природной дисгармонией, то масс-медиа сами могут рассматриваться в качестве разносчиков панических настроений, усиливающих резонанс и провоцирующих тем самым все новые и новые инциденты.

С точки зрения социальной психологии, каждый выпуск новостей представляет собой потенциальную катастрофу. Уже доказано, что сообщения о самоубийствах провоцируют их рост – как будто они служат сигналом для совершения все новых и новых суицидальных попыток [см. 1]. Сам факт, что кто-то покончил с собой таким способом, что это привлекло всеобщее внимание, словно выступает в качестве побудительного мотива к совершению аналогичных действий, в том числе косвенных – например, возрастанию количества автомобильных аварий. Акты же вандализма и неоправданного насилия могут приобретать черты эпидемии, раздуваемые СМИ так же, как ветер раздувает пламя лесного пожара (причем буквально, вплоть до массовых поджогов – вспомним стихийные беспорядки в пригородах Парижа, после показа по телевидению превратившиеся в организованные, а также совсем недавние «партизанские» ночные вылазки поджигателей автомобилей в Москве, докатившиеся и до Беларуси).

Захваты заложников и крупные ограбления, стрельба студентов в учебных заведениях по сокурсникам и преподавателям – все это звенья одной цепи или элементы мозаики, складывающиеся в некий «новый порядок», в котором «кулачное право свободы» доказывает свое превосходство над хилостью и продажностью закона. Сообщения о криминальной напряженности как будто способствуют возникновению новых беспорядков и действуют по принципу информационного вируса или «мема», привлекающего всеобщее внимание и порождающего антисоциальные настроения, которые становятся своеобразной модой на «экстрим» [см. 2].

То же самое с терроризмом. Многие террористические акты (среди которых безусловный «шедевр» – взрыв зданий башен-близнецов Всемирного торгового центра в Нью-Йорке 11 сентября 2001 года) совершаются именно для вызова панических настроений за счет трансляции по каналам СМИ. Вирулентный характер терактов имеет, безусловно, масс-медийную природу и провоцируется возможностями косвенной апелляции к массовой аудитории посредством сообщений журналистов [см. 3].

Таким образом, каждый новостной выпуск, каждый выход на большие экраны очередного блокбастера превращается в катастрофу малого масштаба, которая, тем не менее, может рассматриваться в качестве предвестника грядущих глобальных катаклизмов. Катастрофа становится главным событием, если не «главным героем» нашего времени. Собственно, Главным Событием эпохи и должен стать сам «конец света». Словно соревнуясь друг с другом, СМИ предлагают различные вариации этого Главного События, в каждом из репортажей содержится посыл к дальнейшему моделированию Апокалипсиса, и это настойчиво рисует в нашем воображении сценарий грядущей катастрофы, в которой погибнет мир. А нам лишь остается, говоря словами одного из персонажей фильма «Армагеддон», занять места в первом ряду и с удовольствием наблюдать за происходящим.

Литература

1. Гладуэлл М. Переломный момент. М., 2006.

2. Рашкофф Д. Медиа вирус! М., 2003.

3. Шкуратов В. А. Искусство экономной смерти. Ростов-на-Дону, 2006.